Забылось, какъ забывается всякое горе.
Во дворикѣ, у сарая появились арбузныя корки. Первой на нихъ обратила вниманiе Норка. Эти первыя корки были очень сочны и хорошо утоляли жажду. Попробовала и Катюшка. Зеленовато-розовыя корки были сладки, звонки похрустывали и пахли травой. Были такъ вкусны, что приходилось даже отнимать у Салика. Попадались и зе-
- 32 -
леныя ягоды на вѣточкахъ, тоже сладкiя. Попадались и мягкiя яблоки.
Но скоро явилось еще удовольствiе.
Когда солнце начинало особенно сильно припекать въ голову, Катюшка перебиралась къ заборчику, подъ тѣнь каштана. За заборчикомъ, подъ тѣнь каштана. За заборчикомъ тянулась пустынная уличка-тупичокъ. Сюда забѣгали мальчишки и трещали палками по забору, а Саликъ такъ хорошо прыгалъ и клалъ лапы на палочки. Кромѣ мальчишекъ сюда частенько заглядывали собаки.
Забѣгала сѣренькая, съ чернымъ сморщеннымъ носомъ, пучила черные глазки и фыркала. Потомъ была еще собачка на тонкихъ ножкахъ и съ усиками; потомъ длинненькая, какъ кошка, на кривыхъ ножкахъ; бѣленькая собачка съ коротенькимъ хвостикомъ и, наконецъ, лохматая собачонка, которая не ходила, а прыгала на трехъ лапкахъ, а четвертую поджимала.
Всѣ эти собаки кружились въ тупичкѣ, совали носы въ рѣшетку и перефыркивались съ Саликомъ. Сперва виляли хвостами, а потомъ начинали передвигаться вдоль забора и тыкаться носами. Это было очень интересно.
Разъ даже Катюшка осмѣлилась и попробовала потрогать за носъ собаку на кривыхъ ножкахъ. Почти каждый день приходила какая-нибудь изъ нихъ.
И вдругъ собаки стали, какъ-будто, другими. Какъ будто, красивѣй стали. А собачка съ усиками чѣмъ-то позапивала. Это-то и обратило вниманiе. Что такое? Да, у собачки подъ носомъ висѣла
- 33 -
…(?) маленькая блестящая игрушка. Катюшка тоже просунула руку, но собачка отпрыгнула. А у дркгихъ какъ? Но у другихъ не было …(?) И тутъ-то Катюшка замѣтила, почему со…(?) какъ- будто иными. На нихъ были ошейники, но ошейники были только у двухъ: у …(?) морщеннымъ носикомъ и еще у собаки на кривыхъ ножкахъ. Но теперь только …(?) бачка прыгала безъ повязки. Зато у боль…(?) была намотана красная тряпка, а у …(?) короткимъ хвостикомъ голубая веревка.
…(?)
…(?) – отвѣчала собачка съ усиками и …(?)ла.
Какъ-то разъ забрела въ тупичокъ большая …(?) корова, задрала голову и принялась обры…(?) надъ заборомъ. Затаившись, слѣдила …(?) Катюшка. Хвостъ у коровы такъ и ходилъ въ разныя стороны, вспрыгивалъ на спину и падалъ, а мокрыя толстыя губы такъ и захватывали …(?) разъ-разъ. И съ каждымъ разомъ звонила …(?) нная на веревкѣ игрушка, только не та…(?) у собачки. И Салику, д…(?) ась: онъ такъ и прыгалъ, и вскидывался, …(?) хотѣлъ достать.
…(?) корова, а все откуда-то слышалось звон…(?) бомъ-бомъ.
Вечеромъ Катюшка переползала къ сараю. Тутъ, въ кучѣ мусора, валялись жестянки, пузырьки, …(?) много всякихъ интересныхъ вещей. Проходившiй по тупичку мальчишка затрещалъ по ней дорогой.
- 34 -
забору палкой. Катюшка подняла голову и вспомнила про корову. Саликъ… Онъ былъ тутъ же, подремывалъ. Подумала и положила ему на шею жестяную коробку. Норка тряхнула головой, и коробка упала со звономъ. Это понравилось. За коробкой пошли камешки, пузырьки, тряпки. Норка взматывала головой, и все валилось. Нѣжный, звонкiй, какъ серебро, смѣхъ прозвенѣлъ. Первый на этомъ дворикѣ смѣхъ счастья. Даже Норка подняла голову и смотрѣла.
Опять въ тихомъ вечернемъ воздухѣ разсыпалось нѣжное серебро. Шла игра, пересыпаемая дѣтскимъ серебрянымъ смѣхомъ.
Это совсѣмъ особенный смѣхъ, когда помолчавшiйся, быть можетъ, запуганный ребенокъ уже пересталъ смѣяться, забылъ смѣяться, и вдругъ совсѣмъ нежданно открывается ем урадостное и зарываетъ все передъ нимъ. Тогда рождается чистый, какъ весеннее небесное серебро, смѣхъ. Какъ ьвесеннiй дождь брызнетъ.
Изъ кухни выглянула Матрена. Она давно не слыхала такого смѣха. Стояла и слушала. И подошла.
– Да что ты тутъ раздѣлываешь? а? Да шельмя ты этакая!..
Ей отвѣтилъ смѣхъ.
Теперь она видѣла, что тутъ раздѣлывается. Катюшка укутывала шею Норки какой-то тесе мкой и прищелкивала языкомъ. Поглядѣла на мать, показала пальчикомъ на Норку и сказала:
– Тц-а!..
- 35 -
Норка трясла головой и старалась сорвать лапами мѣшавшую ей тесемку.
– Погоди, погоди… Мы ее сейчасъ… Во-отъ сейчасъ…
– Ситясъ… – повторила Катюшка.
Тутъ же въ мусорной кучѣ Матрена нашла грязный синiй лоскутъ и повязала Норку.
– Такъ, что ль?
– Такъ сто ль… – подтвердила Катюшка.
Она тыкала Норкѣ подъ горло жестяную коробку, но не умѣла сказать, что нужно. Она помнила про корову, про маленькую собачку съ усиками, про динь-динь и бом-бом…
А невѣдомое надвигалось.
Раннимъ утромъ Норка возвращалась домой съ базара.
Часто въ послѣднее время охватывала ее какая-то тоска. Тревожный лай подъ горой въ городѣ заставлялъ ее прислушиваться. Тревожный, воющiй лай. Забѣгавшiя въ тупичокъ собаки словно нарочно прихоидли что-то скзаать, что дѣлается тамъ, подъ горой. Да и не всегда въ помояхъ попадался сытный кусокъ, и временами приходилось вспоминать о канавахъ за лавками.
Она уже собиралась повернуть въ тупичокъ, каък вдругъ спереди раздался угрожающiй окрикъ:
– Гей!
Она взвизгнула и ударилась въ сторону. Но здѣсь, по горѣ, тянулись заборы.
– Гей! – услыхала она опять, но уже совсѣмъ близко и сзади. Метнулась въ другую сторону, но и здѣсь услыхала опять страшное:
- 36 -
– Гей!
Она видѣла топочущiя ноги. Что-то просвистѣло надъ головой, рвануло и задушило. Стало темно…
Опять просвѣтлѣло. Она вздохнула, увидала, что лежитъ на землѣ, хотѣла вскочить и бѣжать. Но что-то надавливало ее. Двое чужихъ стояли надъ ней и ругались сердитыми голосами.
– Гей-гей! Видишь – хозяйская…
– Видишь!.. Рвань… Ну!..
Ударило что-то въ бокъ, опять свистнйло и ожгло спину и брюхо. Она рванулась съ визгомъ и, ничего не видя отъ страха, помчалась впередъ. Выбралась въ тихiй переулокъ и остановилась. Было совсѣмъ свѣтло. Далеко внизу синѣло знакомое. Осмотрѣлась, признавая мѣстность. И пошла, крадучись, заборами и канавами, присѣдая при каждомъ шорохѣ, пытливо поглядывая на руки проходящимъ людямъ. Прислушивалась къ тревожному лаю подъ горой.
Дома она забилась въ сарай и не вылѣзала до обѣда. И никто не узналъ, что случилось подъ утро. Никто во дворѣ гречанки не зналъ, что на углахъ улицъ городка были расклеены бумажки, а на бумажкахъ стояло:
ОБЪЯВЛЕНIЕ.
Въ виду появленiя въ окрестностяхъ города бѣшеныхъ собакъ, и въ виду массыбродячихъ собакъ въ самомъ городѣ Городская Управа доводитъ до свѣденiя
- 37 -
владельцевъ собакъ, что съ 14-го сего iюля спецiально снаряженными обходами будуъ производиться облавы.
Въ избѣжанiе протестовъ и нареканiй, Управа предупреждаетъ, что всѣ собаки, на коихъ не будутъ непременно надѣты ошейники или даже повязки, будутъ признаны безхозными и, какъ таковыя, подлежатъ уничтоженiю.
Городская Управа. Iюля, 7-го дня, 1911 года.
Объ этомъ ничего не знали на дворикѣ гречанки Марфинъ. Не знала объ этомъ ни Норка, ни ее хозяинъ. А у Норки хозяинъ-таки былъ. По краней мѣрѣ, такъ порѣшили тѣ двое, что бродили на зорькѣ по городу съ петлей и палками.
_________
VII. Что всѣ узнали.
Къ концу подходило лѣто, а во дворикѣ все казалось по-старому; такъ же одиноко сидѣла подъ солнцемъ Катюшка, такъ же Норка подремывала около. Все было по-старому: и тихiй дворикъ, и одиночество, и синее море вдали, и бѣлыя крылья-паруса. Они все плыли. Куда?
Ни Норка, ни Катюшка не знали.
Иногда возлѣ кучи бѣлыхъ камней въ углу дворика котъ занимался какимъ-то непонятнымъ дѣломъ. Онъ все что-то вынюхивалъ, фыркалъ, замралъ, потряхивалъ лапкой, вскидывался и пушилъ хвостъ. Присаживался и терпѣливо сторожилъ часами. Иногда вытягивался, пригнувъ голову и
- 38 -
выставивъ одну лапу, и вдругъ отскакивалъ. И тогда фырканье его было такъ громко, что Катюшка и Норка поворачивали головы и смотрѣли.
Что?
Ничего. Большiе бѣлые камни, темныя щели, и въ нихъ травка. Иногда Норка настораживалась, подходила тихо къ камнямъ и подергивала ухомъ. Втягивала носомъ. Мелкая нервная дрожь, забытая дрожь охотничей собаки охватывала ее. Она начинала царапать камни, совала въ щель носъ, втягивал и отчихивалась отъ пыли.
Въ камняхъ что-то было.
Иногда она издалека вглядывалась во что-то, тихо-тихо приподымалась на согнутыхъ ногахъ, точно ползла, вытянувъ въ стртруну хвостъ, и вдругъ съ воющимъ лаемъ кидалась на кучу камня, взбивая бѣлую пыль. И долго стояла, какъ бы не понимая.
Да, въ этой кучѣ накаленныхъ бѣлыхъ камней что-то несомнѣнно было.
Стоялъ знойный полдень. Такой знойный, что листья на деревьяхъ висѣли мятыми лоскутками. Такой знойный, что курилась вода въ корытцахъ.
Катюшка одиноко сидѣла въ тѣни сарая, играя камешками и жестяной коробкой. Камешки… Это были совсѣмъ не простые камешки, а коробка изъ-подъ сардинъ, не простая коробка. Камешки сыпались и что-то разсказывали коробкѣ: так-так… и начинали вертѣться и шумѣть въ ней. И коробка подкидывала ихъ и смѣялась громко-звонко: гри-гри-гри… Это была очень любопытная коробка. Она вдругъ схватывала тотъ слѣпящiй
- 39 -
сверху жгучiй кружочекъ, на который нельзя было смотрѣть, и колола глаза; по стѣнкѣ сарая прыгали бѣлые зайчики, а передъ глазами стояли яркiе шары. А то вдругъ въ окнахъ дома вспыхивалъ яркiй свѣтъ.
Фыркъ-фыркъ…
…(?) оттуда, отъ бѣлыхъ камней. Котъ прыгнулъ …(?) лапкой, должно быть, зашибъ о ка…(?) бѣжалъ къ кухнѣ и сѣлъ на порогѣ.
…(?) что-то сверкнуло. Что?..
…(?) ползла поближе. Еще ближе. Те…(?): тянулось что-то блестящее, по…(?) опускалось. И завернулось на боль…(?)
…(?)
…(?) пала еще ближе, вытянулась на рукахъ и …(?). На камнѣ лежала круглая золотистая …(?)
– Тц…а!..
…(?) стали большiе-большiе… Лента чуть дро…(?) изъ сверкающаго кольца вытянулась маленькая головка съ черными пятнышками. И остановилась.
– Тц…а!..
Четыре глаза глядѣли другъ на друга въ сонной тишинѣ залитаго солнцемъ двора. Близко-близко.
Вдругъ что-то ахнуло сзади, накрыло, сбросило. Точно рухнула груда камня и закрыла…(?)
…………………………………………………………………………..
- 40 -
Дворъ проснулся. Кричали гуси и куры. На заборѣ сидѣли мальчишки и тоже что-то кричали. На нахъ кричала Марфинъ. Выставивъ голову изъ-за сосѣдскаго забора, кричалъ что-то старикъ Аристидисъ. Бѣжали изъ садика гости. Матрена унимала Катюшку. А вдоль забора изъ угла въ уголъ металась Норка. Она визжала и тыкалась въ щели. И не находил дыры. Она куда-то рвалась.
– Сбѣсилась! Бѣшеная! – кричали мальчишки. – Укусила! Бей ее! бей!
Полетѣли камни. Хозяйка бросилась въ кухню и захлопнула дверь. За ней бросилась и Матрена съ Катюшкой. Съ криками кинулись въ садикъ прiѣзжiе.
– Бей! бей! – кричали мальчишки.
Камни сыпались градомъ. Норка съ визгомъ металась, вскидываясь на заднiя лапы, уже не увертываясь отъ камней.
– Погоди! Стой!..
Прiѣзжiй въ бѣломъ костюмѣ наводилъ револьверъ. Грянуло сухимъ трескомъ. И еще стукнуло.
– Пакади! – крикнулъ изъ-за забора скрипучiй голосъ. – Зацѣмъ?
Аристидисъ махалъ руками.
– Зацѣмъ бѣсинiй! Совсѣмъ не бѣсинiй!.. Самашедшiй сталъ… змѣя кусалъ-покусалъ… Вона!..
Онъ тыкалъ малкой въ камень.
– Вонъ! вонъ! – кричали теперь и мальчишки.
На камняхъ стояла толпа, что-то разсматривая. Прiѣзжiй въ бѣломъ костюмѣ стоялъ выше всѣхъ съ револьверомъ въ рукахъ, какъ побѣдитель.
- 41 -
– А ти трахъ-трахъ! Совсѣмъ ни бѣсинiй… Лапу кусалъ…
Норка нашла дыру и пропала.
– Въ горы пошелъ… – объяснялъ Аристидисъ. – У насъ змѣя кусалъ – сейчасъ умиралъ… Такой травка есть… закорючка такая… Сунтулъ-кали. Найдетъ – ницего. Нэ найдетъ – помиралъ совсэмъ…
Господинъ съ револьверомъ оправдывался.
– Знаете, всѣ признаки… Пасть, какъ кровь… мечется…
Долго еще обсуждалось событiе. Осматривали Катюшку, но ничего, кроме синяка, не нашли. Она только показывала на камни и говорила:
– У-у… Бо-бо…
Поговорили и разошлись. Разсказывали о чутьѣ собакъ. Говорили о подвигахъ.
– Вотъ я вамъ разскажу случай… – взволнованно говорилъ господинъ съ револьверомъ. – Была у меня собака… Смотрю, – начинаетъ бѣсится…
– И вы, конечно, ее застрѣлили…
Прошли въ садикъ пестрой толпой.
Но котъ разсказалъ бы нисколько не хуже. Онъ одинъ видѣлъ все отъ крылечка. Но, конечно, онъ не могъ разсказать.
Дня черезъ два ночью вернулась Норка. Пролѣзла въ дыру и, прихрамывая, подошла къ двери кухни.
…Вик-вик…
При свѣтѣ луны было видно, до чего она исхудала. Ея длинная шерсть сбилась въ комья. Шапки репейника и татарника облѣпили ее.
- 42 -
…Вик-вик…
Дверь не открывали. Тогда она стала царапать лапами и лаять отрывисто-глухо.
Щелкнулъ крючокъ. Знакомый голосъ сказалъ:
– Пришла?!.
Отвѣтилъ радостный визгъ.
Потомъ было слышно, какъ что-то съ жадностью чавкало и грызло. Какъ что-то мягко-мягко похлопывало.
А поутру котъ проснулся отъ звонкаго смѣха и рад остнаго лая. Умываясь лапкой, поглядывалъ онъ на игру подъ солнцемъ. Потянулся, цѣпляя коготками, сдѣлался очень похожимъ на маленькую телѣжную дугу и, задравъ хвостъ, бокомъ-бокомъ пошелъ въ холодокъ.
_________
VIII. Одной дорогой.
Лѣто кончилось. Гости съ сѣвера потянулись домой. Городокъ опустѣлъ. Опустѣлъ и домикъ гречанки. Уже рѣже слышался громъ посуды и надоѣдный призывъ – скорѣй! Рѣже оставалась одна Катюшка во дворикѣ. И солнце уже не такъ сильно пекло. Но оно сдѣлало свое дѣло. Тонкiя, как тростинки, ноги и руки покрылись густымъ загаромъ, и маленькое, съ кулачокъ, лицо стало похожимъ на кусочекъ глины. И другое дѣло сдѣлало жгучее солнце: слабыя ноги окрѣпли, и маленькая фигурка теперь могла двигаться вдоль стѣнки и смотрѣть дальше.
- 43 -
А все остальное оставалось по-прежнему. Синее море, пожалуй, стало темнѣй, но по-прежнему было покойно и слѣпило глаза. Такъ же плыли куда-то большiя бѣлокрылыя птицы. Куда?
И Норка по-прежнему дремала возлѣ Катюшки.
Какъ-то по утру, когда послѣднаго гостя проводили на пароходъ, гречанка сказала Матренѣ:
– Просай лѣто… полуци деньжи… Нэтъ кости…
Такъ было и всегда. Матрена и сама знала, что теперь здѣсь нечего дѣлать. Такъ что же? Развѣ ужъ и пойти некуда?! Вонъ по холмамъ уже вызрѣли виноградники. Уже сочныя груды на базарѣ давно кричатъ, что лѣто прошло. Пойдетъ въ садахъ уборка. Уже потягиваетъ изъ садовъ сладкимъ яблочнымъ духомъ. Уже готовятъ горы …(?) и скирды саломы. Какой-нибудь мѣсяцъ, – и заблестятъ изумрудомъ и яхонтомъ красивыя яблочныя пирамиды въ садахъ. Работа будетъ. Нескончаемая круговая работа. И идти уже не такъ далеко. Вонъ отсюда видны холмы, уже тронутые кой-гдѣ осеннимъ багрянцемъ.
Вотъ послѣ обѣда, получивъ свой расчетъ, …(?) Матрена въ узелокъ все, что было, попрощалась съ хозяйкой, лпять взяла на руки Катюшку и пошла. Верстъ десять идти на знакомые виноградники.
– Ну, Катюньчикъ, пойдемъ…
Катюшка знала, что теперь онѣ будутъ долго ходить. Она видѣла знакомый узелокъ въ рукѣ …(?) и вспомнила, каък онѣ съ этимъ узелкомъ …(?) ходили по разнымъ дворамъ и дорогамъ. …(?) отсюда уходятъ совсѣмъ. Прощай, бочка!
- 44 -
Вонъ котик сидитъ, подсунувъ подъ грудь лапки и дремлетъ.
– Саликъ, Саликъ! Тц…а!..
Норка стояла рядомъ и смотрѣла. Вытянулась и заглядывала въ лица. Она видѣла узелокъ. Никогда раньше не уходили съ узелкомъ…
…Уходятъ…
Она поняла, что онѣ уходятъ отсюда.
Подошла и лизнула руку, пытливо засматривая въ глаза.
– Саликъ…
Отъ этого зова Норкѣ вдругъ стало скучно-скучно. А онѣ уходили. Она понимала все. Уже въ томъ, какъ потрепала ее Матрена, она чуяла, что онѣ уходятъ совсѣмъ.
Не двигаясь, точно вросла лапами въ землю, вытянувшись, смотрѣла она. Подошли къ воротамъ. Отворили калитку. Вышли. Идутъ вдоль забора.
Помялась на мѣстѣ, вздрогнула. Шумятъ камешки подъ ногами. Какъ пусто стало кругомъ. Глядѣлъ сарай темнымъ отверстiемъ, какъ когда-то давно-давно. Тамъ теперь пустой уголъ. Спалъ котъ на крылечкѣ. У опрокинутой бочки, на знакомомъ мѣстѣ, дремалъ на одной ногѣ пѣтухъ. Пустая тянулась уличка за заборчикомъ.
Что-то толкнуло Норку. Это что-то пришло оттуда, куда ушли онѣ, тянуло неотступно. Она рванулась и юркнула въ дыру.
Онѣ все еще спускались подъ горку.
…Гам… гам… гам…
- 45 -
Это былъ совсѣмъ особенный лай, лай призыва. …(?), жалующiйся зовъ.
Онѣ обернулись. Онѣ остановились.
Она заиграла на одномъ мѣстѣ, не зная, что …(?) боясь чего-то. Она даже подняла лапу.
… на окна дома. Опять посмотрѣла туда, къ нимъ.
– ………..(?) фьють!..
…………(?) изъ-за забора. Это былъ …(?) отвернулась, слабо вильнула хвостомъ и пустилась съ горы. Она догнала ихъ …(?), тамъ, гдѣ когда-то услыхала страшный …(?)
…(?) зачѣмъ?
…(?) съежилась и присѣла. Голосъ былъ …(?) но что-то еще въ немъ было. Виновато …(?) хвостомъ и выжидательно смотрѣла въ глаза, точно хотѣла сказать.
– И я съ вами… и я…
Матрена поглядѣла къ дому и замахнулась.
– Домой, домой ступай!
Домой? Куда домой?..
Отбѣжала немножко и опять присѣла.
– Ты пойдешь?!
…(?) сердито топнула. Пришлось отбѣжать …(?), лицо, черный кулачокъ, сморщилась …(?) услыхала знакомое:
– …(?)
…(*), жалующiйся голосокъ услыхала она. …(?) лицо смотрѣло на нее сверху. Малень…(?) танулась къ ней.
– Да пойдешь ты!?.
иллюстрация
- 47 -
Что такое?.. За что?..
Сухая вѣтка хлестнула по ногамъ. Строго смотрѣли глаза, приказывали. Не двигаясь счъ мѣста, Норка только отвернула голову, когда хлестнула ее вѣтка. Прижалась къ землѣ. А тонкiй обрывающiйся голосокъ плакалъ:
– Са-са-ли-икъ…
Ждала. Не оглянутся? Не позовутъ?.. Норка повернула голову, жадно и боязливо провожая уходящихъ. Сейчасъ повернутъ за уголъ. Не позовутъ.
Нѣтъ, не позвали. Ушли.
Пождала, прислушиваясь къ шагамъ. И пошла… за ними. Куда? Все равно. Она шла за ними. Шла далеко сзади. Останавливались они, и она садилась съ краю дороги. Дальше, дальше. Вотъ ужъ кончился чгородокъ. Уже позади остались груды мусора за базаромъ. Совсѣмъ рядомъ, вправо отъ бѣлой дороги –море. О, ккое огромное, далекое… А вотъ и бѣлыя крылья вздулись и тянутъ, тянутъ, облитыя золотымъ солнцемъ.
Онѣ всѣ идутъ, все идутъ. Повернули къ водѣ. Садятся. Пусто кругомъ.
Тихо, крадучись, подходила Норка. Остановилась. Фыркнула едва слышно.
– Ты зачѣмъ?!.
Поздно гнать. Городъ едва-едва виденъ…
Дорога круто повернула къ холмамъ. Шли, шли. И шелъ вечеръ за ними. И солнце уже опускалось въ море. И бѣлые паруса далекихъ лодокъ стали совсѣмъ розовыми, какъ крылья фламинго.
- 48 -
Шли, шли… Шли теперь по холмамъ. Трое. И уже ночь шла за ними.
Съ тѣхъ поръ такъ и переходили онѣ съ мѣста на мѣсто. Всѣ трое. Можетъ быть, и до сего дня еще ходятъ онѣ, ищутъ постояннаго угла. А можетъ быть, и нашли…
Не знаю.