Дункан поглядел в пол: «В меня никогда еще раньше никто не стрелял, никогда я не был в такой ситуации, под огнем».
Мастон ответил: «А я, конечно же, был, сэр, и не раз».
Дункан сказал: «Меня до сих пор трясет».
Вдруг в Фонографе раздался треск помех. Какой-то отдаленный звук. Дункан тут же бросился к дискам и попытался вновь поймать сигнал. Что-нибудь посильнее первого. Тишина. Лицо Дункана помрачнело от новой досады, его высокое худое тело почти согнулось пополам под каким-то невидимым весом, он склонился над рожком, как будто если он заберется в него, прямо туда внутрь, это поможет вырвать оттуда голос Сары.
Но ни звука не раздалось в ответ. Даже помех. Дункан выпрямился.
Мастон сказал: «Сэр, я знаю, что могу быть полезен здесь».
Дункан посмотрел на него поверх очков: «С учетом всего то, что произошло, ваше присутствие может стать успокаивающей поддержкой, мистер Мастон. Считайте, что вы приглашены».
* * *
Цинциннати поднялся на задние ноги. Выгнув спину, с широко раскрытыми белыми глазами, раздув ноздри и бешено размахивая передними ногами, после ослепительной вспышки порошка. Встав на дыбы. Воспламенившийся магний вспыхнул снова, и Грант с Эфремом схватили коня за уздечку и осторожно опустили коня, и Грант, успокаивая, стал гладить его по холке и по бокам.
Эфрем остался рядом с кивающим головой Цинциннати, уши у которого нервно дергались, тихо заговорив: «Прошу прощения, сэр, но это его действительно пугает; он никогда с таким раньше не сталкивался. Не видел и не слышал ничего подобного».
Механическое дыхание по-прежнему доносилось без перебоя из оранжереи, и Грант сказал: «Меня тоже все это пугает, по тем же причинам».
Грант заметил шрам от снайперского выстрела на плече Цинциннати, волосы вокруг косой черты молнии, скользнувшей по шерсти коня, похожей на оникс.
Он сказал: «Заживает, черт, и как быстро».
«Если честно, сэр, та фигня, которой помазал его ветеринар, только смочила ему волосы. Мазь моего отца – вот что помогло залечить рану так быстро. Я не спрашивал ни у кого разрешения, сам это сделал». Эфрем посмотрел себе под ноги. «Можно мне уйти с телеграфа?»
«Сынок, ты хочешь слинять с работы сильнее, чем какой-нибудь сенатор. Я буду отсутствовать в течение пары ближайших недель, поэтому продолжай пока ухаживать за моим старым другом. По-своему, как считаешь нужным. И взнуздай хорошенько нового коня моей дочери; не хочу, чтобы он был своенравным. Ты знаешь, как это сделать».
Грант положил Эфрему в карман свернутый конверт: «Для твоей бабушки».
Раздался взрыв. Четыре заряда, вспыхнувшие бесшумными огненными шарами, но это была не артиллерия, а всего лишь фотоаппараты. Цинциннати дернулся при этой желто-белой вспышке, отдернув морду от столба загона.
«Он выдерживает звук выстрела из пушки, но не пламя». Грант бросил Эфрему поводья. «Отведи его на другую сторону», сказал он, после чего повернулся к оранжерее: «Лайм!»
Лайм, в двубортном изумрудном фраке, устанавливал последнюю из четырех камер с полками для вспышек, полукругом вокруг оранжереи, направив объективы вверх, на ее раскрытую стеклянную крышу, отодвигавшуюся на шарнирах, и на огромный дирижабль, плававший внутри нее.
Грант направился к нему. Когда он стал подходить к первому ряду камер и вспышек, к нему приблизился какой-то другой человек, с видом того, кто просит подписать какой-то секретный приказ, или хочет сказать: «У меня тут последний вопросик».
Скайлер Колфакс, внешне похожий на Линкольна вице-президент Гранта, пошел рядом с ним в ногу: «Улисс, я подготовил все заявления, и кабинет готов действовать в твое отсутствие».
Грант сказал: «Уверен, что так. Только не дай им действовать, как свиньи, вырвавшиеся из загона».
«Все это уже превратилось в какой-то жалкий уездный цирк на ярмарке». Колфакс положил руку на плечо Гранта. «Ты уверен, что нужно действовать именно так? Твоей подписи под формальным письмом с протестом более чем достаточно».
Грант сказал: «Я бы предпочел, чтобы было все по-другому, но ты ошибаешься. Они всерьез готовятся к войне с превентивным первым ударом по нам, и письмо тут нам не поможет. Надеюсь, дирижабль вместе со мной произведут на них должное впечатление, основательно напугав, чтобы они, по крайней мере, прислушались к доказательствам».
Колфакс попытался все-таки настаивать: «Улисс, как твой вице-президент, я официально советую тебе: не стоит предпринимать такой неординарный шаг. Помимо всего прочего, этот твой крестовый поход в одиночку будет очень тяжело защитить от нападок в прессе, не говоря уже о Конгрессе».
«Вообще-то именно этого я и молю у Бога», сказал Грант. «Скайлер, если они хотят чего-то ординарного, им нужно было выбирать другого парня».
Грант оторвался от него. Он ощущал болотную сырость Вашингтона. Этот пробирающий до костей холод, бросавший вызов и не желавший подчиняться даже факелам, освещавшим лужайки, газоны и конюшни, просачиваясь везде и всюду. Грант закурил сигару и подумал о своих детях. Хлопнула вспышка, обжегшая ему глаза.
Лайм крикнул: «Президент взвешивает варианты! Превосходно!»
Камеры Лаймы были рассредоточены, и поэтому могли охватить своими вспышками тут всё. Он бросился к своим треногам, перебегая от одного фотоаппарата к другому, вынимая пластины с негативами и заменяя их, а затем сделал еще три вспышки, пока отключались насосы в оранжерее, переставая дышать. Оболочка дирижабля теперь была полностью надута, над ней развевался американский флаг.
«Что ж, теперь уж точно не будет никаких сомнений, что это именно вы». Лайм с хлопком сделал еще одну фотографию.
«Именно это и нужно». Грант посмотрел на Лайма: «Тебе все понятно, почему эти твои фотографии должны увидеть во всех странах?»
Лайм сказал: «Я разослал телеграммы редакциям газет по всему миру, сэр».
«Это не твои вонючие шпионские фотографии, качество работы––»
Лайм закончил мысль Гранта: «––должно быть превосходным. Эти фото – ваши предупредительные выстрелы по вашим врагам, и я воздам им больше, чем должное».
Он повернул фотоаппарат, поправил мехи-гармошку и сделал снимок гондолы, вспышка полностью ее осветила. «Мир увидит вашу воздушную крепость, снятую со всех сторон и во всех ракурсах, и вострепещет при ее приближении».
Грант сказал: «Я заключил слишком много сделок с разными негодяями, не зная, будут ли они их соблюдать, и не нарушат ли они свое слово. И мне это не нравилось».
Лайм ответил: «Генерал, вы всегда можете положиться на мой страх перед вами».
Грант сказал: «Вот это разумная мысль. Ты хотел установить свою специальную камеру».
* * *
Из-за оранжереи выехала конница, державшаяся руками за направляющие канаты и выводившая воздушный шар из теперь уже раскрытой стеклянной крыши, из которой он показался уже со всех сторон.
Всадники заняли свои места, по шесть человек с каждой стороны воздушного шара, управляясь с канатами так, будто вили из веревок тросы, вытаскивая надувное устройство оттуда, где его прятали, и выводя его на заднюю лужайку, чтобы оно оказалось над двухуровневой чугунной гондолой, предназначенной для Гранта и его экипажа.
Сигарообразную бронированную гондолу, с двойными пропеллерами на носу и корме, венчала танковая башня, с клепаными сторонами, с вентиляцией из орудийных амбразур и небольшими бомболюками для метания взрывчатки.
Дункан побежал по лужайке, отдавая указания прикрепить гондолу и воздушный шар, а сам занялся проверкой крепления металлокаркаса корпуса к надутому шару. С обода гондолы в его оболочку вцепились стальные когти. А затем и сам шар был привязан к гондоле более чем в ста точках.
Все бросились энергично работать, прикрепляя шар, а другая часть личного состава стала переносить снаряжение, продукты и оружие, укладывая их в кабине гондолы. Всадники сформировали вокруг всего этого круг, держа наготове винтовки и наблюдая.
«Первый, настоящий Президентский небесный корабль. Вы должны быть очень горды им, сэр».
Джулия набила его портсигар самыми лучшими сигарами из тех, что были, и Грант зажег одну из них, показав пламенем на Дункана, и сказал: «Вот человек, это совершивший, а не я».
Подошел пугало Хорэс, начальник телеграфистов, в нелепо сидевшем на нем пальто. Обеими руками он держал закрытый ящик с корреспонденцией и заметно нервничал: «Вот последние сообщения, господин Президент. Все это перехваченные нами иностранные телеграммы».
«Вы не должны передавать их мне у всех на виду».
Хорэс сжался: «Я знаю… но это очень важно… материалы крайне деликатного свойства, сэр. Приношу искренние извинения».
Грант сказал: «Вы слишком много извиняетесь. Не лучшая черта у того, кто находится в числе моих сотрудников».
«Да, сэр. Прошу прощения».
В отдалении, за газонами, репортерами и командой механиков, торопившихся вывести объединенными усилиями корабль в небо, на Цинциннати скакал Эфрем, по всему дальнему загону, быстро мчась внутри ограды. Грант повернулся и обратил все свое внимание именно туда. Как будто отделившись от всего происходившего вокруг, от всей прочей деятельности, они просто скакали там.
Грант сказал: «С этого момента этот юноша, Эфрем, покидает телеграфный офис и будет заниматься лошадьми, это всё. Больше он не будет иметь дело с корреспонденцией. Из-за этого он является объектом возможного похищения детей».
Горэс сказал: «Я понял, сэр. Очень, очень мудрое решение».
Кувалды с треском выбили тяжелые крепления. Команда выбила дерево из-под железной гондолы, и воздушный шар поднял центр управления в воздух.
Дункан отступил на шаг назад и ахнул, восхитившись своей гордостью. Он видел только чертежи своего изобретения на бумаге, а теперь оно стало реальностью. Он посмотрел на Гранта и слабо отдал ему честь.
Грант в первый раз увидел, как Дункан сделал хоть единственный военный жест за все время их общения. Он ответил ему такой же любезностью, отдав ему честь и сказав Хорэсу, не глядя на него: «Все сообщения должны доходить до этого корабля. Каждое».
«Я лично принял все необходимые меры к этому, господин Президент», ответил Хорэс, кланяясь по пояс, отчего вся одежда его смялась. «Все будет точно так, как будто мы вместе с вами находимся в комнате связи».
Глаза Гранта сузились, его единственным ответом стал дымок, выпущенный из ноздрей. Он знал, что под сюртуком у него пистолет, а под мышкой правительственные секреты, но ему хотелось – черт, ему так хотелось! – мчаться этой ночью верхом вместе с Эфремом.
Между Хорэсом и Грантом появился Мастон: «Господин Президент, я буду обеспечивать дополнительную охрану этой операции».
«Думаю, мне это подходит, сынок», сказал Грант. «Давайте-ка сматываться отсюда поскорей, пока я не опомнился».
* * *
Рассвет был холоднее, чем накануне ночью, но все приготовления были закончены.
Джулия Грант стояла на балконе Белого дома, двери в Конторку позади нее были открыты, а шторы качались от ветерка. На перилах стоял высокий стакан с бурбоном, а внизу – ее муж, перед дирижаблем. Он обращался с речью к быстро увеличивавшейся толпе репортеров и членов кабинета. Бýхали вспышки фотоаппаратов Лайма.
Толкались зеваки, пытавшиеся протиснуться за баррикады, их сдерживали солдаты, за колючей проволокой и мешками с песком в проезде к Белому дому. Они закричали громче, приветствуя Гранта, когда он заверил всех, что Соединенные Штаты победят этого нового, неизвестного врага.
Джулия услышала: «Не было еще таких времен и ситуаций, на мой взгляд, когда не существовало возможностей воздержаться от извлечения меча. В этом и заключается моя цель. Но если нас вынудят сражаться, то мы вступим в бой, и мы победим, потому что наше дело правое, наши сердца чисты, а воля наша непобедима».
Грант помахал в сторону взрывающихся вспышек и рева голосов. На лице у Джулии появилась улыбка при мысли о всех ставших известными высказываниях, рисунках и фотографиях этого мужчины, с которым она делила постель, со времен Уэст-Пойнта, и которого одна газета назвала «воином, который пойдет в атаку тогда, когда никому другому не захочется это сделать, ставя долг превыше всего прочего, кроме преданности своей семье».
Она сказала ему, что это его сентиментальное упрямство когда-нибудь его погубит, что его застрелят, когда он будет пытаться спасти потрет со своими детьми. Улисс рассмеялся. Он не смог отрицать правду.
Джулия закусила губы, наблюдая, как Улисс сел в гондолу, тяжелые железные двери которой закрылись, пытаясь не думать о том, что она видит его в последний раз.
Толпа заорала, еще громче прежнего, когда солдаты потащили дирижабль и по сигналу отрубили привязные тросы. Каждый отрубленный канат вызывал в ответ свист и аплодисменты. Дирижабль поднялся в воздух над крышами, над ним взметнулся флаг, развернувшийся в небе.
Джулия не стала сдерживать слезы. Она взяла бурбон и подняла бокал за мужа, а Президентский Корабль Аэро-Воздушных Сил – Борт Номер Один тем временем стал набирать скорость, выводимый пропеллерами в яростные небеса.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
ДВА КОРАБЛЯ
Наутилус пробирался сквозь спутанные коралловые заросли, растянувшиеся на многие мили, рулями обламывая куски этих красно-оранжевых скал, словно ребра гниющих скелетов. Кильватерная вихревая волна, оставляемая подводной лодкой, взбалтывала их и перемалывала все это в разбавленную грязь, облаком клубившуюся за субмариной.
Немо находился в своей каюте, он сидел за своим столом под светящимся портретом своей жены и сына, и под не прекращавшимся ни на минуту устойчивым пульсирующим аккомпанементом двигателей писал в журнале в кожаном переплете, толщиной в сотни страниц.
Дорогая моя Валанда,
Столь многими людьми был наклеен на меня ярлык безумца, что моя привычка, превратившаяся в ритуал, каждым вечером оставлять записи в этом дневнике, несомненно, лишь добавит аргументов к этим утверждениям, но возможность высказаться, выразить свои чувства, обращаясь к тебе – это единственное подлинное душевное утешение, которое у меня еще осталось, сейчас, когда я изо всех сил пытаюсь вернуть Наутилусу его прежнюю славу. Его смысл и предназначение запятнаны этим правительственным заданием, который он вынужден выполнять, охотясь за злодеем, чьи технологии, признаюсь, меня заинтриговали. Но каковы его мотивы? Я слышу теперь твой голос, милая, он велит мне добиться истины, отыскав собственный путь.
Я никогда не забуду ту клятву, которую я дал над вашей могилой: уничтожить в конечном итоге поджигателей и инициаторов всех войн и их оружие. Эта цель остается, она чиста и благородна, даже если иногда кажется, что на пути к ней мне приходится останавливаться, уклоняться или сворачивать в сторону.
Это мучает меня, но, как единственный человек, который лучше всех знает мое сердце, я прошу твоего прощения, и любви, чтобы я сумел выстоять на этом пути.
Я всегда буду твоим любящим мужем.
Немо сверился с часами у себя на руке, а затем подошел к боковому иллюминатору, скользнув рукой по увеличительному куполу и увидев прямо впереди по курсу Наутилуса окаменевший римский торговый корабль.
Затонувший призрак, царственный облик этого корабля, весла и единственный уцелевший шлем погибшего моряка сохранились в этих холодных водах, несмотря на все эти минувшие тысячи лет. Вокруг мачты вместо разодранных парусов роились косяки рыб. Немо обозначил его местоположение трезубцем, увенчанным литерой N – как навигационный ориентир для самого себя.
Вид из иллюминатора ему внезапно перекрыло закружившееся оранжевое облако разрушенного коралла, его вращающиеся сломанные кусочки врезались во внешнее стекло иллюминатора, где снова ломались.
Немо отдал приказ, крикнув в коммутатор субмарины: «Всем двигателям, полная остановка! Группа уборки плантаций, доложиться о готовности! И это прямо касается вас, мистер Джесс!»
* * *
Джесс, сложив руки, стоял возле душевых кабинок, а Сара за шторой вытиралась полотенцем. Джесс свистнул, отвернувшись, когда Немо спустился по спиральной лестнице к коридору нижней палубы. Еще до того, как Немо стал виден, послышался звук его шагов в тяжелых ботинках по железу и его голос из темноты.
«Вы не слышали приказа, мистер Джесс?»
Джесс, прищурившись, посмотрел на Немо, появившегося в дальнем конце коридора, и сказал: «Эээ… я защищаю целомудрие сестрички, сэр».
Немо подошел к Джессу ближе: «Мне известно, что мисс Дункан вполне способна защитить себя сама, и я уверен, вам понравилось то, что вы увидели. А вот мне, наоборот, не понравилось то, что я только что увидел».
«Не понимаю вас, капитан».
«Разве я не оставил вас за старшего на мостике?»
«Так точно, сэр. Но мы на механическом автопилоте. Вы бы тоже так поступили».
Немо спросил: «Знаете, сколько времени растет коралловый риф? Вы уничтожили один из них за считанные секунды. Мы – часть океана, а не захватчики в нем!»
Джесс ответил: «Но те шипы в пещере––»
Громовым голосом Немо ответил: «Риф – это живое существо, а не застывший камень! Отсутствие у вас образования продолжает причинять нам проблемы, сэр. Это необходимо исправлять».
Из-за шторы вышла Сара, в коридор, зашнуровывая ботинки. Немо сказал ей: «Вы тоже пойдете, мисс Дункан. Вам наверняка захочется это увидеть».
* * *
Свет, струившийся снаружи внутрь Наутилуса, в его водолазную камеру, отражался в форме движущейся морской звезды на потолке и полированной стали выходной шахты, наполнявшейся и выпускавшей воду.
Сара держала свой подводный шлем, рассматривая форму его черепа, застекленные глазницы и металлическое дыхательное устройство вдоль переносицы, которая некогда являлась частью рыла рыбы.
Она сказала: «И Природа, и Немо всегда предпочитают плоть и кость. Еще одна акула?»
Немо натягивал на себя свой глубоководный скафандр, сделанный из вывернутой наизнанку кожи ската-манты – морского дьявола. «На самом деле это большой синий тунец. Два вскрытых черепа, доработанные, оснащенные всем необходимым и затем соединенные вместе. Нет ничего мощнее, что способно выдержать давление. Воздух циркулирует по жабрам моего творения».
Сара сказала: «Итак, вы улучшили природу. В который раз».
Немо сказал: «Это невозможно, никоим образом. Речь идет лишь об использовании того, что позволяет и предоставляет мне океан».
«Вот же никогда вам не надоедает всё объяснять, кэп», сказал Джесс, извиваясь и залезая в свой скафандр. «Когда мой старик-отец был на моем месте, я что-то не помню, чтобы он надевал себе на голову рыбью шляпу. Но я рискну».
«Уверен, что история вашей семьи весьма поучительна», сказал Немо, надевая на Джесса шлем и застегивая шейную накладку. «Но сейчас не время. Считайте, что вы на условном наказании, за риф, мистер Джесс. Не забывайте об этом, собирая пищу для всех нас».
Сара сказала: «Я много читала о ваших подводных плантациях. Газеты были полны их описаниями».
«Знаю». Немо вручил Саре перчатки, также из кожи ската-дьявола. «Большинство из них – это домыслы кретинов, не видевших ничего собственными глазами. Мы здесь по практическим соображениям, и это лучший способ испытать на себе что угодно, почувствовать все самому. Эта прогулка обещает быть долгой, и это наша возможность собрать урожай без всяких бомб и пушек».
«Как вы думаете, мы можем подвергнуться нападению?», спросила Сара, закрепляя свой шлем, с увеличенными за стеклянными глазницами глазами.
Немо привязал ей к поясу мешок для сбора морских продуктов, а затем прикрепил и свой. «Вероятность существует, но мы способны путешествовать там, куда никто другой не проникнет. Это означает, что у этой черепахи еще много времени на своем веку, мистер Джесс».
Джесс проговорил сквозь лицевой щиток: «Человек способен освоиться где угодно, капитан. При условии наличия выпивки».
Китобои открыли стальные камеры. Сара стояла совершенно неподвижно, пока вода заполняла шахту, ожидая притока мощной волны, втянувшей ее в Наутилус снаружи. Но в обратном порядке это означало выравнивание внутреннего давления с наружным, а затем открытие шахты. Поэтому она смогла легко выскользнуть из подводной лодки, плавно опустившись на самое дно океана.
Свободным падением, как во сне.
Сара опустилась на дно, тяжелая обувь слишком быстро притянули ее к песку. Она компенсировала это быстрыми спортивными движениями, широко расставив ноги и балансируя для равновесия, а затем собралась, борясь с давлением веса всего океана, этих миллион тонн вверху и вокруг, стараясь не замедлять движений. Она выпрямилась, и вскоре к ней из недр субмарины присоединились и Джесс с Немо, подняв тяжелый ил.
Джесс перевернулся, он завертел ногами и упал на спину на песок. Он попробовал подняться. Стараясь изо всех сил. Но слишком тяжелая обувь запуталась в длинных морских водорослях и камнях. Сара плавно двинулась к нему, длинными плавающими шагами, добравшись до него за несколько секунд и подняв его на ноги. Медуза, через которую он перекатился, пульсируя, выскользнула из-под него и уплыла.
Джесс что-то сказал ей в свой шлем, чего она так и не услышала, он лишь затуманил свой лицевой щиток. А затем пожал ей руку.
Немо, проследив за этим, поднял руку, в которой держал лазерную винтовку, подав сигнал Наутилусу. Загорелись огни: ходовые огни по обеим сторонами субмарины, огни в каждом иллюминаторе и все встроенные в корпус лампы, от носа до кормы.
Из прожекторов хлынул электрический светло-желтый свет, проходивший сквозь воду и осветивший все пространство океанского дна вокруг затонувшего римского корабля. Как факел в пещере, указывающий путь.
Оказалось, что Сара и Джесс стояли перед грядками морских плантаций.
На кольях-пиках с литерой N наверху, ограждавших со всех сторон плантацию Немо, здесь стояли ловушки-садки для омаров, глубоководных креветок и каменных крабов. Вокруг этих копий из песка вились морские огурцы [голотурии или трепанги], вместе со съедобными моллюсками, росшими вокруг них на этих же грядках. Морской салат [ульва], цветущие розовые коралловые полипы и красные водоросли со стеблями как у пальм, были высажены здесь рядами, но разрослись и спутались, растащенные рыбами и крабами.
Но все это изобилие тянулось гораздо дальше, чем могли осветить плантацию огни, отбрасываемые Наутилусом. Немо стал открывать ловушки с омарами, а Сара с Джессом раскрыли пошире мешки, привязав их к пикам, после чего начали собирать креветок, зачерпывая их сотнями.
На секунду он взялся за одно из этих копий, осмотрев его. Оно было изъедено усоногими рачками, однако не упало, но стояло ровно и прямо, со стальным его инициалом, который он выковал в Вулкании, отметив про себя свою небольшую победу.
Прошло столько лет, и он не знал, сохранится ли эта плантация, будет ли она расти, или же ее разрушат штормы или похоронят пески. Пока не увидел окаменевший резной нос римского корабля. Если он остался здесь, на своем прежнем месте, такой же гордый, не смытый водой и не занесенный песком, то он понял тогда, что здесь будет и его плантация.
Воду над Сарой рассекла белая акула-людоед, которая затем опустилась ниже и повернула обратно, пронесясь уже ближе к ней. Немо выстрелил в нее лучом слабой интенсивности, задев акулу вдоль грудной клетки и сразу же заставив удалиться; она никак не отреагировала, ни на секунду не останавливаясь, просто двинулась в другом направлении. Искать жертву полегче.
Сара жестом поблагодарила капитана и привязала еще несколько мешков, после чего взялась за садки, установленные вокруг высаженных рядами радужно-полосатых морских фруктов. Джесс стал подбирать из песка морские огурцы, после которых из образовавшихся дыр выстреливали крошечные солоноводные креветки-артемии, как новогоднее конфетти.
Джесс отогнал этот рассол в сторону, и Сара рассмеялась, а затем посмотрела на Немо, двинувшегося к римскому кораблю. Со всех сторон он был теперь покрыт лентами зеленых и желтых водорослей, похожих на удавов, длиннолистых и текучих.
Немо приблизился к кораблю, как раб, подходящий к трону, всеми движениями тела выказывая ему свое почтение и двигаясь сквозь тонны воды, его окружавшей. Опустив винтовку, он словно видел сейчас всю историю этого древнего корабля в резьбе его носовой части, в небольших остатках краски, еще сохранявшейся на корпусе, не съеденной океанскими паразитами. Несмотря на столетия, этот корабль еще сохранял свой гордый, величественный облик, и он был зачарован этим зрелищем.
Наблюдая за Немо, Сара задалась вопросом, увидел ли он в этом свое будущее, искореженное, растерзанное и окаменевшее на дне океана.
Внезапно какая-то волна изогнула свет, шедший из Наутилуса, преломив луч в сторону корабля. Высветив какое-то движение в корпусе, нечто, появившееся за слоями водорослей, колыхнувшихся над трещиной в корпусе. Оно снова сдвинулось с места. Это был извивающийся черный угорь.
В этот самый момент она увидела его: мышцы, выгибающиеся под змеиной кожей, и десять футов между головой и хвостом твари. Хлестнул ее хвост из какой-то прогнившей дыры под мачтой, затем исчезнувший в остове судна. Угорь свернулся, приготовившись нанести удар.
Немо повернулся спиной к кораблю, чтобы собрать садки с омарами и ульвой. Сара прекратила собирать, бросив мешок, и крабы разбежались в стороны.
Она бросилась вперед, стараясь двигаться как можно быстрее, отталкиваясь изо всех сил от мягкого дна. Ее сдерживала тяжелая водолазная обувь и давление, она инстинктивно закричала, но в этом костяном шлеме услышала лишь саму себя. Пытаясь добраться до Немо. До угря, вырвавшегося из корпуса и водорослей, с открытой огромной пастью и обеими разинутыми челюстями.
Мурена ударилась пастью и черепом в шлем Немо, отскочив затем к скафандру и вонзившись в него кривыми зубами-крюками. Хлопок и выброс воздуха. Взрыв и выплеснувшиеся пузыри отбросили Немо назад, лазерная винтовка выпала у него из рук.
Угорь отскочил, щелкнув зубами, и обхватил Немо вокруг тела, как будто ухватившись за собственный хвост. Создав своим телом петлю и плотно сжав Немо вокруг ребер.
Задыхаясь от утечки кислорода, Немо опустился на колени. Угорь стал сворачиваться вокруг него. Все крепче.
Сара бросилась к зверю вплавь и, развернувшись, ударила ножом ему в раскрытую пасть, вонзив лезвие ему в язык и проткнув челюсть.
Вода окуталась кровью. Зверюга завертелась от боли, тело ее стало извиваться, согнув Немо пополам. Скафандр его стал наполняться водой. Немо прикрыл порванный участок кулаком, перекрыв доступ воды сквозь кожу ската. Задерживая дыхание и борясь с болью от давления воды. Кости его едва не треснули.
Из глаз Немо вырвалась кровь, но он не закричал, когда увидел, как Джесс схватил копье и бросился к нему. Задерживаемый водой, взбивая песок, Джесс изо всех сил пытался к нему приблизиться, подняв пику как гарпун.
Сопротивляясь весу воды, он заорал, чтобы удвоить свои силы, и опустил гарпун.
Череп угря отделился от хрупкой точки, в которой он соединялся с телом, и Джесс воткнул ему в плоть литеру N и зубцы пики, провернув металл в мясе. Раскромсав угрю мышцы. Тварь отскочила. Из ее пасти фонтаном хлынула кровь, когда она огрызнулась на Джесса, хлестнув его своим хвостом.