Так как праздник Уацилла зависел от сроков проведения подвижного праздника Кæрдæгхæссæн, то в течение года их подправляли с помощью жестко фиксированных дней. К числу таких праздников относился праздник Xетæджы дзуар/Тымбыл хъæды дзуар. На правом берегу р. Ардон между селениями Кадгарон, Суадаг и Пысылмонкау в открытом поле находится большая реликтовая роща, состоящая из различных пород деревьев и известная под названием «Хетæджы къох/роща Хетага». Празднование в честь этой священной рощи и его покровителя Хетæджы Уастырджи проводится в первое воскресенье июля.
Считается, что это древнейшее святилище на равнине, почитаемое осетинами. В начале века священник Моисей Коцоев писал: «Говорят, что до переселения из гор осетин роща Хетаг почиталась святою еще кабардинцами. Кабардинцы же узнали о святости куста по необыкновенным явлениям, замеченным якобы их предками. Так, например рассказывают, что во времена их предков, почти каждую ночь замечали небесный свет, становившийся как бы огненным столбом между Хетагом и небом. Это объяснялось тем, что покровитель этой рощи и Хетага сам св. Георгий сошел с неба в эту рощу. Поэтому осетины здесь молятся, говоря — Хетаджи Уастырджи помоги нам» (9, 1990, № 21, с. 390).
О такой связи между преданиями о Хетаге и адыгским историческим фольклором мне приходилось писать (15, с. 85–91). Не повторяясь здесь, скажу лишь, что отрицать ее неправомочно. Издавна на этом месте было дохристианское святилище, связанное, вероятно, с определенным этапом летнего хозяйственного цикла. В противном случае, празднование не примыкало к циклу празднеств летнего солнцеворота. И лишь позже, эпоху средневековья с этим святилищем связали с Уастырджи и легендарным фактом чудесного избавления молодого витязя Хетага. Как известно, его преследовали за то, что он тайно от братьев принял христианство.
|
|
Осетины чтят священную рощу как результат божественного деяния Уастырджи и в своих молитвах просят его покровительствовать им и не бросать их в беде, как он не бросил Хетага. Но если бы эта версия была изначальной, а не более поздней, этот праздник проходил бы не в середине лета. Для этого бы выбрали более подходящий день, я имею в виду осетинские календарные торжества в честь Уастырджи в ноябре.
Ровно через неделю, в следующее воскресенье торжественно отмечают Кæхцгæнæн. Этот праздник посвящается родившимся в течение года мальчикам. Он не известен соседним народам и восходит к архаической древности. Суть его сводится к тому, что в этот день родители невестки с богатыми дарами посещают своего маленького племянника. В состав подношений, помимо одежды, игрушек и других подобных вещей, непременно входили круторогий баран (фыр), а в не столь давние времена жеребенок (байраг). Как правило, практически все расходы на приобретение подарков и организацию стола несла семья родившей женщины. Более того, она обходила своих ближайших родственников по отцу и матери с целью оказания ей посильной материальной помощи. С этим связано и название праздника, ведь мать новорожденного обходила родственников с большой деревянной чашей кæхц, собирая всевозможные подарки и припасы для этого праздника. Отсюда и понятие — «справлять чашу/просить чашу», составлявшее смысл предпраздничных забот.
|
|
Этой же чашей мать новорожденного просила для него заступничества у небесных сил. Накануне празднества она в сопровождении двух подруг заходила в хранилище, где находилось новое, специально к этому торжеству сваренное пиво. Зачерпнув полную чашу, она обращалась к небесам: «О бæрзондыл бадæг, Стыр Хуыцау! О Лæгты-дзуар! Мæ хæбулæн райсом ацы бæгæныйы кæхцæй чи скува, уый куывдтытæ мын хорзæй æруадзут мæ гыццыл хъæбулыл! Йе ’мгæртты æхсæн мын дзæбæхæй, æнæнизæй байрæза. Мæ бынты бындар, мæ дарæг куыд суа!»
После просьб и умилостивления всевышнего присутствующие подруги произносили словесную формулу «оммен/да будет так!». Пиво, чтобы не навредить завтрашнему молению, не пили, и содержимое чаши сливали назад в общий объем (13, 1990, № 11, с. 122).
В преддверие праздника молодежь села или квартала по-своему готовится к нему. Они готовят себе маски, маскарадную одежду, как правило, вывернутые мехом полушубки или безрукавки и, собираясь группами, обходят дома, в которых собираются праздновать этот день. Назывался такой обход сойгæнæн. Непременным атрибутом шествий был крестовидный шест с повязанными платками или лоскутами материи. Один из мальчиков нес в руках высокий шест фарн-фарныхъил, украшенный цветными тряпками. Остальные шли за шестоносцем с шутками и песнями. Войдя во двор, они выражали женщинам дома пожелание рожать только мальчиков, за что те их одаривали подарками, в основном кругами сыров и угощением с праздничного стола.
|
|
Таким образом, можно говорить о специфической роли декорированного лоскутами ткани шеста в среде молодежи. С одной стороны, хорошо известно, что роль представителей младших возрастных групп в обрядах определяется их чистотой и безгрешностью. Этот факт нашел свое отражение в активном участии детей и неженатой молодежи во многих обрядах, связанных с общей идеей роста и плодородия. А с другой стороны, не менее активное использование среди них декорированных шестов, напоминающих аналогичные культовые предметы æвгъил, отмеченные выше.
Как известно фарн является общеиранским полурелигиозным понятием, точное значение которого трудно определить. «Будучи дериватом неба — солнца, оно определяло все то благое, источником чего древние мыслили небо — солнце: небесная благодать, благополучие, преуспевание, благопристойность, мир, тишина» (5 т I с. 421–422).
В 1900 г. анонимный автор писал об этом следующее: «Этот праздник также и молодых подростков-отроков, будущих мужчин. С раннего утра маленькие мальчики 5–14 лет обходят по порядку все дома, где есть новорожденный мужского пола с песнями в честь родителей и их новорожденного.
Родители одаривают поющих кругами сыра, лакомствами и пр. и мальчики, собравши провизию, справляют отдельно свой праздник, на виду старших мужчин.
Всякий дом, где есть новорожденный, должен зарезать какую-нибудь скотину, принести ее обществу и тем самым засвидетельствовать о своем новорожденном мальчике. В сборном месте, куда собирается все село для празднования кахцганан, обыкновенно по числу голов зарезанных животных, расставленных на особом столе, определяется количество родившихся мальчиков в селе в настоящий год. Есть поверье, что те мальчики, за которых не возносилась молитва в этот день, не пользуются здоровьем и не имеют успеха в жизни» (10, I, с. 261).
Во вторник после Кæхцгæнæн некоторая часть осетин отмечали день, посвященный Саубарæг. Ему поклонялись жители и выходцы из сел. Быз, что на левом берегу р. Ардон и две фамилии, жившие на противоположном правом берегу — Урумовы и Черчесовы. Помимо жертвоприношений в каждом доме, жители сел. Быз поочередно жертвовали еще и крупного барана-самца. Из посемейно собранного солода варили пиво, готовили по три треугольных и круглых ритуальных пирога и шашлыка из правых ребер жертвенного животного. Считался он святым покровителем общины и отмечался в течение недели. Один из дореволюционных авторов подчеркивал: «Жители аула Биз, считая Черного всадника исключительно их патроном, на ровной поляне под скалою Урс-хох, окруженной сосновым лесом, которого не касался топор как священной рощи святого Саубарага, целым аулом, от мала до велика чтут и чествуют последнего» (10, III, с. 143).
В среду после Кæхцгæнæн отмечался Xохы дзуар/Тербаты дзуар. Это был локальный праздник жителей Гуркумтыком в Центральной Осетии. Здесь на склоне горы, на левом берегу р. Лиадон, возле сел. Тапанкау было расположено это святилище. Основным содержанием этого праздника было поклонение святому покровителю гор. Перед скорым началом сенокоса, важнейшего хозяйственного цикла в быту горцев, у Тербаты Уастыржи молили об обильном травостое на покосах и хорошей погоде. По замечанию видного осетиноведа Б.А. Калоева этот святой являлся покровителем многочисленных потомков легендарного Хетага, расселившихся по всей Нарской котловине.
В ту же неделю, в воскресенье жители Даргавса отмечали общинный праздник Хуыца-дзуар. К нему заранее, еще в пасхальный четверг жеребьевкой кварталов намечали бычка. По словам очевидцев, жертвенный бычок украшался цветными лентами, которые привязывали к рогам и хвосту. Жрецы святилища Цкаев Бада, Дегоев Габла вместе с ними хозяин быка обходили дома и собирали солод для общественного пиршества. Готовое пиво девушки и молодые женщины носили к месту торжественной трапезы найфат, которое находилось высоко на склоне под святилищем. На этот счет есть интересный рисунок М.С. Туганова, воспроизводящий процесс переноски ритуального пива. Замечу также, что об этом празднике снят видеофильм по сценарию известного осетинского краеведа г. И. Кусова.
Данный праздник, как мне представляется, тесно смыкается с вышесказанным о Xохы дзуар. Обе культовые постройки не имеют внутреннего помещения, они тщательно выложены из камня, обе имеют гладкое двухскатное перекрытие. Правда даргавская святыня значительно больше — около 6 м длины, а тапанкауская — всего 2 м. Тем не менее, праздники у стен этих святилищ являются своеобразным сигналом о предстоящем сенокосе.
Этому важному акту в хозяйственном цикле горцы отводили заметное место. В Осетии праздник перед началом сенокоса проводится во второе воскресенье после Кæхцгæнæн. Этот ответственный праздник называется Атынæг/Циргъесæн. Ни один осетин не рискнул бы косить до соответствующего праздника, даже если трава вошла в силу. Считалось, что за самовольное начало сенокошения силы небесные насылают самую плохую погоду — дождь либо жару. Естественно, что никто не хотел прослыть виновником плохого урожая хлебов и трав.
Подготовка к празднику начиналась заранее и сводилась к сбору пожертвований. В зависимости от числа домовладельцев приобретали бычка и баранов. Из собранного с семей солода варили пиво. Каждая семья приносила подношение к ритуальной трапезе из трех пирогов с сыром. К моменту готовности все присутствующие мужчины приглашались к столам. Старшие за столом встают, взяв в руки пирог, ритуальный шашлык из внутренностей и чашу пива, освящают их. В первой же молитве просят благословения небесных сил, собравшимся людям. «Чтобы все жертвователи в счастливый день начали косить и без тягот закончили все свои осенние заботы — Цы хæдзæрттæ сбарстой къусбар, уыдон сæ цыргъаг хорзы бон ахæссой æмæ сæ цыргъаг æнæ къуылымпыйæ бакуса фæззæджы куыстытæ».
Один из первых бытописателей осетин С. Жускаев еще в 1855 году подробно описал это торжество. По его словам особенно усердно молятся Уацилла. «Елиа, ты обладаешь громом, молнией и дождем, призри на людей твоих, усердно тебе молящихся и пошли с неба столько дождя и света, сколько нужно, да не засохнут и не сгниют хлеба наши, да не потерпит народ твой голода и жажды, каждый принесет тебе жертву от плодов своих... Уацилла, да будут тебе угодны наша жертва и молитвы; охраняй наши хлеба и поля от засухи и непогод, так как тебе от бога дана эта сила и благодать». Старейшина произносит эту молитву очень медленно, с расстановкой и громко, а народ за каждою фразой повторяет — «Омен, хуцау — аминь, боже».
После молитвы он отдает предстоящим стакан с аракой или пивом и шашлык, а народ говорит ему: «Да будут с тобой милости как тех (святых), которых ты призвал, так и тех, о которых умолчал». Между тем другие старейшины произносят свои краткие молитвы в кругу ближайшего собрания народа. По окончании молитв предстоящие... сосчитав всех присутствующих на празднике, принимаются за дележ обеда и дают каждому есть и пить что есть» (10, I, с. 137–138).
Учитывая большие физические нагрузки на сенокосе, считалось необходимым сытно накормить пирующих. С этой целью подавали специальную еду — турæ, подобие хаша, которую готовили из внутренностей жертвенного животного с добавлением его жирных частей (фиу) и специй: лука, чеснока и других дикорастущих трав. Одним словом, очень жирная и сытная похлебка.
Во второй половине дня пиршество сопровождалось пением обрядовых песен, посвященных изобильной осени, другими развлечениями. «Они состоят в пляске на оконечностях пальцев ног, в прыганий, в разных кривляниях, в борьбе, которая начинается с мальчиков и доходит до взрослых. Особенно любимая игра осетин — беганье на ногах взапуски до назначенного места. Под вечер оканчиваются праздничные игры, и народ расходится по домам, озабоченный предстоящим сенокосом и жатвой» (10, I, с. 138). И действительно, через день во вторник все выходили на сенокос. Мне довелось участвовать на таком призднике в 1986 г. в Челиатском ущелье в УрсТуалта. Впечатление было непередаваемое. Перед нами вопроизводилась картина совмещения или симбиоза архаики и современности.
Период сенокоса — ответственная пора. Она не предполагала насыщенности больших торжеств. Хозяйственная жизнь затрудняла проведение общественных праздников. Но это не означает, что в последующие дни их не было вообще. Во второй половине августа, в предпоследний понедельник отмечался праздник Ног дзуар — Новая святыня.
В 1868 г. известный просветитель и бытописатель осетин И.Г. Тхостов писал: «Ног Дзуар, по мнению осетин так строг, что не позволяет без особенного благословения подходить к своему жертвеннику и даже запрещается говорить громко... Как велик страх, внушаемый Ног Дзуаром осетинам, можно видеть из следующего обряда жертвоприношения. Осетин, желающий угодить Ног Дзуару должен назначенную ему жертву поднимать на довольно высокую гору на юго-западе от Кани не иначе как на спине или плечах, притом в жаркий день августа и с непокрытой головой. Последнее обстоятельство, то есть обнажение головы, столь редкое у всех кавказских горцев, яснее всего показывает, каким уважением пользуется этот святой...
Спустя три дня, жители тех мест, где особенно распространено верование в Ног Дзуара режут быка, заранее на этот случай хорошо откормленного и приглашают на пир друг друга. Этот пир называется Ног Дзуары æрвитæн бон — день проводов Ног Дзуара. Вот и настала осень — рабочее время» (10, III, с. 57–58).
По данным Б.М. Каргиева, этот праздник в соседнем Даргавском ущелье отмечается четыре дня. Что же скрывается за указанной строгостью названного святилища. Оказывается, в эти дни жители Даргавса просят Рыны бардуаг уберечь их от тех времен, случившихся прежде (иу хатты заман мауал скæна). Если вспомнить, что названное божество имеет в осетинском пантеоне власть над эпидемиями, то многое станет для нас ясным. Ведь имя это состоит из слов рын — «эпидемия», бар — «власть» и дауæг — «божество».
Нередкое явление в средневековье эпидемий и эпизоотии заставило людей отмечать «Повелителя повальных болезней» особым почитанием. По словам священника Б.Т. Гатиева: «Аулы всех ущелий некогда положили при появлении означенных болезней праздновать известный день в честь Рыныбардуага, который и отмечается ими по очереди и, чтобы придать празднику особенное торжество, составляют так называемый подвижный хор певчих». Далее он сообщал, что узнав о наличии эпидемии или падежа скота, жители соседнего села по жребию выбирали юношей для этого хора.
Они «отправлялись по аулам, вертя каждый фæйнæгдзæгъдæнтæ (вроде русской трещетки), распевая песни духовные и светские. Приближаясь к селению, они останавливались и, встав в круг, протяжно пели: «Ой, Рыны-бардуаг! От тебя наши болезни и здоровье. Сохрани этот аул от твоего гнева, стар и млад — все твои гости». Призывали и всех святых, причем их имена произносились по нескольку раз во множественном числе. Певцов приглашали на сельскую площадь и щедро угощали. После этого стар и млад принимали участие в пении и круговой медленной пляске. Хор не переставал петь день и ночь. Жители смотрели на них как на богомольцев Хуыцауæй хорздзинад (от Бога просящих милости) и как на Божьих гостей, поэтому дарили их быками, коровами, баранами, козами и проч.
Божьи гости обходили все окрестные аулы и с собранными стадами возвращались в свой аул, жители которого по гаданию гадальщиков выбирали между теми стадами лучших баранов, быков и проч. и приносили в жертву Рыны-бардуагу, остальные же животные делились подворно и затем каждый хозяин откармливал нывонда ко дню Рыны-бардуга. В настоящее время, подчеркивал автор в 1876 году, хор певчих более не существует (10, III, с. 194–195).
В одной из работ мне приходилось писать, что возведение святилищ в его честь и их название среди предков осетин появились в середине XIV века. Иначе говоря, в начале второй пандемии чумы. Возводились они и в более позднее время, вплоть до XIX века, когда осетины испытали.еще одно грозное заболевание — холеру. Они не особенно разбирались во всех тонкостях этих страшных заболеваний, возводя или реконструируя старые святилища в честь Рыны-бардуаг. Отсюда якобы и второе название — Ног дзуар (См.: 16, с. 120).
Однако, в дореволюционной публикации отмечена другая версия происхождения этого названия. Якобы так именовали чудотворную икону Иверской Богоматери, подаренной аланам царицей Тамар. В XVIII веке она была перевезена в крепость Моздок, откуда ее слава распространилась по всей России. Часть осетин, переселившихся с гор во Владикавказ, связанная «благодарственными воспоминаниями со своей древней святыней облюбовали место к юго-востоку от города на возвышенной равнине среди лесной поляны с громадным развесистым деревом и посвятили это место имени Божией Матери или Ног-дзуара, для всенародных молитвенных собраний в честь ее. В дупло заветного дерева был вложен образ Божией Матери. Все осетины Владикавказа ежегодно в августе месяце собирались сюда для молитвы.
В 1814 году владикавказские осетины построили уже свою церковь во имя рождества Пресвятой Богородицы — Ног-дзуар... В 1892 г. во Владикавказе разыгралась холерная эпидемия. Осетины вспомнили свою небесную покровительницу и посвященное ее имени место Ног-дзуар. Дни и ночи, одетые в рубища и с босыми ногами, многие проводили в коленопреклонной молитве у Ног-дзуара» (10, III, с. 305–306).
По всей вероятности, данная версия, более точно отражает положение вещей в прошлом. Фраза о том, что осетины в 90-е годы прошлого века вспомнили свою прежнюю святыню, подтверждает мое предположение. Версия о происхождении культа Ног-дзуар в двух селениях Кани и Тменикау, изложенная Дж. Шанаевым и В.Ф. Миллером, связана со смертью, в течение короткого времени, всей фамилии Куговых. В ней пробивается сюжет какой-то эпидемии (7, II, с. 258).
Тот факт, что Ног-дзуар, божество страшных эпидемических заболеваний как-то переплетен с Рыныбардуаг и чудотворной иконой Моздокской (Иверской) Божией Матери не случаен. Если вспомнить, что именно в августе 28 числа весь православный мир отмечает праздник Успения Пресвятой Богородицы и на этот день приходится празднование Моздокской (Иверской) иконы, то связь эта будет понятна. В ней нашли свое отражение следы раннего знакомства алан-осетин с христианством. И лишь много позже, начиная с середины XVIII века, когда началось возрождение христианских ценностей, в августовский календарь осетин вошли два торжественных дня связанных православием. Один из них с поминовением усопших и посвящением им фруктов нового урожая. Называется он Дыргъыл аргъауæн/Разæхуарæн и отмечался в предверии другого значимого праздника Майрæмыкуадзæн — Успение, который имеет ежегодную точную дату празднования 28 августа (15, 8. ст. ст.)
По традиционным поверьям осетин святой образ Мады-Майрæм был добрым покровителем чадородия. Женщины обращались к этому святому с просьбами о потомстве и их здоровье. Это был своеобразный антипод жесткого и безжалостного Аларды. Возможно с этим связан тот любопытный факт, что после празднования в Зругском ущелье у стен средневекового храма Зруджы Зæрин Майрæм во славу Мад Майрæм часть паломников отправлялась в соседнее Закинское ущелье. Там они в ближайший понедельник поклонялись могущественному Аларды, чтобы окончательно заручиться его покровительством для своих детей (см.: 16, с. 118–119).
Из августовских праздников следует назвать еще один, широко известный среди южных осетин. В конце августа начале сентября начинается массовое паломничество к церкви Джеры-дзуар в ущелье р. Чысыл Левахи. Здесь, вплоть до ноября месяца, длится праздник во славу Джерской святыни, который своей кульминации достигает в ноябре, ибо покровителем ее является Уастырджи. Святилище это широко известно за пределами Осетии и пользуется славой святого исцеления больных и страждущих. Подробно об этом празднике еще в середине прошлого века была написана статья И. Б. Беридзе (100,1, с. 152–154).
В прошлом, когда овцеводство занимало важное место в хозяйственном быту, осетины отмечали еще один праздник Фæлвæрайы куывд. «В день праздника Фалвары, который бывает в августе месяце, осетинское семейство, у которого водятся овцы, режет барашка и готовит дзыкка. По приготовлении этих кушаний, старший в доме молится: «О, Бог богов! Тобою созданы мы и скот наш. Ты наделил Фалвару овцами и счастьем, надели ими и нас. О, Фалвара! Богу угодно было вручить тебе головы наших овец, а потому молим тебя, отврати от них всякую болезнь; умножая умножь их на столько, сколько на небе звезд. О, Фалвара и Тутыр, просим вас — вкупе защитите головы наших овец от волков, коим заткни глотки каменьями» (10, III, с. 180).
Считаю возможным повторить, что после этого праздника в каждой семье начиналась подготовка к осенней стрижке овец. Шерсть этой стрижки фæсм, считалась лучшего качества, чем весенней стрижки, именовавшейся — фист. Первая шла на изготовление пряжи и домотканного сукна и качественного войлока, вторая — лишь на вспомогательные нужды — изготовление матрасов, подушек для сидения и прочие дела. Естественно, что от этого праздника и соответствующего молитвословия зависело не только число овец, но и качество их шерсти. Вероятно нет смысла говорить о том, сколь развита была в традиционном быту обработка шерсти и, какой популярностью пользовались осетинское сукно на рынках Кавказа в XIX веке.
Спустя две недели после Майрæмыкуадзæн осетины отмечали праздник Фыдыуани. В свое время, осетинский бытописатель Куку Гатуев, один из информаторов В.Ф. Миллера писал в очерке «Христианство в Осетии», что под этим именем скрывается Иоанн Креститель. «Св. Иоанн Креститель (Фуд Иоанне) считается у осетин для указания времени, когда пастух рогатого рабочего скота кончит свою службу, а как праздник он не празднуется и к его покровительству св. Иоанна осетины не привыкли прибегать» (10, III, с. 272).
Надо заметить, что в этой оценке Куку (о. Алексей) Гатуев ошибся. Этот праздник достаточно хорошо известен всем этническим группам осетин, с той лишь разницей, что есть разночтения в названии и сроках праздника. В частности, в селах Тапан-Дигори этот праздник известен как Сослани кувд во время которого в прежние времена молились о хорошей погоде на период жатвы. К этому следует добавить, что небесная радуга, как посредник между дождем и хорошей погодой, известна западным осетинам под названием Сослани æндурæ — «лук Сослана».
Во время праздника в других местах Осетии молились о благополучии урожая и хорошей погоде, чтобы не было ливней, града и других стихийных явлений. Иными словами, данный праздник — типичный из цикла охранительных ритуалов урожая в предверии и момент сбора урожая. Считалось, что работать в этот день, значит вызвать гнев небесных сил и поставить под угрозу срыва все предшествующие хозяйственные работы.
По всей вероятности праздники Фæлвæрайы куывд и Фыдыуани были тесно связаны как торжества аграрно-скотоводческого хозяйства горцев. По материалам Л.А. Чибирова, в ряде мест отрезок времени празднования в честь Иоанна Крестителя назывался фосæлвынæн — «время стрижки овец» (8, с. 198). В этой связи напомню, что именно после очередных торжеств посвященных Фæлвæра начиналась осенняя стрижка овец.
Спустя пять недель после 28 августа или три недели после праздника Фыдыуани наступал праздник Фæззæджы Тутыр/Тутыры æхсæв. В этот вечер в жертву приносили своеобразную подать (хъалон) патрону волков. Для этого специально откармливали козла, которого так и называли Тутыры цау/Нæфæтчиаг цау. Второе название свидетельствовало о том, что согласно ритуальным нормам, мясо жертвенного животного поедали только в кругу семьи.
По свидетельству Б. Каргиева данное жертвоприношение сводилось к единой цели. Чтобы волки, или как их табуиро-ванно называли в этот день «собаки Тутыра», не губили хозяйскую скотину. С той же магической целью, праздничную пищу надо было есть только в кругу семьи, особенно мясо. В противном случае считалось, что волки непременно съедят что-то из домашней живности (13, 1988, № 2, с. 113).
Через неделю после этого праздника в конце первой декады октября в ночь с воскресенья на понедельник в некоторых районах Осетии отмечали праздник Ичъына/Икъина. В свое время В.Ф. Миллер опубликовал легенду, связанную с этим святилищем и его праздником. Любопытно, что в ней повествуется об ангеле, прилетевшем в Уалагком близ сел. Дунта из «русской земли». Этот факт наталкивает на какую-то связь с христианством, так как в данном случае понятия «русский/христианский» являются синонимами.
Как показали разыскания В.И. Абаева «Ичъына — название календарного осеннего праздника название его христианское и восходит к греческому εσ’χαινια/обновление. «Так назывался в христианской церкви праздник освящения храма. В осетинский вошло через грузинское посредство, где оно не только известно в церковной лексике, но и послужило для названия «энк’энис твэ — сентябрь месяц» (5, т. I, с. 542–543).
В Уаладжиркоме праздник Ичъына отмечали у святилища Мигъдау — «Божество туч» у сел. Цамад. Оно считалось наиболее древним из всех местных святынь. По этнологическим записям Е. Е. Бараковой, сделанным в 1938 г. и хранящимся в фондах СОИГИ «День Миг’дау отмечали в праздник Ич’ина, который бывает спустя месяц после Фыдыуани, в воскресенье. Это было святилище рода Кусагон (Хъусагонтæ). Миг’дау был таким святилищем, где примиряли кровников. Они надламывали свои стрелы и оставляли их в святилище как знак примирения» (3, истор., ф–4, д. 64, л. 9).
Такая связь этих двух праздников мне представляется неслучайной. По времени празднование Ич’ина совпадает с христианским торжеством — Покрова Пресвятой Богородицы. В этот день 14 октября (1.10. ст. ст.) весь православный мир чтит великое чудо небесное Покров и спасение верующих от физического уничтожения врагами. Грузинская церковь также празднует этот день в честь Хитона Господня и Столпа Животворящего.
С другой стороны, святилище Мигъдау-дзуар — очень древняя и высокопочитаемая святыня. Она несет в своем имени власть над атмосферными явлениями — небесными водами, туманом, тучами, покрывающими землю (5, т. II, с. 117). Праздник Ичъына — Покров поэтому и отмечали у стен этой святыни, которая помимо всего была гарантом примирения враждующих сторон. В перечисленных фактах мне видится некая внутренняя связь обрядности официального и народного христианства.
Указанный период известен как время празднования Xуыцау-дзуар. Выше уже говорилось, что в Куртатии его отмечают в пасхальную неделю, в соседней Тагаурии — в конце июля. Неоднократно цитируемый знаток народного быта осетин Б.Т. Гатиев писал об этом так: «Имя этого святого мы упоминали в молитве, читаемой при бракосочетаниях. Хуыцауы-дзуар почитается преимущественно горскими жителями, поставившими в честь его молельные дома, похожие на часовни, но без окон и образов. Самый праздник отправляется осенью, в то время, которое у осетин называется ичына».
Далее он сообщал, что в этот день у стен святилища в жертву приносится столько козлов или баранов, сколько в году родилось детей обоих полов и сколько дочерей было выдано замуж. Праздник этот отмечается только членами общины без посторонних. Мужчины у святыни молятся над этими жертвоприношениями: «О, Хуцауы-дзуар! Сегодня день твой, и в честь тебя мы скормили и зарезали вот этих животных, которых, молим тебя, прими с любовью так, чтобы они равнялись с теми жертвами, которые приносятся людьми благоугодившими тебе. Эти жертвы суть твой калон (хъалон — В. У.) и мы ежегодно приносим их тебе, призри же на них правым своим оком, отвратив левый. О, Хуцауы-дузар! Мы чаяли от тебя милости, и ты нам ее пошли, умножая, умножь потомство наше мальчиками» (10, III, с. 181).
Интересно отметить, что этот праздник отмечали и женщины, причем отдельно от мужчин. Якобы этот святой «повелел праздновать день свой и женщинам, которые расположившись неподалеку от мужчин по старшинству лет выбирают из среды себя распорядительниц». Этот праздник назывался Устыты куывд/Остæлти кувд. Естественно, возникает вопрос, чем женское празднество отличалось от мужского. «Отличие женской молитвы от прочих состоит в том, что перечисленные в ней святые именуются ненастоящими именами, а произвольными». Происходит это потому, что все имена мужских божеств табуированы для женщин, которые могут открыто называть лишь Аларды, Бынаты хицау и Хуыцау-дзуар.
Именно эти праздники в народном календаре носят оттенок феминизации. Вероятно, что факт функциональной направленности рассматриваемого праздника — покровительство на свадьбах и выраженный культ природного плодородия — обозначили его женское почитание. В связи с этим отмечу еще одну отличительную черту женских торжеств. В статье 1887 г. анонимный автор писал: «Отличие мужских праздников от женских заключается в том, что первые празднуются исключительно мужчинами и часто сопровождаются принесением кровных жертв, а вторые празднуются исключительно женщинами, и кровные жертвы уже не имеют места, их заменяют, если можно так выразиться — молочные... у женщин они заменяются сыром и молоком» (10,1, с. 239).