Тедди Ранкелмана, бар тут же исчезает из виду. В зале осталось с полдюжины человек, которые не откликнулись на страстный призыв Тэнзи. Один из них – Вонючий сыр. Бармен.
Он никуда не едет только потому, что не может оставить без пригляда солидные запасы спиртного. Так что по линии 911 он звонит из зависти. Ему самому этого захватывающего зрелища не видать, как своих ушей, вот он и хочет лишить этого Других.
Двадцать автомобилей покидают бар «Сэнд». К тому времени, как караван добирается до съезда с шоссе, ведущему к развалинам «Закусим у Эда» (он перегорожен желтой полицейской лентой), и щита с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН» у заросшего травой проселка, ведущего к давно забытому дому (этот проселок Никто ничем не перегораживал, никого он не интересует), число автомобилей переваливает за тридцать. 3,а «Гольцем» эта цифра увеличивается ДО пятидесяти, у магазина «С семи до одиннадцати» – до восьмидесяти. В них едет никак не меньше двухсот пятидесяти человек. Причина тому – широкое распространение сотовых телефонов.
Тедди Ранкелман, на удивление молчаливый (он боится бледной женщины, которая сидит рядом, с ощерившимся ртом и широко раскрытыми, немигающими глазами), останавливает свой пикап у въезда на стоянку ПУФЛ. Эта часть Самнер‑стрит расположена на склоне холма, поэтому он ставит пикап на ручник. Другие машины останавливаются позади, в несколько рядов, перегораживая мостовую, ревя двигателями (спасибо прогоревшим глушителям). Несфокусированные фары подсвечивают белый туман. Речная сырость смешивается с запахами выхлопных газов и горячего моторного масла. Никто ни с кем не разговаривает. Не перекрикивается. Не издает диких воплей. Не та ситуация, Это понятно всем и каждому. Вновь прибывшие сбиваются в группки у автомобилей, которые их привезли, наблюдая, как люди спрыгивают на землю из кузова пикапа Тедди, как Тедди обходит машину, открывает дверцу со стороны пассажирского сиденья, внимательный, как молодой человек, привезший свою даму на танцы, как помогает сойти на землю худенькой женщине, которая потеряла дочь. Туман вокруг нее словно электролизуется, силуэт движется в световом ореоле. При виде ее по толпе прокатывается шелест. Она связывает их воедино. Тэнзи Френо из тех, кто сразу забывается. Даже Увалень Френо забыл ее, сбежав в Грин‑Бэй. Только Ирма помнила о ней, Ирма любила ее, и вот теперь Ирма мертва. Девочка не может видеть (если, конечно, не смотрит на происходящее с небес, а такая мысль мелькает в дальнем уголке рассудка Тэнзи), что ее мать внезапно привлекла всеобщее внимание. Тэнзи Френо в этот вечер завоевала глаза и сердце Френч‑Лэндинга. Не рассудок, потому что временно Френч‑Лэндинг лишился рассудка, но глаза и сердце. И вот теперь легкой, как в девичестве, походкой Дудлс Сангер приближается к женщине, ставшей на этот час всеобщим кумиром. В кузове пикапа Тедди Дудлс увидела веревку, грязную, замасленную, но достаточно толстую, чтобы выдержать вес человеческого тела.
По пути в город ловкие пальцы Дудлс завязали петлю. Теперь она передает веревку Тэнзи, которая поднимает ее над головой.
По толпе вновь пролетает шелест.
С поднятой веревкой, как женщина‑Диоген в поисках честного человека, а не людоеда, которого хочется линчевать, Тэнзи, такая миниатюрная в джинсах и измазанной кровью футболке, заходит на автостоянку. Тедди, Дудлс и Фредди Сакнессам идут за ней по пятам, остальные – следом. Они накатывают на здание полицейского участка, как волна прилива.
Пятеро байкеров по‑прежнему стоят у кирпичной стены со сложенными на груди руками.
– И что мы будем делать? – спрашивает Мышонок.
– Насчет тебя не знаю, – отвечает Нюхач, – но я собираюсь стоять, пока они не схватят меня, а так скорее всего и будет. – Он смотрит на женщину, которая держит петлю в поднятой руке.
Он – большой мальчик, и ему довелось побывать во многих передрягах, но эта крошка пугает его огромными, пустыми глазами, глазами статуи. И что‑то торчит у нее из‑за пояса. Что‑то темное. Нож? Кинжал? – И я не собираюсь сопротивляться, потому что бесполезно.
– Они запрут дверь, да? – нервно спрашивает Док. – Я хочу сказать, копы запрут дверь?
– Полагаю, что да. – Нюхач не отрывает глаз от Тэнзи Френо. – Но если этим людям нужен Поттер, они до него доберутся. Ты только посмотри. Их же не меньше двухсот.
Тэнзи останавливается с поднятой к небу петлей.
– Выведите его. – Голос ее громче, чем может быть, словно какой‑то умелый врач имплантировал усилитель в ее горло. – Выведите его. Отдайте нам убийцу!
– Выведите его! – это Дудлс.
– Отдайте нам убийцу! – это Тедди.
– Выведите его! Отдайте нам убийцу! – это Фредди.
Подключаются и остальные. Прямо‑таки саундтрек передачи Джорджа Рэтбана. Только вместо «Блокируй этот проход!» или «За Висконсин!» они кричат: «ВЫВЕДИТЕ ЕГО! ОТДАЙТЕ НАМ УБИЙЦУ!»
– Они его выдадут, – бормочет Нюхач. Поворачивается к своим бойцам, глаза яростные и испуганные. На широком лбу большущие капли пота. – Когда она их разогреет, то пойдет вперед, а они – следом. Не бегите, даже не убирайте руки с груди.
Если они схватят вас, не сопротивляйтесь. Если хотите увидеть завтрашний рассвет, не сопротивляйтесь!
Люди стоят по колено в тумане, словно в скисшем молоке, и скандируют: «ВЫВЕДИТЕ ЕГО! ОТДАЙТЕ НАМ УБИЙЦУ!»
Уэнделл Грин скандирует вместе со всеми, но не забывает и фотографировать.
Потому что, черт побери, это та сенсация, которую он ждал всю жизнь.
* * *
Из‑за двери за спиной Нюхача слышится щелчок. «Да, они заперлись, – думает он. – Как будто это поможет».
Но он слышал звук отодвигаемой задвижки, а не запираемого замка. Дверь открывается. Из нее выходит Джек Сойер.
Проходит мимо Нюхача, не взглянув на него, не отреагировав на его бормотание: «Эй, парень, я бы к ней не подходил».
Джек медленно, но без колебаний ступает на ничейную землю между зданием полицейского участка и толпой, которой верховодит женщина, своеобразная статуя Свободы, только вместо факела в руке у нее веревочная петля палача. В аккуратной серой рубашке без воротника и темных брюках, Джек выглядит кавалером из старого романтического фильма, приближающимся к даме, чтобы просить ее руки. Впечатление усиливается цветами, которые он держит в руке. Это те самые белые цветы, что Спиди оставил на раковине в ванной Дейла, букет благоухающих белых цветов.
Лилии, но не простые, а из Долин. Спиди не объяснил, что с ними делать, но Джек и так все знает.
* * *
Толпа замолкает. Только Тэнзи, затерянная в мире, созданном для нее Горгом, продолжает скандировать: «Выведите его! Отдайте нам убийцу!» Она замолкает, как только Джек подходит в ней вплотную, и он не тешит себя надеждой, что на нее произвели впечатление его симпатичное лицо или широкие плечи. Причина – аромат цветов, сладкий, нежный аромат, полная противоположность вони гниющего мяса, которой пропитался воздух в развалинах «Закусим у Эда».
Ее глаза проясняются.., хоть слегка.
– Выведите его, – говорит она Джеку. Вроде бы с вопросительной интонацией.
– Нет, – отвечает он, и голос его переполнен нежностью. – Нет, дорогая.
Дудлс Сангер, которая стоит за спиной Тэнзи, вдруг, впервые за двадцать лет, вспоминает отца, и по ее щекам катятся слезы.
– Выведите его, – молит Тэнзи. Теперь и ее глаза наполняются слезами. – Выведите монстра, который убил мою девочку.
– Если бы он сидел в участке, может, я бы его и вывел, – отвечает Джек. – Может, и вывел. – Хотя и знает, что никогда бы на такое не пошел. – Но человек, которого мы посадили в камеру, не тот, кто вам нужен. Не убийца.
– Но Горг сказал…
Это слово он знает. Одно из слов, что пыталась съесть Джуди. Джек, который сейчас не в Долинах, но и не в этом мире, протягивает руку и выхватывает воронье перо из‑за пояса Тэнзи. – Это дал вам Горг?
– Да…
Джек разжимает пальцы, потом наступает на перо. На мгновение думает.., знает.., что перо злобно жужжит у него под подошвой, как наполовину раздавленная оса. Потом затихает.
– Горг лжет, Тэнзи. Кем бы ни был Горг, он лжет. Этот человек – не убийца.
Тэнзи испускает громкий вопль, роняет веревку. Толпа людей за спиной одновременно вздыхает.
Джек обнимает молодую женщину и вновь думает о том, с каким достоинством держался Джордж Поттер. Думает о всех заблудших, но несдавшихся, которым не суждено увидеть ни единый рассвет в Долинах. Рассвет, который мог бы осветить им путь. Он прижимает Тэнзи к себе, вдыхая запахи пота, горя, безумия и кофе с коньяком.
– Я поймаю его ради вас, Тэнзи, – шепчет он ей в ухо.
Она замирает.
– Вы…
– Да.
– Вы обещаете?
– Да.
– Он – не тот?
– Нет, дорогая.
– Вы клянетесь?
Джек протягивает ей лилии:
– Могилой моей матери.
Она наклоняется к цветам, глубоко вдыхает их аромат. Когда поднимает голову, Джек видит, что исходящая от нее угроза исчезла, а вот безумие осталось. Ей больше не быть такой, как прежде. На нее наложили заклятие. Джеку хочется верить, что оно исчезнет после того, как удастся поймать Рыбака.
– Кто‑то должен отвезти эту женщину домой, – говорит Джек тихо, буднично, но толпа слышит каждое его слово. – Она очень устала и переполнена скорбью.
– Я отвезу, – вызывается Дудлс. Ее щеки блестят от слез. – Я отвезу его в пикапе Тедди, а если он не даст мне ключи, я вышибу ему последние зубы. Я…
И тут скандирование возобновляется, на этот раз из глубины толпы:
– Выведите его! Отдайте нам убийцу! Отдайте нам Рыбака! Выведите Рыбака! Поначалу голос один. Потом к нему присоединяются еще несколько.
– Черт, – вырывается у Нюхача, который по‑прежнему стоит, прижавшись спиной к кирпичной стене. – Опять двадцать пять.
* * *
Джек запретил Дейлу выходить с ним на автомобильную стоянку, резонно сказав, что один только вид полицейской формы Дейла может вывести толпу из себя. Он не упомянул про маленький букет цветов, который держал в руке, да Дейл их и не заметил, потому что думал только об одном: как бы Поттер не стал жертвой первого в этом тысячелетии висконсинского суда Линча. Однако он проводил Джека до двери и по праву старшего занял место у глазка.
Остальные копы ПУФЛ остаются наверху, у окон дежурной части. Генри приказывает Бобби Дюлаку держать его в курсе событий. Даже тревожась за Джека (по прикидкам Генри, вероятность, что толпа растопчет или растерзает Джека, никак не меньше сорока процентов), Генри не может не улыбнуться тому, что Бобби, сам того не зная, ведет репортаж за Джорджа Рэтбана.
– Итак, Голливуд вышел на стоянку.., приближается к женщине.., не выказывает страха.., толпа затихла… Джек и женщина вроде бы говорят… Святые тормоза, он дает ей букет цветов!
Какой ловкий ход!
Ловкий ход – один из любимых спортивных терминов Джорджа Рэтбана: «Этот ловкий ход, предложенный „Пивной командой“ прошлым вечером, не принес ей удачу в „Миллерпарк“.
– Она бросает веревку! – радостно кричит Бобби. Хватает Генри за плечо, трясет. – Черт, я думаю, все кончено! Я думаю, Джек ее разубедил.
– Даже слепой видит, что Джек ее разубедил, – кивает Генри.
– И вовремя, – добавляет Бобби. – Подъезжает фургон «Пятого канала» и еще один, с оранжевой спутниковой антенной.., думаю, «Фокс‑Милуоки».., и…
«Выведите его! – раздается голос из толпы. Негодующий, возмущенный голос. – Отдайте нам убийцу! Отдайте нам Рыбака!»
– О не‑е‑е‑т! – стонет Бобби вновь с интонациями Джорджа Рэтбана, сообщающего своей утренней аудитории, что еще одна попытка «Пивоваров» отпраздновать победу провалилась. – Только не теперь, не при телевизионщиках! Это…
«Выведите Рыбака!»
Генри уже знает, кто кричит. Даже через два слоя армированного стекла невозможно ошибиться, Этот пронзительный голос может принадлежать только одному человеку.
* * *
Уэнделл Грин прекрасно знает, в чем заключается его работа. Не надо думать, что не знает. Его работа – сообщать новости, анализировать новости, иногда фотографировать новости.
А вот создавать новости – не его работа. Но в этот вечер он ничего не может с собой поделать. Второй раз за последние двенадцать часов ему в руки плывет сенсация, которая может прославить его во веки веков, и второй раз в последнюю секунду ее вырывают у него из рук.
– Выведите его! – вопит Уэнделл, Сила собственного голоса поначалу удивляет его, потом вдохновляет. – Отдайте нам убийцу! Отдайте нам Рыбака!
Ему вторят другие голоса. Он снова разогрел толпу!
Уэнделл выступает вперед, расправляет плечи, щеки его пылают, уверенность в собственных силах нарастает. Краем глаза он замечает медленно приближающийся сквозь толпу фургон «Пятого канала». Скоро ярко вспыхнут, разгоняя туман, юпитеры. Скоро на него нацелятся объективы видеокамер. И что?
Если женщина в заляпанной кровью футболке струсила идти до конца, чтобы отомстить за своего ребенка, он, Уэнделл Грин, сделает это за нее. Уэнделл Грин покажет всем пример гражданской ответственности! Уэнделл Грин, народный вожак!
Он поведет их за собой. Он… Яркие звезды вспыхивают перед глазами Уэнделла Грина. И тут же гаснут. Вместе со всеми уличными фонарями и окнами.
* * *
– АРНИ УДАРИЛ ЕГО РУЧНЫМ ФОНАРИКОМ! кричит Бобби.
Он сгребает слепого дядю Дейла в охапку и кружит по дежурной части. Густой аромат «Аква велвы» окутывает Генри, и он знает, что Бобби собирается расцеловать его в обе щеки, на французский манер, еще за секунду до того, как Бобби его целует. А когда Бобби возобновляет свой репортаж, то голосом он полностью имитирует интонации Джорджа Рэтбана в тех редких случаях, когда местным спортивным командам удается прыгнуть выше головы и взять верх над куда более сильными соперниками.
– Можете вы в это поверить, Бешеный Мадьяр ударил его ручным фонариком и… ГРИН ПАДАЕТ! ГРЕБАНЫЙ МАДЬЯР СШИБ С НОГ ВСЕМИ ЛЮБИМОГО ГОВНЮКА РЕПОРТЕРА! ОТЛИЧНО, ХРАБОВСКИ!
Вокруг копы хлопают в ладоши и радостно вопят. Дебби Андерсон запевает: «Мы – чемпионы», – другие голоса тут же присоединяются к ней.
«Странные дни наступили во Френч‑Лэндинге», – думает Генри. Он стоит засунув руки в карманы, улыбается, прислушивается к царящему вокруг бедламу. Улыбка не натянутая – он счастлив. Но на сердце тревожно. Он боится за Джека.
Вернее, боится за всех.
* * *
– Отличная работа, парень, – хвалит Нюхач Джека. – Как ты их уел.
– Спасибо, – кивает Джек.
– Я не собираюсь опять спрашивать, тот ли этот человек.
Раз ты сказал «нет», значит – нет. Но если мы сможем что‑то сделать, чтобы помочь тебе поймать того, кто нам нужен, только позови нас.
Остальные члены Громобойной пятерки что‑то согласно бурчат. Кайзер Билл дружески хлопает Джека по плечу. Скорее всего оставляя отметину‑синяк.
– Спасибо, – повторяет Джек.
Дверь открывается до того, как он успевает постучать. Дейл крепко обнимает его. Джек чувствует, как часто бьется сердце Дейла.
– Ты спас мою задницу, – шепчет Дейл на ухо Джеку. – Все, что я могу для тебя…
– Можешь, – говорит Джек, заталкивая Дейла в дверь. – Я видел за фургонами телевизионщиков еще одну патрульную машину. Точно не уверен, но вроде бы синюю.
– О, – вырывается у Дейла.
– Ты прав. Мне нужно двадцать минут, чтобы поговорить о Поттером. Возможно, нам это ничего не даст, а может, позволит Получить очень важную информацию. Ты сможешь не подпускать к Поттеру Брауна и Блэка двадцать минут?
Дейл мрачно улыбается:
– Считай, у тебя полчаса. Как минимум.
– Отлично. И пленка с записью разговора с Рыбаком по линии 911. Она у тебя?
– Вместе с остальными материалами мы передали ее Брауну и Блэку. Патрульный УПВ забрал все во второй половине дня.
– Дейл, нет!
– Не волнуйся, дружище. Копия в моем столе.
Джек хлопает его по плечу:
– Не надо меня так пугать.
– Извини, – отвечает Дейл, думая: «Видя, как ты выходил к толпе, я никогда не поверю, что тебя можно чем‑то напугать».
Поднимаясь по лестнице, Джек вспоминает слова Спиди о том, что оставленным в ванной он сможет воспользоваться дважды.., но цветы он отдал Тэнзи Френо. Черт. Потом он складывает ладони лодочкой, подносит к носу, вдыхает и улыбается.
Может, все‑таки сможет воспользоваться дважды.
Глава 17
Джордж Поттер сидит на койке в третьей от двери камере, которые выстроились вдоль пропахшего мочой и дезинфицирующими средствами коридора. Смотрит на забранное решеткой окно, которое выходит на автостоянку, где только что бурлила толпа, да и теперь полно людей. На звук приближающихся шагов Джека он не оборачивается.
По пути к камере Джек проходит две таблички. На одной надпись: «ОДИН ЗВОНОК ОЗНАЧАЕТ ОДИН ЗВОНОК». На второй – «УТРЕННЯЯ ПОВЕРКА В СЕМЬ ЧАСОВ, ВЕЧЕРНЯЯ – В ВОСЕМЬ». Под табличками – запылившийся фонтанчик с питьевой водой и древний огнетушитель, над которым какой‑то остряк повесил бирку с Надписью: «ВЕСЕЛЯЩИЙ ГАЗ».
Джек добирается до нужной ему камеры и ключом от дома стучит по решетке. Поттер наконец‑то отворачивается от окна.
Джек, все еще сохраняя гипертрофированную остроту чувств, дарованную «прилипшим» к ладоням ароматом цветов из Долин, с одного взгляда узнает всю правду о сидящем перед ним человеке. Она читается в запавших глазах и темных мешках под ними, провалившихся щеках, вздувшихся на висках венах, заострившемся носе.
– Привет, мистер Поттер, – здоровается он. – Я хочу поговорить с вами, но нам надо спешить.
– Они приходили за мной, – отмечает Поттер.
– Да.
– Может, вам следовало выдать меня им. Еще три‑четыре месяца, и я все равно выйду из игры.
В нагрудном кармане рубашки Джека лежит магнитный ключ‑карточка, которую ему дал Дейл, и Джек открывает им замок. Тут же начинает трезвонить звонок. Как только Джек вынимает карточку из щели, трезвон прекращается. Джек знает, что в дежурной части над табличкой с надписью «КПЗ № 3» сейчас горит янтарная лампочка.
Он входит в камеру, садится на койку. Связку ключей он убрал в карман, чтобы металлический запах не забивал аромата лилий.
– Где он у вас угнездился?
Не спрашивая, откуда Джек узнал об этом, Поттер поднимает руку, кисть большая, плотницкая, и касается живота.
– Началось с желудка. Пять лет назад. Я принимал таблетки и делал уколы, как послушный мальчик. В Ла Ривьере. Но эта гадость.., она расползается повсюду. Забирается в самые дальние уголки. Однажды я проблевался в собственной кровати, даже не зная об этом. Проснулся утром с блевотиной, подсыхающей на груди. Ты что‑нибудь об этом знаешь, сынок?
– У моей матери был рак, – отвечает Джек. – Тогда мне было двенадцать. Потом она выздоровела.
– Прожила еще пять лет?
– Больше.
– Ей повезло, – вздыхает Поттер. – Но потом она умерла?
Джек кивает.
Кивает и Поттер. Они еще не друзья, но дело идет к этому.
Таков уж подход Джека. Как прежде, так и теперь.
– Это дерьмо проникает внутрь и выжидает. По‑моему, полностью избавиться он него невозможно. Во всяком случае, уколы бесполезны. Таблетки тоже. Кроме болеутоляющих. Я приехал сюда умирать.
– Почему? – Знать это Джеку не нужно, время на исходе, но так уж он ведет допрос и не собирается отступать от своих принципов из‑за того, что пара не слишком умных детективов из полицейского управления Висконсина ждут внизу, чтобы забрать человека, которого он допрашивает. Дейлу придется найти способ задержать их, вот и все дела.
– Красивый небольшой городок. И река мне нравится. Я каждый день гуляю по берегу. Люблю смотреть, как солнечные лучи отражаются в воде. Иногда думаю о прежней работе.., в Висконсине, Миннесоте, Иллинойсе.., иногда ни о чем не думаю. Просто сижу на берегу и наслаждаюсь покоем.
– А чем вы занимались, мистер Поттер?
– Начинал плотником, совсем как Иисус. Стал строителем, почувствовал, что способен на большее. Когда такое происходит со строителем, он называет себя подрядчиком. Я заработал тридцать четыре миллиона долларов, ездил на «кадиллаке», содержал любовницу, которая ублажала меня по пятницам. Очень милую молодую женщину. Никаких проблем не возникало. Потом все потерял. О чем жалею, так это о «кадиллаке». Больше, чем о женщине. Наконец, получив приговор, приехал сюда.
Он смотрит на Джека.
– Знаешь, о чем я, случается, думаю? Френч‑Лэндинг ближе к лучшему миру, тому, где все приятно глазу и хорошо пахнет. Может, где люди тоже ведут себя лучше. С местными я не общаюсь, я не из тех, кто легко заводит друзей, но это не значит, что я ничего не воспринимаю. Мне даже пришла в голову мысль, что начинать вести себя прилично никогда не поздно. Думаешь, я сумасшедший?
– Нет, – отвечает Джек. – Собственно, я переехал сюда по той же причине. Расскажу, так было со мной. Вы знаете, если завесить окно тонким одеялом, солнце будет просвечивать сквозь него.
Джордж Поттер вскидывает на него внезапно вспыхнувшие глаза. Джеку даже не нужно заканчивать мысль, и это хорошо.
Он настроился на волну собеседника, так происходит практически всегда, это его дар, так что пора переходить к делу.
– Так ты знаешь, – выдыхает Поттер.
Джек кивает.
– Вы знаете, почему вы здесь?
– Они думают, что я убил ребенка той женщины. – Поттер мотает головой в сторону окна. – Той, что держала в руке петлю. Я не убивал. Это я знаю.
– Ладно, тогда позвольте ввести вас в курс дела. Пожалуйста, слушайте внимательно.
Очень сжато Джек рассказывает о цепочке событий, в результате которых Поттер оказался в этой камере. Брови Поттера поднимаются все выше и выше, сцепленные узловатые руки сжимаются все сильнее.
– Райлсбек! – наконец восклицает он. – Мне следовало догадаться! Любопытный старый козел, всегда задает вопросы, всегда спрашивает, не хочу ли я сыграть в карты или на бильярде. Все для того, чтобы задавать вопросы. Чертов проныра…
Джек дает ему выговориться, рак или не рак, Поттера очень уж резко вырвали из привычной обстановки, так что он просто должен выпустить пар. Если бы Джек сразу оборвал его, чтобы сэкономить время, на деле только бы его потерял. Трудно проявлять терпение (Как долго Дейл сможет водить за нос этих двух говнюков? Джек даже не хочет знать), но спешка Может только помешать. Когда Поттер начинает расширять фронт боевых действий, перенося удар на Морти Фаина и на приятеля Энди Райлсбека, Ирва Торнберри, Джек вновь берет инициативу в свои руки.
– Дело в том, мистер Поттер, что Райдсбек вошел в вашу комнату, следуя за каким‑то человеком. Нет, даже не так. Райлсбека привели в вашу комнату.
Поттер не отвечает, смотрит на свои руки. Потом кивает. – Ов стар, он болен, и болезнь прогрессирует, но ума ему по‑прежнему не занимать.
– И привел Райлсбека в вашу комнату тот самый человек, который оставил в стенном шкафу полароидные фотографии убитых детей.
– Да, это логично. Но если у него были фотографии убитых детей, скорее всего он сам их и убил.
– Совершенно верно. Вот я и задался вопросом…
Поттер нетерпеливо машет рукой:
– Похоже, я знаю, каким вопросом ты задался. Кому в здешних краях захотелось увидеть чикагского Потей вздернутым на фонарном столбе. То ли за шею, то ли за яйца.
– Именно так.
– Не хочу тебя разочаровывать, но никого назвать не могу.
– Не можете? – Джек поднимает бровь. – Никогда не вели здесь дел? Не строили дом или комплекс для игры в гольф?
Поттер поднимает голову, улыбается Джеку.
– Разумеется, строил. Иначе откуда мне знать, что здесь так красиво? Особенно летом. Знаешь часть города, которая называется Либертивилль? Бывал на Камелот или Авалон‑стрит?
Джек кивает.
– Я построил там половину домов. В семидесятых. Там был один тип.., ловкач, которого я вроде бы знал по Чикаго.., или думал, что знал… Он тоже занимался строительством? – Последний вопрос Поттера адресован Поттеру. Он качает головой. – Не могу вспомнить. Да и не важно. Тот человек был гораздо старше меня, должно быть, уже умер. Столько лет прошло.
Но Джек, который ведет допрос столь же виртуозно, как Джерри Ли Льюис когда‑то играл на рояле, думает, что очень даже важно. Интуиция подсказывает ему, что тут надо копнуть глубже.
– Этот ловкач. Расскажите, что он делал?
В брошенном на Джека взгляде Поттера читается раздражение.
– В нашем бизнесе ловкач – человек, который знает людей со связями. Или человек, к которому иногда обращаются люди со связями. Ловкач, он и есть ловкач. К добропорядочным гражданам такие не принадлежат.
«Не принадлежат, – мысленно соглашается Джек, – но без. ловкачей не было бы у тебя „кадиллака“, любовницы и многого другого».
– А вам случалось быть таким вот ловкачом, Джордж? – спрашивает Джек, чтобы выйти на более доверительный уровень. Совершенно постороннему человеку такой вопрос не задашь.
– Возможно, – отвечает Поттер после долгой паузы. – Может, и случалось. В Чикаго. В Чикаго, чтобы получить хороший контракт, приходилось кое‑кому почесывать спинку и класть кое‑что в клювик. Я не знаю, как там сейчас, но тогда честный подрядчик оставался бедным подрядчиком. Понимаешь?
Джек кивает.
– Самым большим контрактом, который мне удалось заключить в Чикаго, стал подряд на строительство жилищного комплекса в Саут‑Сайде. – С губ Поттера срывается смешок. В этот момент он не думает о раке, ложных обвинениях, линчевании, которого ему едва удалось избежать.
Мыслями он в прошлом, где, возможно, и приходилось нарушать законы, но которое куда лучше настоящего: койки в камере, стального унитаза, раковой опухоли в животе.
– Это действительно был крупный контракт, я не шучу.
Деньги предоставлял федеральный бюджет, но именно местные боссы решали, кто будет их тратить. Я и этот парень, мы оба пытались прийти к финишу…
Он замолкает, смотрит на Джека широко раскрытыми глазами:
– Срань господня, ты кто, волшебник?
– Не понимаю, о чем вы. Я же просто сижу.
– Этот парень приехал сюда. Тот самый, который…
– Что‑то я не понимаю вас, Джордж, – отвечает Джек, но Думает, что понимает. Сердце начинает учащенно биться, но внешне ничего не видно, как тогда, с барменшей, которая рассказала ему о привычке Киндерлинга.
– ч – Наверное, это ерунда, – говорит Поттер. – У него могли быть причины не любить меня, но он давно уже умер. Будь он жив, ему бы далеко перевалило за восемьдесят.
– Расскажите мне о нем, – просит Джек.
– А что рассказывать? В Чикаго у него, должно быть, возникли серьезные неприятности, потому что здесь он объявился под другой фамилией.
– Когда вы увели у него из‑под носа подряд на строительство жилого комплекса, Джордж?
Поттер улыбается, и по его зубам, которые практически вылезли из десен, Джек понимает, что встречи со смертью старику ждать недолго. По коже бегут мурашки, но он отвечает улыбкой. Так уж он ведет допрос.
– Раз уж мы говорим о подрядах и взятках, тебе лучше звать меня Потей.
– Хорошо, Потей. Так когда вы увели у него из‑под носа этот подряд?
– Это было через год после того, как хиппи вошли в город, сцепились с полицией и подбили мэру глаз. Получается, в 1969 году. Так уж случилось, что я оказал главе строительного департамента серьезную услугу. И еще одной старухе, которая имела немалый вес в Независимой комиссии по строительству, учрежденной мэром Дейли. Поэтому я располагал конфиденциальной информацией и на тендере предложил наилучшие условия. Мой соперник тоже не был новичком в этом деле, обладал большими связями, наверняка положил немало усилий, чтобы победить, но в тот раз я взял верх.
Он улыбается. Появляются зубы, наводящие на грустные мысли, потом исчезают.
– Его предложение? То ли потерялось, то ли поступило слишком поздно. Не повезло. Подряд получил Чикагский Потси. Потом, четыре года спустя, этот парень всплыл здесь, попытался получить подряд на строительство Либертивилля. Только на этот раз я побил его чисто. Без всяких взяток. Через неделю после подписания контракта случайно столкнулся с ним в баре отеля «Нельсон». «Ты – тот парень из Чикаго», – говорит он. «В Чикаго много парней», – отвечаю я. Он испугался. Я это чуял. Тогда я был большим и сильным, мог при необходимости крепко врезать, но в тот момент расслабился. После стаканчика‑другого всегда расслаблялся.
«Да, в Чикаго много парней, но только один разорил меня.
Я не могу этого забыть, Потей, и я злопамятный».
– В другое время, с другим человеком я бы, возможно, спросил, что будет с его памятью, если он крепко стукнется головой: об пол, но с этим я предпочел промолчать. Больше мы не разговаривали. Он вышел. Я не думал, что когда‑нибудь увижу его вновь, но время от времени слышал о нем, пока строил Либертивилль. В основном от моих субподрядчиков. Вроде бы он строил себе дом во Френч‑Лэндинге. Чтобы поселиться в нем, выйдя на пенсию. Тогда он еще не был глубоким стариком, но все же… Происходило все это где‑то в семьдесят третьем, и ему уже перевалило за пятьдесят.