Пляжем своим морянцы гордились не меньше, чем памятниками древнерусского зодчества – Успенским собором и белокаменным кремлем. Да и как не гордиться, не задаваться перед соседями‑волгарями, когда великолепный морянский пляж не просто пляж, а кусочек самой истории. Во всяком случае, так утверждают старожилы Морянска. Дело в том, что островок этот возник на стрежне Волги, на том самом месте, где когда‑то лихой атаман Разин утопил персидскую княжну. А произошло это так, как и поется в старинной песне: «И за борт ее бросает в набежавшую волну...»
Генка успел поведать эту занятную историю о княжне своему двоюродному брату за те десять минут, пока катерок добирался от города до пляжа. Костя в ответ не проронил ни слова, только усмехнулся многозначительно и лукаво.
– А что, не веришь, да? – закипятился Муха. – Так об этом даже в книжке написано, выпущенной в Морянском областном издательстве.
– А называется она «Морянские рыбацкие сказы и сказки», – нарочито безразлично обронил Костя. Муха смутился, но ненадолго.
– Вот и приехали! – тут же объявил он бодрым голосом. – Раз, два – прыгнули!.. Раз, два – выгнули... ноги штопорами, руки кренделями!..
Мальчики выскочили на палубу маленькой пляжной пристанишки, говорящей всем своим видом, что ей до пенсии рукой подать. Потом по широкому пружинистому трапу сбежали на песчаный берег...
Остров «Персидская княжна», если на него смотреть с высоты птичьего полета, можно принять за изумрудную овальную брошь, приколотую к серебристой груди Волги. Но, поскольку ни у Генки, ни тем более у Кита крыльев за спиной не оказалось, они увидели другое: опалово‑песчаную кромку, фанерные будочки раздевалки и грибки с парусиновыми крышами да плотную стену ивняковых зарослей, переходящих в ветловый лес.
Пляж кишел купальщиками. Прямо рядом с пристанью, справа и слева от нее, на песчаном мелководье барахтались бесштанные купальщики – четырехлетние Олечки и Толички вместе со своими бомбообразными мамочками и подкрашенными бабулями.
– Здесь, – говорил Генка, забежав по колено в воду, – он стоял на носу струга, могучий и суровый, в красных сафьяновых сапожках и в алом кафтане. Руки у него были подняты над головой, а в руках... ОНА!.. Прекрасная персиянка. «Нас на бабу променял!» – кричит злой рыжий Филька. Он полулежит на корме на пушистом персидском ковре. «Бросай!» – орут хмельные казаки. «Бросай!» – подзадоривает Филька. Атаман сплевывает в воду и... все!.. И баста!.. Чернокосая красавица два раза взмахивает руками, – Генка показывает, как она ими взмахивает, – и скрывается под «набежавшею волной»! – Муха шлепается в воду.
– Балда! – хохочет Костя. – Хоть бы рубашку снял!
– Высохнет! – орет Генка на весь пляж и обдает Кита каскадом брызг. Костя отбегает от берега подальше.
– Где купаться‑то будем? Здесь?
– Что ты! Пойдем подальше, там поглубже. – Генка выжимает рубашку и брюки. – Сейчас мы их на кустиках развесим.
– Ген, а ты на кого хочешь учиться? – неожиданно спрашивает Костя. В голосе его необычное почтение. – Валяй на писателя, у тебя к вранью талант ого какой!..
– А что, возьму какую‑нибудь козявку, поженю ее с жучком, поссорю с паучком и прославлюсь на весь мир! Скажи, разве это плохо?
– Ну, если и плохо, то не для тебя, а для юного читателя.
– Нет‑нет, ты не смейся! А если я всерьез, думаешь, не выйдет, да? Ты, наверное, считаешь, что у меня силы воли не хватит? А я ее так развил!.. Так развил, что... – Генка на минуту задумался. Потом, решительно тряхнув лобастой головой, сказал: – Нож перочинный есть? Есть, я видел. Так вот, на – режь! – и протянул Киту дрожащую ладонь. – Режь, режь, я стерплю, словечка не пророню!
– Ну что ж... – Кит достал из кармана брюк складной рыбацкий ножик. Медленно раскрыл его, попробовал сверкающее лезвие на ноготь, тяжело вздохнул и, крепко сжав Генкину руку в запястье, сказал: – Держись, Генка!.. – И со свирепой гримасой на лице занес нож над головой: – Режу!..
– Ай! – заорал Муха благим матом. – Ой! – заверещал он, – йод!.. Дайте скорее йод!..
– Зачем тебе? – рассмеялся Костя.
– Умираю!.. От потери крови!.. От заражения!..
– Где кровь? У кого?
– Как у кого?! – Генка открыл глаза, – а разве ты...
– Как же... – подмигнул Кит, – оттяпал полруки и глазом не моргнул! Хватит, Генка, дурачиться, давай купаться! – И Костя, сбросив рубашку и брюки на песок, в тени от ивового кустика, ринулся в воду. Генка последовал его примеру.
Муха – пловец классный, это даже Петька Петух признает. Ныряет он не хуже баклана, а плавает, как утенок. Но рядом с Китом Генка и в плавании оказался бездарным, как топор. Костя держался на воде, кажется, еще свободнее, чем на земле. А по скорости плавания он мог бы соперничать с самим дельфином. Когда Кит шел кролем, возле его груди вскипали легкие буруны. Руки и ноги рыбацкого сына работали, как маленькие винты. Купальщики, особенно девчонки, невольно засмотрелись на него. В их глазах читалось неподдельное восхищение. Генка засек это и не без зависти бросил Киту:
– Кончай фигурять, давай полежим на песочке, а то... девчонки окосеют, ишь как пялятся!..
Кит смутился:
– Ну уж... скажешь тоже!.. – но из воды вылез.
Они улеглись под тенью грибка. Песок был мягкий и горячий, и Генка зарылся в него по шею. Костя, прикрыв глаза, задремал, а может быть, сделал вид, что дремлет.
Из воды вылезли две стройные девчушки. Они были в розовых резиновых шапочках и полосатых японских купальниках. Та, что была повыше и пополней, с синими смеющимися глазами, спросила Генку:
– Мальчик, вы не скажете, катера на пляж до которого часа ходят?
– До двадцати одного, – ответила Генкина голова, хитро прищурившись, – а что, уже вечер?
– Нет, – покраснела синеглазая. Но тут же как ни в чем не бывало продолжила: – Мальчик, а вы не скажете, какой фильм идет в «Октябре»?
– Мировецкий! – Муха в восторге вскочил и замахал руками, как ветряная мельница в девятибалльный шторм. – «Великолепная семерка!..»
Девчушки зажмурились, песок летел с Генкиных рук прямо им в лица.
– Прошу прощения, – сконфузился Муха.
– Ничего... бывает, – мило улыбнулась синеглазая. – Разрешите присесть?
– Конечно!.. Садитесь. – Генка, изображая благородного хозяина, даже шаркнул ножкой. – Сюда вот, в тень. Костя, подвинься!
Кит, кротко вздохнув, подвинулся. Синеглазая опустилась рядом.
– Садись, Таня, – пригласила она смуглую подружку.
– А мы не помешаем? – нерешительно спросила та.
– Ну, вот еще! – рассмеялась синеглазая, – мальчики одни со скуки умирали. Один даже лежал, погребенный сыпучим барханом. – Она бросила выразительный взгляд на Генку.
– Это вы в точку попали, – подтвердил он. – Костя, по‑моему, и сейчас еще не воскрес...
– А это уже невежливо, – синеглазая бросила озорной взгляд в сторону Кости, но тот продолжал сладко посапывать.
– Однако давайте знакомиться. – Муха, вытерев правую руку о трусы, протянул синеглазой лодочку ладони.
– Геннадий.
– Люся, – представилась та. – А это Таня. Муха и чернявая молча кивнули друг другу.
– Вот мы и знакомы, – объявил Генка.
– А ваш товарищ? – Синие глаза прищурились.
– А это не товарищ, а мой брат Костя, – Муха незаметно лягнул пяткой посапывающего Кита. Но тот даже не шелохнулся.
«Притворяется, – понял Генка. – Ну, ладно же!..»
– А вы знаете, что это за личность? – спросил Генка шепотом, но так, чтобы Кит все слышал. – Чемпион Союза по штанге. Внук знаменитого русского борца Ивана Поддубного.
Генка ожидал, что столь беспардонное вранье выведет Кита из состояния сонного покоя, но не тут‑то было. Кит продолжал спать.
– А вы тоже чемпион? – с неподдельным почтением спросила Генку Таня.
– Угадали. – Генке невольно вспомнился учитель физкультуры Палка с Палкой. – Я чемпион по гимнастике.
– Скажите! – восхитилась синеглазая. – Недаром у вас и прическа чемпионская...
– Точно. – Генка самодовольно погладил свой золотистый бобрик. Муха посмотрел на себя как бы со стороны: «А что, парень я бравый, – подумал он горделиво, – глаза большие, выразительные, как говорит мама, нос идеально прямой. Брови тонкие, смоляные. Все чин чинарем»!
– Однако речь сейчас идет не обо мне, – продолжил он снисходительно, – а о моем братце. О‑о, этот феноменальный человечище прославился не только тем, что играючи поднимает двухсоткилограммовую штангу, но и... – Муха сделал минутную паузу, как заправский рассказчик, для того чтобы подогреть внимание слушателей, и опять повел неторопливо: – Недавно с ним произошел такой случай: боясь опоздать в кино, сели мы с Костей в трамвай у Лебединого озера, чтобы немного подъехать. Сами понимаете, расстояние не ахти какое. Я с места в карьер стал продвигаться вперед, на выход. А кондукторша мне вслед:
«Юноша, а билет?»
«Костя, возьми!» – попросил я.
Молчание.
Кондукторша настойчивее:
«Берите билет!»
«Костя, билеты!»
Опять ни звука. «И чего молчит эта водонапорная башня!» – возмущенно подумал я. Обернулся и... ахнул. И ахнул не я один, ко мне присоединились не только кондукторша, но и все пассажиры. Мы увидели, что мой дорогой Костя спит! Спит стоя, как слон в зоопарке...
Подружки захохотали.
В тот же миг Муха, тоненько пискнув, боднул головой воздух и клюнул носом песок. А розовый от негодования Кит спокойненько отряхнул ладони.
– Ври‑ври, да знай меру, – буркнул он, ероша густой вьющийся чуб.
– А я считал, что ты спишь, – выплевывая набившийся в рот песок, невозмутимо произнес Генка. – Видали, как он юмор воспринимает? А теперь – знакомьтесь!
– Таня.
– Костя.
– Люся.
– Костя.
– А ну, гвардия, а теперь в воду шагом арш! – скомандовал Генка, вприпрыжку устремляясь к сверкающему зеркалу реки. Костя и подружки кинулись вдогонку.
Люся с Таней оказались девчонками свойскими, сильными и ловкими. Плавали они и ныряли не хуже Генки, а когда тот с помощью Кости воспроизвел заднее сальто, Люся и тут повторила его подвиг. Костя, сперва чувствовавший себя с незнакомками скованно – девчонки ведь! – потом разошелся, стал дурачиться наравне со всеми. Таня предложила сыграть в «коли».
– Чур, не я! – заорал Генка.
– Чур, не я! – подхватили подружки.
– Значит, вожу я, – констатировал Кит. – Колю!.. – Один бросок, и водить пришлось Генке. Потом поочередно пятнали Люся и Таня. Они дружно гонялись за Китом, но тот играючи уходил от них. Тогда стали ловить Костю втроем. Но и для троих эта задача оказалась непосильной. Кит уходил от преследователей так же легко, как торпедный катер от допотопного парусника.
– Сдаемся, – наконец, объявил Генка, – сил больше нет за тобой гоняться...
– Может, побродим по острову? – предложила Люся. – Объявляем себя новыми робинзонами.
– Может, клад найдем, – поддержал Генка.
– А вигвам будем строить? – поинтересовался Кит.
– Соорудим дворец из прутьев и травы! – в один голос откликнулась дружная троица.
– Тогда пошли!..
И они двинулись сквозь заросли лозняка, переходящего чуть подальше в густой ветловый лес. Прокладывал дорогу Костя, за ним следовали, держась за руки, Люся с Таней, замыкал шествие Генка.
Как только вошли в лес, сразу же стало сумрачно и прохладно. Зеленые шапки деревьев, переплетенные над головой, почти не пропускали солнечных лучей. Густая трава, вымахавшая на пропитанной влагой почве в Генкин рост, была яркой и влажной. Встретилось озерцо в оправе чакана, обогнули его. Поднялись на пригорок. Здесь господствовали тутовые деревья.
– Царство одноглазого бакенщика, – объявил Генка. – Скоро увидим и его хижину, единственно обжитое место в этих дебрях.
– А киоски на пляже? – возразила Таня.
– Не считается... Ведь в них... торгуют, а не живут. И то в определенные часы – с десяти утра до пяти вечера.
Костя втянул в себя воздух:
– Где‑то поблизости палят костер.
– Бакенщик, наверное, маракует со смолой, лодки конопатить собирается, – философски заметил Генка, – время подходящее.
– Похоже, – согласился Кит. – Так куда же пойдем?
– Только прямо и только вперед! – взмахнул кулаком Генка. – На севере находится залив Генти – удобнейшая стоянка для океанских кораблей и лучший в мире пляж для купания!
– Генти? А что это такое? – поинтересовалась Люся, кокетливо прищуривая синие глаза.
– Генти? – Генка выпятил петушиную грудь. – Аббревиатура, то есть сокращение, которое расшифровывается так: залив имени Геннадия Титова, первооткрывателя этого залива. Как, звучит?
– Звучит, – вздохнул Кит. – Так звучит, что...
– Ладно, Костя, не завидуй, еще представится случай, и твое имя увековечим! – Генка, почуяв подвох со стороны братца, неожиданно ретировался. – Извините... Я сейчас... Я вас догоню, – и он схватился руками за живот.
«Тоже мне, ухажер, животик у него схватило, – усмехнулся Костя. – Погоди, хвальбушка несчастная, я тебя вылечу от хвастовства!»
Девочки сделали вид, что ни о чем не догадываются. Они щебетали о предстоящих волейбольных соревнованиях на первенство по городу среди школьниц. Обе защищали честь родной образцово‑показательной школы и потому страшно боялись проиграть состязание давним соперницам – девчонкам из Генкиной школы.
– Непременно выиграете, – поддержал Кит бойцовский дух девушек.
– Да, выиграешь! Эта проклятая Иночкина, их капитанша, играет, как бог!
– Иночкина?
– А вы что, с ней знакомы? – спросила ревниво Люся. – Девочка она красивая, но воображала, каких свет еще не видывал!
Костя добродушно рассмеялся:
– К несчастью, со столь знаменитой личностью я пока не знаком, но наслышан о ней предостаточно!
– От кого же? – теперь спрашивала уже Таня.
– От кого! От... Впрочем, вы этого человека не знаете. Ну, а если Иночкина вас так интересует, можете о ней расспросить Генку, он ведь у нас со всеми знаменитостями на «ты»!
Лес поредел, трава – тоже, теперь она едва достигала колен, кое‑где даже появились песчаные проплешины.
– А вот и залив имени «космонавта» Геннадия Титова, урра! – закричал Кит, когда они вышли на бронзовый песчаный берег, напоминающий слегка разогнутую подкову. Здесь и там кудрявились экзотические акации, одуряюще пахло полынью. Вода в заливчике была голубоватой, прозрачной, до самого дна. В южном конце подковы взглядам робинзонов открылась великолепная плантация кувшинок. Каждый цветок представлял миниатюрный аэродром для бабочек и стрекоз, снующих вокруг стремительно и бестолково.
– Сказка! – захлопала руками Таня. – Тысяча и одна ночь!
– А вам нравится? – спросил Костя.
– Очень. Даже не верится, что видишь наяву, а не в кино или на картине одного из знаменитых итальянских живописцев.
– Вы любите живопись? И знаете, наверное?..
– Скорее, чувствую.
– Ого, мы ударились в высокие материи! – Люся, раскинув сильные загорелые руки, легла в тень акации. – Так бы вот и полетела!.. Костя, вы составите мне компанию?.. Сделаем круг, другой над нашей милой планетой и махнем на Марс, в сады Аэлиты.
– Рожденный ползать, летать не может, – усмехнулся Костя. – Мне и на Земле дела не занимать.
Замолчали. Каждый думал о своем: Люся – о садах Аэлиты, Таня – о предстоящем соревновании, Костя – о Генке. «И чего он так долго не возвращается? Уж не влип ли в какую новую историю! От него ведь всего можно ожидать...»
А Генка в это время, приминая траву, как напуганный лось, мчался к заливу своего имени, переживая заново только что увиденное и услышанное.
А произошло вот что: когда кусты скрыли Генку от посторонних Глаз, он убрал руки с живота и как ни в чем не бывало зашагал По направлению к озерцу, заросшему чаканом и камышом. Он шел, ориентируясь на запах дыма.
Вот и костер, облизывающий желтыми кошачьими языками пламени днище котелка с ухой. Он дымил под старой неуклюжей ветлой, на песчаной залысине. А возле него, чуть в сторонке, в небрежных позах лежат три колоритные фигуры, в майках и трусах. Двое взрослых и один подросток.
Генка затаился за кустом... В этот миг подросток повернулся к нему лицом.
– Васька Сом! – прошептал Генка, – а это... Так я и знал! Золотозубый и Носатик!..
Около них была расстелена газета. На ней стояли одна порожняя и одна наполовину наполненная особой московской бутылки и три граненых стакана. Тут же высилась горка колбасы, хлеба и нарезанной узкими полосками воблы.
– Так я и знал! – процедил Генка, – стопроцентные бандюги!.. Кого‑то ограбили и празднуют. Напьются, а ночью снова пойдут грабить!.. Вот тут‑то мы их с Костей и зацепим. Тем более, сегодня я дежурю в городской дружине, и повязки нам с Китом обеспечены. А это уже Полдела! Красная окольцовка на рукаве, если и не прибавляет человеку силы, то уверенности и отваги – сколько хочешь!
«Однако о чем они говорят? Подслушать бы!» подумал Генка, распластался и по‑пластунски стал подбираться к кутящей троице поближе. Когда до намеченной цели осталось шагов десять, руки у Генки отнялись окончательно то ли от усталости, то ли от страха. Трава под ним шуршала невыносимо громко, а камышинки хрустели так, как будто взрывались снаряды девятидюймовых орудий. Муха замер. Говорил золотозубый, говорил тихо и невнятно. Как Генка ни напрягался, ничего расслышать не смог. Лишь два обрывка фразы отфильтровало его сознание: «...сегодня... в девять... и... в Морском садике...»
Муха, приподнявшись на локтях, сделал еще одно движение. Под коленкой треснула сухая хворостинка. Золотозубый выругался: «Нас кто‑то подслушивает! Кому‑то жить надоело!..»
Генка клубком скатился под горку, вскочил и задал такую работу ногами, какой в жизни не видывал ни один стадион мира.
К друзьям он прибежал запыхавшийся и лоснящийся от пота.
– Уж не гнались ли за тобой? – всполошилась черноглазая Таня.
– Не‑ет... а что?
– Да пыхтишь ты, как камерон при откачке мазута, – пояснил Костя.
– Это я... дорогой стойку на руках жал.
– А ну, жемани еще! – поощрил Кит.
– Ой, Гена, неужели вы на руках можете стоять? – загорелась Люся. – Покажите!
«Индюк, ишь как расхвастался! – Косте стало жаль Генку. – И как он теперь выкрутится? Придется краснеть перед девчонками!»
Но Муха не думал сдавать позиции. Небрежно помахав у себя перед носом пятерней – что должно было означать: ух, мол, как жарко! – пообещал:
– Согласен!.. Только в другой раз, жилу растянул в кисти... – И рыбкой прыгнул в траву, но тотчас же взлетел вверх, будто его подбросил батут. А Таня закричала не своим голосом:
– Берегитесь, змея!..
Костя метнулся к Генке:
– Где змея?! Укусила?!
– Вон, вон она! – Таня и Люся, подвывая от страха, пятились к воде. Генкино лицо заливала молочно‑гипсовая бледность. О страхе кричали только его глаза.
Костя кинул взгляд на змею и, схватившись руками за живот, с трудом выдохнул:
– Уж это! Уж чистейшей воды!.. А вы... змея... – И он снова покатился от хохота. Девочки невольно захихикали тоже.
– Ну, Генка, и отмочил же ты «стоечку» с перепугу!
– Ха! – невозмутимо отпарировал Генка. – Это я, чтобы вас напугать!.. Что я, ужей, что ли, не видел!.. Да я их... за пазуху по пятку клал. Хотите, я и сейчас... – И он сделал вид, что ловит ужа.
– Не надо! – заверещали девчонки. – Не бери!..
– Ну, что ж, – Муха как бы нехотя отказался от своей затеи, – продемонстрируем в следующий раз... Мне ведь такое – раз плюнуть!..
Костя в Генкину неустрашимость не поверил, но спорить с ним не стал: пусть в глазах девчонок останется героем.
После нечаянной тревоги купаться всем расхотелось, разговор тоже что‑то не клеился. Девочки заторопились домой. Вдруг оказалось, что у них масса всяческих неотложных дел. Ни Генка, ни тем более Костя удерживать их не стали. Люся предложила вечером встретиться у «Октября» и сделать коллективную вылазку в кино.
– Не знаю, – пожал плечами Кит, – я, как Генка... Тетя у нас...
– Предложение в принципе принимается, – перебил его Муха, – только встретимся не сегодня, а завтра. Сегодня мы с Костей дежурим в городском штабе дружины. А вот завтра – в половине восьмого – мы будем вас ждать на условном месте.
– Вот и ладненько, – согласились девочки, – до завтра.
«Ну, держись, Нюська Иночкина, скоро ты узнаешь, почем сотня гребешков и кто в нашем городе самый знаменитый! – бормотал Генка, бодро шагая об руку с Костей к пристани. – Ты еще возле Генки Титова походишь!»