Она поздравила себя, представив, как приезжает в Америку, чтобы познакомить искушенных американских потребителей с продукцией компании «Лэйси из Ливерпуля». Подростком она не имела возможности делать то, что ей хотелось, — брать интервью у знаменитостей, но ее нынешнее занятие оказалось куда лучше. Возможно, какой-нибудь репортер захочет когда-нибудь взять интервью у нее.
За ужином менеджер универсального магазина из Брайтона уселся до неприличия близко к ней. Он все время то клал ей руку на бедро, то хватал за руку, так что она чувствовала, как костяшки его пальцев касаются ее груди. Собственно, Орла не возражала. По-своему это было даже волнующе. Когда вечер закончился, она позволила ему поцеловать себя, но это было все. После Вернона Мэтьюза Орла не намеревалась идти дальше поцелуев.
* * *
— Хочешь что-нибудь съесть, Маив? — спросила Фиона.
— Нет, спасибо.
— Ну вот, самое время приготовить детям чай. Я и сама умираю от голоду.
— Я помогу тебе.
Сестры вошли в большую обшарпанную кухню Фионы на Стэнли-роуд. Там уже была какая-то женщина, которая яростно толкла картошку. На плите шипели колбаски. Маленький мальчик деловито расплескивал жидкость для мытья посуды по полу.
— Не надо этого делать, Томми, милый, — мягко сказала Фиона. — А то люди поскользнутся.
Женщина обернулась и заехала ребенку по уху.
— Извините, Фиона. Я не видела, чем занят этот маленький разбойник. — Маив охнула, а ребенок завыл во все горло.
Фиона сказала уже совсем не таким мягким тоном:
— Ольга, не дай бог я еще раз увижу, как вы бьете Томми. Вы здесь только потому, что кое-кто поступил точно так же с вами. Этот приют — для детей и для их матерей.
— Не понимаю, как ты можешь выносить это, — призналась Маив, когда мрачная, насупленная Ольга и хнычущий Томми ушли.
— Я чувствую, что делаю доброе дело. — Фиона вытирала жир, который Ольга разлила по всей плите. Она достала из холодильника пакет с замороженными рыбными палочками.
— А твой милый полицейский не возражает?
— Джерри? Возражает, да еще как. Он хочет, чтобы мы поженились. Я сказала ему, что выйду за него замуж, как только найду кого-нибудь, кто сможет управлять моим приютом.
— Я тоже не смогла бы терпеть такого. И Мартин... — Маив умолкла.
— А Мартин что?
— Мартин тоже этого не выносит.
— Раз уж мы заговорили о Мартине, разве он уже не вернулся домой с работы? Может, он тоже хочет есть?
— Очень может быть.
— Что-то не так, Маив? — Фиона внимательно посмотрела на свою миниатюрную, изящную сестру. Сегодня Маив не ходила на работу. Она пришла около часа дня, и с тех пор они просто сидели и болтали. Фиона ожидала, что она вот-вот отправится готовить чай своему Мартину, но Маив продолжала сидеть на стуле, как приклеенная, и вела разговор ни о чем, не в состоянии сосредоточиться ни на одной теме дольше нескольких минут. Она выглядела взвинченной, все время посматривала на часы и не могла усидеть на месте.
— Все в порядке, — ответила Маив таким голосом, который ясно показывал, что все совсем не в порядке.
Зазвонил телефон.
— Если это Мартин, скажи ему, что меня здесь нет, — попросила Маив.
— Почему, сестренка?
— Просто не говори, что я здесь, и все.
Фиона пошла к телефону и через несколько минут вернулась.
— Это был не Мартин, а мама. Мартин только что звонил ей и спрашивал, где ты. Мама говорит, что у него был встревоженный голос. Я не призналась ей, что ты у меня.
Маив не ответила. Телефон зазвонил снова. Вернувшись, Фиона сказала:
— На этот раз это был Мартин. Мне он показался очень взволнованным. Что случилось, сестренка?
— Я беременна! — Маив разрыдалась. — Сегодня утром я прошла тест, и он дал положительный результат.
— Это же замечательно, глупая! — Фиона крепко обняла сестру. — Я так счастлива за тебя.
— Я тоже. — Маив всхлипнула. — Но Мартин вовсе не будет счастлив, он придет в ярость. Ох, Фиона! Он будет так злиться. Можно мне пожить у тебя?
— Конечно, но ведь дело не дойдет до этого? Мартин будет в восторге. В конце концов, сколько вы женаты? Почти тринадцать лет.
Маив отчаянно затрясла головой.
— Говорю тебе, Мартин придет в бешенство. Он не хочет детей. Ему нужны хороший отдых, гаражи и новые холодильники, а не дети.
— Тогда ему самое время повзрослеть и понять, что он живет в реальном мире, — сухо обронила Фиона. — Как это случилось? Ты забыла принять пилюли?
— Нет. Я прекратила принимать пилюли. — Маив шмыгнула носом и выдавила улыбку. — Я не принимала их с самой свадьбы Лулу. Я решила, что хочу ребенка больше, чем Мартина.
— Тогда почему ты так беспокоишься о том, что он все узнает?
— Потому что я все еще люблю его. — Маив снова начала плакать. — По крайней мере, я так думаю.
Опять зазвонил телефон. Это оказалась Элис. Мартин звонил уже второй раз и собирался обратиться в полицию.
— Я сказала ему, что она всего-то задерживается на пару часов, но он ответил, что она вообще не была на работе сегодня. Он буквально лезет на стенку, и я сама начинаю беспокоиться. Это совсем не похоже на нашу Маив. То есть я хочу сказать, где, ради всего святого, она может быть?
— Вообще-то, мам, она у меня, — призналась Фиона и объяснила, в чем дело.
Элис выслушала ее молча, а потом сказала:
— Я рада насчет ребенка, но мне и в голову не приходило, что это Мартин не хочет детей. Ему пойдет только на пользу, если он еще немного понервничает. Может быть, он образумится, когда узнает, где она.
Фиона аккуратно положила трубку на рычаг. Какие причудливые зигзаги выписывает судьба! Она вспомнила обручение Маив, когда ей пришлось развлекать Горация Флинна, а все остальные веселились от души. Она чувствовала себя благодарной Нейлу Грини за то, что тот снизошел до разговора с ней. Но много лет спустя, когда она снова встретила Нейла в Лондоне, он выглядел каким-то жалким, и она не могла понять, что нашла в нем. Теперь же Маив сходила с ума из-за того, что беременна, хотя по всем правилам она должна быть на седьмом небе от счастья. И Орла! Господи, как она завидовала Орле, которая вышла замуж за Микки Лэвина и у которой было все, чего не хватало Фионе. А теперь Орла мотается по всей стране, продавая дешевую косметику и делая вид, что это страшно интересно, тогда как на самом деле это не жизнь для тридцатишестилетней женщины. Бедная Маив. И бедный Нейл.
«Я никогда не думала, что мне будет жаль кого-нибудь из них, — с удивлением подумала Фиона, — не говоря уже о всех троих сразу». Она чувствовала себя очень счастливой, полностью удовлетворенной. Ей больше нечего было желать. Колин был замечательным мужем, а Джерри будет еще лучше.
Она решила, что сегодня же вечером предложит ему пожениться как можно скорее, потому что жизнь порознь казалась ей бессмысленной. В конце концов, было кое-что, чего она хотела — еще детей. Но она не была готова переселиться в его современную квартиру в Литерлэнде. Там будет слишком тесно. Кроме того, она очень любила этот дом, который оставил ей в наследство Гораций Флинн. Она была единственной, кому Флинн нравился, если забыть о тех моментах, когда он щипал ее за мягкое место. Для приюта придется подыскать другой дом. Это станет ее следующим проектом, и она вложит в него все, что имеет. Фиона прикинула в уме, что ей предстоит сделать: выклянчить у муниципального совета пустующее помещение, найти местного члена парламента, начать сбор средств, связаться с прессой и привлечь ее на свою сторону.
Она вернулась в кухню. Маив сделала чай и начала жарить рыбные палочки.
— Выглядят прекрасно, — заметила она. — Мы с Мартином никогда не ели рыбных палочек.
— Они просто восхитительны с бобами и консервированными помидорами. Джерри прямо-таки обожает их.
— У нас всегда были такие шикарные обеды из трех блюд. На их приготовление уходила уйма времени.
— Ну, теперь это все быстренько прекратится, когда тебе придется ухаживать за ребенком. — Фиона ухмыльнулась.
Маив вздохнула:
— Мартин сойдет с ума.
— Забудь о Мартине. Любой мужчина, который предпочитает ребенку обед из трех блюд, заслуживает того, чтобы ему прочистили мозги.
— М-м. Если я съем одну из этих палочек, тебе хватит остального?
— Ешь сколько твоей душе угодно. В холодильнике лежит еще один пакет.
Вечер шел своим чередом. Последовало еще несколько телефонных звонков от безутешного Мартина. Полиция отказалась предпринять какие-либо действия. Позвонила Элис и сказала, что начинает жалеть его, поэтому не может ли Фиона убедить Маив отправиться домой, чтобы окончательно не свести беднягу с ума?
Фиона согласилась, что это может оказаться совсем неплохой идеей.
— Думаю, Маив с радостью поедет. Она просто комок нервов. Лучше всего побыстрее покончить с тем, что ей предстоит.
В восемь часов прибыл Джерри Мак-Кеон — в правиле о том, что «мужчинам вход в здание воспрещен», для него было сделано послабление. Он предложил подвезти Маив в полицейской машине с включенной мигалкой.
— Могу я поехать с вами? — горя нетерпением, спросила Бонни.
— Вероятно, будет лучше, если Маив поедет одна, — сказала Фиона. — Как, согласна, сестренка?
Маив размышляла над предложением.
— Не сможет ли Джерри подождать меня, пока я сообщу Мартину о ребенке? На тот случай, если он вышвырнет меня из дома и мне придется вернуться сюда жить.
— Если я только замечу это, то из дома вылетит Мартин, а не вы, — мрачно пообещал Джерри.
Маив Адамс никогда не причиняла ни малейших хлопот ни своим родителям, ни своему мужу. Она пришла бы в замешательство, окажись это не так. Маив совершенно не одобряла поведения Орлы — хотя ни за что не призналась бы в этом вслух — за то, что та все искала чего-то и была вечно всем недовольна. Она считала, что Фиона поступила крайне эгоистично, сбежав в Лондон и доставив столько волнений своей семье. Даже у Кормака, которого все полагали исключительно разумным человеком, случилось мозговое расстройство, и он не закончил университет, а потом несколько лет бродяжничал.
И вот теперь Маив не только пропустила целый рабочий день в больнице, даже не соизволив сообщить, что не придет, но и вдобавок исчезла на несколько часов, заставив мужа мучиться от неизвестности. В глазах Маив такое поведение было ничуть не лучше, чем поведение ее сестер и брата.
Она не хотела терять Мартина, который непременно рассердится, узнав, что она перестала принимать пилюли, не посоветовавшись с ним. Но она не стала ничего говорить ему об этом, потому что знала, что он не согласится. Жизненные приоритеты Мартина не предусматривали детей. Они по-прежнему копили на постройку гаража. И только вчера Мартин жаловался, что у них старая машина.
«Это я старею, — сказала себе Маив, пока полицейская машина — без включенной мигалки — пробиралась в Кросби сквозь сутолоку вечернего дорожного движения. Джерри хранил задумчивое молчание. — Через несколько лет я стану слишком старой, чтобы иметь детей. А поскольку я не готова отказаться от ребенка, значит, Мартин может забирать себе машину последней модели и гараж, чтобы было куда ее поставить».
Он может злиться, если ему так хочется. Маив бережно прикрыла живот своими маленькими ручками. С ним или без него, но она оставит себе ребенка, так что ему решать.
Джерри остановился перед ухоженным домом Адамсов на две семьи. Сейчас он ничем не напоминал тот дом, из которого Маив вышла сегодня утром: горели все огни, включая лампу над входом, передняя дверь была распахнута настежь, а на подъездной дорожке тихо пофыркивала мотором машина, из выхлопной трубы которой струился сизоватый дымок. Мартин собирался сесть в машину, оставляя дом незапертым и ярко освещенным на поживу грабителям. Обычно аккуратно одетый, он не был похож на себя — волосы торчали дыбом, он был без галстука и забыл надеть пальто, хотя на дворе стоял холодный ноябрьский вечер.
Мартин обернулся на звук подъехавшей полицейской машины, и его лицо исказилось от ужаса, который сменился облегчением при виде Маив.
— Дорогая! О, моя дорогая Маив. Я уже думал, что ты мертва. Я думал, ты попала в аварию. С тобой все в порядке? Скажи мне, что с тобой все нормально. — Он ощупывал ее руки и плечи, словно проверяя, не сломаны ли у нее кости. — Где ты была? — Он внезапно нахмурился, узнав водителя машины. — Это Джерри? Почему он привез тебя домой? Маив, что происходит?
Маив не стала ходить вокруг да около.
— Я решила завести ребенка, Мартин. Если хочешь, я сразу же вернусь обратно к Фионе, только возьму кое-какую одежду. Я пробыла у нее весь день.
— Ты была у Фионы! Ох, Маив, — с упреком произнес он. — Я чуть с ума не сошел от беспокойства. — Потом до него дошла ее первая фраза. — Ты только что сказала, что решила завести ребенка? Господи, как это произошло?
— Точно так же, как это происходит со всеми остальными, — бодро ответила Маив. — Я перестала принимать пилюли несколько месяцев назад, и, если ты недоволен, Мартин, тогда тебе придется просто проглотить эту новость. Я уже сказала, что могу жить у Фионы.
— Нельзя ли обсудить это в доме?
— Нам нечего обсуждать. — Маив ласково улыбнулась. — Я решила родить ребенка, вот и все. Если ты смиришься с этим и не будешь жаловаться на возраст машины, отсутствие гаража и цветного телевизора, не станешь распространяться о том, как бы тебе хотелось провести отпуск лучше, чем в прошлом году, я остаюсь. В противном случае я забираю свои вещи и ухожу.
Облегчение Мартина сменилось холодным раздражением.
— Я и представить себе не мог, что ты способна быть такой обманщицей, Маив. Ребенок должен стать совместным решением. Я очень в тебе разочаровался.
— Ты и вполовину не так разочарован во мне, как я в тебе, Мартин Адамс. Не будешь ли ты так любезен отойти в сторону, чтобы я собрала свои вещи. За остальным я заеду завтра, когда ты будешь на работе.
— Нет! — Мартин схватил ее за плечо. Джерри Мак-Кеон вылез из полицейской машины и облокотился на нее, скрестив руки на груди. Он не сводил глаз с супружеской парочки. Мартин ошеломленно вздохнул и отпустил жену: до него дошло, что Джерри беспокоится, как бы он не причинил вреда своей супруге. Он тихо произнес:
— Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты ушла, Маив. Пойдем внутрь. Мы можем поговорить там.
— Я пойду, но говорить нам не о чем. Я решила родить ребенка, и чем скорее ты смиришься с этим фактом, тем лучше. — Маив решительно зашагала по дорожке.
Джерри Мак-Кеон смотрел, как они входят в дом. Они совершенно забыли о нем. Он подошел к автомобилю Мартина, выключил мотор и опустил ключи зажигания в ящик для писем. Затем он вернулся на Стэнли-роуд и в тысячный раз сделал Фионе предложение. К его удивлению и радости, Фиона согласилась не раздумывая.
* * *
Орла была первой, кого Лулу и Гарет пригласили на обед в своей крошечной лондонской квартирке. Орла ласково наблюдала за дочерью, пока та сноровисто накрывала маленький круглый столик у окна. Картина напомнила ей о тех временах, когда она играла в дочки-матери вместе с Фионой и Маив. У молодых не хватало тарелок, а те, что имелись, были с трещинами. Столовые приборы, как и стулья, были разнокалиберные. В комнате пахло масляными красками, а в углу стоял мольберт с незаконченной картиной — Гарет не мог позволить себе иметь студию. На картине были нарисованы мертвые птицы, подвешенные, как белье, на веревке.
— Как ты ее назовешь?
— Я еще не придумал названия.
Они принялись за восхитительного цыпленка и запеканку из грибов, за которыми последовали трюфели. Орла принесла с собой бутылку вина.
— Я бы предпочла какое-нибудь более интересное занятие, мам, в качестве повара я безнадежна.
— Все просто замечательно, Лулу, — искренне сказала Орла. Огонь свечи, вставленной в старую бутылку из-под вина, трепетал от легкого сквозняка. Из окна комнатки на четвертом этаже открывался тоскливый вид на крыши Кемдена, сверкавшие ледяным блеском в лунном свете. Наступивший декабрь принес с собой лютый холод. — Я никогда не думала, что у крыш бывает так много цветов, — заметила она.
— Я нарисую эту сценку, прежде чем мы переедем отсюда, — сказал Гарет. — Если мы переедем.
Орла перевела взгляд с дочери на зятя.
— Вы подумываете о переезде?
Лулу наморщила носик.
— Может, мы и переедем, но не раньше Рождества. На прошлой неделе мы встретили одного парня, которому принадлежит художественная галерея в Нью-Йорке, ничего особенного, к тому же плохо организованная. Он считает, что американцам понравятся картины Гарета, и пообещал регулярно выставлять несколько — ты не поверишь, мам, какую цену он собирается за них просить!
— Я не хочу разрушать свою коллекцию, — проворчал Гарет.
— Художники рисуют картины для того, чтобы продавать их, это же естественно, — возразила Орла. — Деньги, которые ты получаешь, всего лишь доказывают их стоимость. Иначе все это не имеет смысла, разве что рисование превратилось в твое хобби и ты не против отдавать их даром.
— Видишь, — торжествующе заявила Лулу. — Я знала, что мама поддержит меня. Гарет беспокоится, что если он заработает деньги, то вынужден будет распродать все.
— Меня больше волнует то, что мои работы никто не купит, — признался Гарет.
Орла попыталась убедить его, что он говорит ерунду. В возрасте Лулу — в любом возрасте — она бы отправилась в Нью-Йорк не раздумывая. Она не хотела, чтобы ее дочь упустила такую прекрасную возможность.
После обеда в гости заявились многочисленные друзья Гарета, главным образом художники мужского и женского пола, далеко не все из них молодые. Они принесли с собой еще вина. Верхний свет погасили, оставив только дрожащий огонек свечи и мерцающую луну, которые освещали убогую комнатку, и разговор пошел о самых разных вещах, в основном об искусстве, о политике, о последних фильмах и шоу...
«Боже, как мне все это нравится, — с тоской думала Орла. — Я так много пропустила. Я пропустила все».
Была уже полночь, когда она вернулась в свой отель на Виктория-стрит. К ее удивлению, в фойе еще толпились мужчины, а бар по-прежнему работал. Она заказала себе двойной виски, и мужчины предложили ей присоединиться к ним. Орла подумала о своей маленькой холодной комнате с маленькой холодной кроватью и согласилась. Пятеро мужчин были, как и она, торговыми представителями, правда, намного старше ее. Одежда их была дешевой, смех — фальшивым, а голоса — слишком громкими. От них веяло неким трудно уловимым отчаянием, словно они жили не той жизнью, о которой мечтали двадцать или тридцать лет назад: по их расчетам, они должны были уже давно обзавестись собственным кабинетом и своим штатом подчиненных, стать респектабельными уважаемыми людьми.
Шестой мужчина отличался от них. Он был одет лучше, говорил тише, и от него исходила уверенность, а не отчаяние. Орла поняла, что он был инженером одной французской машиностроительной компании, который предлагал различным фирмам очень дорогое оборудование. Он говорил мало, с едва уловимым акцентом. Его звали Луи Бернет. Орла почувствовала себя заинтригованной, поскольку в отличие от других мужчин он не обращал на нее ни малейшего внимания. Луи был невысокого роста, стройный, с темными волосами и тонкими губами, с жестким, неулыбчивым лицом. После Микки Орла еще ни к кому не испытывала такого мгновенного влечения. Она упорно смотрела на него, надеясь перехватить его взгляд, но он ни разу не посмотрел в ее сторону.
Спустя час, пропустив два стаканчика виски, она объявила, что отправляется в постель. Мужчины шумно пожелали ей спокойной ночи, а Луи просто уставился на носки своих начищенных туфель и не произнес ни слова.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
— Это не комната, а настоящий морозильник, — пробормотала Викки Уизерспун. — Если бы я была пинтой молока, то не испортилась бы в течение долгих месяцев. — Она со злостью взглянула на покрытые льдом окна в металлических рамах и потерла руки, утратившие всякую чувствительность.
Пытаться писать было бесполезно. Она швырнула ручку на стол и сунула руки в рукава джемпера. Стало чуть-чуть теплее.
Только в конце декабря должен был прийти слесарь, чтобы установить батареи центрального отопления. За работу он брал недорого, отчего был нарасхват, а это означало, что им придется ждать долгие месяцы, пока он освободится. В октябре, когда они только переехали сюда, погода стояла теплая, и они сначала взялись за приведение в порядок большого обветшалого здания, а Мэри Грегори и Робин Хьюз, которым исполнилось по восемнадцать и которые получили в школе высший балл по химии, занимались выпуском флаконов с шампунями и кондиционерами «Лэйси из Ливерпуля». «Еще никогда ни одно дело не начиналось с таких ограниченных средств», — смеясь, заметил Кормак.
«Счастливчик Кормак!» — с завистью подумала Викки. Он сидел сейчас в теплом, уютном ресторанчике в Ливерпуле, наслаждаясь ленчем. Кормак был в обществе девицы по имени Андреа Прайс — модели, которая с января стала лицом «Лэйси из Ливерпуля» в рекламной кампании, развернувшейся в прессе. Реклама, безусловно, поглотит всю прибыль, которую им удалось получить, но, надо надеяться, игра будет стоить свеч. Андреа была потрясающе красива и на десять лет моложе Викки. А что, если он влюбится в Андреа? А что, если она попытается соблазнить его?
Викки попробовала представить, как может женщина соблазнить мужчину, но у нее не хватало воображения. С нестерпимой горечью она подумала о том, что сейчас Кормак испытывал к ней такую же привязанность, как и год назад, когда они только начинали свое совместное предприятие, — то есть, по сути, никакой. Собственно, их отношения были очень хорошими. Они были друзьями, вместе обедали, однажды даже прослушали вместе недельный курс по развитию бизнеса, организованный в одном отеле в Йоркшире; иногда они обменивались очень личными и даже интимными мыслями. Единственное, чего им не хватало, это романа, влюбленности. Кормак не подавал никаких признаков того, что испытывает хоть малейшее желание поцеловать ее, — те поцелуи, которые он запечатлевал у нее на щеках, когда они получали большой заказ, не считались. Грустно, но Кормак воспринимал ее как товарища, делового партнера, а не как женщину. Он так же ровно относился бы к ней, будь она мужчиной.
С каждым днем, проведенным вместе, Викки любила его все сильнее. Она попыталась сделать свою внешность более привлекательной, отрастив волосы, но вскоре вынуждена была вновь постричься, потому что ее жесткие волосы превратились в спутанный клубок проволоки. Когда Викки попробовала накраситься, ее мать заявила, что она похожа на клоуна: «Ограничься помадой, Виктория, и пусть она будет бледной. У тебя слишком большой рот, чтобы красить губы так ярко».
Викки покраснела от воспоминаний. Интересно, заметил ли Кормак, как она издевалась над собой целую неделю и выглядела при этом так, словно собиралась присоединиться к группе бродячих цирковых артистов? Он хоть что-нибудь в ней замечает?
Новая одежда тоже принесла сплошные разочарования. Викки была низенькой и коренастой. Ей не шли длинные, развевающиеся платья и плиссированные юбки. «У тебя слишком спортивные ноги для высоких каблуков», — утверждала мать. Под словом «спортивные», по мнению Викки, имелось в виду, что у нее слишком развитые икры. Совершенно непонятно, откуда у нее взялись такие мускулистые ноги, ведь в школе она проявила полнейшую неспособность к спорту.
Потом она потратила целое состояние на контактные линзы, чтобы избавиться от очков, но, как ни старалась, так и не смогла привыкнуть к этим чертовым новомодным штучкам.
На Новый год сестра Кормака, Фионнуала, выходила замуж, и Викки была приглашена на церемонию бракосочетания. Естественно, они с Кормаком пойдут вместе. Возможно, если они будут проводить вдвоем побольше времени, с надеждой подумала она, он привыкнет к ней и захочет, чтобы они поженились, потому что не сможет представить рядом с собой другую женщину.
* * *
Кора и Билли Лэйси тоже получили приглашение на свадьбу Фионнуалы. Кора с облегчением вздохнула, восприняв это как знак того, что ее вновь допустили в клан Лэйси. Она купит себе новое пальто и наденет ту брошь «под брильянт», которую стянула в магазине Оуэна Оуэна много лет назад. Билли же совсем не помешает новый костюм — он так похудел, что его лучший наряд висел на нем, как на вешалке. Может быть, им стоит сходить в субботу в город, а потом и пообедать где-нибудь.
В груди у Коры что-то странно затрепетало, когда она подумала о перспективе пройтись по магазинам с Билли. Другая бы на ее месте назвала это счастьем, но Кора не привыкла чувствовать себя счастливой, поэтому не могла дать правильного определения своему чувству.
Сорок лет они с Билли не обращали друг на друга никакого внимания, и внезапно оказалось, что супруги очень хорошо ладят друг с другом. Билли почти совсем отказался от пива, и вечера они чаще всего проводили вместе, сидя у телевизора. Как-то они даже отправились в кино, чтобы посмотреть «Звуки музыки»; фильм им очень понравился, у этой девушки Джулии-как-ее-там был такой чудный голос.
Деньги перестали быть проблемой, поскольку мастерская сгорела и Билли мог снова полностью распоряжаться своей зарплатой. Как и ожидалось, Элис платила ей больше положенного за уборку салонов, к тому же Кора начала получать свою пенсию в почтовом отделении на Марш-лейн. Морис и Билли уладили между собой выплату фантастических долгов «Покрышек Лэйси», использовав полученную страховку, и Морис, кажется, был вполне доволен тем, что работает шофером в «Корпорации Бутля». Он приходил на чай в прошлое воскресенье вместе с Полой и детьми. Кора вдруг поймала себя на мысли, что ей по-прежнему нравится этот парень, пусть даже он неудачник, в отличие от ее настоящего сына, который упорно двигался все выше и выше. Дети вели себя шумно и действовали ей на нервы, но зато она почувствовала себя настоящей бабушкой и даже купила им кое-какие подарки — сладости и одежду.
Через несколько недель ситуация станет еще лучше. Элис Лэйси собиралась купить дом и навсегда покинуть Эмбер-стрит, как только найдет что-нибудь подходящее. И именно Билли предложил, чтобы они с Корой переселились на Эмбер-стрит, в старое жилище Элис, которая содержала его в идеальном порядке. Арендная плата за него была на тридцать шиллингов в неделю меньше, чем за их нынешний дом на Гарибальди-роуд.
Кора с удивлением отметила, что почему-то не возражает, во всяком случае, не очень против того, чтобы поселиться в доме женщины, которую всегда ненавидела. Сейчас, пожалуй, в ее сердце не осталось места для ненависти.
Фионнуала Литтлмор вышла замуж за сержанта Джерри Мак-Кеона в первый день января 1971 года. Шел снег, и Фиона надела приталенное кремовое пальто в тон платью — Джерри предложил ей купить в качестве свадебного подарка норковую шубку, но Фиона неодобрительно относилась к тому, что животных истребляют ради ценного меха.
На торжественный прием в ресторане «Хилтон» были приглашены около девяноста гостей. В шесть часов вечера молодожены должны были отправиться в свое свадебное путешествие в Лондон.
Элис проводила их со слезами на глазах, хотя не понимала, почему нынешние молодые люди придают такое значение медовому месяцу. В ее время медовый месяц считался тем временем, в течение которого вы имели возможность по-настоящему узнать друг друга. О первой ночи ходило множество шуточек. Она помнила, что страшно нервничала тогда, но Джон с самого начала проявил себя нежным и заботливым возлюбленным. А сейчас первая ночь имела место задолго до медового месяца, и, прежде чем идти под венец, люди узнавали друг друга намного лучше, чем то входило в намерения Господа.
Она вернулась наверх, где в воздухе висели клубы сигаретного дыма и несколько пар танцевали под пластинку «Оттенки белого», причем музыка была слышна на расстоянии нескольких кварталов от ресторана.
К ней подошла Орла.
— Ты кажешься несчастной, мам. Выпей чего-нибудь. Что тебе налить, шерри?
— Только совсем немножко, милая.
Орла выглядела так, словно опрокинула уже много стаканчиков, а ведь до конца приема было еще целых четыре часа. И она слишком похудела, с беспокойством подумала Элис. Глаза ее неестественно блестели. Она громко смеялась над вещами, которые ни чуточки не были смешными. Орла вела ненормальный образ жизни, особенно для женщины: все время в разъездах, ночевка в незнакомых гостиницах и в незнакомых местах. Но через несколько месяцев все должно измениться, когда Орла обоснуется в своей собственной конторе в Святой Елене: она станет заведующей отделом продаж.
Элис подумала, настанет ли время, когда она перестанет волноваться и переживать о своих детях. По крайней мере, Фиона была счастлива, а уж от нее-то она ожидала этого меньше всего, да и Маив, с тех пор как забеременела, походила на кошку, которая объелась сметаны, хотя Мартин выглядел не очень довольным.
Ее сын добился неслыханных успехов, дела у него шли просто великолепно, но на прошлой неделе ему исполнилось тридцать, и ему давно пришла пора жениться и обзавестись семьей. Разумеется, у него уже была дочь, Шарон, старшая девочка Полы, но Элис не единственная, кто подозревал, что Кормак не имеет никакого отношения к рыжеволосой малютке, которая не походила ни на мать, ни на своего предполагаемого отца. Она всегда надеялась, что отношения Кормака и Викки станут серьезными, но на свадьбу Кормак привел эту модель, Андреа Прайс. Она была неплохой девушкой, разве что не слишком умной.