Представляется, что образ женщины проецируется на жилище со времен глубокой архаики. Женские работы по дому предполагали прямую связь с жилым помещением. В отношении к мужчинам, это считалось отрицательной характеристикой. Прозвище фæныкгуыз «домосед» для мальчика было презрительно-ругательным.
Специфической чертой праздника была обрядность поедания жертвенной пищи. Сваренное мясо жертвенного животного или птицы разделывалось крупными кусками, при этом избегали возможность повреждения целостности костей. Ритуальная выпечка, напитки и отварное мясо ставились на стол, гасили светильник и выходили из темной комнаты на короткое время. В старину накрытый стол покрывали буркой и покидали жилое помещение на более длительное время. Прежде чем выйти наружу старший произносил молитвословие. Вот как молили Бынатыхицау в Центральной Осетии: «Бынаты хицау! Подай нам твою милость! Не искушай нас и не делай нам никакого зла, не тронь ни головы, ни лошадей, ни скота нашего, ни всего, что нам принадлежит. Вняв усердным нашим молитвам, прими эту жертву, это кушанье и это питье. Да будут они тебе последним возданием. Отними от нас твою волю и власть и скройся далеко от нашего крова, чтобы ни мы, ни дети, ни правнуки наши не потерпели от тебя зла. Чтобы урожай был обильным, а скот наш крепким» (8, с. 54).
В данном случае Бынатыхицау являлся своеобразным транслятором просьб к демоническим силам. Как об этом в 1868 г. писал Инал Тхостов: «В молитве перед жертвоприношением умоляется только шайтан, и боже избави, если произносящий молитву как-нибудь обмолвится и упомянет имя бога или какого-нибудь святого, тогда всему семейству не сдобровать: шайтан целый год будет преследовать его за оскорбление» (10, III, с. 58).
|
|
Другой автор в начале 1900 г. сообщал по этому поводу, что «ни одна из частей зарезанного козла не должна быть выбрасываема. Рога, копыта и внутренности уносятся и зарываются в землю, все остальное варится. Сваренное мясо козла было собрано на один стол и тщательно сложено, тут же поставили чашку горского пива и положили два пирога.
Была собрана семья и по приказанию старшего все молча вышли из дома, затушив свечи и должны были пробыть у дверей не входя в дом около двадцати минут.
Обряд этот имеет следующее значение. В каждом доме есть свой ангел хранитель и дьявол. Домохозяин должен умилостивлять обоих одинаково и приносить им жертву: ангелу за то, что он охраняет дом, посылает здоровье членам семьи и вообще способствует благополучию дома, а дьяволу — чтобы он обходил их дом, не творил разных козней. Ну а так как дьявол любит козлов — свое творение, — то в жертву ему и режут козла; другой жертвы он не примет и другого мяса не ест, и может даже обидеться, если его не угостят козлятиной. Тогда его ничем не умилостивишь, все несчастия и бедствия обрушатся на дом; будет падеж скота, солнце выжжет хлеб и траву, а ливень снесет все оставшееся. «Больше бойся дьявола, чем ангела», — говорят осетины. Но дьявол не любит присутствия людей во время своей трапезы, а потому нас попросили выйти из сакли» (10, II, с. 231).
После продолжительной паузы домочадцы возвращались в помещение и прежде чем приступить к трапезе осматривали яства. Считалось, что ни один кусок или глоток жертвенной пищи не должен исчезнуть. В противном случае считалось, что в течение года семья может лишиться одного из своих членов. Весь характер празднества предполагал исключительно внутрисемейное поедание приготовленных кушаний. Не входящих в данную семью людей не угощали. Даже кровь и кости жертвы тщательно собирали и аккуратно зарывали, чтобы к ним не было никакого доступа. В эту ночь также на улице разжигали костры из соломы и молодежь разбрасывала жар от этих костров.
|
|
Спустя ровно неделю от праздника Цыппурсв ночь с 13 на 14 января осетины справляют Ног бон/Нæуæгбон/Анзисæр, соответствующий Новому году. По замечанию В.Ф. Миллера «теперешнее название Нæуæг бон — новый день — ведет свое начало вероятно со времен раннего христианства, с январского нового года, так как едва ли можно предположить, что древние предки осетин вели новый год с января. Некоторые черты празднества указывают на его связь с солнцеворотом и с русскою колядою» (7, II, с. 266).
По словам его осетинского информатора Таймураза Хетагурова, ночь накануне праздника, то есть 13 января, считается особенно священною. К этому времени домашние хозяйки готовят из пшеничной муки лепешки в виде фигур людей, животных и разных предметов. Большая именуется деда, а другие лæппынтæ, некоторые из них носят название различных земледельческих орудий. Ими угощают тех членов семьи, которым предстоит пахота.
Приготовляются также лепешки с сыром, под названием басылтæ, а также большой пирог, называемый артхурон. Съесть этот пирог должна вся семья без посторонних. По авторитетному мнению проф. В.И. Абаева названия этих видов ритуальной выпечки связаны с раннехристианским влиянием праздника св. Василия, который совпадал с новогодними днями. Второе слово — обозначает не только ритуальный пирог, но и культовое название огня/света, который в далеком прошлом посвящался этому празднику. В этом смысле очень интересно диалектное название этой выпечки среди осетин-дигорцев — Родзингæ.
|
|
Слово Æртхурон буквально означает «огонь солнечный/огонь — дитя солнца». Что касается слова родзингæ, то здесь речь идет об окне (рудзынг/къæрадзгæ) — источнике света в жилом помещении. Такая интерпретация однозначно свидетельствует о том, что в архаические времена четко осознавалась прямая связь между важнейшим празднеством этого цикла — зимним солнцеворотом и главным ритуальным кушаньем.
Любопытно, что эта выпечка начинялась сложной по составу массой. Обильно клали лучший сыр, жир, яйца, отварные зерна злаков. По словам знатоков народного быта, этот пирог был очень сытным, а из-за высокой жирности начинки — труднопоедаемым. Тем более, что на каждого члена семьи приходился один большой кусок, который по ритуалу надлежало съесть. Магический характер предполагал каждому домочадцу успеха в новом году, что достигалось поеданием одного куска от общего пирога. С этой целью В начинку добавлялись своеобразные символы будущего счастья — монетка, пучок шерсти, кусочек ткани и другиЬ несъедобные апотропеи. Считалось, кому что достанется в процессе дележа пирога, тем тот и будет счастлив в наступающем году.
После того как вечером перед домом разожжены костры в очаг или печь вкладывали большой новогодний чурбан, который по-осетински назывался «Ног боны къодах». Он должен был символизировать обеспеченность семьи дровами, огнем, светом и теплом. К позднему вечеру семья в полном составе собиралась в доме вокруг стола. «Мужчины садятся у столиков для ужина. Хозяин дома произносит с обычными обрядами длинную молитву, в которой высказывает разные пожелания для грядущего года и благодарит Бога за прошедший год, каков бы он ни был для его семьи. В молитве стараются не забыть ничего желательного так как существует убеждение, что именно в это время, то есть при начале года Бог распределяет всякое добро на весь будущий год. По окончании ужина домочадцы не спят, потому что ожидают прихода поздравителей. Все мальчики и молодые люди аула небольшими партиями отправляются бродить из дома в дом с поздравлениями. Подходя к дому, они начинают петь песню («Хæдзаронтæ/Басилтæ» — В. У.)...
После этой песни колядовщики набирают в дровяном сарае щепок и входят в саклю со щепами в руках. Бросая их на пол, они говорят: дай вам Бог столько счастья! (уал хорзæхы уын Хуыцау радтæд // ауал хуарзи уин Хуцау радтæд!) Потом каждый из поздравителей обращается к хозяину или к хозяйке с поздравлениями и пожеланиями: да застанет вас каждый год этот праздник в еще лучшем виде (Ног бон уыл алы аз хуыздæрæй цæуæд // О Басилтæ уæбæл алли анз хуæздæрæй цæуæнтæ).
Если между колядовщиками взрослые, то их угощают в сакле, а мальчикам дают лепешек, бараньих ножек, наливают пива в принесенный ими бурдючок и просят потанцевать. Некоторые из пришедших надевают маски, выкроенные из бурки и пугают детей. Затем, получив подачку, коля-довщики переходят в другой дом, избегая дома, в которых в течение года произошло какое-нибудь несчастье. Но хозяева посещенного дома не могут спать по уходу колядовщиков, потому что на смену первой партии является новая, и так продолжается с перерывами до самого утра.
На рассвете хозяин дома раскладывает на дворе пучки соломы по числу умерших членов рода и зажигает их со словами: рухсаг ут нæ мæрдтæ! Уæ зынджы хай макæд аххуысæд//рохсаг уотæ нæ мæрдтæ! Уæ зинги хай макæд ниххусæд! Будте светлы наши мертвые, доля вашего огня да не потухнет! При этом им руководит мнение, что он таким образом снабжает мертвых новым огнем на наступающий год.
В день нового года посещают друг друга мужчины с поздравлением. При этом есть примета, что первый гость приносит счастье или несчастье в наступившем году. Гость входит с теми же обрядами и пожеланиями, как ночные коля-довщики. Хозяева замечают, кто был у них первым гостем и если в течение года случается удача или несчастье, приписывают то и другое его приходу. Взаимные посещения и угощения продолжаются несколько дней подряд» (7, II, с. 267–269).
Многочисленные свидетельства обрядовых действ, связанные с праздником зимнего солнцеворота, дают возможность говорить об их высокой значимости в календаре. Они были связаны, в первую очередь, с обеспечением планетарных задач, с непосредственным привлечением первичных сил природы. Поэтому зимний цикл включает значительное число праздников с идентичной структурой. Замечено, что обрядность этих дней — игровая. Но это не обычные развлечения. Такая игра глубоко серьезна по своей сути и осознавалась, особенно в древности, как ответственная деятельность, усилие, направленное на то, чтобы стимулировать перманентную жизнь.
С этим аспектом связана и обрядность второго дня нового года. Собственно не дня, а ночи, известной среди осетин под названием фыссæн æхсæв/«ночь писания (судьбы)». В эту ночь девушки гадали о своей будущей судьбе, браке. Большая роль отводилась и вещим снам, которые провоцировались путем поедания пирожков с начинкой из соли цæхджын гуылтæ. Во сне девушке, обуреваемой жаждой снились соответствующие видения будущей жизни, естественно счастливой.
Тема новогодних празднеств и обрядов достаточно обширна и многомерна. Учитывая конкретные цели нашей книги, ограничу данный сюжет вышесказанным и позволю перейти к следующим праздникам цикла. Тем более, что в соответствующих разделах последней главы речь вновь коснется новогодней обрядности. Спустя шесть дней после празднования Нового года осетины отмечали праздник Доныскъæфæн, совпадающий с Христианским Крещением. Календарная дата его относится к 19 января по новому стилю. В этот день рано утром младшая невестка или девушка, в крайнем случае мальчик, отправлялись за водой к источнику. Каждый представитель семьи брал с собой фигурные печения дедатæ-басилтæ, кусок сыра или жира, зерна злаков, солод или лепешки задын-тыппырон.
Произнеся молитву водному источнику и его святым патронам, они бросали в воду отломанные части фигурных хлебцев, как правило, головы, кусочки сыра, жира, кусочки лепешек. Считалось, что после этого жертвоприношения семья обеспечивала себе безбедное существование в течение года. Обряд этот рекомендовалось совершать молча: «Принеся воды, она будит домашних со словами: «вставайте, я принесла вам воды медовой и маслянистой (сойджын — В. У.). Все встают, моются в принесенной воде и принесшая воды делит между ними лепешки» (7, II, с. 269). Обычно, это бывали остатки фигурок, головы которых были пожертвованы водной стихии.
Естественно, что это была самая лучшая, сакрально чистая вода. Ею пользовались для очищения, ведь она как подательница всех благ должна была обеспечить благостное состояние семьи, дома и их хозяйства. Поэтому каждая семья спешила принести эту ценность скорее домой. Возможно этим фактом и объясняется народное название праздника Крещения Господне Доныскъæфæн буквально время «быстрого несения воды».
В воскресенье, вернее в ночь на первый понедельник после Нового года в особенности среди жителей равнинных селений устраивают поминальные торжества Мæрдты бадæн/Бадæнтæ. Другая часть населения отмечает эту дату весной за неделю до Пасхи в Вербное воскресенье. По объяснениям одной из информаторов проф. Б.А. Алборова «Прежде этот день отмечали в ночь на Вербное воскресенье, в субботу перед Пасхой. И сейчас его так отмечают в горах. А у нас поменяли в ночь на понедельник после Нового года. Кто и зачем поменял, этого не знаю» (3, ф. 19, д. 92, л. 105).
Отмечают этот день только в тех семьях, которые в прошлом году лишились своих близких родственников. С утра до вечера идут приготовления и сборы родственников. Вот как об этом писал в 1850 г. Н. Берзенов: «К сумеркам все входят в саклю. Ближайший из родственников умершего с двумя палками в руках стоит в углу сакли и от души плачет и рыдает. Палки отбираются у него и вяжутся веревкою крестообразно. Затем приносят одежду покойника... и все это одевается на палки весьма искусно и оригинально. Сделанное таким образом чучело, в котором олицетворяется как бы сам покойник, и даже, по мнению осетин, переселяется его душа, ставят на скамейку, нарочно для этого приготовленную; кругом скамьи раскладывают все любимые предметы покойника... Заботятся также и о желудке покойного — ставят перед скамьею кашу и бутылку араки.
Собравшись вокруг скамьи, на которой находится чучело, мужчины по одну сторону, женщины по другую, начинают плакать и сетовать... вопли, стон и рыдания, оглушая слух и раздирая сердце сливаются в один отчаянный крик, суматоха продолжается всю ночь.
На другой день происходит конская скачка, способствующая, по мнению осетин, спасению души покойника, которая до тех пор находится Джегеннем в нестерпимых муках — это как бы выкуп за душу (10, I, с. 96–97).
Здесь необходимо добавить, что праздник в трансформированном виде и без скачек сохраняется и в наши дни. Отмеченный факт разнобоя в его календарном устройстве не вызывает нашего смущения. Перед началом и в ходе сельскохозяйственных работ обряды направлены на будущее, на достижение результата. С одной стороны, в праздниках зимнего цикла подчеркивается идея смерти, присутствия мертвых. Для их умилостивления совершают обряды, аналогичные поминальным. Их ублажают, чтобы заручиться их поддержкой и добрым отношением в делах. С другой стороны, в весеннем цикле подчеркивается идея перехода смерти в жизнь, регенерации вчерашнего умирания в сегодняшнее новое оживание.
Во вторую субботу после Нового года, а именно: в ночь на воскресенье после проведения Бадæнтæ начинается Фæцбадæн. Этот праздник известный только среди осетин-дигорцев не только предворял, но и охватывал третью неделю начавшегося года.
В течение пяти дней общество изолировалось от внешнего мира. В эти дни «не принимают никого в свое селение и никого не выпускают из него. Раз путника застал фæцбадæн в ауле, он уже должен ожидать окончания праздника, то есть так называемого выходного четверга. Мало этого — гость, по требованию жителей, должен принять деятельное участие в самом празднике, искупив свое жертвоприношение Идауæг’у, дзуару в честь которого установлен праздник...
В продолжение первых четырех дней каждая семья совершает свой кувд у себя дома, но двери для посторонних не запираются, а напротив все четыре дня проводят во взаимных посещениях. На пятый день праздник принимает характер общественного пиршества. Захватив с собою напитков и съестного, все мужское население отправляется с песнями по дороге, ведущей из аула в местность Гъазæндон, по которой с первого дня праздника никому не разрешалось проезжать.
Здесь около дзуара Идауæг проводят весь день в торжестве, пении и пляске и только поздно вечером расходятся по домам. Этим заканчивается праздник и с того дня желающим разрешается как выезжать из аула, так и въезжать в аул. Заметим, что в течение праздника запрещено прикасаться к мертвому телу и потому не допускается погребение (7, II, с. 283).
По сведениям дореволюционных знатоков народного быта Куку (о. Алексей) Гатуева и Габуди Туккаева, этот праздник был установлен в память об избавлении от эпидемии чумы (йеминæ), роль в этом чудодействии приписывают Идауæг’у, которому и поклоняются благодарные потомки.
Характер праздника проясняет нам причины имитируемой изоляции во время былой эпидемии и запрет на погребения в эти дни. Воспроизводилась своеобразная санитарно-гигиеническая защита тех далеких лет.
Что касается названия праздника, то можно сказать следующее. В осетинском языке бытует слово фæстинон, означающее «выздоровление/состояние после болезни». В.И. Абаев считает: «Вероятно из фæс-цин-он буквально «после радости (цин)». Болезнь эвфемистически названа «радостью», так как она, по древним воззрениям, насылается божеством. Чтобы задобрить это божество, болезни особенно эпидемические назывались у многих народов льстиво-ласкательными именами. Задобрить уходящую болезнь было особенно важно, чтобы она не возвращалась (5, т. I, с. 464). Первоначально праздник, вероятно, назывался Фæстинон бадæнтæ, буквально «посиделки, по случаю выздоровления». Однако, в последствии произошла редукция или стяжение до известной, но малопонятной ныне форме.
Для нынешних осетин столь малопонятным, а для многих вообще мало или неизвестным является праздник Наф. В прошлом он отмечался в субботу после первого новолуния в Новом году и длился целую неделю. Например, в 1992 г. этот праздник падал на 8 февраля. О размахе праздника и сопровождавшегося его угощения можно судить по выражению нафы куывд — «обильное угощение». Сохранилось несколько названий в форме «Иры наф/Уналы наф/Хæрисджыны наф/Бураты наф/Нæхи наф». Подобные варианты свидетельствуют о том, что этот праздник касался соответственно всей Осетии, отдельного села или фамилии.
Праздник отмечался всей фамилией или селом по принципу ежегодно выборных организаторов из тех конкретных семей. Из подворно собранного зерна варили пиво, выпекали больших размеров пирог «гуыдын», в чем-то напоминающий уже упоминаемый новогодний «артхурон». Их делали по числу домохозяев-участников праздничной трапезы.
Материалы Л.А. Чибирова позволяют сопоставить этот праздник с аналогичным празднеством «Габони кувд» в горах Дигоргома. Торжества были посвящены в первую очередь патрону плодородия. Ритуальная выпечка, характерная для конкретных празднеств символизировала родовое единство. Изыскания В.И. Абаева показали тесную связь слова наф с божеством рода, где типологическим синонимом его является восточнославянское божество Родъ. Следовательно, это был праздник родового патрона, восходящий к древне-иранскому культурному миру. В связи с этим проясняется значение некоторых культовых слов и выражений, Найфат — означает место родового святилища из Нафы уат — «место рода/фамилии». Еще большую смысловую нагрузку несет Иры наф — «праздник осетинского рода» (5, т. I, с. 148, 151).
В зимнем цикле народного календаря важное место отводилось празднику Комахсæн. По названию и характеру этот праздник соответствует христианскому Заговению. В зависимости от новолуния между Новым годом и Комахсæн бывает от пяти до семи недель. Уточнить этот «скользящий» праздник позволяет день Великого поста, которому предшествует двухнедельный Комахсæн. Как было сказано ранее, в наши дни уточнить интересующие даты «скользящих» праздников позволяют пасхалии — соответствующие таблицы о праздниках, исчисляемых по лунному календарю.
В 1993 г. начало двухнедельного подготовительного рубежа перед Великим постом во славу Христа — Чырыстийы мархо падает на 21 февраля. Как учит православие в дни поста человек должен больше думать о нравственном очищении. Большим подспорьем в этом выступает запрет на скоромную пищу «так как сытная пища вызывает у нас, — говорится в «Законе Божьем», — желание не молиться, а или поспать, или же, наоборот, резвиться». Но, как и в христианстве, осетинский праздник накануне поста имеет подготовительные недели. Первая из них называлась Фыдыкомбæттæн — «мясопустная неделя». В ночь на понедельник приносилось обязательное жертвоприношение. Об этом свидетельствует и специальное название этого дня — Галæргæвдæн хуыцаубон.
Начавшаяся неделя открывала праздничный отсчет времени. Родственники, соседи приглашались друг к другу отведать обильного угощения, заранее приготовленного к этим дням. Не пригласить в дом гостей в эти дни считалось предосудительным фактом, своеобразной антинормой. В понедельник вечером вновь устраивается сытная трапеза, а сам день проходит под знаком самого строгого божества осетинского пантеона и называется «фыццаг/хæргæ Аларды». Прогневавшие его болели оспой и даже в случае выздоровления всю жизнь носили на лице следы своего контакта с ним.
Касаясь обрядности этого дня и вообще культа Аларды, следует подчеркнуть его существенную особенность. Весь он был построен на страхе перед гневом, на лести и ублажении. В тоже время осетины стремились ни под каким видом «не приближать» Аларды к себе. Все это, безусловно, и привело к тому, что святилища этого грозного святого возводились фасадом в противоположную от села сторону. В молитвосло-виях его просили: «Гъе Алларды, дæ чъылдыммæ дын кувдзыстæм, де ’ргом нæм ма раздах — О Аларды, спине твоей будем молиться, лицом к нам не развернись».
Последующие дни проходят в веселье и пиршествах. Среди молодежи особой популярностью пользуются игры в альчики (хъултæй хъазт) у мальчиков и в камушки (тыччытæй хъазт) у девушек. В четверг до полудня все держат пост во славу всех святых (дауджытæ), а вечером идет разговение. Все работы в этот день, включая уборку жилого помещения, строго запрещены. По этому дню стараются предугадать погоду. Считалось, что чистое небо обещает безоблачные дни до самой пасхи, а год должен был быть сухим. Суббота мясопустной недели отмечалась как день поминовения усопших. Любопытно, что этот день — суббота перед масленицей признается в православии как один из дней общего поминовения усопших. Имеются в виду так называемые родительские дни.
Следующая неделя в осетинском календаре называется Урсы къуыри, что в христианстве соответствует очередной подготовительной неделе перед Великим постом, так и называемой «сырной» или «сыропустной». В народе это время известно как масленица — один из самых веселых праздников. К этому времени в каждой осетинской семье заранее бывают готовы специально сделанные сыр, масло и прочие высококачественные молочные продукты.
Воскресный вечер готовят праздничный стол, на котором последний раз перед пасхой едят мясную пищу. Как правило, ее готовили из мяса соответствующих жертвоприношений предыдущих дней. В понедельник население держало пост до вечера, а потом готовили ужин, но только из кисломолочных продуктов, выпечки, яичницы.
Этот день назывался «Фæстаг Аларды/Алардыйы комбæттæн».
Это время сопровождалось не только сытными застольями, хотя и без мясной пищи, но и различными играми и весельем молодежи. Исследователи обратили внимание, что активное участие молодых людей в праздниках сезонных циклов было весьма целесообразно. С одной стороны, помимо этого диахронного контакта, молодежь как синоним нового, нарождающегося, персонифицировала приближающийся цикл весенней календарной обрядности и нового этапа в жизни общества.
Об этом свидетельствует и обрядность в субботу недели Урсы къури/Цæрвтæ къахæн, как раз накануне православного Прощенного воскресенья и начала поста. В этот день готовили постное угощение, а женщины и девушки мазали маслом верхние части окон и дверей в доме. Поэтому день назвали Рудзгуыты бон. Традиционные поверья всегда уделяли должное внимание входным и световым проемам жилого дома. Именно они являются реальными каналами проникновения в дом, обитель семьи, все новых качеств происходящих в окружающем мире. Зима продолжает свой размеренный ход, но в природе происходят неуловимые пока изменения, связанные с приближением нового сельскохозяйственного цикла.
В воскресенье вечером последний раз устраивают сытный праздничный стол и досыта едят. Это своеобразное ритуальное обжорство, ибо едят до последних сил. Назавтра с утра начинался Комбæттæн — Великий пост, кроме того считалось, что по этому дню будет определяться сытое состояние человека в текущем году.
В понедельник, уважающие себя люди до обеда постились во славу Уастутыра. По замечанию бытописателя Алмахсита Канукова, «к обеду готовятся три пирога, начиненные солью и затем жарят кукурузу. Пироги предназначаются для Тутыра, а жареная кукуруза для лошади св. Георгия. Пастухи же в этот день держат пост до вечера и при восходе солнца завязывают в шапки камень и бедренную баранью кость: «Пусть будет так же завязана пасть волка и во рту его пусть будет такой же камень» (10, III, с. 68).
В последующие дни поочередно держали еще три «специализированных» или именных поста. Во вторник говели во славу Уастырджи, причем не только мужчины, но и женщины. Те, у кого были дети, держали пост за детей мужского пола, а у кого не было и с ними незамужние девушки — за братьев. В среду до полудня девушки держали Цъиутыком, так называемую «птичью уразу» и, разговевшись, молятся о том, чтобы Тутыр не позволял птенцам клевать хлеб. В этот день стараются умилостивить святых: Тутыра, Георгия и Аларды. Лес, срубленный в этот день, обладает наибольшей крепостью. В этот день стригут гривы и хвосты годовалым жеребятам и верхнюю часть шеи волам (10, III, с. 68).
В четверг отмечался день праведности и успеха — Рæстæйы бон. Первую половину дня обязательно постились, а во второй разговевшись молились, чтобы святые праведники способствовали успеху всех их дел и начинаний. Тот же Алмахсит Кануков писал сто лет назад: «Этот день по преимуществу праздник женский... В этот день со всего квартала женщины несут кушанья и напитки в тот дом, на который пала очередь. Когда соберутся женщины со всего квартала, то устраивается складчина и на собранные деньги покупается рыба.
Когда будет все готово, то помолившись святым и божкам, чтобы они и на будущий год послали им успех в делах, собравшиеся принимаются за еду, питье и веселье. Очередь нарушается в том случае, если в истекшем году кто-либо в квартале женился или у кого-нибудь родился мальчик, тогда с этих домов берется штраф без очереди. Если таких счастливцев было несколько в разных домах, то в доме одного из них устраивают неочередное сборище, а с других берут штраф кушаньями и напитками. Если очередь падает на такой дом, в котором был покойник в истекаемом году, то такой дом освобождается от сборища в нем веселящихся женщин» (10, III, с. 69).
Перечисленные виды специальных постов, начинавшихся с праздника Комбæттæн совпадали с очень популярными торжествами, известными под названием Стыр Тутыртæ. В свое время Б.Т. Гатиев писал: «Тутыр — имя св. волков. Христиане-осетины под этим именем разумеют Федора Тирского, которому волки не только повиновались, но даже лизали ему ноги... Праздник этот, или лучше пост постов соблюдается в чистый понедельник. Прекратив обычные свои занятия, горные жители — стар и млад — весь день от восхода и до захода солнца не пьют и не едят. Юноши, пожилые и старики собираются на нихас, где кадагганаг знаток отечественного предания, легенд и сказок занимает их, распевая с помощью двухструнной балалайки (хъисын фæндыр — В. У.) предания о чудесных делах предков» (10, III, с. 175).
В дни Стыр Тутыртæ начиналась активная подготовка к весенне-полевым работам. Сельскохозяйственные орудия, изготовленные в три дня весеннего Тутыра, как и домашние животные, особенно быки, рожденные в этот срок окружались ореолом магической силы. Все дела и слова имели в эти дни такой вес и значение, что не подвергались никакому сомнению. Более того, даже кровники не смели мстить в этот праздник, запрещались и всякие боевые или вооруженные действия.
В этот праздник важная роль отводилась магическим действам. Кузнецы изготовляли железные крестики и треугольные апотропеи, которые по представлениям осетин считались лучшим средством от демонических сил. Детей водили в кузню и положив их руку на наковальню, кузнец маленьким молоточком ударял по ней два раза. Все это сопровождалось магическим заговором «Уацхуас, Тутыры фæдзæхст фæут — Уацхуас, будьте благословенны Тутыром». Сакральные действа совершали и над жеребятами, которым стригли гриву, хвосты, чтобы потом взамен их выросли крепкие и хорошие. Кроме того, жеребят заговаривали для безопасности от псов Тутыра, как осетины эвфемистически называли волков.
Обращаю внимание на то, что среди многочисленных развлечений бытовала игра, включавшая игровым контекстом взаимные колотушки по спине, сопровождаемые возгласами «Тутыр гуыппæн конд у/Тутыр создан для колотушек» (5, т. III, с. 322). Считалось, что все это будет содействовать силе и плодородию как людей, так и земли. Интересную параллель этому можно найти на древнеримском празднике пастухов Луперкалий. Он был посвящен очищению и плодородию. На нем осуществлялся аналогичный обряд по отношению к женщинам, что должно было обеспечить им плодовитость.
Рассматриваемый праздник имеет очень древние корни. Подробнее об этом можно узнать в специальной статье моего коллеги К.К. Кочиева (12, с. 58–65). Со своей стороны укажу на два достаточно интересных факта.