– Хочешь, чтоб я сломал тебе что-нибудь, наглая рожа?
Заправщик лихорадочно затряс головой:
– Я не хотел никого оскорбить! Бог свидетель!
Долархайд поднес наконечник к его лицу, взял двумя руками и медленно согнул вдвое. Потом вытянул у парня из штанов ремень и бросил ему под ноги, к упавшим брюкам.
– Не пялься больше своими свинячьими зенками. – Он сунул деньги в карман рубашки заправщика. – А теперь мотай. Но помни, я сумею достать тебя в любое время, стоит мне лишь захотеть.
ГЛАВА 36
Пакет с магнитофонной лентой был отправлен из Чикаго в Вашингтон в день смерти Лаундса. Адресат – главное управление ФБР, для передачи Уиллу Грэхему. К субботе пакет доставили по назначению.
В дактилоскопическом отделе на кассете и упаковке не обнаружили ничего полезного.
Копия ленты прибыла в Чикаго послеполуденной почтой. Особый агент Честер принес ее Грэхему в конце дня. К пленке была приложена записка от Ллойда Баумана:
"Анализ голоса показывает, что это действительно Лаундс. Несомненно, он говорит под диктовку. Пленка новая, изготовлена в последние три месяца. Раньше не использовалась. Следовало бы дать прослушать ее доктору Блуму, когда он поправится. Впрочем, это на Ваше усмотрение.
Ясно, что убийца старается запугать Вас.
Полагаю, он еще сделает это неоднократно".
Спасибо за заботу, подумал Грэхем.
Ему не хотелось слушать пленку здесь, в комнате присяжных. Лучше пойти в зал судебных заседаний – там хоть высокие окна и солнце. Только что закончилась уборка, и пылинки еще плясали в косых лучах.
Грэхем поставил магнитофон на стол и нажал на кнопку.
Сначала монотонный голос техника: "Дело номер четыреста двадцать шесть тысяч двести тридцать восемь, параграф восемьсот четырнадцать, зарегистрировано. Перезапись с оригинала".
|
Затем фон немного изменился.
Грэхем вцепился обеими руками в поручни скамьи для присяжных.
Голос Фредди Лаундса звучал устало и испуганно.
"Я удостоился великой чести.., я увидел.., я увидел с восхищением.., с восхищением и трепетом.., трепетом.., всю мощь Большого Красного Дракона".
Запись часто прерывалась, были слышны щелчки при остановке ленты. Грэхем почти видел палец на кнопке. Палец Дракона.
"Я лгал о нем. Все, что я писал, было ложью, к которой принудил меня Уилли Грэхем. Он заставлял меня лгать. Я виновен в богохульстве, в поношении Дракона. Несмотря на это… Дракон милостив. Теперь я хочу служить ему. Он.., помог мне понять его величие, и я буду славить его. Газеты, когда вы будете печатать это, пишите слово "Его" с заглавной буквы.
Уилли Грэхем, он знает, что это ты заставлял меня лгать. Я делал это под принуждением, и он будет более.., более милостив ко мне, чем к тебе, Уилли Грэхем.
Нащупай у себя сзади, Уилли Грэхем, маленькие бугорки в верхней части таза. Дотронься до позвоночника между ними… В это самое место Дракон укусит тебя".
Грэхем продолжал сжимать руками скамейку.
Дождешься, стану я щупать. Интересно, он действительно не знает, как точно называется это место или специально предпочитает не упоминать анатомическое название?
"Ты испытаешь ужас, уверяю тебя в этом".
Пауза, потом страшный вопль. Хуже – раздирающий визг:
"Ты … Оклятый … Яол, ты … Оещал!" – Слова выкрикивались без участия губ.
|
Грэхем опустил голову и поднял ее, только когда перед глазами перестали танцевать яркие точки. Ему не хватало воздуха, сердце бешено колотилось. Прошел целый час, прежде чем он решился прослушать пленку во второй раз.
Он взял кассетник, зашел в комнату присяжных и включил его там. Слишком близко… Он вернулся в зал заседаний и слышал теперь все через открытую дверь.
"Я удостоился великой чести…" Кто-то остановился у входа. Грэхем узнал молодого клерка из чикагского отделения ФБР и знаком пригласил его войти.
– Для вас письмо, – сообщил клерк. – Меня прислал мистер Честер. Оно уже просвечено.
Клерк вынул из нагрудного кармана темно-лиловый конверт. Грэхем надеялся, что письмо от Молли.
– Вот штамп.
– Благодарю.
– Кроме того, сегодня день зарплаты.
Парнишка вручил ему чек.
Раздался вопль Фредди.
Юношу передернуло.
– Извини, – сказал Грэхем.
– Как вы это выдерживаете?
– Ступай домой, – ответил Грэхем.
Он сел на скамью, чтобы прочесть письмо и немного прийти в себя. Письмо было от доктора Ганнибала Лектора.
"Дорогой Уилл.
Поздравляю тебя с работой, которую ты провернул с мистером Лаундсом. Я в восхищении. Какой ты, однако, хитрый малый!
Мистер Лаундс часто раздражал меня своей глупой болтовней, но в одном он меня просветил – от него я узнал, что ты содержался в психиатрической лечебнице. Мой болван-адвокат почему-то не заявил об этом на суде. Ну да ладно.
Знаешь, Уилл, зря ты так терзаешься: Тебе было бы полезно немного расслабиться.
Не мы изобрели нашу природу и не мы наделяем себя характером: он дается нам вместе с легкими, поджелудочной железой и всем прочим. Зачем же бороться с самим собой?
|
Я хочу помочь тебе, Уилл, и желал бы начать с вопроса: был ли ты подавлен так же, как сейчас, отправив на тот-свет Гаррета Джекоба Хоббса? Ведь это не выбило тебя из колеи, не правда ли? А все потому, что это казалось тебе добрым делом.
Подумай об этом и не огорчайся. Почему бы и впрямь не считать это хорошим поступком? Наверное, так было угодно Богу – ведь Он делает это постоянно, а разве мы не сотворены по Его образу и подобию?
Ты, возможно, обратил внимание на вчерашнее сообщение в газетах: в четверг вечером Бог обрушил крышу церкви на головы тридцати четырех прихожан в то время, когда они воздавали ему хвалу. Божий промысел, а? Тридцать четыре. Это Он дал тебе право убить Хоббса.
На прошлой неделе он забрал к себе сто шестьдесят филиппинцев, погибших при падении самолета. Это Он дал тебе право убить ничтожного Хоббса. Бог не пожалел для тебя одного маленького убийства. А теперь их два на твоем счету, всего два. Так что все в порядке, дружище.
Следи за газетами. Бог всегда побеждает.
Всего наилучшего.
Ганнибал Лектер, др. мед." Грэхем знал, что Лектер здорово ошибается относительно Хоббса, но вдруг он отчасти прав насчет Фредди Лаундса? Враг, сидящий внутри Грэхема, соглашался с любым обвинением в его адрес.
На фотографии в "Сплетнике" он стоял, положив руку на плечо Фредди – как бы подтверждая, что на самом деле рассказал ему все эти ужасы о Драконе. Хотел ли он подвергнуть Фредди риску? Грэхем и сам этого не знал.
Мысль о том, что он бы ни за что не упустил любой возможности поймать Дракона, принесло временное облегчение.
– Я просто до смерти измотан, вы, сукины дети, вымотали меня до предела, произнес он вслух и, решив сделать перерыв, позвонил Молли. Никто не ответил. – Небось опять на своем чертовом мотодроме, – проворчал он.
Оставалось только пойти выпить кофе.
В окне ювелирного магазина он обратил внимание на старинный золотой браслет. Безделушка обошлась ему в большую часть полученного жалованья. Он упаковал браслет и, оглядевшись по сторонам – поблизости не оказалось ни души, – написал адрес Молли в Орегоне. В -отличие от Молли, Грэхем сам не сознавал, что делает подарки, чтоб спастись от раздражения.
Возвращаться в комнату присяжных не хотелось, но работа не ждет. Память о Валери Лидс побуждала его к действию.
– Извините, но я сейчас не могу говорить по телефону, – сказала ему тогда Валери Лидс.
Как бы он хотел ее знать. Как хотел бы… Наивная, бесполезная мысль.
Усталость, обида, нервотрепка привели к тому, что мозг Грэхема не воспринимал ничего, кроме самых банальных истин. Однако он заставил себя приняться за составление подробного портрета жертвы, пользуясь материалами дела и собственными наблюдениями.
Богатство. Это одна из возможных параллелей. Обе семьи были богаты. Странно, что Валери Лидс экономила на колготках. Может, она выросла в бедности? Скорее всего, ее дети одевались куда лучше, чем мать в их возрасте.
Самому Грэхему когда-то приходилось сопровождать отца от лодочных станций в Билокси и Гринвилле до лодочных станций на озере Эри. Всегда новичок в школе, всем чужой. В глубине души он до сих пор испытывал неприязнь к богатым.
Итак, допустим, у Валери Лидс было невеселое детство. Ему захотелось еще раз посмотреть фильм о ней, но не Лидсы были той самой проблемой, которую надо было срочно решать. Он знал Лидсов. Но он не знал Джекоби.
Пожар в их детройтском доме унес все – и фамильные альбомы, и, вероятно, дневники.
Грэхем старался понять покойных по вещам, которые они покупали и которыми пользовались. Другой возможности нет.
Папка с завещаниями Джекоби оказалась толщиной в три дюйма и содержала подробную опись имущества и домашней обстановки, приобретенных уже после переезда в Бирмингем. Надо просмотреть все это дерьмо. Каждая вещь шла под своим номером, как того требовали страховые компании. Человек, чье имущество сгорело дотла, получал отдельную компенсацию за каждую мелочь. Напрягая усталые глаза, Грэхем вчитывался в неразборчивые копии страховых деклараций, присланные адвокатом Меткалфом.
У Джекоби был глиссер, у Лидсов тоже был глиссер. Джекоби имели трехколесную тачку, Лидсы – велосипед с прицепом. Грэхем послюнил палец и перевернул страницу.
Здесь, под номером четыре значился кинопроектор фирмы "Чайнэн Пасифик".
Стоп. Стоп. Как это он пропустил? Стремясь проникнуться бытом семьи Джекоби, Грэхем пересмотрел все коробки с их вещами на полицейском складе в Бирмингеме. Кинооборудования там не оказалось.
Куда девался проектор? Следовательно, надо сопоставить страховую декларацию с описью имущества, составленную душеприказчиком адвокатом Меткалфом. Заведующий складом проверяет каждый предмет, прежде чем поставить свою подпись на расписке о приеме на хранение.
Просмотр списка отданных на склад вещей занял пятнадцать минут. Не было проектора, не было камеры" не было пленки.
Грэхем откинулся в кресле и уставился на Джекоби, улыбающихся ему с фотографии.
Что же вы, черт возьми, сделали с аппаратурой?
Или ее кто-то украл?
Может быть, проектор стащил убийца?
Если убийца сделал это, то продал его потом или нет?
Час от часу не легче – придется искать скупщика краденого.
Усталость Грэхема как рукой сняло. Он решил выяснить, не упущено ли что-нибудь еще, и почти целый час сопоставлял список имущества, переданного на склад, со страховыми декларациями. Было учтено все, кроме мелких драгоценностей. Они вошли в особый реестр, поскольку передавались на хранение в банк. Но Грэхем быстро обнаружил еще две пропажи.
"Хрустальная, с трещиной, коробочка, 4 на 3 дюйма, с серебряной крышкой", – так записано в страховой декларации, но в списке Меткалфа ее не было. "Серебряная рамка для фотографии, 9 на 11 дюймов, с орнаментом из виноградных лоз и цветов" тоже отсутствовала.
Украдены? Заложены?
Вещи небольшие, их легко спрятать. Серебро, как правило, скупщики краденого сразу же переплавляют, и его уже не найти. А вот на киноаппаратуре должны остаться серийные номера.
Неужели этот убийца к тому же еще и вор?
Глядя на выгоревшую фотографию семьи Джекоби, Грэхем почувствовал внезапный прилив надежды.
Хотя, если вдуматься, вероятность успеха ничтожна.
В комнате присяжных был телефон, и Грэхем позвонил в бирмингемский отдел расследования убийств. В трубке послышался голос дежурного офицера.
– Я по поводу дела Джекоби." Вы регистрировали посещения их опечатанного дома?
– Подождите, сейчас поглядим, – ответил дежурный.
Обычно сведения обо всех, кто побывал на месте преступления, заносились в специальный журнал, и это часто оказывалось полезным. Через пять минут дежурный снова взял трубку.
– Да, в журнале есть. Что вы хотите узнать?
– Ниле Джекоби, сын убитого, приходил в дом?
– Э-э, да. Второго июля, в семь часов вечера. У него имелось разрешение взять личные вещи.
– Там не записано, был ли у него с собой небольшой чемодан?
– К сожалению, об этом ничего нет.
Следующий – Байрон Меткалф. Его голос был хриплым, а дыхание шумным.
Интересно, чем он там занимается, тоскливо подумал Грэхем.
– Надеюсь, я вам не помешал.
– Чем могу помочь, Уилл?
– Дело касается Нилса Джекоби.
– Что он опять натворил?
– Я просто хотел выяснить, не забрал ли он кое-какие вещи из отцовского дома.
– Хм.
– В вашем списке не достает серебряной рамки для фотографии. А в Бирмингеме в спальне Нилса я подобрал снимок семьи. Похоже, он прежде был в рамке – остались следы по краям.
– Вот шельмец.
Я разрешил ему взять только свои вещи и несколько книг.
– У Нилса много знакомств, требующих расходов. Еще отсутствуют кинопроектор и кинокамера. Я хотел бы знать, не взял ли он и их. Если нет, то, возможно, их украл убийца. В таком случае надо сообщить серийные номера во все комиссионки и внести эти вещи в "горячий розыскной список". Ну, а рамка, по-видимому, уже расплавлена.
– Я ему покажу рамку, когда увижу!
– Еще одно: если Ниле взял проектор, то у него, наверное, сохранилась и пленка. За нее все равно ничего не дадут, а мне она очень нужна. Но если вы спросите напрямик, то он, конечно, будет все отрицать.
– Ясно, – сказал Меткалф. – Он еще не вступил в право собственности на машину, поэтому я как его душеприказчик, могу произвести в ней осмотр без ордера. Кроме того, мы в приятельских отношениях с судьей, и, надеюсь, он не станет возражать против обыска комнаты.
Грэхем вернулся к своей работе.
Богатство. Внесем "богатство" в усредненный социальный портрет жертвы.
Грэхем гадал, ходили ли миссис Лидс и миссис Джекобс по магазинам в теннисных костюмах. Кое-где это считается особым шиком. Ужасная глупость: с одной стороны провоцирует классовую неприязнь, с другой – вожделение.
Грэхем словно увидел двух молодых женщин, толкающих тележки с продуктами.
Их короткие плиссированные юбочки едва прикрывают загорелые бедра; кажется, что помпоны на белых гольфах подмигивают окружающим. Рядом проходит какой-нибудь здоровенный детина с глазами морской щуки. Его ланч – кусок холодного мяса, торопливо проглоченный в духоте грузовика.
Сколько кругом семей с тремя детьми и собачкой или кошкой, и только стандартный замок охраняет их ночью от Дракона.
Мысленно набрасывая портреты возможных жертв, Грэхем видел обеспеченных, удачливых людей в красивых домах.
Но тот, кому предстояло в самое ближайшее время встретиться с Драконом, не имел ни детей, ни любимой собачки, и дом его не радовал взгляд. Этим человеком был Фрэнсис Долархайд.
ГЛАВА 37
Грохот роняемых на пол мансарды штанг сотрясал весь старый дом.
Сегодня Долархайд выжимал больший вес, чем обычно, Одет он был тоже необычно: спортивные брюки закрывало татуировку. Хлопчатобумажный спортивный блейзер прикрывал "Большого Красного Дракона и женщину, одетую в солнечный свет". Кимоно висело на зеркале, подобно сброшенной змеиной коже.
Долархайд тренировался без маски.
Вверх. Двести восемьдесят фунтов от пола до груди – одним рывком. Теперь на вытянутые руки.
– О КОМ ТЫДУМАЕШЬ?
От испуга он чуть не уронил штангу, закачавшись под страшной тяжестью. Долархайд отскочил, и штанга с лязгом рухнула на пол.
Он повернулся и уставился туда, откуда раздавался голос. Его большие руки повисли, как плети.
– О КОМ ТЫДУМАЕШЬ?
Казалось, слова доносятся из-под блейзера на стене, но резкость и сила голоса раздирали его собственную гортань.
– О КОМ ТЫДУМАЕШЬ?
Долархайд знал, кто это говорит. И был очень напуган. С самого начала он и Дракон были единым существом. Он Преображался, а Дракон был его высшим "я". Их тела, голоса и желания были неразделимы.
Теперь, с тех пор как появилась Риба, все изменилось.
– КТО ТЕБЕ НУЖЕН? – спросил Дракон.
– Миссис …ерман – Шерман, – с трудом выдавил Долархайд.
– ГОВОРИ ЯСНЕЕ. Я НЕ МОГУ ТЕБЯ ПОНЯТЬ. О КОМ ТЫДУМАЕШЬ?
Долархайд с застывшим лицом повернулся к штанге. Р-раз! На вытянутые руки. Стало намного труднее.
– Миссис …ерман в воде.
– ТЫДУМАЕШЬ О СВОЕЙ МАЛЫШКЕ. НЕ ТАК ЛИ? ТЫХОЧЕШЬ. ЧТОБЫОНА СТАЛА ТВОЕЙ МАЛЫШКОЙ?
Штанга с грохотом упала на пол.
– Мне не …ужна …шка. – Вместе со страхом вернулось косноязычие. Ему приходилось закрывать ноздри верхней губой.
– БЕССМЫСЛЕННАЯ ЛОЖЬ. – Голос Дракона звучал громко и отчетливо. Он без труда произносил "с". – ТЫЗАБЫЛ ПРО ПРЕОБРАЖЕНИЕ. ТЫГОТОВИШЬСЯ НАНЕСТИ ВИЗИТ К ШЕРМАНАМ? ПОДНИМИ ШТАНГУ!
Долархайд взялся за штангу и натужился. Тело и мозг были напряжены до предела. Он пытался думать о Шерманах, заставлял себя воображать, что держит на руках миссис Шерман.
Миссис Шерман – следующая. Он держал на руках миссис Шерман.
Борясь в темноте с мистером Шерманом, он одолел его, вонзил в него зубы и сдавливал челюсти до тех пор, пока обескровленное сердце Шермана не затрепетало, как у пойманной птицы. Он прислушивался только к замирающему стуку сердца Шермана. Он не вспоминал о Рибе. Он не делал этого – нет, нет!
Страх лишил его силы. Он поднял штангу только до бедер и не сможет взять ее на грудь. Он думал о Шермане – тот оказывался рядом с ним то с одной, то с другой стороны. Глаза Шермана расширены от ужаса. Было пусто, одиноко. Штанга упала на пол.
– КТО ТЕБЕ НУЖЕН?
– Миссис…
– ТЫНЕ СПОСОБЕН ДАЖЕ ВЫГОВОРИТЬ "МИССИС ШЕРМАН". ТЫВООБЩЕ НЕ ХОЧЕШЬ ШЕРМАНОВ. ТЕБЕ НУЖНА РИБА МАККЛЕЙН. ТЫХОЧЕШЬ, ЧТОБЫОНА БЫЛА ТВОЕЙ МАЛЫШКОЙ. ТЫХОЧЕШЬ, ЧТОБЫВЫСТАЛИ ДРУЗЬЯМИ.
– Нет.
– ЛОЖЬ!
– …олко нена….
– ТОЛЬКО НЕНАДОЛГО? ТЫ, СОПЛИВАЯ ЗАЯЧЬЯ ГУБА – КТО БУДЕТ ДРУЖИТЬ С ТОБОЙ? ПОДОЙДИ КО МНЕ – Я ПОКАЖУ ТЕБЕ, КТО ТЫНА САМОМ ДЕЛЕ!
Долархайд не сдвинулся с места.
– Я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ ТАКОГО УРОДЛИВОГО И ГРЯЗНОГО РЕБЕНКА, КАК ТЫ. ПОДОЙДИ СЮДА!
Он подошел.
– СНИМИ КУРТКУ.
Он снял блейзер со стены.
– ПОСМОТРИ НА МЕНЯ.
Дракон пристально буравил его глазами с картины.
– СНИМИ КИМОНО. ПОСМОТРИСЬ В ЗЕРКАЛО.
Он посмотрел. Ему не хватало сил, чтобы отвернуться от обжигающего зрелища. У него потекли слюни.
– ПОСМОТРИ НА СЕБЯ. Я ХОЧУ СДЕЛАТЬ ПОДАРОК ТВОЕЙ МАЛЫШКЕ. СНИМИ ЭТУ ТРЯПКУ.
Руки Долархайд а боролись одна с другой, когда он пытался расстегнуть пояс на брюках. Пуговицы оторвались. Он стаскивал штаны правой рукой и в то же время натягивал левой.
Наконец правая рука вырвала брюки у трясущейся, ослабевшей левой. Он отбросил их в угол и упал на мат, корчась, как омар, разорванный живьем. Он сжимал себя руками и стонал, тяжело дыша. Залитая потом татуировка блестела в резком свете ламп гимнастической комнаты.
– Я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ ТАКОГО УРОДЛИВОГО И ГРЯЗНОГО РЕБЕНКА, КАК ТЫ. ВОЗЬМИ ЗУБЫ!
– Я …е …гу.
– ВОЗЬМИ ИХ.
Он выбежал из комнаты и вернулся с зубами Дракона.
– ВОЗЬМИ ИХ В РУКИ. ЗАСУНЬ ТУДА ПАЛЬЦЫИ СОЖМИ ИХ МОИМИ ЗУБАМИ.
Грудные мышцы Долархайда напряглись.
– ТЫВЕДЬ ЗНАЕШЬ. КАК ОНИ МОГУТ КУСАТЬ. ОПУСТИ ИХ К НИЗУ ЖИВОТА. ЗАЖМИ СЕБЯ ТАМ.
– …iе…
– СДЕЛАЙ ЭТО. ТЕПЕРЬ ВЗГЛЯНИ.
Зубы причиняли ужасную боль. Слюни и слезы стекали на грудь.
– …е …адо
– ТЫ, ДЕРЬМО, ЗАБЫВШЕЕ О ПРЕОБРАЖЕНИИ. ТЫДЕРЬМО.
Я СКАЖУ, КАК ТЕБЯ ЗОВУТ. ТЫВЫБЛЯДОК. ПОВТОРИ.
– …Выблядок. – Чтобы выговорить эти слова, ему опять пришлось заткнуть ноздри верхней губой.
– СКОРО Я ОСВОБОЖУСЬ ОТ ТЕБЯ, – сказал Дракон без усилия. – ЭТО БУДЕТ ХОРОШО?
–..орошо.
– КОГДА НАСТУПИТ СРОК, КТО БУДЕТ СЛЕДУЮЩИМ?
– …исис …ерман…
Резкая боль пронзила Долархайда – боль и ужас.
– ОНА МНЕ СЕЙЧАС НЕ НУЖНА.
–..Рибу, Рибу. Я дам тебе Рибу. – Постепенно его речь восстанавливалась.
– ТЫНИЧЕГО МНЕ НЕ ДАШЬ. ОНА МОЯ. ОНИ ВСЕ МОИ. РИБА МАККЛЕЙН И ШЕРМАНЫ.
– Риба и потом Шерманы. Как ты скажешь.
– Я ПРИГОТОВИЛСЯ К ЭТОМУ ДНЮ. ТЫВ ЭТОМ СОМНЕВАЕШЬСЯ?
– Нет.
– КТО ТЫ?
– Выблядок.
– МОЖЕШЬ ПОЛОЖИТЬ ЗУБЫНА МЕСТО. ЖАЛКИЙ УРОДЕЦ. ТЫОТДАШЬ МНЕ СВОЮ МАЛЫШКУ, ВЕРНО? Я РАЗОРВУ ЕЕ НА ЧАСТИ И ШВЫРНУ ИХ ТЕБЕ В МОРДУ. ЕСЛИ ТЫПОПРОБУЕШЬ ПОМЕШАТЬ МНЕ, Я ПОВЕШУ ТЕБЯ НА ЕЕ ТОЛСТОЙ КИШКЕ. ТЫЗНАЕШЬ, Я ВСЕ МОГУ. НАВЕСЬ НА ШТАНГУ ТРИСТА ФУНТОВ.
Долархайд добавил вес на штанге. До сегодняшнего дня он ни разу не поднимал больше двухсот восьмидесяти.
– ПОДНИМИ.
Если он не будет таким же сильным, как Дракон, Риба умрет. Он знал это. Он напрягся так, что комната поплыла перед глазами.
– Не могу.
– ТЫНЕ МОЖЕШЬ. ЗАТО Я МОГУ.
Долархайд сжал штангу. Он смог поднять ее на плечи. Толчок! Штанга легко взмыла над головой.
– ПРОЩАЙ. ВЫБЛЯДОК, – сказал он, гордый собой Дракон, поблескивая на стене.
ГЛАВА 38
В понедельник Долархайд против обыкновения выехал на работу рано утром. Он выглядел безукоризненно, машину вел уверенно, но осторожно. Поворачивая к мосту через Миссури, надел темные очки, чтобы восходящее солнце не слепило глаза.
На сиденье рядом с ним поскрипывал пенопластовый холодильник. Долархайд нагнулся и переставил его на пол, еще раз напомнив себе, что нужно добыть сухой лед и взять пленки у… Нельзя, нельзя произносить это имя!
Пересекая мост, Долархайд засмотрелся на сверкающую в непрерывном движении поверхность реки, по которой гуляли барашки. Внезапно ему стало ясно, что движется он, а река неподвижна. Нахлынуло жуткое чувство раздвоенности. Он снял ногу с акселератора.
Фургон замедлил ход и остановился. Позади раздался визг тормозов и пронзительные гудки. Долархайд ничего не слышал.
Он сидел в машине над затихшей рекой, обратив невидящий взгляд на северо-восток, навстречу утреннему солнцу. Слезы, капая из-под защитных очков, обжигали ему руки.
Один из разъяренных водителей уже стучал в боковое стекло и разевал рот, но в кабине его слова не были слышны. Бледное, невыспавшееся лицо водителя и набрякшие мешки под глазами действовали на нервы.
Долархайд оглянулся. На другом конце моста вспыхивали голубые сигнальные огни. Нужно ехать. Он заставил себя нажать на газ. Человек отшатнулся от окна.
Долархайд припарковался у мотеля, не доезжая развязки с 270-м федеральным шоссе. Рядом стоял школьный автобус; к его заднему стеклу была прислонена медная туба.
Долархайд подумал, может, разыскать автобус для стариков и сесть в него.
Такого автобуса не оказалось. Он осмотрелся, нет ли поблизости мамочкиного "паккарда".
– Садись. Не лезь на сиденье с ногами, – так она всегда говорила ему.
Но и "паккарда" тоже не было.
Он приехал сюда, в Сент-Луис, надеясь сделать выбор. И не мог.
Через шесть дней, если хватит сил так долго ждать, он убьет Рибу. Внезапно Долархайд всхлипнул.
Может быть, Дракон все-таки захочет сначала взять Шерманов и подождет Рибу до следующего полнолуния?
Нет. Не захочет.
Риба Макклейн ничего не знала о Драконе и ощущала только Фрэнсиса Долархайда. Она хотела лежать на Фрэнсисе Долархайде. Она с радостью отдавала свое тело Фрэнсису Долархайду, когда лежала в бабушкиной кровати.
– Это было так чудесно, Д., – сказала она тогда во дворе.
Может быть, ей нравился Фрэнсис Долархайд. На такое способна только извращенная женщина.
Он понимал, что должен презирать ее за это, но, Боже, как ему было хорошо.
Риба Макклейн виновна, ибо любила Долархайда. Виновна без всяких сомнений.
Не будь Преображения, не будь Дракона, она никогда не оказалась бы в его доме. А может, оказалась бы?
– Мой, мой мужчина. Как сладко.
Вот что она сказала. Она сказала "мужчина".
В мотеле закончился завтрак. Постояльцы проходили мимо фургона, окидывая его рассеянными праздными взглядами.
Нужно подумать. Домой возвращаться нельзя. Он зарегистрировался в мотеле, позвонил на работу и сказал, что заболел. Комната показалась уютной и спокойной. Ее украшали только плохие эстампы с изображением пароходов. Никто не глядел на него со стены.
Не раздеваясь, Долархайд лег на кровать и уставился в потолок с потрескавшейся побелкой. Но покоя не было. Каждые несколько минут приходилось вставать и идти в туалет. Он дрожал от холода и тут же потел. Прошел час.
Он не хочет отдавать Рибу Макклейн Дракону. Но что сделает с ним Дракон, если он не приготовит Рибу к его столу?
Страх накатывал волнами. Долархайд сознавал, что его тело долго не выдержит такую нагрузку. Лишь в промежутках между волнами дрожи удавалось думать.
Как уберечь ее от Дракона?
Он ощутил легкий толчок и встал.
Зайдя в ванную, Долархайд осмотрел душевой занавес.
Пластиковые кольца скользили по дюймовой никелированной трубе, заделанной в стену. Обхватив трубу одной рукой, он подтянулся до подбородка, и ноги повисли в воздухе над краем ванны. Труба оказалась достаточно прочной. Прочен был и его ремень. Он заставит себя сделать это, он не боится.
Для верности лучше закрепить ремень морским узлом. Второй конец, у пряжки, превратился в жесткую петлю.
Долархайд сидел на крышке унитаза и смотрел на петлю. Он сумеет это сделать. Нет, он не испугается в последний момент. Ему по силам удержать руки и не дать им подняться к петле. Но можно ли быть уверенным в том, что его смерть повлияет на Дракона – ведь теперь он и Дракон уже не единое целое, а два разных существа. Их теперь двое. Оставит ли ее в покое Дракон?
Возможно, пройдет несколько дней, пока его найдут. Риба будет удивляться, гадать, куда он исчез. Может быть, отправится к нему домой, надеясь что-нибудь выяснить. И поднимется наверх, где ее будет ждать Он.
Большой Красный Дракон одним движением пронзит Рибу насквозь и сбросит вниз.
Наверно, надо позвонить и предупредить. Но даже предупрежденная, как она сможет противостоять Дракону? Никак. Единственная ее надежда – на легкую смерть, надежда на то, что разъяренный Дракон не станет медлить, а нанесет мгновенный и глубокий укус.
Наверху в его доме Дракон ждет на картине, которую он сам повесил на стену. Тот же Дракон притаился на страницах бесчисленных книг и альбомов. С каждым изображением он возрождается заново.
В мозгу Долархайда звучал громкий голос Дракона, сыплющий грязной бранью. Прежде чем укусить, он обольет ее грязью своих слов. Он будет поносить и Долархайда – он скажет ей, какое тот ничтожество. Эхо от кафельных стен многократно повторяло слова Дракона.
– Не делай этого. Не делай… – обратился Долархайд к стенам. Прислушался к собственному голосу, голосу Фрэнсиса Долархайда, который так легко понимала Риба. Всю жизнь он стыдился его, им он говорил другим людям злые и жестокие слова, но голос Фрэнсиса Долархайда ни разу не проклинал его самого.
– Не делай этого.
Голос, который он теперь слышал, никогда не клял его самого. Он повторял лишь брань Дракона. При воспоминании об этом его охватил стыд.
Как мужчина, он, вероятно, слабак. Он подумал, что за всю свою жизнь так и не выяснил, каков он в постели.
Лишь слова Рибы Макклейн подарили ему чуточку самоуважения. И теперь, вспоминая их, он понял, что не должен умереть такой постыдной смертью.
Но есть ли другой путь?
Да, есть. Сама мысль о нем равнозначна кощунству, но такой путь есть.
Он безостановочно ходил взад-вперед по комнате, пытаясь отчетливо выговаривать слова. Если глубоко дышать и не торопиться, получалось неплохо.
В промежутке между приступами страха речь его текла довольно гладко. Но теперь у него был сильный приступ, и его даже вырвало. Потом наступит затишье.
Когда оно наступило, Долархайд заторопился, чтобы успеть позвонить в Бруклин. Ученики начальной школы садились в свой автобус. Дети видели приближающегося Долархайда. Он должен был пройти к своему фургону мимо них.
Толстый круглолицый мальчишка бросил на него сердитый взгляд, и когда Долархайд прошел мимо, выпятил грудь и напряг бицепсы. Две девчонки захихикали. Блеющий звук тубы раздавался из окна автобуса и заглушил смех позади Долархайда.
Через двадцать минут фургон остановился в переулке в трехстах ярдах от дома бабушки.
Долархайд вытер лицо, сделал три-четыре глубоких вдоха. В левой руке он сжимал ключи от дома, в правой – РУЛЬ.
Он издал высокий носовой звук, потом еще, на сей раз погромче. Еще раз, еще громче. Поехали.
Мелкие камушки постукивали по днищу машины; дом, казалось, рос на глазах, заполняя собой лобовое стекло. Фургон въехал во двор, и Долархайд, выскочив из машины, помчался к порогу.
Стараясь не смотреть по сторонам, он сбежал по ступеням в подвал и начал лихорадочно искать ключи от запертого сундука.
Ключи наверху! Времени на раздумье не оставалось. Не отвлекаться, ничего не слышать! Он взбежал по лестнице.
Не глядя на изображение Дракона, висящее над кроватью, он перебирал трясущимися руками вещи в комоде в поисках ключей.
– ЧТО ТЫДЕЛАЕШЬ?
Где же ключи, где они?
– ЧТО ТЫТАМ ДЕЛАЕШЬ? ПРЕКРАТИ. Я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ БОЛЕЕ МЕРЗКОГО И ГРЯЗНОГО РЕБЕНКА, ЧЕМ ТЫ. ПРЕКРАТИ!