Таким образом, сохранение старой общины заключает в себе разрушение тех условий, на которых она покоится, и оно переходит в свою противоположность. Если, например, предположить, что производительность может быть увеличена на прежней земельной площади путем развития производительных сил и т. д. (подобное развитие при традиционном способе обработки земли происходит как раз всего медленнее), то это включало бы новые способы труда, новые виды его комбинирования, затрату значительной части дня на земледелие и т. д., а это опять-таки подрывало бы старые экономические условия общины. В самом акте воспроизводства изменяются не только объективные условия, так что, например, деревня становится городом, заросли — расчищенным полем и т. д., но изменяются и сами производители, вырабатывая в себе новые качества, развивая и преобразовывая самих себя благодаря производству, 
создавая новые силы и новые представления, новые способы общения, новые потребности и новый язык.
Чем дольше сохраняются традиции в самом способе производства (а в земледелии традиционный способ держится долго, еще дольше он удерживается при характерном для Востока сочетании земледелия и промышленности), т. е. чем меньшим изменениям подвергается действительный процесс присвоения, тем устойчивее старые формы собственности, а следовательно, и община вообще.
Там, где уже имеется налицо отделение членов общины, как частных собственников, от самих себя, как городской общины и как собственников территории города, там появляются также и такие условия, в силу которых отдельный человек может лишиться своей собственности, т. е. может лишиться того двоякого отношения, которое делает его, с одной стороны, равноправным гражданином, членом общины, а с другой — собственником. В восточной форме такая утрата, если не считать влияний чисто внешнего характера, почти невозможна, так как отдельный член общины никогда не оказывается в таком свободном отношении к ней, в силу которого он мог бы утратить свою связь (объективную, экономическую) с ней. Он прочно прирос к ней. Причина этого заключается также и в соединении промышленности и земледелия, города (села) и земли.
|
|
Уже у древних [греков и римлян] промышленность считалась пагубным занятием (делом вольноотпущенников, клиентов, чужеземцев) и т. д. Это развитие производительного труда (освобождающегося от исключительного подчинения земледелию в качестве домашнего труда свободных людей, изготовлявших орудия для земледелия и войны, или в качестве промышленности, направленной на удовлетворение нужд религиозного культа и всей общины, например строительство домов, дорог, храмов), неизбежно совершающееся благодаря сношениям с чужеземцами, благодаря рабам, стремлению обменивать свой прибавочный продукт и т. д., разлагает способ производства, на котором основываются община, а поэтому и каждое объективно отдельное лицо, т. е. лицо, обозначаемое как римлянин, грек и т. д. Такое же действие оказывает и обмен, долговое закабаление и т. д.
Первоначальное единство особой формы общины (племени) и с ней связанной собственности на природу, или отношение к объективным условиям производства как к бытию природы, как к опосредствованному общиной объективному существованию отдельного человека, это единство, которое, с одной
|
|
стороны, выступает как особая форма собственности, имеет свою живую действительность в самом определенном способе производства, способе, являющемся в такой же мере отношением индивидов друг к другу, в какой и их определенным действенным отношением [V—7] к неорганической природе, их определенным способом труда (который всегда выступает как семейный труд, часто — как общинный труд). В качестве первой великой производительной силы выступает сама община; особого рода условия производства (например, скотоводство, земледелие) ведут к развитию особого способа производства и к развитию особых производительных сил как субъективных, проявляющихся в виде свойств индивидов, так и объективных.
Определенная ступень развития производительных сил трудящихся субъектов, которой соответствуют определенные отношения их как друг к другу, так и к природе, — вот к чему сводится в конечном счете как та община, членами которой они являются, так и покоящаяся на ней собственность. До известного момента имеет место воспроизводство. Затем оно переходит в разложение.
Собственность означает, следовательно, первоначально (и таковой она является в ее азиатской, славянской, античной, германской формах) отношение трудящегося (производящего или себя воспроизводящего) субъекта к условиям своего производства или воспроизводства как к своим собственным. Поэтому в зависимости от условий этого производства она будет принимать различные формы. Целью самого производства является воспроизводство производителя в этих объективных условиях его существования и вместе с ними. Это отношение индивида к условиям труда как к своей собственности (не в силу того, что они результат труда, а в силу того, что они являются предпосылкой труда, т. е. производства) предполагает определенное существование индивида как члена племенного или общинного коллектива (собственностью которого он сам до известной степени является).
|
|
При рабстве, при крепостной зависимости и т. д. сам работник выступает как одно из природных условий производства, служащих некоторому третьему индивиду или общине (это не относится, например, к Востоку при существующем там поголовном рабстве; это так только с точки зрения европейской); собственность здесь, таким образом, уже не является отношением самолично трудящегося индивида к объективным условиям труда. Рабство, крепостная зависимость и т. д. всегда являются вторичными формами, никогда не первоначальными, несмотря на то, что они необходимый и последовательный результат 
собственности, основанной на общинном строе и на труде в условиях этого строя.
Конечно, очень просто вообразить себе, что некий богатырь, физической силой превосходящий других людей, поймав сперва зверя, ловит затем человека для того, чтобы заставить его ловить зверей; словом, использует человека в качестве одного из имеющихся в природе условий для своего воспроизводства, как и всякое другое природное существо (при этом его собственный труд сводится к властвованию). Но подобный взгляд является пошлым (как бы он ни был правилен с точки зрения данного племени или данной общины), так как он исходит из развития обособленных людей.
Человек обособляется как индивид лишь в результате исторического процесса. Первоначально он выступает как родовое существо, племенное существо, стадное животное — хотя отнюдь не как gmov πολιτιχόν[214] в политическом смысле. Сам обмен является одним из главных средств этого обособления индивидов. Он делает стадное существование ненужным и разлагает его. Дело оборачивается таким образом, что человек как обособленный индивид предоставлен только самому себе, средства же для утверждения его как обособленного индивида состоят, однако, в том, что он себя делает всеобщим и коллективным существом. В этом коллективе предполагается объективное существование отдельного человека как собственника, к примеру скажем, земельного собственника, и притом при определенных условиях, которые приковывают его к этому коллективу или, лучше сказать, образуют звено в этой цепи. В буржуазном обществе рабочий, например, совершенно лишен средств объективного существования, он существует субъективно; зато противостоящая ему вещь превратилась теперь в подлинное общественное существо, которое он стремится пожрать, но которое пожирает его.
Все те формы (все они сложились в той или иной степени естественным путем, однако в то же время являются результатами исторического процесса), при которых община предполагает субъектов в определенном объективном единстве с их условиями производства, или при которых определенный способ существования субъектов предполагает саму общину в качестве условия производства, по необходимости соответствуют только ограниченному, и притом принципиально ограниченному развитию производительных сил. Развитие производительных сил разлагает их, и само их разложение является развитием производительных сил людей. Люди начинают трудиться па определенной основе — сперва на естественно возникшей, за-
тем создается историческая предпосылка труда. Но потом сама эта основа, или предпосылка, уничтожается или к ней относятся как к временной предпосылке, ставшей слишком узкой для того, чтобы на ней могла развиваться прогрессивная человеческая масса [Menschenpack].
В той мере, в какой античная земельная собственность снова появляется в современной парцеллярной собственности, она сама относится к политической экономии, и мы рассмотрим это в разделе о земельной собственности.
[V — 8] (Все это разобрать еще раз — глубже и подробнее.)
[2) ИСТОРИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС ВОЗНИКНОВЕНИЯ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ПРОИЗВОДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ]
[а) Разложение докапиталистических форм отношения работника к объективным условиям труда]
Здесь речь идет прежде всего о следующем: отношение труда к капиталу, или к объективным условиям труда как к капиталу, предполагает исторический процесс, разлагающий различные формы, при которых работник является собственником, или при которых собственник сам работает.
Итак, прежде всего, имеются в виду следующие пункты:
1) Разложение отношения работника к земле как к природному условию производства, к которому он относится как к своему собственному неорганическому наличному бытию, как к лабо ратории своих сил и к той области, где господствует его воля. Все те формы, в которых встречается эта собственность, пред полагают общину, члены которой, хотя между ними и могут быть формальные различия, в качестве членов общины являются собственниками. Первоначальной формой этой собственности является поэтому непосредственная общая собственность {во сточная форма, модифицированная у славян; развитая до про тивоположности, но все же являющаяся еще скрытой, хотя и чреватой противоположностями, основой античной и герман ской собственности).
2) Разложение тех отношений, при которых работник яв ляется собственником орудия труда. Как упомянутая выше форма земельной собственности предполагает реальную общину, так эта собственность работника на его орудие предполагает особую форму развития промышленного труда — ремеслен ный труд; с этой формой труда связан цеховой корпоратив ный строй и т. д. (Древневосточную промышленность можно 
будет разобрать уже при рассмотрении пункта 1-го.) Здесь труд сам еще наполовину искусство, наполовину самоцель и т. д. Мастерство. Капиталист сам является еще мастером. Особым навыком к труду обеспечивается и обладание орудием труда и т. д. и т. п. Способ труда вместе с организацией труда и орудием труда в известной степени передается по наследству. Средневековые города. Труд — это пока еще собственный труд работника; определенное самодовлеющее развитие односторонних способностей и т. д.
3) И в том и в другом случае работник имеет в своем распо ряжении до начала производства предметы потребления, необ ходимые для того, чтобы он мог просуществовать как произ водитель, т. е. в период производства, до его завершения. Как собственник земли он непосредственно обеспечен необхо димым фондом потребления. Как цеховой мастер он получил его по наследству, нажил, скопил его, а как подмастерье он сначала только ученик и, следовательно, совсем еще не пред ставляет собой настоящего, самостоятельного работника и сто луется по-патриархальному у мастера. В качестве действитель ного подмастерья он до известной степени пользуется фондом потребления, принадлежащим мастеру. Если этот фонд и не яв ляется собственностью подмастерья, то все же подмастерье по цеховым законам, по цеховому обычаю и т. п. является по крайней мере его совладельцем и т. д. (остановиться на этом вопросе подробнее).
4) С другой стороны, в такой же мере имеет место и разло жение тех отношений, при которых сами работники, сами жи вые носители рабочей силы еще непосредственно принадлежат к объективным условиям производства и присваиваются в ка честве таковых, — стало быть, являются рабами или крепо стными. Для капитала условием производства является не ра бочий, а только труд. Если капитал может заставить машины, или даже воду, воздух, выполнять работу, тем лучше. И при сваивает он не рабочего, а его труд, притом не непосредствен но, а посредством обмена.
Таковы, с одной стороны, исторические предпосылки для того, чтобы найти рабочего как свободного рабочего, найти его как лишенную объективных условий производства, только субъективную способность к труду, противостоящую объективным условиям производства как не-его-собственности, как чужой собственности, как самостоятельно существующей стоимости, как капиталу. Но с другой стороны, спрашивается: какие нужны условия, чтобы рабочий нашел противостоящий ему капитал?
{Формула капитала, где живой труд относится негативно и к сырью, и к орудию, и к жизненным средствам, необходимым в течение работы, относится к ним как к не-собствен-ности, — эта формула капитала с самого начала включает не-собственностъ на землю, или отрицание того состояния, при котором трудящийся индивид относится к земле как к принадлежащей ему, т. е. трудится, производит как собственник земли. В лучшем случае он относится к земле не только как работник, а как собственник земли к себе самому как к работающему субъекту. Земельная собственность включает потенциально собственность и на сырье и на первоначальное орудие, на саму землю, и на ее дикорастущие плоды. Отношение к земле как к собственности в самой первоначальной форме означает: находить в ней сырье, орудие и жизненные средства, созданные не трудом, а предоставленные самой землей. Раз это отношение уже воспроизведено, то вторичные орудия и произведенные самим трудом плоды земли оказываются включенными в земельную собственность в ее первобытных формах. Стало быть, это историческое состояние, как более полное отношение собственности, прежде всего и отрицается в самом отношении рабочего к условиям труда как к капиталу. Это есть такое историческое состояние № I, которое этим отношением отрицается или относительно которого предполагается, что исторически оно уже разложилось.
Но, во-вторых, [V — 9] там, где уже существует собственность на орудие труда, или отношение работника к орудию труда как к собственному, там, где он трудится как собственник орудия труда (что предполагает в то же время подчинение орудия его индивидуальному труду, т. е. предполагает особую ограниченную ступень развития производительной силы труда), там, где эта форма работника как собственника, или форма работающего собственника, уже дана как самостоятельная форма[clxv] наряду с земельной собственностью и вне ее, — там в качестве предпосылки дана уже и определенная вторая историческая ступень, наряду с первой и вне ее, ступень, которая сама уже должна выступать значительно модифицированной вследствие обособления этого второго вида собственности, или второго вида работающего собственника.
Так как само орудие труда уже есть продукт труда, т. е. элемент, конституирующий собственность, элемент, положенный 
трудом, то община (имеется в виду община, на которой основан этот второй вид собственности) не может уже более выступать здесь в такой естественно сложившейся форме, как в первом случае, ибо сама община должна представлять собой уже созданный, возникший, вторичный коллектив, созданный самим работником. Ясно, что там, где отношением к условиям производства как к собственности работника является собственность на орудие труда, там в действительном процессе труда орудие представляет собой только средство индивидуального труда; искусство сделать орудие действительно своим собственным, овладеть им как средством труда выступает как особое мастерство работника, утверждающее его собственником орудия. Короче говоря, существенный характер цехового корпоративного строя (ремесленного труда, конституирующего субъекта труда в собственника) следует рассматривать с точки зрения отношения к орудию производства (орудию труда как собственности) в отличие от отношения к земле (к первоначальному сырью) как к своей собственности. То обстоятельство, что отношение работающего субъекта к одному именно этому моменту условий производства конституирует его в качестве собственника, работающего собственника, — это историческое состояние № II, по своей природе могущее существовать только как противоположность состоянию № I, или, если угодно, вместе с тем как дополнение модифицированного состояния № I, — тоже отрицается в первой формуле капитала.
Третья возможная форма: работник относится как собственник только к жизненным средствам, находит их как природное условие работающего субъекта, не относясь ни к земле, ни к орудию, а стало быть и к самому труду, как к своим собственным. Эта форма по сути дела является формулой рабства и крепостничества, которая тоже отрицается и является исторически разложившимся состоянием с точки зрения отношения рабочего к условиям производства как к капиталу.
Первоначальные формы собственности необходимо сводятся к отношению к различным объективным моментам, обусловливающим производство, как к своим собственным; эти первоначальные формы собственности в такой же степени образуют экономическую основу различных форм общины, в какой они сами, в свою очередь, имеют в качестве предпосылки определенные формы общины. Эти формы существенно модифицируются в результате того, что сам труд причисляется к объективным условиям производства (крепостная зависимость и раб-
ство), в силу чего простой положительный характер всех форм собственности, относящихся к состоянию № I, утрачивается и видоизменяется. Все они содержат в себе рабство как возможность, а потому и как свое собственное уничтожение. Что касается состояния № II, при котором особый вид труда, мастерство в нем и соответственно с этим собственность на орудие труда равнозначны собственности на условия производства, то оно, правда, исключает рабство и крепостную зависимость, но может в форме кастового строя получить аналогичное негативное развитие.}
{Третья форма собственности — собственность на жизненные средства, — если она не сводится к рабству и крепостной зависимости, не может содержать никакого отношения работающего индивида к условиям производства, а значит и к условиям существования. Она поэтому может быть только отношением такого члена первоначальной, основанной на земельной собственности общины, который лишился своей земельной собственности и еще не достиг формы собственности № II; например, римский плебс времен panes et circenses[215].}
{Отношение retainers [clxvi] к их феодальному господину, или несение личной феодальной службы, существенно отлично. Ибо личная феодальная служба по сути дела составляет только способ существования самого земельного собственника, который сам уже не работает, но собственность которого включает в условия производства самих работников как крепостных и т. д. Здесь отношение господства выступает как существенное отношение присвоения. К животному, к земле и т. д. по сути дела не может быть никакого отношения господства в результате их присвоения, хотя животное несет службу. Предпосылкой отношения господства является присвоение чужой воли. Следовательно, то, что лишено воли, как например животное, способно, правда, нести службу, но это не делает из собственника господина. Однако мы видим здесь, что отношения господства и подчинения тоже входят в эту формулу присвоения орудий производства. А эти отношения господства и подчинения образуют необходимый фермент развития и гибели всех первоначальных отношений собственности и производственных отношений, точно так же как они выражают и ограниченность этих отношений. Правда, в капитале они воспроизводятся (в опосредствованной форме) и образуют, таким образом, фермент и его разложения, являясь в то же время символом его ограниченности.}
[V—10] {«Полномочие в случае нужды продавать себя и своих близких было правом, к несчастью, всеобщим; это право признавали и в северных, странах, и у греков, и в Азии; почти столь же повсеместно было распространено право кредитора брать себе в холопы должника, не уплатившего своего долга, и, насколько возможно, обеспечивать себе уплату долга его трудом или продажей его личности» (Niebuhr. Römische Geschichte. Erster Theil, стр. 600).}
{В одном месте Нибур говорит, что греческим писателям эпохи Августа трудно было понять отношения между патрициями и плебеями, что они неправильно понимали и смешивали эти отношения с отношениями патронов и клиентов; это происходило-де оттого, что они
«писали в такое время, когда богатые и бедные были единственными настоящими классами граждан, когда несостоятельный человек, какого бы благородного происхождения он ни был, нуждался в покровителе, а миллионер, хотя бы это был вольноотпущенник, был желанным покровителем. От отношений зависимости, переходивших по наследству, у них почти не сохранилось и следа» (там же, стр. 620).}
{«Среди обоих классов» (метеков [clxvii] и вольноотпущенников и их потомства) «встречались ремесленники, а право гражданства, в котором они были ограничены, получал плебей, оставивший земледелие. Они тоже не были лишены чести иметь свои законные сословные организации; их корпорации пользовались таким уважением, что основателем их называли Нуму; их было девять: дудочники, золотых дел мастера, плотники, красильщики, шорники, кожевники, медники, гончары и девятая корпорация — всех прочих ремесел... Некоторые из них были самостоятельными гражданами, жившими в предместьях города, равноправными гражданами, не отдававшимися под покровительство какого-либо патрона — в тех случаях, когда существовало такого рода право; были и потомки крепостных, зависимость которых прекратилась вследствие того, что вымер род их патронов; они-то, наверное, оставались так же безучастны к распрям между старинными гражданами и общиной, как флорентийские цехи к усобицам между родами гвельфов и гибеллинов; крепостные, возможно, еще целиком находились в распоряжении патрициев» (там же, стр. 623).}
[б) Отделение объективных условий труда от самого труда. Первоначальное образование капитала]
На одной стороне предполагаются исторические процессы, поставившие массу индивидов данной нации и т. п. в положение, если на первых порах не действительно свободных рабочих, то во всяком случае в положение таких работников, которые δυνάμει [clxviii] являются свободными рабочими, единственная собственность которых есть их рабочая сила
и возможность обменивать ее на имеющиеся стоимости. Этой массе индивидов противостоят на другой стороне все объективные условия производства как чужая собственность, как их не-собственностъ, но в то же время эти объективные условия производства как стоимости способны к обмену, в силу чего их присвоение до известной степени доступно живому труду. Подобные исторические процессы распада, с одной стороны, являются разложением отношений крепостной зависимости, приковывавших работника к земле и к хозяину земли, но фактически предполагающих его собственность на жизненные средства, так что это по сути дела есть процесс его отделения от земли; с другой стороны, здесь происходит разложение таких отношений земельной собственности, которые делали работника йоменом, свободно работающим мелким собственником земли или арендатором (колоном), свободным крестьянином [clxix]; разложение таких корпоративных отношений, которые предполагают и собственность работника на орудие труда, и его собственность на самый труд как определенную ремесленную сноровку (а не только труд как источник собственности). Эти исторические процессы распада в такой же мере являются разложением отношений клиентелы в ее различных формах, в которых не-собственники являются прихлебателями, живущими за счет прибавочного продукта в свите своих господ и в качестве эквивалента носящими ливрею своего господина, —· они участвуют в его распрях, оказывают воображаемые или реальные личные услуги и т. д.
Во всех этих процессах разложения при более подробном рассмотрении оказывается, что разлагаются такие отношения производства, при которых преобладает потребительная стоимость, производство для непосредственного потребления. Меновая стоимость и ее производство имеют своей предпосылкой преобладание другой формы. Поэтому в рамках всех этих отношений подати и повинности натурой преобладают над денежными платежами и поборами. Но это лишь мимоходом. При ближайшем рассмотрении обнаружится равным образом, что все эти разложившиеся отношения были возможны только при оцределенном уровне развития материальных (а поэтому также и духовных) производительных сил.
Нас интересует здесь прежде всего следующее: процесс разложения, превращающий массу индивидов данной нации и т. д. в δυνάμει свободных наемных рабочих (понуждаемых к труду 
и к продаже своего труда только отсутствием у них собственности), предполагает на другой стороне такой процесс, который означает, что прежние источники дохода, а отчасти прежние условия собственности этих индивидов не исчезли, а наоборот, что стало иным только их употребление, что изменился только способ их существования, что они как свободный фонд перешли в иные руки или даже остались частично в тех же самых руках. Но ясно следующее: процесс, отделивший целую массу индивидов от их прежних (в той или иной форме) положительных отношений к объективным условиям труда, подвергнувший эти отношения отрицанию и тем самым превративший этих индивидов в свободных рабочих, этот же самый процесс потенциально освободил эти объективные условия труда (землю, сырье, жизненные средства, орудия труда, деньги или все это вместе) от их прежней связи с индивидами, отделенными теперь от них. Эти объективные условия труда все еще имеются в наличии, но в иной форме, как свободный фонд, в котором все прежние политические и т. п. связи стерты, и они противостоят этим отделенным от них, лишенным собственности индивидам уже только в форме стоимостей, прочно обособившихся стоимостей.
Тот же самый процесс, противопоставляющий массу в качестве свободных рабочих объективным условиям труда, противопоставил эти условия в качестве [V — 11] капитала свободным рабочим. Исторический процесс привел к разъединению элементов, до этого связанных между собой; его результат заключается поэтому не в том, что один из этих элементов исчезает, а в том, что каждый из них выступает в негативном отношении к другому: с одной стороны — свободный рабочий (потенциальный рабочий), с другой — капитал (потенциальный). Отделение объективных условий от тех классов, которые превращены в свободных рабочих, должно в такой же мере выступать на противоположном полюсе как обособление этих самых условий в виде чего-то самостоятельно существующего.
Если отношение капитала и наемного труда рассматривать не как отношение, уже ставшее решающим и охватившее все производство в целом [clxx], но как исторически складывающееся отношение (т. е. если рассматривать первоначальное превращение денег в капитал, процесс обмена между капиталом всего лишь потенциально существующим на одной стороне и потенциально существующими на другой стороне свободными рабочими), то, конечно, сам собой напрашивается простой вывод, с которым так носятся экономисты, а именно: что сторона, выступающая как капитал, должна иметь в своих руках сырье, орудия труда и жизненные средства, чтобы рабочий мог жить до тех пор, пока производство не завершится.