Что же до "алюминиевых солей", то ремарка о их вредности сложена как‑то расплывчато, очень неконкретно, даже абстрактно, но зато в контексте как бы достаточного свидетельства обоснованности невключения их, алюминиевых солей, в число определяющих ингредиентов. Для организма человека, к сожалению, много что вредно, так что в сопроводиловке вместо «солей» могло быть смело поставлено «сера», «ртуть», «мышьяк», «цианистый калий».
И все же отдать должное рекламистам данной парфюмерной «новинки» приходится, ибо остроумность их находки – очевидна. Товар раскупается, и не в последнюю очередь благодаря им.
Мы же скажем: благодаря использованию правила "пересечения параллельных".
Привлечение несвязанных сведений из разнородных сфер может дать эффект усиления и активизации смысла, повышения привлекательиости и убеждающего воздействия.
Подтверждает ли обычная наша жизнь это правило?
Да, подтверждает. Возьмите цикл грузинских рассказов Бабеля (1894–1940). В одном из них, "Мой первый гонорар", Исаак Эммануилович вспоминает давний тифлисский эпизод, когда он, двадцатилетний, в один из душных вечеров захотел любви и нашел ее в лице Веры. Проститутки, которая за десятку согласилась быть первой в его жизни женщиной.
"…Вера села на кровать, расставив колени. Глаза ее блуждали в чистых областях забот и дружбы. Потом она увидела меня, в двубортной куртке. Женщина сцепила руки и потянулась.
– Заждался небось… Ничего, сейчас сделаемся…
Но что собиралась Вера делать – я так и не понял.
Приготовления ее были похожи на приготовления доктора к операции. Она зажгла керосинку и поставила на нее кастрюлю с водой. Она положила чистое полотенце на спинку кровати и повесила кружку от клизмы над головой, кружку с белой шишкой, болтающейся по стене. Когда вода согрелась, Вера перелила ее в клизму, бросила в кружку красный кристалл и стала через голову стягивать с себя платье. Большая женщина с опавшими плечами и мятым животом стояла передо мной. Расплывшиеся соски слепо уставились в сторону.
|
|
– Пока вода доспеет, – сказала моя возлюбленная, подь‑ка сюда, попрыгунчик…
Я не двинулся с места. Во мне оцепенело отчаяние.
Зачем променял я одиночество на это логово, полное нищей тоски, на умирающих мух и трехногую мебель…
О боги моей юности!.. Как непохожа была будничная эта стряпня на любовь моих хозяев за стеной, на протяжный, закатывающийся их визг…
Вера положила ладони под груди и показала их.
– Что сидишь невесел, голову повесил?.. Поди сюда…
Я не двинулся с места. Вера подняла рубаху к животу и снова села на кровать.
– Или денег пожалел?
– Моих денег не жалко…
Я сказал это рвущимся голосом.
– Почему так – не жалко?.. Или ты вор?..
– Я не вор.
– Нинкуешь у воров?
– Я мальчик.
– Я вижу, что не корова, – пробормотала Вера. Глаза ее слипались. Она легла и, притянув меня к себе, стала шарить по моему телу.
– Мальчик, – закричал я, – ты понимаешь, мальчик у армян…
О боги моей юности!.. Из двадцати прожитых лет пять ушло на придумывание повестей, тысячи повестей, сосавших мозг. Они лежали у меня на сердце, как жаба на камне. Сдвинутая силой одиночества, одна из них упала на землю. Видно, на роду мне было написано, чтобы тифлисская проститутка сделалась первой моей читательницей. Я похолодел от внезапной моей выдумки и рассказал ей историю о мальчике у армян. Если бы я меньше и ленивей думал о своем ремесле, я заплел бы пошлую историю о выгнанном из дома сыне богатого чиновника, об отце‑деспоте и матери‑мучинице. Я не сделал этой ошибки. Хорошо придуманной истории незачем походить на действительную жизнь. Жизнь изо всех сил старается походить на хорошо придуманную историю. Поэтому, и еще потому, что так нужно было моей слушательнице, я родился в местечке Алешки, Херсонской губернии. Отец работал чертежником в конторе речного пароходства. Он дни и ночи бился над чертежами, чтобы дать нам, детям, образование, но мы пошли в мать, лакомку и хохотунью.
|
|
В десять лет я стал воровать у отца деньги, подросши, убежал в Баку, к родственникам матери. Они познакомили меня с армянином Степаном Ивановичем. Я сошелся с ним, и мы прожили вместе четыре года…
– Да лет‑то тебе сколько было тогда?..
– Пятнадцать…
Вера ждала злодейств от армянина, развратившего меня.
Тогда я сказал:
– Мы прожили четыре года. Степан Иванович оказался самым доверчивым и щедрым человеком из всех людей, каких я знал, самым совестливым и благородным.
Всем приятелям он верил на слово. Мне бы за эти четыре года изучить ремесло, я не ударил пальцем о палец… У меня другое было на уме – биллиард… Приятели разорили Степана Ивановича. Он выдал им бронзовые векселя, друзья представили их к взысканию…
Бронзовые векселя… Сам не знаю, как взбрели они мне на ум. Но я сделал правильно, упомянув о них. Вера поверила всему, услышав о бронзовых векселях. Она закуталась в шаль, шаль заколебалась на ее плечах…
|
|
…Степан Иванович разорился. Его выгнали из квартиры, мебель продали с торгов. Он поступил приказчиком на выезд. Я не стал жить с ним, нищим, и перешел к богатому старику, церковному старосте…
Церковный староста – это было украдено у какого‑то писателя, выдумка ленивого сердца, не захотевшего потрудиться над рождением живого человека.
– Церковный староста, – сказал я, и глаза Веры мигнули, ушли из‑под моей власти. Тогда, чтобы поправиться, я вдвинул астму в желтую грудь старика, припадки астмы, сиплый свист удушья в желтой груди. Старик вскакивал по ночам с постели и дышал со стоном в бакинскую керосиновую ночь. Он скоро умер. Астма удавила его. Родственники прогнали меня. И вот – я в Тифлисе, с двадцатью рублями в кармане, с теми самыми, которые Вера пересчитала в подворотне на Головинском. Номерной гостиницы, в которой я остановился, обещал мне богатых гостей, но пока приводит только духанщиков с вываливающимися животами… Эти люди любят свою страну, свои песни, свое вино и топчут чужие души и чужих женщин, как деревенский вор топчет огород соседа…
И стал я молоть про духанщиков вздор, слышанный мною когда‑то…
Жалость к себе разрывала мне сердце. Гибель казалась неотвратимой. Дрожь горя и вдохновения корчила меня. Струи леденящего пота потекли по лицу, как змеи, пробирающиеся по траве, нагретой солнцем. Я замолчал, заплакал и отвернулся. История была кончена. Керосинка давно потухла. Вода закипела и остыла. Резиновая кишка свисала со стены. Женщина неслышно пошла к окну.
Передо мной двигалась ее спина, ослепительная и печальная. В окне, в уступах гор, загорался свет.
– Что делают, – прошептала Вера не оборачиваясь, Боже, чего делают…
Она протянула голые руки и развела створки окна. На улице посвистывали остывающие камни. Запах воды и пыли шел по мостовой… Голова Веры пошатывалась.
– Значит – бляха… Наша сестра – стерва…
Я понурился.
– Ваша сестра – стерва…
Вера обернулась ко мне. Рубаха косым клочком лежала на ее теле.
– Чего делают, – повторила женщина громче. – Боже, чего делают… Ну, а баб ты знаешь?..
Я приложил обледеневшие губы к ее руке.
– Нет… Откуда мне их знать, кто мне допустит?
Голова моя тряслась у ее груди, свободно вставшей надо мною.
Оттянутые соски толкались в мои щеки. Раскрыв влажные веки, они толкались, как телята. Вера сверху смотрела на меня.
– Сестричка, – прошептала она, опускаясь на пол рядом со мной, – сестричка моя, бляха…
Теперь скажите, мне хочется спросить об этом, скажите, видели ли вы когда‑нибудь, как рубят деревенские плотники избу для своего же собрата‑плотника, как споро, сильно и счастливо летят стружки прочь от обтесываемого бревна?.. В ту ночь тридцатилетняя женщина обучала меня своей науке. Я узнал в ту ночь тайны, которых вы не узнаете, узнал любовь, которой вы не испытаете, услышал слова женщины, обращенные к женщине. Я забыл их. Нам не дано помнить это.
Мы заснули на рассвете".
Рис. Последняя фотография И.Бабеля (из следственного дела)
Рис. Инструкция по применению парфюмерного препарата. Фрагмент.
169. Закон "персонализации"
Потребность в персонализации может не осознаваться ни испытывающим эту потребность человеком, ни объектами его деяний. Она может быть осознана, вербализована в обостренной, иногда в болезненно гипертрофированной форме. Жажда прославиться (а следовательно, запечатлеть себя в людях) приводит к курьезам, многократно описанным писателями‑сатириками.
Помещик Бобчинский в гоголевской комедии имел, как помним, только одну бесхитростную просьбу к столичному «ревизору»: "Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет в таком‑то городе Петр Иванович Бобчинский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский".
170. Закон "пиетета к счастливчику"
Есть эксперименты, которые показывают, что отношение к человеку, его усилиям улучшается, если его рисунок, рассказ, поделки или умение получили премию…???…. Да и самого себя нетрудно поймать на том, что, скажем, крупный выигрыш в какой‑нибудь телевизионной викторине вызывает уважение к победителю, хотя, естественно, умом мы понимаем, что это никак не связано с его личностью или интуицией, а всего лишь «игра» слепого случая.
171. Закон "пирамиды"
Итальянский экономист Вильфредо Парето (1848–1923) открыл закономерность "80/20":
За первые 20 % лимита времени человек достигает 80 % результата, а за оставшися 80 % – всего лишь 20 % результата.
Этот удивительный принцип неоднократно получал подтверждение на практике, причем, в самых различных сферах.
Так, американские инженеры, проанализировав данные инвентаризации, обнаружили, что 20 % запасов обычно составляют 80 % стоимости обследуемого инвентаря.
Это позволило «сфокусировать» контроль, что в итоге привело к результатам, которые намного превосходили по экономии понесенных затрат все до сих пор применявшиеся методы инвентаризации.
Есть примеры и из предпринимательской практики:
– 20 % клиентов (товаров) дают 80 % оборота или прибыли;
– 80 % клиентов (товаров) приносят лишь 20 % оборота или прибыли;
– 20 % ошибок обусловливают 80 % потерь;
– 80 % ошибок обусловливают 20 % потерь:
– 20 % исходных продуктов определяют 80 % стоимости готового изделия;
– 80 % исходных продуктов определяют 20 % стоимости готового изделия.
Тем не менее у нас речь идет все же о "правиле пирамиды". И хотя ограничиться идеей, явившейся Парето, было бы весьма заманчиво, однако – и давайте не потеряем это из виду! – найденное им – всего лишь часть более широкого обстоятельства.
Однажды мне довелось проводить исследование для фирмы, занимавшейся реализацией мебели для населения. Руководство неоднократно давало в местные газеты рекламные объявления и полагало, что затраты стоят приобретений, поскольку наплыв клиентов в магазины был всегда велик и неизменен.
Но меня волновал такой вопрос: а действительно ли покупатели приходят со всего города? Или, несмотря на массовость потока, мы имеем дело лишь с сегментированным потребителем.
Я выписал адреса всех покупателей (это было возможно, поскольку продажа мебели предполагала и ее доставку) за несколько лет и, сопоставив с количеством улиц города, обнаружил то, что ошеломило не только меня: 2 % улиц давали 98 % людей, оплативших покупки, а жители 98 % улиц давали всего‑то 2 % клиентуры.
Выяснилось, что наибольший интерес к новой мебели проявили люди из массивов новостроек, и для того, чтобы их результативно оповестить о поступлениях товарных новинок, вовсе не надо помещать в массовых печатных изданиях дорогостоящие объявления, а достаточно (да‑да, достаточно!) использовать простые внутриподъездные средства информации. А далее в дело вступает соседская солидарность, которая веером и мгновенно транслируется через друзей и знакомых.
Все это говорит вот о чем. Видимо, пирамидальный эффект коренится в основаниях мира (и потому в наших поступках!), поскольку он выражен уже даже в том, что максимальная наполненность человека знаниями совпадает с временем ухода из жизни, а обилие ума диаметрально коррелирует с величиной зарабатываемых денег.
Выходит, что смысл «пирамиды» передается формулами: "чем больше, тем меньше" и обратно. – "чем меньше, тем больше". Отсюда сразу же становятся понятными знаменитый жванецковский афоризм "Чем больше женщину мы меньше, тем меньше больше она нас" и известное правило английских актеров: если хочешь сказать правду так, чтобы в нее поверили, скажи ее на 80 %. И еще: на войне скорее сохранит жизнь тот солдат, кто без боязни лезет под пули; рискующий всегда более удачлив.
172. Закон "плавного спуска"
Вызванное в человеке ощущение привалившей вдруг удачи и чувство радостного подъема не могут быть сведены на нет никаким последующим изменением обстоятельств.
Из "верха блаженства" от нас может уйти только «верх», но отнюдь не, блаженство. Последнее же, даже оставаясь крохотной долей, способно к самовосстановлению, раздувая себя, подобно тому, как даже мельчайший уголек из отпылавшего незадолго костра готов вновь разжечь большое и сильное пламя.
Однако здесь надо иметь в виду то, что резкий спуск с покоренных высот вреден не только летательным аппаратам, для которых он попросту означает падение, но и людям…
Плавность и постепенность – вот главные наши устои.
Это свойство нашей натуры великолепно, на мой взгляд, комментирует автор книги "Как уцелеть среди акул", задавая филигранно‑отточенной миниатюрой все опорные точки существа дела.
"Существует старинная уловка, применяемая в торговле автомобилями и именуемая "Попросите к телефону мистера Отиса". Покупатель приходит к продавцу, и тот, к его величайшему изумлению, предлагает сказочную сумму за его старую колымагу в счет частичный оплаты новой машины и даже вовсе превосходные условия ее приобретения. Покупатель идет к другим торговцам, присматривается к ценам и возвращается к тому, кто предложил потрясающую сделку.
Продавец заполняет бланк контракта. Он просит покупателя завизировать его своими инициалами. Затем он как бы невзначай осведомляется у покупателя, что предложили ему другие торговцы. В этот момент покупатель, опьяненный удачей, небрежно расстается с самым ценным достоянием, которым он обладает на переговорах, – с информацией, а именно: сообщает цены других торговцев.
"Еще одна, последняя процедура, – говорит продавец, – коммерческий директор должен утвердить контракт. Я позвоню ему прямо сейчас". Продавец нажимает кнопку внутренней связи на своем аппарате и говорит:
"Прошу к телефону мистера Отиса… прошу мистера Отиса". Разумеется, никакого мистера Отиса в этой фирме нет и в помине.
Коммерческий директор есть, это верно, но фамилия его на самом деле Смит, или Джонс, или еще какая‑нибудь.
"Отис" – это название фирмы, производящей лифты, и этот лифт идет вверх. Появляется коммерческий директор и просит продавца выйти вместе с ним из помещения – пусть покупатель какое‑то время дозревает, затем продавец возвращается и говорит, что Отис не согласен на такой контракт, и начинает переделывать его в точном соответствии с теми условиями, которые предложили покупателю другие торговцы. Почему, можете вы спросить, покупатель просто не уходит в этот момент?
По той причине, что он слишком много вложил чувств в эту сделку, он уже выбрал свой новый автомобиль. Это машина голубого цвета, с красной обивкой, и она красуется посреди салона, ожидая, пока он ее уведет домой. В то время, как он находится в кабинете для клиентов вместе с продавцом, его жена уже села за руль, а дети прыгают на сиденьях".
Счастливое лицо опустошает свой карман – вправе резюмировать мы. Согласитесь, такое стоит того, чтобы не быть забытым!
173. Закон "поведенческих программ"
…???… Фиксация этой прописной истины происходит в поведенческих программах – симметричной и дополнительной.
Дополнительная программа фиксирует факт неравенства. Тогда следует определить величину этого неравенства – дистанцию между общающимися, и в процессе общения участники строго придерживаются этой дистанции. При этом если ведущая сторона позволяет себе что‑то делать по отношению к ведомой, то это не означает, что последняя вправе делать то же самое. Количество запретов определяется дистанцией.
Характерно, что при знакомстве программа, устанавливается мгновенно, но изменить ее потом будет очень трудно.
Поставьте следующий эксперимент с попутчиком в поезде (но отнюдь не с начальником или сотрудником на новой работе): сыграйте на несколько минут роль интеллектуально ущербного, потом выйдите из этой роли, показав, что ваши умственные способности соизмеримы со способностями попутчика. Но не тут‑то было: программа установилась, и, чтобы изменить ее, придется пойти на конфликт.
Аналогичным образом, когда солдату в воинской части присваивают офицерское звание, то его переводят в другую часть, потому что изменить программы общения заставить всех офицеров перейти с дополнительной программы на симметричную, а всех солдат – поступить наоборот – будет очень трудно. Это немедленно повлечет за собой серию конфликтных ситуаций. Тогда как в другой части обе программы установятся быстро и без осложнений.
174. Закон "погружения в ожидание"
Самое мучительное из всех мучений – мучение ожиданием.
Обратимся к известному роману «Зибенкэз» немецкого писателя Жана Поля (1763–1825). Анализ этого произведения дается с позиций книги немецкого исследователя Карла Леонгарда "Акцентуированные личности" (1968).
"Здесь мастерски показано, как на почве материальной нужды и бытовых трудностей полностью распадается брак. Мы видим, что супруги, в силу различного отношения к бытовым неполадкам, все чаще ссорятся друг с другом по поводу ничтожных мелочей, постепенно начинают друг друга невыносимо раздражать и после очередной ссоры испытывают все возрастающую взаимную ненависть.
В это развитие вплетается весьма любопытный, с точки зрения психиатра, факт: внешние раздражения воспринимаются часто с особой силой по той причине, что человек сосредоточен на их ожидании. Так, шум на улице и на лестнице не раздражают Зибенкэза, но малейший шорох, производимый женой при уборке квартиры, выводит его из себя. Жан Поль пишет: "Достаточно было ей сделать пару шагов, чтобы он уже почувствовал приступ бешенства: этот звук всякий раз душил пару его хороших свежих мыслей". После разговора с мужем жена выполняет домашнюю работу почти бесшумно: "Она перелетала из одного помещения в другое неслышно, как паучок".
Но хотя Зибенкэз почти не улавливает звуков, остается напряженное ожидание того, когда же "послышится шум".
"Вот уже час я слушаю, как ты ходишь на цыпочках; лучше уж топай в деревяшках, подбитых железом, право, лучше не старайся, ходи как обычно, душа моя!" Жена выполняет и эту его просьбу, ходит обычной походкой.
Но как бы она ни ходила, Зибенкэз все равно сосредоточен на ее шагах, а не на своей работе. Тогда "Линетта приспособилась не делать никакой работы по дому, пока Зибенкэз, сидя за столом, пишет; дождавшись паузы в работе мужа, она с удвоенной энергией принимается орудовать щетками и вениками". Но Зибенкэз вскоре раскусил эту тактику "посменной работы". И ожидание Линеттой пауз в работе мужа делало самого его больным, а его идеи – бесплодными. Ситуация достигает кульминации в тот момент, когда Зибенкэз кричит Линетте, чтобы она не выжидала его «интервалов», а лучше сразу убила бы его".
Речь идет вот о чем. Если это так влиятельно и воздействующе на человека, то представьте себе, что будет с кем‑либо, если, учитывая данный механизм и эффект раздражения, применить все подобное сознательно, т. е. специально, нарочно? И кто может поручитться, что именно не нарочно это всегда и делается?!
Разновидностью "погружения в ожидание" является "испытание ожиданием".
Это только в песне поется, что‑де, мол, " Надо только выучиться ждать, // Надо быть спокойным и упрямым, // Чтоб порой от жизни получать // Радости скупые телеграммы ".
На самом же деле, человек к «ожиданию» не готов и переносить его не в состоянии.
Немецкий психолог Курт Левин любил в своих лекциях ссылаться на феномен, который наблюдался у молодых правонарушителей, отбывающих наказание в трудовых лагерях. Некоторые юноши вели себя хорошо, им сокращали срок пребывания, но буквально за день два до освобождения они совершали попытки к бегству.
О «человеке» говорят и люди, и века.
Но как проблемен урожай, имеемый пока.
Закон "погружения в ожидание" любопытен еще и тем, что допускает инверсию. Тогда мы имеем такую его самостоятельную разновидность, как закон "выдерживания паузы".
Особенность последнего в том, что в ситуациях взаимного интереса обычно та сторона берет верх, у которой хватает смелости и духу задать всем остальным «контактерам», так сказать, сверхпрограммное "тиканье часов".
И дело здесь вовсе не в том, что для других в таком случае создается угрожающий их планам на успех вариант теряемого шанса. Это еще можно, как говорится, пережить.
Феномен затягивания процесса обладает свойством "внедрения деструктивности". Тому, кому навязывается ожидание (вспомним поговорку: ждать и догонять тяжелее всего!), «дарится» прямо‑таки болезнь (да еще из разряда зудоострых) – комплекс непереносимости. Лекарство от нее – у самого больного. Он должен сдаться, согласиться, уступить.
Говорят, что В. М. Молотов, на протяжении многих лет являвшийся министром иностранных дел Советского Союза, превосходно владел искусством умелой паузы, за что и был прозван "железные штаны". Он брал на измор всех, с кем встречался по роду своего занятия, потому не счесть числа его побед.
Иллюстрируя закон "выдерживания паузы", наверное, не стоит проходить мимо биографических сведений из жизни частных лиц. Они вроде бы эпизодичны и очень локальны по предмету произошедшего, но «высветка» ими сути дела бывает крайне показательной. К примеру, такой случай из вереницы историй в копилке воспоминаний Харви Маккея:
"Пятеро партнеров совместно взяли подряд на реконструкцию одного крупного отеля в Чикаго. За два дня до того, как должны были быть подписаны все финансовые обязательства и банк должен был выдать им аккредитив, один из партнеров, архитектор, вышел из этой группы из‑за конфликта по поводу той доли кредита, которая должна была пойти на оплату его услуг.
Вот тогда они ко мне и обратились. Мне предложили очень заманчивые условия и дали двадцать четыре часа на размышление. Когда время истекло, я сказал: "Я вам очень благодарен. Это очень заманчивая сделка. Но я всё еще не решил, соглашусь ли я не нее". И я ушел из‑за стола переговоров. На следующий день, после того, как окончился непреложный двадцатичетырехчасовой срок, раздался телефонный звонок, и условия сделки стали еще более заманчивыми – возникло гарантийное обязательство одного финансового ангела, обладавшего таким собственным капиталом, что его фамилия была включена журналом «форбс» в список четырехсот самых богатых людей США. И это обстоятельство, разумеется, устраняло риск понести убытки из‑за падения курсов акций.
Условия сделки редко ухудшаются, когда вы покидаете стол переговоров.
Будьте готовы уйти из‑за стола… и готовы действительно это сделать. У вас еще появится возможность вернуться, а условия при этом будут лучше".
175. Закон "подавления воли"
"Ядром личности, средоточием целевого упрямства и всеми действительно «человеческими» проявлениями в каждом из нас является воля. Она – наша смелость, наша твердость, наше мужество, наша нравственность.
Хотите победить человека, превратить его в ничтожество, «тряпку», – разгромите, штаб его сопротивления, подавите его волю.
В период массовых репрессий в СССР для так называемой «обработки» интеллигентов и известных политических деятелей применялась особая система допроса, на которую хотя и уходило много времени (от 4 месяцев до 2–2,5 лет), но с точки зрения достижения следователями цели – полного подавления воли, она даже по нынешним, десятилетия спустя, меркам являет средство высокого уровня.
"В течение всего этого периода, – читаем мы у Р. Конквеста в "Большом терроре", – заключенному не давали отоспаться; его держали в камере, где было слишком жарко или (что случалось чаще) слишком холодно. Питание было недостаточным, но всегда аппетитно приготовленным. Испанский генерал, коммунист Эль Кампесино рассказывает в книге "Слушайте, товарищи", что дважды в день получал по 100 г черного хлеба и немного супа "вкусно и великолепно приготовленного". В результате началась цинга, но так, очевидно, и было задумано. Физическое истощение увеличивает подверженность психическим расстройствам. Даже люди огромной выдержки, способные перенести любую ситуацию, часто теряли после этого самообладание. Обычно допрос проходил по ночам, когда заключенный не оправился ото сна; часто его будили всего лишь через пятнадцать минут после того, как он засыпал. Ярко освещенная комната, куда его приводили для допросов, сбивала с толку. Постоянный упор делался на то, что заключенный абсолютно бессилен что‑либо сделать. Часто казалось, что следователи могут продолжать допрос бесконечно. Борьба казалась обреченной на поражение. Постоянное повторение стереотипных вопросов также приводило к смятению и изнеможению, заключенный путался в словах, пытался что‑то припомнить, и в интерпретации фактов. Он ни секунды не мог побыть наедине.
Переживший это в 1945 г. поляк Стыпулковский рассказывает в книге "Приглашение в Москву": "Холод, голод, яркий свет и главное – бессонница. Сам по себе холод не так ужасен. Но когда жертва уже ослабела от голода и бессонницы, то постоянно дрожит при температуре шесть или семь градусов выше нуля. Ночью у меня было только одно одеяло… Через две или три недели я был в полубессознательном состоянии. После 50–60 допросов, плюс холод, голод и почти полное отсутствие сна, человек становится автоматом – глаза воспалены, ноги распухли, руки дрожат. В этом состоянии он нередко сам начинает думать, что виновен".
Стыпулковский подсчитал, что большинство людей, сидевших вместе с ним, достигло этого состояния между сороковым и семидесятым допросом.
Еуген Лебль, осужденный к пожизненному заключению по делу Сланского в Чехословакии в 1952 г. и допрашиваемый в следственных изоляторах Советского Союза, в своих воспоминаниях рассказывает, что его заставляли стоять на ногах по восемнадцать часов в сутки, причем шестнадцать из них шел допрос. В течение шести часов отдыха он мог спать, но тюремщик должен был каждые десять минут стучать в дверь, заставляя его вскакивать, становиться в положение «смирно» и рапортовать: "Подследственный четырнадцать семьдесят три рапортует: в камере один подследственный, все в полном порядке". Это значит, что его "будили раз тридцать сорок в ночь". Если он не поднимался на стук, тюремщик будил его толчком ноги. После двух или трех недель такой обработки его ноги опухли и малейшее прикосновение к любой точке тела вызывало боль; даже мытье превращалось в пытку. Он утверждает, что самую страшную боль он чувствовал в ногах, когда ложился. Шесть или семь раз его водили, как ему давали понять, на расстрел: это сначала не пугало его, но следовавшая затем реакция была ужасна".
176. Закон "подаренного проявления"
Людям доставляет огромное удовольствие демонстрировать факт своих знаний, умений, способностей.
Полагаю, что свидетельства Андре Моруа из его "Писем незнакомке" (1956) будут достаточным подтверждением наличия такой черты в нас.
"На днях я прочел в одной американской газете статью, которая бы вас позабавила. В ней одна американка обращается к своим сестрам, женщинам. "Вы сетуете на то, пишет она, – что не можете найти себе мужа? Вы не обладаете той неотразимой красотой, к какой Голливуд, увы, приохотил наших мужчин? Вы ведете замкнутый образ жизни, редко бываете в обществе? Словом, у вас почти нет знакомых мужчин, а те, среди которых мог бы оказаться ваш избранник, не обращают на вас внимания?
Позвольте же дать вам несколько советов, которые мне самой очень пригодились. Я полагаю, что вы, как и многие из нас, живете в небольшом коттедже; вокруг лужайка, неподалеку – другие такие же дома. По соседству с вами, без сомнения, обитает несколько холостяков.
– Ну конечно! – скажете вы мне. – Да только им и дела до меня нет.
– Так‑так! Тут‑то как раз и подойдет первый мой совет. Приставьте к стене своего домика лестницу, влезьте на крышу и принимайтесь за установку телевизионной антенны. Этого довольно. Тотчас же к вам устремятся, точно шершни, привлеченные горшочком меда, все мужчины, живущие окрест. Почему? Потому что они обожают технику, любят что‑нибудь мастерить, потому что все они считают себя умелыми и искусными… а главное, потому что им доставляет огромное удовольствие показать женщине свое превосходство.