– Вы уверены, что он говорил именно о «Черном доме»? А не о «Холодном доме»[91], как в романе Диккенса? – спрашивает Мышонок.
– Уверен. – Джек напоминает себе, что не стоит удивляться каждый раз, когда кто‑то из этих парней подтверждает, что учился в университете. – Речь шла именно о «Черном доме».
– Черт, я думаю, что… – Мышонок качает головой.
– Как фамилия этого строителя? – спрашивает Нюхач.
– Бернсайд. Имя – Чарльз, прозвище – Чамми. Давным‑давно у него была другая фамилия. Что‑то вроде Бир Стайн.
– Бирстайн? Берстайн?
– Мне нечего ответить, – говорит Джек.
– И ты думаешь, он – Рыбак?
Джек кивает. Нюхач пристально смотрит на него, словно хочет прочитать мысли.
– И насколько ты уверен?
– На девяносто девять процентов. Он подложил полароидные фотографии в комнату Поттера.
– Черт. – Нюхач слезает со стула и заходит за стойку. – Я хочу убедиться, что никто не забыл самое простое. – Он наклоняется, выпрямляется с телефонным справочником в руке. – Понимаете, о чем я? – Открывает справочник, пролистывает несколько страниц, проводит толстым пальцем по столбцу. – Бернсайда нет. Жаль.
– Хорошая идея, однако, – кивает Джек. – Этим утром я проделал то же самое.
Сонни останавливается у музыкального автомата, нацеливает палец на Джека.
– Как давно построили этот чертов дом?
– Почти тридцать лет назад. В семидесятых.
– Черт, так мы тогда были детьми, жили в Иллинойсе. Откуда нам что‑то знать о нем?
– Вы много ездите по округе. Вот я и подумал, вдруг этот дом попадался вам на глаза. И потом, место это нехорошее. Людям свойственно говорить о таких домах. – Свойственно говорить о домах, в которых водятся привидения, мысленно поправляет он себя. Дома(приобретают такую репутацию, если несколько лет пустуют или в них произошло что‑то ужасное. В этом случае ужасен сам дом, и люди, которые в иной ситуации, конечно же, рассказывали бы о нем, едва помнят, что видели его. Судя по реакции Дейла, «Черный дом» растворился в собственной несуществующей тени. – Подумайте об этом. Постарайтесь вспомнить. За годы, проведенные во Френч‑Лэндинге, вы слышали о доме, на который вроде бы наложено заклятие? Рабочие ненавидели это место. Они его боялись. Говорили, что вблизи него человек лишается тени. Заявляли, что призраки обжили дом, когда его только строили! В конце концов все они ушли, и Бернсайду пришлось достраивать дом самому!
– Дом должен стоять в укромном месте, – подает голос Док. – Совершенно очевидно, что не у всех на виду. Это тебе не Либертивилль. На Робин‑Гуд‑лейн его не найти.
– Точно, – кивает Джек. – Мне следовало упомянуть об этом раньше. Поттер говорил, что расположен дом в стороне от дороги, на вырубке. То есть в лесу. Док, вы правы. Рядом других домов нет.
– Эй, эй, эй. – Мышонок перебрасывает ноги через край бильярдного стола, садится. Глаза его крепко закрыты, мясистая ладонь прижата ко лбу. – Если бы я только мог вспомнить… – Из его груди исторгается вопль раздражения.
– Что? – Голос Нюхача в два раза громче обычного, и слово гремит, как камень, упавший на бетонный тротуар.
– Я знаю, что видел это гребаное место, – отвечает Мышонок. – Как только вы начали говорить о нем, у меня возникло ощущение, что мне это знакомо. Видел я этот дом, видел, но память никак не желала подсказать, где и когда. Когда я пытался подумать о нем, вы понимаете, заставить себя вспомнить, я видел какие‑то слепящие огни. А стоило Джеку упомянуть, – что этот дом стоит в лесу, я тут же увидел его. Как на картинке. В окружении этих слепящих огней.
– На «Черный дом» это не похоже, – замечает Джек.
– Еще как похоже. Огней там не было, я просто их видел. – Тон у Мышонка такой, словно его объяснение более чем логично.
Сонни смеется. Нюхач качает головой и бурчит:
– Дерьмо.
– Я не понимаю, – честно признается Джек.
Нюхач смотрит на Джека, поднимает палец, спрашивает Мышонка:
– Мы говорим об июле, августе двухгодичной давности?
– Естественно, – отвечает Мышонок. – «Лето Несравненной Кислоты». – Он смотрит на Джека и улыбается. – Два года назад мы получили эту потрясающую, удивительную кислоту.
Одна таблетка, и у тебя пять или шесть часов дивных видений.
Никаких побочных эффектов. Только плюсы и ни одного минуса. Вы понимаете, о чем я?
– Пожалуй, – отвечает Джек..
– При этом можно даже что‑то делать. К примеру, ездить.
Седлаешь свой байк и мчишься, куда захочешь. Все у тебя получается. Ты не лежишь пластом, а действуешь за пределом своих максимальных возможностей.
– Тимоти Лири не во всем ошибался, – вставляет Док.
– Да, это была классная штука, – продолжает Мышонок. – Мы оприходовали все таблетки, а потом поставили точку. Больше с кислотой не связывались. Этой достать не могли, а пользоваться той, что хуже, смысла не было. Я даже не знаю, откуда взялись те таблетки.
– Ты не захочешь знать, откуда они взялись, – усмехается Нюхач. – Поверь мне.
– Значит, вы сидели на кислоте, когда увидели «Черный дом», – уточняет Джек.
– Да. Потому‑то я и видел огни.
– Где это было, Мышонок? – спрашивает Нюхач.
– Точно не знаю. Но подожди, Нюхач, дай мне выговориться. В то лето я близко сошелся с Маленькой Нэнси Хейл, помнишь?
– Конечно, – кивает Нюхач. – Чертовски грустная история. – Он смотрит на Джека. – Маленькая Нэнси после того лета умерла.
– У меня чуть не разорвалось сердце, – рассказывает Мышонок. – У нее словно развилась аллергия на воздух и солнечный свет, совершенно неожиданно. Ее все время тошнило. Кожа покрылась сыпью. Она не могла выходить из дому, потому что свет резал глаза. Док не мог понять, что с ней не так, поэтому мы отвезли ее в большую больницу в Ла Ривьере, но и там ей не поставили диагноз. Мы говорили с врачами в «Мэйо»[92], но и они не помогли. Она умирала трудно. Я сам едва не умер, глядя на ее страдания.
Он долго молчит, уставившись на живот и колени, остальные тоже не произносят ни слова.
– Ладно. – Мышонок поднимает голову. – Вот что я помню. В ту субботу Маленькая Нэнси и я закинулись таблетками Несравненной и отправились в поездку по тем местам, которые нам нравились. Побывали в прибрежном парке Ла Ривьеры, доехали до Дог‑Айленда и Лукаут‑Пойнт. Возвращаясь оттуда, поднялись на холм, любуясь открывшимся видом. Домой не хотелось, вот мы и ездили по окрестностям.
Маленькая Нэнси заметила щит с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», мимо которого я, должно быть, проезжал тысячу раз, не видя его. – Он смотрит на Джека Сойера. – Полной уверенности у меня нет, но кажется, он стоял на шоссе № 35.
Джек кивает.
– Если бы не кислота, не думаю, что и она увидела бы этот щит. О, теперь я все вспомнил. «Что это? – спрашивает она, и, клянусь, я долго оглядывался, прежде чем углядел этот щит, помятый, погнутый, с ржавыми дырами от пуль. Он словно сливался с деревьями. – Кто‑то хочет, чтобы мы не сворачивали на эту дорогу, – говорит Маленькая Нэнси. – Что они там прячут?» Что‑то в этом роде. «На какую дорогу?» – спрашиваю я и тут же вижу ее. Дорога – это сильно сказано. Проехать по ней могла бы одна машина, и только малолитражка. С обеих сторон – высокие деревья с толстыми стволами. Черт, я не думал, что там могло скрываться что‑нибудь интересное, может, какая‑нибудь старая лачуга. И потом, не понравилось мне, как выглядела эта дорога. – Он бросает взгляд на Нюхача.
– Что значит, тебе не понравилось, как выглядела эта дорога? – переспрашивает Нюхач. – Я не раз видел, как ты заходил в места, которые определенно не могли тебе понравиться. Или ты гонишь, Мышонок?
– Говори что хочешь, но я рассказываю все, как было. Этот щит словно говорил: «ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ, ЕСЛИ ХОТИТЕ СЕБЕ ДОБРА». Вызвал у меня неприятное предчувствие.
– Тогда это точно гиблое место, – вмешивается Сонни. – Я видел гиблые места. Они не хотят, чтобы ты туда заходил, и предупреждают тебя об этом.
– Полностью с тобой согласен, – кивает Мышонок, – но ты дослушай. Мне хотелось развернуться и поехать куда‑нибудь за жареной курятиной, которая после таблетки Несравненной казалась пищей богов, но Маленькая Нэнси пожелала поехать по этой дороге, поскольку испытывала те же чувства, что и я.
Она была очень смелая. И умела убеждать. Поэтому я сворачиваю с шоссе, Маленькая Нэнси прижимается ко мне и говорит:
«Не дрейфь, Мышонок, прибавь ходу», – вот я и прибавляю газу. Все вокруг какое‑то странное и враждебное, но я вижу только просеку, плавно поворачивающую между деревьями, и какое‑то дерьмо, хотя я точно знаю, что его нет.
– В смысле? – любопытствует Сонни, словно уточняет полученные сведения о научном эксперименте.
– Какие‑то темные тени выходят к краю просеки и смотрят на меня между деревьями. Пара бросилась ко мне, но я проскочил сквозь них, как сквозь дым. Не знаю, может, они и были дымом.
– Черт, это все кислота, – бросает Нюхач.
– Может, но ощущения были другие. А кроме того, Несравненная никогда не вгоняет тебя в тоску. Не вызывает депрессию. А тут я вдруг подумал о Киз Мартин. Я это хорошо помню.
Буквально увидел ее, прямо перед собой, как она выглядела, когда ее клали в «скорую помощь».
– Киз Мартин, – кивает Нюхач.
Мышонок поворачивается к Джеку.
– С Киз я встречался, когда мы учились в университете. Она буквально умоляла нас разрешить ей поехать с нами, и однажды Кайзер сказал, хорошо, она может взять его байк. Для Киз это был настоящий праздник, она оттягивалась на полную катушку. А потом наехала на какую‑то чертову маленькую хворостинку…
– Не на хворостинку, – уточняет Док. – Ветку. Толщиной в пару дюймов.
– Которой достаточно, чтобы проверить твое умение сохранять равновесие, особенно если ты не очень хорошо умеешь управляться с байком, – продолжает Мышонок. – Она переехала через эту веточку, байк вырвался из‑под контроля, Киз свалилась с него и ударилась об асфальт. У меня чуть не остановилось сердце.
– Я понял, что она умерла, как только подошел и увидел, под каким углом повернута ее голова, – подхватывает Док. – Не имело смысла даже оказывать первую помощь. Мы укрыли ее куртками, а я поехал вызывать «скорую». Через десять минут ее уже загружали в кузов. Один из фельдшеров узнал меня, а не то у нас возникли бы серьезные неприятности.
– Я все гадал, врач вы или нет, – говорит Джек.
– Окончил резидентуру[93]по хирургии в Университете Иллинойса и сразу ушел из медицины, – улыбается ему Док. – Болтался с этими парнями, увлекся пивоварением – все интереснее, чем с утра до вечера резать людей.
– Мышонок, – говорит Нюхач.
– Да. Я как раз подъезжал к повороту этой узкой дороги‑просеки, и Киз буквально возникла передо мной как живая. С закрытыми глазами, с головой, висящей как осенний лист, готовый сорваться с ветки. «Ой‑ей‑ей, – сказал я себе, – вот этого мне сейчас видеть совершенно не хочется». И чувства меня охватили те же, что и тогда на дороге. Стало дурно. Просто дурно стало.
А потом мы проехали поворот, и я услышал, как где‑то в лесу зарычала эта собака. Да еще как зарычала. Будто там было двадцать собак и все безумно злые. Тут что‑то начинает твориться с головой. Такое ощущение, что она сейчас взорвется. Я смотрю вперед, ожидая, что сейчас увижу перед собой стаю волков или еще какого‑то зверья, бегущего на нас, и мне требуется какое‑то время, чтобы понять: передо мной дом. Черный дом.
Маленькая Нэнси колотит меня по плечам и голове, кричит, чтобы я останавливался. Представьте, я с ней полностью соглашаюсь, у меня нет ни малейшего желания приближаться к этому дому. Я останавливаю мотоцикл, Маленькая Нэнси спрыгивает на землю, и ее тут же выворачивает наизнанку. Она хватается руками за голову и снова блюет. Я чувствую, что ноги становятся ватными, а на грудь давит что‑то тяжелое. Эта тварь, она все рычит в лесу, только уже ближе. Я бросаю еще один взгляд в конец дороги, на дом, который словно уползает в растущие за ним деревья, хотя, конечно, стоит на месте. Когда смотришь на него, он становится все больше и больше! Потом я вижу сверкающие огни, плавающие вокруг, угрожающие огни. «Не приближайся, – говорят они мне. – Держись от нас подальше, Мышонок». К крыльцу привалился еще один щит с надписью:
«ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», и этот щит то вспыхивает, то гаснет, словно предупреждает: «НА ЭТОТ РАЗ СЛОВА НЕ РАЗОЙДУТСЯ С ДЕЛОМ, ДРУЖИЩЕ».
Голова у меня раскалывается, но я усаживаю Маленькую Нэнси на мотоцикл, она приваливается к моей спине, словно кукла, с трудом держится в седле, я разворачиваю байк и уезжаю. Когда мы добираемся до моего дома, она ложится в постель и не встает три дня. А я с трудом могу вспомнить, что же произошло. Вся эта история словно уходит в тень. В моей памяти. Да и не успел я хорошенько все обдумать, потому что Маленькая Нэнси заболела и свободное от работы время полностью уходило на нее. Док дал ей какое‑то лекарство, чтобы сбить температуру, она пошла на поправку, мы снова могли пить пиво, курить травку и ездить на байке, как прежде, но она так и не стала, какой была. А в конце августа ей снова стало хуже, и мне пришлось отправить ее в больницу. Во вторую неделю сентября Маленькая Нэнси умерла, хотя боролась изо всех сил.
– Как выглядела Маленькая Нэнси? – спрашивает Джек, рисуя себе женщину, габаритами сравнимую с Мышонком.
– Маленькая Нэнси Хейл ростом и фигурой напоминала Тэнзи Френо, – отвечает Мышонок, по его лицу видно, что вопросом он удивлен. – Когда она вставала на мою ладонь, я мог поднять ее одной рукой.
– И вы никогда ни с кем об этом не говорили? – уточняет Джек.
– Как я мог об этом говорить? – вскидывается Мышонок. – Сначала я безумно волновался из‑за Нэнси, а потом все стерлось из памяти. С непонятными воспоминаниями такое случается. Вместо того чтобы оставаться в, голове, они словно стираются.
– Я прекрасно понимаю, о чем вы, – кивает Джек.
– Наверное, я тоже, – соглашается с ним Нюхач, – но не надо забывать, что кислота меняет восприятие реальности. Ты действительно видел это место… «Черный дом»?
– Никаких сомнений.
Нюхач поворачивается к Джеку:
– Ты говоришь, что Рыбак, этот подонок Бернсайд, построил его.
Джек кивает.
– Так что, возможно, он там живет и установил вокруг специальные электронные устройства, чтобы отпугивать людей.
– Может, и так.
– Тогда, я думаю, мы с Мышонком проедемся по шоссе № 35 и поглядим, не отыщет ли он эту узкую дорогу, уходящую в лес.
Составишь нам компанию?
– Не могу, – отвечает Джек. – Сначала я должен повидаться в Ардене с одним человеком, женщиной, которая, думаю, тоже сможет нам помочь. Она – еще один элемент этой картинки‑головоломки, но я ничего не могу вам объяснить, не встретившись с ней.
– Женщина что‑то знает?
– Да, – без запинки отвечает Джек. – Она что‑то знает.
– Хорошо. – Нюхач поднимается со стула. – Выбор за тобой. Мы поговорим позже.
– Нюхач, я хочу быть с вами, когда вы войдете в «Черный дом». Когда нам придется войти в него, когда мы увидим… – Джек замолкает, пытаясь подобрать подходящие слова. Нюхач покачивается на каблуках, ему не терпится сорваться с места, отправиться на поиски логова Рыбака. – Без меня вам там не обойтись. Нюхач, ты даже представить себе не можешь, сколько тут всего наворочено. Скоро ты поймешь, о чем я говорю, и сможешь все это осознать, думаю, вы все сможете. Но, если я попытаюсь рассказать вам об этом сейчас, вы скорее всего мне не поверите. Когда придет время, вам понадобится такой проводник, как я. Вы будете рады, что я с вами. Положение сейчас критическое, для всех нас, и никто не должен все испортить.
– С чего ты решил, что я могу все испортить? – с обманчивой небрежностью спрашивает Нюхач.
– Испортить все может любой из нас, если мы не составим картинку‑головоломку полностью. Поезжайте туда. Посмотрите, удастся ли Мышонку найти дом, который он видел два года назад. Осмотрите его. Но не входите – для этого вам понадоблюсь я. Осмотрев, возвращайтесь сюда. Я приеду, как только освобожусь. Думаю, буду здесь в половине третьего, самое позднее – в три.
– Где ты будешь в Ардене? На случай, что мне захочется тебе позвонить?
– Лютеранская больница округа Френч. Отделение Д.
Если не сможешь найти меня, оставь сообщение доктору Спайглману.
– Отделение Д, значит? – переспрашивает Нюхач. – Ладно, полагаю, сегодня все обезумели. Наверное, мне хватит одного взгляда на этот дом, при условии, что во второй половине дня ты разобъяснишь мне все то, чего я по глупости сейчас понять не могу.
– Развязка близка, Нюхач. Мы выходим На цель. И уж кем‑кем, а глупцом я тебя не считаю.
– Ты, должно быть, потрясающий коп, – говорит Нюхач. – Пусть я думаю, что половина сказанного тобой – фуфло, я все‑таки тебе верю. – Он поворачивается, его кулаки с грохотом опускаются на стойку. – Вонючий Сыр! Мы поговорили. Вытаскивай свою бледнокожую задницу из кухни.
Глава 19
Джек выезжает с автостоянки следом за Громобойной пятеркой, и на какое‑то время мы оставим его одного на полосе шоссе № 93, ведущей на север, к смотровой площадке Джуди Маршалл и отделению Лютеранской больницы, в котором она сидит взаперти. Как и Джек, байкеры направляются на встречу с неизвестным, только в их случае неизвестное находится к западу от бара «Сэнд»; на шоссе № 35, где происходит быстрая аккумуляция прошлого, и нам, конечно, хочется знать, что они там найдут. По этим людям не скажешь, что они нервничают: внешне они являют собой ту же уверенность, с какой обычно врываются в бар «Сэнд». По правде говоря, нервозность они вообще демонстрировали редко. В ситуациях, вызывающих у большинства тревогу или озабоченность, они предпочитают пускать в ход кулаки. И страх действует на них иначе, чем на других: они получают удовольствие от тех редких моментов, когда он заглядывал к ним на огонек. По их разумению, страх – дарованная Господом возможность собрать коллективную силу в кулак. Поскольку они очень близки, сила эта значительная. Для тех из нас, кто не является членом группы байкеров или морским десантником, солидарность означает не более чем желание утешить скорбящего друга. Для Нюхача и его друзей солидарность – гарантия, что кто‑то всегда прикроет тебе спину. Они зависят друг от друга и это знают. Для Громобойной пятерки безопасность исчисляется количеством друзей и противников.
Однако предстоящая встреча не имеет аналогов и прецедентов. «Черный дом» – это что‑то новое, и от новизны, а также от истории Мышонка, у каждого чуть‑чуть, но сосет под ложечкой.
В восьми милях к западу от Сентралии, где поля вокруг строительного проекта, осуществленного Потей тридцать лет назад, уступают место длинной полосе леса, тянущейся до самого «Макстона», Мышонок и Нюхач едут бок о бок впереди остальных. Нюхач изредка вопросительно поглядывает на друга. Третий раз покачав головой, Мышонок взмахивает рукой, как бы говоря: «Хватит доставать меня. Когда увижу, скажу сам». Нюхач чуть приотстает. Сонни, Кайзер Билл и Док, решив, что Нюхач подает им сигнал, перестраиваются в колонну по одному.
Двигаясь в авангарде колонны, Мышонок смотрит не на шоссе, а на лес по правую от него сторону. Маленькую дорогу‑просеку обнаружить нелегко, Мышонок это знает, тем более что за два года она, наверное, заросла еще больше. Но он надеется разглядеть помятый и заржавевший, когда‑то белый щит с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Его тоже скорее всего частично скрывает новая поросль. Мышонок снижает скорость до тридцати пяти миль в час. Байкеры, следующие за ним, повторяют маневр – за долгие годы практики синхронность их действий отработана до автоматизма.
Из всей Громобойной пятерки только Мышонок видел дом, который они сейчас ищут, и в глубине души он просто не может поверить, что собирается увидеть его вновь. Поначалу легкость и быстрота, с какой удалось выудить из глубин памяти нужную информацию, порадовала его. Теперь же ему особенно не по себе от этих, казалось бы, совсем забытых воспоминаний. Серьезная опасность (а он не сомневается, что встретился с могучей и злобной силой, которая предупреждающе занесла над ним руку для разящего удара) по‑прежнему поджидает в глубине леса. Воспоминания вернули из небытия и вывод, к которому он пришел после тех событий: это отвратительное сооружение, которое Джек Сойер называет «Черным домом», и убило Маленькую Нэнси Хейл. Уродливый «Черный дом» просто испускал смертоносные токсины.
И этот невидимый яд убил Маленькую Нэнси. Теперь Мышонок это понимает и не сомневается в правильности своего вывода. Он чувствует руки Нэнси на своих плечах, видит ее тоненькие косточки, покрытые гниющей плотью.
«Если б я был ростом в пять футов и три дюйма и весид сто пятьдесят фунтов вместо моих шести футов и двух дюймов и двухсот девяноста фунтов, я бы тоже сгнил, как она», – думает Мышонок.
Мышонок ищет узкую дорогу и щит рядом с ней глазами пилота истребителя, но засечь их сможет кто‑то другой, так что У Мышонка ничего не получится. Его подсознание проголосовало, и решение принято: не видеть.
Каждый из остальных – Сонни, Док, Кайзер и даже Нюхач – тоже связали смерть Маленькой Нэнси с «Черным домом» и не оставили без внимания разницу в весе и габаритах Мышонка и Маленькой Нэнси. Однако Сонни Кантинаро, Док Амберсон, Кайзер Билл Стресснер и особенно Нюхач Сен‑Пьер полагают, что яд, окутавший «Черный дом» – продукт рук человеческих, которые знали, что делали. Эти четверо мужчин твердо верят, что, пока они вместе, им ничего не грозит. Обществом друг друга они наслаждаются еще с колледжа. И причина, по которой им как‑то не по себе, только одна: колонну возглавляет Мышонок Бауманн. И хотя Нюхач сам пропустил Мышонка вперед, это вносит легкий диссонанс в привычное им мироустройство.
В двадцати ярдах до границы «Центра Макстона» Сонни решает, что пора положить конец этому фарсу, вываливается из колонны, пришпоривает свой «софтейл», пристраивается рядом с Мышонком. Последний вопросительно смотрит на него, и Сонни указывает рукой на обочину.
Когда все останавливаются, Мышонок спрашивает:
– В чем проблема, Сонни?
– В тебе, – отвечает тот. – Или ты пропустил поворот, или все выдумал.
– Я же говорил, что не уверен, где находится эта дорога. – С безмерным облегчением Мышонок ощущает, что мертвые руки Маленькой Нэнси больше не сжимают его плечи.
– Разумеется, нет. Ты же «летал» на кислоте.
– Хорошей кислоте.
– Ладно, дальше дороги нет, это я точно знаю. Только деревья до заповедника старых пердунов.
Мышонок оглядывает оставшиеся до «Макстона» ярды, в надежде, что в них обнаружится просека, но тоже знает, что деревья стоят стеной.
– Черт, Мышонок, мы практически в городе. Я даже вижу Куин‑стрит.
– Да, – кивает Мышонок. – Хорошо. – Если он сможет добраться до Куин‑стрит, думает он, эти руки никогда больше не схватятся за его плечи.
Нюхач подводит к ним «электра глайд».
– Что хорошо, Мышонок? Ты согласен, что мы пропустили твою дорогу или она где‑то в другом месте?
Хмурясь, Мышонок оборачивается, смотрит на шоссе, по которому они только что проехали.
– Черт побери, я думаю, она где‑то здесь, если в тот день меня полностью не заглючило.
– Да как такое могло быть? – удивляется Сонни. – Я всматривался в каждый дюйм и чертовски уверен, что не видел никакой дороги. А ты, Нюхач? Как насчет щита с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН»? Ты, часом, его не заметил?
– Ты не понимаешь, – качает головой Мышонок. – Это дерьмо не хочет, чтобы его видели.
– Может, тебе следовало проехаться в отделение Д вместе с Сойером? – усмехается Сонни. – Тамошним обитателям постоянно что‑то видится.
– Уймись, Сонни, – буркает Нюхач.
– Я там был, а ты – нет. Кто из нас знает, о чем речь? – спрашивает Мышонок.
– Я наслушался вас обоих, – обрывает дискуссию Нюхач. – Мышонок, ты по‑прежнему думаешь, что дорога где‑то здесь?
– Насколько мне помнится, да.
– Тогда мы ее проскочили. Возвращаемся назад и пробуем еще раз, если не находим, ищем в другом месте. Если ее здесь нет, она между двумя долинами, которые тянутся вдоль 93‑го шоссе, или в лесах на холме, которые поднимаются к смотровой площадке. Времени у нас предостаточно.
– С чего ты так уверен? – спрашивает Сонни. Воинственность его обусловлена неизвестным, с которым они могут столкнуться. Он предпочел бы вернуться в бар «Сэнд» и выпить графин «Кингследского», одновременно мешая с грязью Вонючку, а не терять попусту времени, мотаясь по пустынным дорогам.
Нюхач смотрит на него, глаза превращаются в льдинки.
– А ты знаешь другие места, где достаточно много деревьев, чтобы назвать их лесом?
Сонни идет на попятную. Нюхач не собирается возвращаться в бар «Сэнд». Нюхач будет искать до конца. Главным образом из‑за Эми, но частично и из‑за Джека Сойера. Прошлым вечером Сойер произвел на Нюхача неизгладимое впечатление, вот что случилось, и теперь Нюхач думает, что любое слово этого парня – золото. Для Сонни же многое из сказанного Сойером лишено смысла, но командует парадом Нюхач, а потому Сонни смиряется с тем, что какое‑то время они, как и положено хорошо вымуштрованным солдатам, будут исполнять приказы.
Однако, если эта история затянется дольше чем на пару дней, Сонни намеревается перекинуться парой слов с Мышонком и Кайзером. Док в любом вопросе встанет на сторону Нюхача, но остальные двое способны прислушаться к здравому смыслу.
– Значит, так, – командует Нюхач, – к Куин‑стрит не едем.
Мы знаем, что на этом участке никакая гребаная дорога от шоссе не отходит. Поворачиваем назад, делаем еще одну попытку.
Сразу едем колонной по одному. Мышонок, ты опять первый.
Мышонок кивает и готовится к тому, что вновь почувствует эти руки на плечах. Газует на своем «Толстяке», разворачивается, занимает место впереди. Нюхач пристраивается к нему, за ним следуют Сонни и Док, замыкает колонну Кайзер.
«Пять пар глаз, – думает Сонни. – Если мы не сможем найти дорогу и щит на этот раз, то никогда их не увидим. И не увидим, потому что это гребаное шоссе тянется до середины штата.
После того как Мышонок и его старушка закинулись Несравненной, они могли укатить за сотню миль, думая, что всего‑то побывали в соседнем квартале».
Все смотрят на противоположную сторону шоссе и стоящий стеной лес. Пять пар глаз, как правильно подметил Сонни, ищут просвет в дубах и соснах. Мышонок едет чуть быстрее пешехода, но медленнее бегущего трусцой, и деревья проползают мимо.
На такой скорости они могут заметить мох на стволах и яркие пятна солнечного света на лесной подстилке, коричнево‑серой и напоминающей бугристый войлок. За первым рядом деревьев, которые стоят, как часовые, мешанина стволов, сухостоя, полос света. В том мире неведомые тропы, проложенные ветром, ведут к невидимым полянам и прогалинам. Сонни вдруг замечает стаю воробьев, занимающихся своей воробьиной гимнастикой на ветвях, которые, переплетаясь, образуют зеленый полог. Кроме воробьев, в лесу полно и других птиц.
Все это напоминает ему о густых лесах Пенсильвании, по которым он бродил мальчишкой, до того, как его родители продали дом и перебрались в Иллинойс. Такого восторга, как в Пенсильвании, он больше не испытывал нигде. Убежденность Сонни в том, что Мышонок ошибся и они ищут не там, где следует, основана на душевной травме. Раньше Сонни говорил о плохих, гиблых местах, из которых одно он точно видел собственными глазами. Но, по опыту Сонни, плохие места, те, которые дают знать, что тебя там не ждут, располагаются на самой границе или около нее.
Летом, по окончании средней школы, он и двое его лучших друзей, все заядлые мотоциклисты, оседлали свои байки и поехали в Райс‑Лейк, штат Висконсин, где жили две его кузины, достаточно симпатичные, чтобы показать их друзьям. Солу и Гарри девчонки очень понравились, а кузины нашли, что байкеры – это сексуально и экзотично. После пары дней, проведенных в роли пятого колеса (или пятого и шестого, в зависимости от того, что считать), Сонни предложил удлинить путешествие до недели и ради новых впечатлений смотаться в Чикаго и потратить оставшиеся деньги на пиво и тамошних проституток, а уж потом вернуться домой. Солу и Гарри идея понравилась. На третий вечер пребывания в Райс‑Лейк они собрали вещи и с диким ревом унеслись на юг. К десяти вечера им удалось окончательно и бесповоротно заблудиться.
Возможно, сказалось пиво, возможно, невнимательность, но по той или иной причине они свернули к автостраде и на подходе темной сельской ночи очутились на окраине покинутого людьми городка Харко. Харко не значился на их карте, но, должно быть, находился на самой границе штатов, то ли еще в Висконсине, то ли уже в Иллинойсе. Состоял он из заброшенного мотеля, разваливающегося магазина и пустого элеватора. Когда они добрались до элеватора, Сол и Гарри заявили, что устали, проголодались и хотят повернуть назад, чтобы провести ночь в мотеле.
Сонни, который вымотался не меньше их, вернулся вместе с ними. Как только они въехали в темный двор, у него появилось дурное предчувствие. Воздух вдруг стал гуще, ночь – темнее, чем следовало. Сонни понял: здесь обитает что‑то невидимое и злобное. Он изо всех сил пытался увести их с территории мотеля, но Сол и Гарри только посмеивались, называя его трусишкой, гомиком, девчонкой. Потом взломали дверь и расстелили спальники в пустой, пыльной прямоугольной комнате. Он же отнес свой на другую сторону дороги и провел ночь в поле.