— Вы, мальчики, выглядите так, будто обсуждали что-то очень серьезное. — Миссис Тозиер вновь уселась с книгой в одной руке и стаканом холодного чая — в другой. В ожидании ответа она смотрела на них.
— Да, Денбро высказал безумную мысль, что «Ред сокс» закончат сезон в первом дивизионе, — ответил Ричи.
— Я и м-мой па-апа ду-умаем, ч-что о-они п-прибавят. — Билл пригубил ледяной чай. — О-очень хо-ороший, ми-иссис Тозиер.
— Спасибо, Билл.
— В том году, когда «Ред сокс» закончат сезон в первом дивизионе, ты перестанешь заикаться, каша-во-рту, — ввернул Ричи.
— Ричи! — потрясенно воскликнула миссис Тозиер. Она едва не выронила стакан с ледяным чаем. Но и Ричи, и Билл Денбро истерически хохотали, чуть не складываясь пополам. Миссис Тозиер переводила взгляд со своего сына на Билла и обратно, но в изумлении, которое она ощущала, простое недоумение смешивалось с уколом страха, таким резким и острым, что он проник в глубины ее сердца и вибрировал там ледяным камертоном.
«Я никого из них не понимаю, — думала она. — Куда они ходят, чем занимаются, чего хотят… кем они вырастут. Иногда, да, иногда глаза у них безумные, иногда я боюсь за них, а иногда — их…»
Она обнаружила, что думает (и не в первый раз) о том, как было бы хорошо, если бы у них с Уэнтом родилась еще и девочка, миленькая белокурая девочка, которую она могла бы одевать в платья, и завязывать бантики в тон платьям, и обувать в черные кожаные туфельки. Миленькая белокурая девочка, которая после школы просила бы испечь булочки, которая просила бы покупать ей куклы, а не книги по чревовещанию и модели гоночных автомобилей «Ревелл».
Миленькая белокурая девочка, которую она понимала бы.
— Он у тебя? — озабоченно спросил Ричи.
В десять утра следующего дня они катили велосипеды по Канзас-стрит вдоль Пустоши. Над ними висело тускло-серое небо. Во второй половине дня обещали дождь. Ричи смог заснуть лишь после полуночи, и он подумал, что Денбро тоже провел беспокойную ночь; под глазами у старины Билла набухли черные мешки.
— Он у ме-еня. — Билл похлопал по зеленой куртке из толстой шерстяной материи.
— Дай взглянуть, — с восторженным придыханием попросил Ричи.
— Не сейчас, — ответил Билл и улыбнулся: — К-кто-нибудь е-еще мо-ожет у-увидеть. По-о-осмотри, ч-что е-еще я п-принес. — Он завел руку за спину, сунул под куртку и достал из заднего кармана рогатку «Яблочко».
— Ох, черт, мы в беде! — Ричи рассмеялся.
Билл сделал вид, что обижается.
— Э-это бы-ыла т-твоя и-идея, То-о-озиер.
Сделанную на заказ алюминиевую рогатку Биллу подарили на прошлый день рождения. Зак пришел к выводу, что это разумный компромисс между желанием Билла получить пистолет двадцать второго калибра и решительным отказом его матери даже думать о том, чтобы купить ребенку огнестрельное оружие. В брошюре с инструкциями говорилось, что рогатка может послужить отличным оружием для охоты, после того как ты научишься ею пользоваться. «В умелых руках рогатка „Яблочко“ может быть столь же действенной и смертоносной, как арбалет или ружье большого калибра», — утверждалось в брошюре. Определившись с достоинствами этого оружия, брошюра предупреждала, что рогатка может быть опасной. Владельцу не рекомендовалось нацеливать на человека рогатку с вложенным в нее одним из двадцати металлических шариков, которые к ней прилагались, точно так же, как не следовало нацеливать на человека заряженный пистолет.
Билл еще не научился метко стрелять из рогатки (и подозревал, что никогда не научится), но полагал, что предупреждение это более чем уместно. Толстая резинка придавала шарику немалую скорость, и если он попадал в жестяную банку, то пробивал чертовски большую дыру.
— В меткости прибавляешь, Большой Билл? — спросил его Ричи.
— Не-емного, — ответил Билл. Отчасти даже сказал правду. После внимательного изучения картинок в брошюре (которые обозначались как рисунки: рис. 1, рис. 2 и т. д.) и тренировок в Дерри-парк, чтобы набить руку, он попадал в бумажную мишень (мишени тоже прилагались к рогатке) три раза из десяти. И однажды он попал в яблочко. Ну… почти попал.
Ричи растянул резинку за пяту, отпустил, потом протянул рогатку Биллу. Он ничего не сказал, но в душе сомневался, что на нее можно положиться, как на пистолет Зака, если придется убивать монстра.
— Принес, значит, рогатку? Большое дело. Едва ли она на что-то сгодится. Посмотри, что принес я, Денбро, — и выудил из кармана куртки пакет с картинкой карикатурного лысого мужчины, который говорил: «АП-ЧХИ!» — а его щеки раздувались, как у Диззи Гиллеспи.[158] «ЧИХАТЕЛЬНЫЙ ПОРОШОК ДОКТОРА КУ-КУ» — гласила надпись на пакете. Ниже следовало: «ОБЧИХАТЬСЯ ВАМ».
Билл и Ричи переглянулись, а потом расхохотались, молотя друг друга по спине.
— Те-еперь м-мы го-отовы к-к-ко в-всему, — наконец заявил Билл, еще смеясь и вытирая глаза рукавом куртки.
— Твое лицо и мой зад, Заика Билл, — поддакнул Ричи.
— Я ду-умал, ч-что к-как р-раз на-аоборот, — покачал головой Билл. — А те-еперь слушай. Мы с-спрячем т-твой ве-елосипед в Пу-устоши. Т-там, г-где я в-всегда п-прячу Сильвера, когда мы играем. Т-ты по-оедешь на мо-оем, по-позади меня, на с-случай, е-если нам п-придется бы-ыстро с-сматываться.
Ричи кивнул, не испытывая желания поспорить. Его «роли» с колесами диаметром двадцать два дюйма (иногда он стукался коленками о рукоятки руля, если очень уж быстро крутил педали) выглядел сущим пигмеем рядом с сухопарым, похожим на портальный кран Сильвером. Ричи знал, что Билл сильнее его, а Сильвер катит быстрее.
Они подошли к маленькому мосту, и Билл помог Ричи скатить под него велосипед. Потом они присели, и под шум время от времени проезжающих над их головами автомобилей Билл расстегнул куртку и достал отцовский пистолет.
— Б-будь че-ертовски о-осторожен, — предупредил Билл, передавая пистолет Ричи, после того как тот присвистнул, выразив восторг. — На та-аком пи-пистолете п-п-предохранителя нет.
— Он заряжен? — спросил Ричи, с благоговейным трепетом. Этот пистолет — «ССПК Вальтер», который Зак Денбро привез из оккупационной зоны Германии, — показался ему невероятно тяжелым.
— Е-еще нет. — Билл похлопал по карману. — Па-атроны у ме-еня з-здесь. Но мой о-отец го-оворит, ч-что и-иногда ты п-проверяешь, а по-отом, е-если пи-истолет ду-умает, ч-что ты по-отерял б-бдительность, он за-аряжается с-сам. И то-огда он мо-ожет те-тебя за-астрелить. — Билл говорил все это со странной улыбкой, которая означала следующее: вообще-то он в подобные глупости не верит, но в эту верит на все сто процентов.
Ричи его понимал. Чувствовалась в этой штуковине затаившаяся смерть. Ничего похожего он не ощущал ни в отцовском пистолете двадцать второго калибра, ни в карабине.30–.30, ни даже в помповике (хотя в помповике что-то такое было, правда? Как-то по-особенному он прислонялся к стене, молчаливый и маслянисто поблескивающий в углу гаражного чулана, словно хотел сказать: «Я могу быть злым, если захочу; очень даже злым, будьте уверены», — если бы умел говорить). Но этот пистолет, этот «вальтер» — его будто сделали с одной единственной целью убивать людей. У Ричи по спине пробежал холодок: да, именно для этого его и сделали. А для чего еще нужен пистолет? Чтобы сигареты раскуривать?
Он повернул «вальтер» стволом к себе, очень осторожно, держа руки подальше от спускового крючка. Одного взгляда в черное отверстие дула вполне хватило, чтобы понять, что выражала та особенная улыбка Билла. Он вспомнил слова своего отца: «Если ты всегда будешь помнить, Ричи, что незаряженного стрелкового оружия не существует, то оно никогда не доставит тебе хлопот». Он протянул пистолет Биллу, радуясь, что избавляется от него.
Билл убрал «вальтер» под куртку. И внезапно дом на Нейболт-стрит перестал казаться Ричи таким уж опасным… но ощущение, что кровь действительно может пролиться… это ощущение как-то усилилось.
Он посмотрел на Билла — возможно, чтобы еще раз попытаться отговорить его, — но, увидев выражение его лица, только спросил: «Ты готов?»
Как и всегда, когда Билл отрывал вторую ногу от земли, Ричи не сомневался, что сейчас они грохнутся, расплескав содержимое своих бестолковых черепушек по безразличному бетону. Большой велосипед отчаянно мотало из стороны в сторону. Шелест игральных карт слился в пулеметный треск. Амплитуда пьяных покачиваний велосипеда усилилась. Ричи закрыл глаза в ожидании неизбежного.
И тут же Билл завопил: «Хай-йо, Сильвер, ВПЕРЕ-Е-ЕД!»
Велосипед набрал скорость и перестал качаться из стороны в сторону, провоцируя морскую болезнь. Ричи ослабил мертвую хватку, которой вцепился в Билла, и ухватился за переднюю часть багажника. Билл пересек Канзас-стрит и помчался вниз по боковым улицам, наращивая скорость, направляясь к Уитчем-стрит. Они пулей вылетели со Стрефэм-стрит на Уитчем. Поворачивая, Билл чуть не уложил Сильвера набок и вновь проревел: «Хай-йо, Сильвер!»
— Гони его, Большой Билл! — прокричал Ричи, который от испуга чуть не наложил в джинсы, но при этом хохотал, как безумный. — Жми на педали!
Билл пожелание выполнил, подался вперед и согнулся над рулем, вращая педали с какой-то фантастической частотой. Глядя на спину Билла, удивительно широкую для одиннадцатилетнего мальчика, наблюдая, как она движется под курткой из шерстяной материи, как плечи наклонялись то в одну, то в другую сторону в зависимости от того, на какую педаль нажимал Билл, Ричи вдруг осознал, что они неуязвимы, что будут жить вечно. Что ж… они, может, и нет, а вот Билл — точно будет. Билл просто понятия не имел, какой он сильный, как уверен в себе, да и вообще — просто идеал.
Они мчались и мчались, дома теперь стали реже, улицы пересекали Уитчем-стрит с большими интервалами.
— Хай-йо, Сильвер! — прокричал Билл, и Ричи подхватил Голосом ниггера Джима, высоким и пронзительным:
— Хай-йо, Силва, ма-асса, это гонка! Вы за-а-гоните этот велосипед на-аверняка! Ка-ак он мчится! Хай-йо, Силва, ВПЕР-Е-ЕД!
Теперь они проезжали зеленые поля, казавшиеся плоскими и тонкими, как бумага под серым небом. Впереди Ричи уже видел депо из красного кирпича. Справа от него в ряд выстроились куонсетские ангары-склады.[159] Сильвер подпрыгнул на рельсах, пересекавших Уитчем-стрит. Подпрыгнул второй раз.
И наконец они добрались до Нейболт-стрит, уходящей направо. «ГРУЗОВОЙ ДВОР ДЕРРИ» — синий щит-указатель висел под табличкой с названием улицы. Ржавый и скособоченный. Под этим знаком они увидели другой, гораздо больше — черные буквы на желтом поле. Надпись словно выносила приговор грузовому двору: «ТУПИК».
Билл свернул на Нейболт-стрит, подкатил к тротуару, поставил на него ногу.
— О-отсюда да-авай по-ойдем пе-ешком.
Ричи соскользнул с багажника, испытывая смесь облегчения и сожаления.
— Хорошо.
Они двинулись вдоль тротуара, потрескавшегося, начавшего зарастать сорняками. Впереди, на грузовом дворе, дизель набирал обороты, сбрасывал, набирал вновь. Раз или два они слышали металлический лязг сцепок: вагоны сбивали в состав.
— Страшно? — спросил Ричи Билла.
Билл — он катил Сильвера, держась за ручки руля, — коротко глянул на Ричи и кивнул:
— Д-да. А тебе?
— Я точно боюсь, — ответил Ричи.
Билл рассказал Ричи, что вчера вечером спросил отца о Нейболт-стрит. По словам отца, до конца Второй мировой войны там жили многие железнодорожники: машинисты, кондукторы, стрелочники, рабочие, грузчики. Улица начала приходить в упадок вместе со станцией и грузовым двором, и по мере того как Билл и Ричи продвигались по ней, расстояние между домами увеличивалось, а сами дома становились все более грязными и обшарпанными. Последние три или четыре с каждой стороны пустовали. Окна забиты досками, лужайки заросли сорняками. Табличка «ПРОДАЕТСЯ» одиноко свисала с крыльца одного из них. Ричи решил, что табличке этой никак не меньше тысячи лет. Тротуар оборвался, и теперь они шли по утоптанной тропе, которую, пусть и без особого желания, захватывала трава.
Билл остановился и показал:
— В-вон он.
Дом двадцать девять по Нейболт-стрит когда-то был аккуратным красным коттеджем «Кейп-Код».[160] Возможно, подумал Ричи, здесь жил машинист, холостяк, который носил исключительно джинсы, имел в своем гардеробе множество перчаток с большими отворотами и четыре или пять кепок. Дома он бывал раз или два в месяц, по три-четыре дня кряду, слушал радио, копался в саду. В еде отдавал предпочтение жареному (к овощам не притрагивался, хотя и выращивал их для друзей), а вечерами, когда за окнами завывал ветер, думал о девушке, с которой расстался.
Но теперь красная краска выцвела до бледно-розовой и облупилась, образуя отвратительные проплешины, которые выглядели как язвы. Окна глядели пустыми глазницами, забитыми досками. Большинство кровельных плиток слетело. Сорняки бурно разрослись по обеим сторонам дома, а на лужайке созрел первый в этом году щедрый урожай одуванчиков. Слева от дома высокий дощатый забор, некогда сверкавший белизной, а теперь мутно-серый, под цвет низкого неба, пьяно кренился над густым кустарником. Еще у этого забора росла чудовищная роща подсолнухов — самый высокий поднимался футов на пять, а то и выше. Раздутые и омерзительные, они не понравились Ричи. Ветер шебуршал в них, и они, казалось, хором кивали, говоря: «Мальчики пришли, как хорошо. Опять мальчики. Наши мальчики». Ричи передернуло.
Пока Билл осторожно прислонял Сильвера к вязу, Ричи оглядел дом. Увидел колесо, торчащее из густой травы около крыльца, и указал Биллу. Тот кивнул; перевернутый детский велосипед, о котором упоминал Эдди.
Они посмотрели вдоль Нейболт-стрит в одну сторону, в другую. Дизель подал голос и умолк, снова зашумел. Звук этот, казалось, повис под низким небом, как заклинание. На улице не было ни души. Ричи слышал шум изредка проезжающих по шоссе 2 автомобилей, но отсюда их было не видно.
Дизель пыхтел и смолкал, пыхтел и смолкал. Огромные подсолнечники хищно кивали. Новенькие мальчики. Хорошие мальчики. Наши мальчики.
— Т-т-ты го-отов? — спросил Билл, и Ричи аж подпрыгнул.
— Знаешь, я как раз подумал, что книги, которые я заказал в библиотеке в последний раз, должны прийти сегодня. Может, мне следует…
— П-прекрати т-треп, Ри-и-ичи. Т-ты го-отов и-или нет?
— Пожалуй, да, — ответил Ричи, зная, что совсем не готов… и никогда не будет готов для этого фильма.
Через заросшую лужайку они направились к крыльцу.
— По-осмотри ту-уда, — кивнул Билл.
Слева от них выломанная из-под крыльца декоративная решетка привалилась к розовым кустам. Они увидели ржавые гвозди, которыми решетка крепилась к крыльцу. С обеих сторон выломанной решетки кусты вяло цвели, но прямо перед решеткой стояли почерневшие, мертвые.
Билл и Ричи мрачно переглянулись. Эдди, похоже, рассказал им все как было; прошло семь недель, а доказательства остались.
— Ты же не хочешь взаправду лезть под крыльцо, да? — спросил Ричи. В голосе слышалась мольба.
— Н-не хо-о-очу, — ответил Билл, — н-но до-олжен.
С замиранием сердца Ричи увидел, что говорит его друг абсолютно серьезно. Серые глаза Билла мрачно поблескивали. Закаменевшее от решимости лицо прибавило ему несколько лет. «Он действительно собирается его убить, если найдет, — подумал Ричи. — Убить, а может, отрезать голову, отнести своему отцу и сказать: „Смотрите, вот кто убил Джорджи, и теперь снова говорите со мной по вечерам, хотя бы рассказывайте, как прошел ваш день или кто проиграл, когда вы бросали монетку, решая, кому платить за утренний кофе“».
— Билл… — начал он, но Билла уже рядом не было. Он шел к правому краю крыльца, где, должно быть, Эдди туда и заполз. Ричи пришлось бежать вдогон, и он чуть не грохнулся, зацепившись ногой за трехколесный велосипед, брошенный в сорняках, который, ржавея, врастал в землю.
Он догнал Билла, когда тот уже присел, заглядывая под крыльцо. Ограждающей решетки под ним не было, или кто-то — какой-нибудь бродяга — давным-давно выломал ее, чтобы укрыться под крыльцом, скажем, от январского снегопада, холодного ноябрьского дождя или летнего ливня.
Ричи присел на корточки рядом с ним. Сердце ухало, как барабан. Под крыльцом он не увидел ничего, кроме прошлогодней листвы, пожелтевших газет и теней. Но теней хватало с избытком.
— Билл, — повторил он.
— Ч-ч-что? — Билл вновь достал отцовский «вальтер». Осторожно вытащил из рукоятки обойму, выудил из кармана четыре патрона. Один за другим вставил их в обойму. Ричи наблюдал как зачарованный, потом вновь посмотрел под крыльцо. На этот раз он увидел кое-что еще. Разбитое стекло. Слабо поблескивающие осколки стекла. Желудок скрутило. Ричи хватало ума понять, что осколки эти — еще одно, и очень весомое, подтверждение истории Эдди. Осколки стекла на прошлогодних листьях означали разбитое окно, более того, разбитое изнутри. Из подвала.
— Ч-что? — вновь спросил Билл, повернувшись к Ричи. Его лицо побледнело, стало суровым. И глядя на это лицо, Ричи мысленно выбросил белое полотенце.
— Ничего, — ответил он.
— Ты и-и-идешь?
— Да.
Обычно Ричи нравился запах прелой листвы, но в запахах под крыльцом ничего приятного не было. Листья под ладонями и коленями напоминали губку, и у него создалось ощущение, что их толщина — два, а то и три фута. Внезапно он спросил себя, что будет делать, если из этих листьев высунется рука или лапа и схватит его. Билл уже осматривал разбитое окно. Повсюду блестели осколки стекла. Деревянная перегородка между двумя стеклянными панелями, переломленная пополам, валялась под ступенями, которые вели на крыльцо. Верхняя часть рамы торчала наружу, как сломанная кость.
— Что-то очень уж сильно врезало по этой хрени, — прошептал Ричи.
Билл, всматриваясь в темноту подвала и пытаясь что-то там разглядеть, кивнул.
Ричи оттолкнул его локтем, чтобы тоже посмотреть, что внутри. В густом сумраке виднелись очертания ящиков и коробок. Пол в подвале был земляной, и от него, как от листьев, тянуло гнилью и сыростью. Слева виднелась громада котла, трубы уходили в низкий потолок. За ним, в дальнем конце, Ричи разглядел деревянные стены, отгораживающие часть подвала. В первый момент он подумал, что это стойло для лошади. Но кто будет держать лошадь в чертовом подвале?
Потом сообразил, что в таком старом доме, как этот, котел скорее всего работал на угле, а не на солярке. Никто не удосужился переделать котел, потому что дом так и не нашел нового хозяина. И огороженный участок с деревянными стенами — угольный бункер. В другом конце подвала, справа, Ричи смутно различил лестничный пролет, ведущий на первый этаж.
Билл уже присел на корточки… повернулся спиной к окну… и, прежде чем Ричи смог поверить в то, что собрался сделать его друг, ноги Билла исчезли в окне.
— Билл! — прошипел Ричи. — Бога ради, что ты делаешь? Вылезай оттуда!
Билл не ответил. Он протискивался в окно. Куртка на пояснице задралась, он едва разминулся с торчащим осколком, который мог бы сильно его порезать. А секунду спустя Ричи услышал, как теннисные туфли Билла стукнули о твердый земляной пол подвала.
— К черту это все, — испуганно пробормотал Ричи себе под нос. — Билл, ты совсем сбрендил?
Голос Билла приплыл из подвала:
— Т-ты мо-ожешь о-остаться на-аверху, е-если хо-очешь, Ри-и-ичи. С-стой на с-стреме.
Но Ричи улегся на живот и сунул ноги в окно, пока страх не заставил его дать стрекача, в надежде, что не порежет о стекло ни руки, ни живот.
Кто-то схватил его за ноги. Ричи вскрикнул.
— Э-это в-всего л-лишь я, — прошептал Билл, и мгновение спустя Ричи уже стоял рядом с ним на полу подвала, одергивая рубашку и куртку. — А т-ты ду-умал к-кто?
— Монстр, — ответил Ричи с нервным смешком.
— Т-ты и-идешь сю-юда, а я по-ойду ту-у…
— На хер! — Ричи буквально слышал удары сердца в своем голосе, которые то прибавляли силы, то стихали. — Я от тебя ни на шаг, Большой Билл.
Сначала они направились к хранилищу угля. Билл чуть впереди, с пистолетом в руке, Ричи — вплотную к нему, пытаясь смотреть во все стороны одновременно. Билл на мгновение остановился у одной из выступающих деревянных стенок угольного бункера, а потом выскочил из-за нее держа пистолет обеими руками. Ричи крепко закрыл глаза, приготовившись услышать грохот выстрела. Но выстрела не последовало. Ричи осторожно открыл глаза.
— Ни-ичего, к-кроме у-угля. — Билл нервно рассмеялся.
Ричи подошел к Биллу. Действительно, ничего, кроме горы старого угля, поднимающейся к самому потолку в дальнем конце бункера, у их ног тоже лежало несколько кусков. Цветом уголь не отличался от воронова крыла.
— Давай… — начал Ричи, и тут дверь, к которой вела лестница, распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Полоса дневного света легла на ступени.
Оба мальчика вскрикнули.
Ричи услышал рычание. Громкое рычание — так мог рычать дикий зверь в клетке. Он увидел мокасины, спускающиеся по лестнице, потом вылинявшие джинсы, наконец, покачивающиеся руки…
Нет, не руки — лапы. Огромные, бесформенные лапы.
— За-а-абирайся н-на у-уголь! — прокричал Билл, но Ричи застыл, как вкопанный, осознав, что шло к ним, что собиралось убить их в этом подвале, где пахло сырой землей и дешевым вином, которое расплескивали по углам. Он знал, но хотел увидеть. — Н-над э-этой ку-учей у-угля е-есть о-окно!
Лапы покрывала густая коричневая шерсть, завивавшаяся, как проволока. Пальцы заканчивались зазубренными когтями. Потом Ричи увидел шелковый пиджак. Черный с оранжевым кантом — цвета средней школы Дерри.
— По-ошел! — крикнул Билл, и с силой толкнул Ричи. Он распластался на угле. Острые края ткнулись в ладони и в тело, приводя Ричи в чувство. Сверху уголь посыпался на его руки. А за спиной слышалось сводящее с ума рычание.
Паника застилала разум Ричи.
Едва соображая, что делает, он карабкался на гору угля, поднимаясь, соскальзывая, снова поднимаясь, все время крича. Окно наверху почернело от угольной пыли и почти не пропускало свет. Запиралось оно на задвижку. Чтобы открыть ее, следовало повернуть барашек. Ричи ухватился за него, навалился всей силой. Барашек не поддавался. Рычание надвигалось.
Внизу раздался пистолетный выстрел. В замкнутом пространстве грохнуло так, что Ричи едва не оглох. Но грохот и прочистил ему мозги: он сообразил, что пытается повернуть барашек не в ту сторону. Надавил как надо, и задвижка с ржавым скрежетом подалась, вышла из паза. На руки, словно молотый перец, посыпалась угольная пыль.
За первым выстрелом последовал второй, с таким же оглушающим грохотом.
— ТЫУБИЛ МОЕГО БРАТА, ТЫГАНДОН! — прокричал Билл Денбро.
На мгновение существо, которое спустилось по лестнице в подвал, вроде бы рассмеялось, вроде бы заговорило: у Ричи возникло ощущение, будто злая собака пролаяла исковерканные слова, и ему показалось, он даже понял, что ответила тварь, одетая в пиджак средней школы: «И тебя тоже убью».
— Ричи! — выкрикнул Билл, и Ричи услышал, как вновь осыпается уголь: Билл карабкался наверх. Рычание не смолкало, дерево трещало. Слышался лай и завывание — звуки из ночного кошмара.
Ричи со всей силы надавил на окно, не думая о том, что стекло разобьется и он до крови изрежет руки. В тот момент он вообще ни о чем не думал. Но стекло не разбилось. Окно откинулось наружу, повернувшись на ржавой петле. Снова посыпалась угольная пыль, теперь на лицо Ричи. Угрем он выскользнул через окно в боковой двор, вдохнув сладкий, свежий уличный воздух, ощутив, как высокая трава трется о лицо. Мельком отметил, что идет дождь. Увидел перед собой толстые стебли гигантских подсолнухов, зеленые и ворсистые.
«Вальтер» громыхнул в третий раз, чудовище в подвале взревело, и рев этот переполняла ярость. Потом Билл закричал:
— Он ме-еня схватил, Ричи! Помоги! Он ме-еня схватил!
Ричи развернулся на руках и коленях, увидел круг перекошенного от ужаса лица друга в большом квадрате подвального окна, через которое каждый октябрь загружали уголь, необходимый для отопления дома в зимнюю пору.
Билл распростерся на угле. Он безуспешно пытался зацепиться руками за оконную коробку, до которой не дотягивался на считанные дюймы. Куртка и рубашка задрались чуть ли не до ключиц. И он скользил вниз… нет, его что-то тянуло вниз. Это что-то Ричи различал очень смутно — какая-то движущаяся тень позади Билла. Тень, которая рычала и бормотала. Звуки эти определенно напоминали человеческую речь.
Видеть эту тварь Ричи не требовалось. Он видел ее в прошлую субботу, на экране кинотеатра «Аладдин». Это было безумие, чистое безумие, но Ричи ни на йоту не усомнился ни в собственном здравомыслии, ни в сделанном выводе.
Подросток-оборотень схватил Билла Денбро. Только не тот оборотень, которого играл Майкл Лэндон, с загримированным лицом и приклеенной к телу шерстью. Настоящий подросток-оборотень.
И в доказательство тому Билл закричал вновь.
Ричи наклонился к окну, схватил Билла за руки. В одной Билл держал «вальтер», и второй раз за этот день Ричи взглянул в черный зрачок… только теперь уже заряженного пистолета.
Они боролись за Билла — Ричи тянул наверх за руки, оборотень тащил за ноги вниз.
— У-уходи о-отсюда, Ри-и-ичи! — крикнул Билл. — У-уходи…
Лицо оборотня внезапно выплыло из темноты. Низкий, выпуклый лоб, заросший редкими волосами. Ввалившиеся, в шерсти, щеки. Темно-карие глаза, в них — наводящий ужас разум, ужасающее зло. Рот открылся, монстр вновь зарычал. Белая пена пузырилась по углам толстой нижней губы и двумя струйками стекала на подбородок. Волосы, зачесанные назад, выглядели мерзкой пародией на подростковую прическу «утиный хвост». Оборотень запрокинул голову и заревел, не отводя взгляда от глаз Ричи.
Билл цеплялся пальцами за уголь. Ричи, ухватив его за предплечья, тянул к себе. На мгновение ему уже показалось, что победа за ним, но тут оборотень вновь схватил Билла за ноги и дернул на себя, чтобы утащить в темноту подвала. Конечно, он был сильнее. Он добрался до Билла и теперь не собирался расставаться с добычей.
И тут, не отдавая себе отчета, что он делает и зачем Ричи услышал Голос Ирландского копа — это он заговорил голосом мистера Нелла. Впрочем, на сей раз Голос этот не был жалкой пародией в исполнении Ричи Тозиера, отличался он и от настоящего голоса мистера Нелла. Ричи заговорил Голосом всех ирландских копов-патрульных, которые когда-либо жили на этой земле и учили уму-разуму воришек, пытавшихся темной ночью вскрыть запертые двери магазинов.
— Отпусти его, сынок, а не то я проломлю твою твердолобую башку! Клянусь Йисусом! Отпусти его, а не то я изжарю твою задницу и подам тебе на тарелке!
Существо в подвале в очередной раз взревело, и от этого рева заложило уши, но Ричи распознал в реве не только ярость. Может, страх. Может, и боль.
Он со всей силы потянул Билла на себя, и тот вылетел из окна на траву. Посмотрел на Ричи потемневшими от ужаса глазами. Перед его куртки стал черным от угольной пыли.
— Бы-ы-ыстро! — Билл тяжело дышал. Чуть ли не стонал. Схватил Ричи за рубашку. — М-м-мы до-о-олжны…
Ричи услышал, как вновь осыпается куча угля. Мгновение — и в окне подвала показалась морда оборотня. Он зарычал. Лапы принялись рвать траву.
«Вальтер» оставался при Билле — несмотря ни на что, он так и не выпустил пистолета из правой руки. Теперь же он взялся за рукоятку обеими руками, прицелился и нажал на спусковой крючок. Грохнуло, как и прежде. Ричи увидел, как у оборотня отлетела часть черепа, поток крови заструился по одной половине лица, пропитывая и шерсть, и воротник школьного пиджака.