– Да.
– С этой пленкой обращаться легче, чем с тысяча двухсотой серией. Как вы полагаете, она вам подойдет?
– Конечно.
Риба взяла сумочку, легкий плащ и двинулась по проходу, нащупывая дорогу тросточкой. По-видимому, она не ждала никакой помощи. Он ничего ей и не предложил.
Из-за двери высунулась голова Дендриджа.
– Риба, дорогая, Марсия очень спешит. Вы справитесь одна?
На щеках девушки выступили пятна.
– Прекрасно справлюсь, спасибо, Денни.
– Я подбросил бы вас, но уже опаздываю. О, мистер Долархайд, если вам не трудно, может быть вы…
– Денни, я поеду домой сама. – Риба умело сдерживала гнев, и лицо ее оставалось невозмутимым, но остановить прилив крови к щекам она не могла.
Наблюдая за ней своими холодными желтыми глазами, Долархайд прекрасно понимал ее состояние. Он знал, что неуклюжее сострадание Дендриджа воспринимается как плевок в лицо.
– Я подвезу вас.
– Спасибо, не надо. – Она ждала этого и собиралась согласиться, но не хотела, чтобы его вынудили сделать это предложение.
Чертов Дендридж!
Из-за его бестактности придется трястись в проклятом автобусе. Но в конце концов у нее есть проездной, она знает дорогу и сможет сама дойти куда ей надо.
Риба оставалась в дамской комнате, пока все не разошлись. Служитель помог ей выйти из здания.
Набросив на плечи дождевик, она медленно шла по краю тротуара к автобусной остановке. Казалось, что палочка, постукивая по асфальту, сама ведет девушку между лужами.
Долархайд наблюдал за ней из фургона. Он чувствовал возбуждение, и это его тревожило. Было бы слишком опасно проявлять свои чувства при дневном свете.
Но какое-то мгновение ему показалось, что ветровые стекла машин, лужи, телеграфные провода сверкнули под лучами заходящего солнца, как лезвия огромных ножниц.
|
|
Но беззащитный вид белой палочки успокоил его. Блеск исчез, исчезли и сами ножницы. Он завел мотор.
Риба Макклейн услышала позади себя шум фургона. Машина поравнялась с ней.
– Спасибо, что пригласили меня.
Она кивнула, улыбнулась, продолжая осторожно идти дальше.
– Поехали со мной.
– Спасибо, но я обычно езжу автобусом.
– Дендридж болван. Поехали со мной… Как это говорят?.. Мне будет очень приятно.
Она остановилась. Услышала, как хлопнула дверца машины.
Люди обычно брали ее за плечо, не зная, что делать дальше. Слепые не любят, чтобы их равновесие нарушалось посторонним прикосновением. Они испытывают при этом такое же чувство, как при взвешивании на неустойчивых весах. Неприятно, когда тебя подталкивают.
Но Долархайд не двинулся с места. Помедлив мгновение, она сказала:
– Будет лучше, если я сама возьму вас за руку.
Необычайная твердость руки Долархайда поразила ее. Казалось, будто ее пальцы легли на дубовые перила.
Она и не подозревала, каких волевых усилий ему стоило позволить ей к себе прикоснуться.
Фургон показался ей большим и высоким, а гул включенного двигателя совсем непохожим на привычный шум легкового автомобиля. Окруженная новыми звуками, Риба ждала, пока он подтянет у нее на груди и закрепит ремни безопасности.
По дороге они почти не разговаривали. Останавливаясь на красный свет, Долархайд поглядывал на спокойное лицо девушки.
Она жила в левом крыле двухквартирного дома на тихой улице возле университета Джорджа Вашингтона.
|
|
– Заходите, выпьем что-нибудь.
За всю свою жизнь Долархайд не побывал и в десятке чужих домов, а в последние десять лет – побывал только в трех: совсем недолго у Эйлин, у Лидсов и Джекоби. Чужое жилье казалось ему чем-то вроде заграницы.
Она почувствовала, как фургон качнулся на рессорах, когда Долархайд спрыгнул на землю. Открылась дверца с ее стороны… Подножка располагалась довольно высоко. Вылезая, она слегка задела его плечом, и это было похоже на столкновение с деревом. Он намного массивнее, намного крепче, чем можно подумать, судя по голосу или походке. Очень крепкий и очень ловкий.
Отперев дверь и поставив палочку в угол, Риба Макклейн внезапно ощутила полную свободу. Легко и быстро передвигаясь, она включила музыку и повесила пальто.
Долархайду приходилось все время напоминать себе о том, что она в самом деле слепа. Он волновался.
– Как насчет джина с тоником?
– Пожалуй, одного тоника.
– Может быть, лучше сок?
– Тоник.
– Вы не любитель выпить, да?
– В общем да.
– Пошли на кухню. – Она открыла холодильник. – А как насчет… наклонившись, Риба быстро пробежалась пальцами по содержимому холодильника, кусочка пирога с орехами? Потрясающе вкусно.
– С удовольствием.
Она взяла с полки поднос и поставила его на стол. Затем, образовав из ладони некое подобие циркуля, определила центр пирога и воткнула туда зубочистку.
Долархайд решился начать беседу, чтобы у нее не было времени почувствовать на себе его взгляд.
– Давно вы работаете у Бэдера? – В произнесенных словах не было ни одного "с".
– Три месяца. Вы не знали?
– Они не хотят говорить много.
|
|
Она усмехнулась:
– Вы, по-видимому, наступили им на больную мозоль с вашей планировкой фотокомнат. Зато технический персонал вам за это благодарен. Они считают, что чем больше водопроводных кранов, тем лучше, а вы их спланировали больше, чем достаточно.
Поставив средний палец левой руки на конец зубочистки, а большой – на край подноса, Риба отрезала кусок пирога. Движение ножа направлялось указательным пальцем левой руки.
Он наблюдал, как ловко она орудует острым ножом. Ему непривычно было смотреть на лицо женщины сколько хочется. Многие ли мужчины могут себе это позволить? И часто ли?
Риба смешала себе крепкий джин с тоником и пригласила Долархайда в гостиную. Войдя, провела рукой над бра и, не ощутив тепла, щелкнула выключателем.
Долархайд уже доел свой пирог и в напряженной позе сидел на диване, положив на колени сильные ладони. Его напомаженные волосы блестели под лампой.
Риба поудобнее расположилась в кресле и вытянула ноги.
– Когда им в зоопарке понадобится пленка?
– Кажется, на следующей неделе. – Он был рад, что позвонил в зоопарк и предложил инфракрасную пленку: Дендридж мог навести справки.
– Это большой зоопарк. Я ходила туда с сестрой и племянницей, когда они приезжали помочь мне с переездом. У них там, знаете, есть вольер, где можно постоять рядом с животными. Помню, я гладила там ламу. Это было приятно, но запах… Он преследовал меня до тех пор, пока я не переоделась.
Все это означало "поддерживать беседу". Ему нужно ответить что-то или уйти.
– Как вы попали к Бэдеру?
– Они обратились в институт Рейкера в Денвере, где я работала. Я случайно наткнулась на объявление, висевшее на доске. А все дело было в том, что по контракту с министерством обороны они были обязаны набрать определенный контингент обслуживающего персонала. Им пришлось взять шесть женщин: двух негритянок, двух мексиканок, парализованную китаянку, ну и меня в придачу. Как видите, мы делимся на две категории.
– Вы отрабатываете свой хлеб в поте лица.
– Другие тоже. У Бэдера ничего не дают просто так.
– А раньше? – Долархайд вспотел – разговаривать было трудно. Но смотреть на Рибу ему нравилось. Ноги у нее красивые. Она пошевелилась в кресле, подвинувшись ближе к нему.
– После окончания школы я в течение десяти лет обучала недавно ослепших людей в институте Рейкера в Денвере. Теперешняя служба – это моя первая работа во внешнем мире.
– Во внешнем мире?
– Да, я имею ввиду большой мир. У Рейкера мы были словно на острове. Мы обучали людей жить в мире зрячих, но сами в нем никогда не жили.
Мы только вели бесконечные разговоры. Я подумала, что хорошо бы выйти из изоляции и немного пошататься по свету. Вообще-то я собиралась заняться логопедией с детьми, у которых не в порядке с речью и слухом. Надеюсь, когда-нибудь я к этому вернусь. – Она осушила свой стакан. – Ох, у меня же есть салат из крабов. Очень вкусный.
Зря я сначала подала десерт. Хотите?
– Мммм…
– А вы сами себе готовите?
– Мммм…
Риба чуть нахмурилась. Поднялась, пошла в кухню и крикнула оттуда:
– Хотите кофе?
– Угу.
Она что-то заметила о ценах в бакалейной лавке и не получила ответа. Вернувшись в гостиную, Риба пересела на диван.
– Поболтаем минутку, пока кофе сварится, ладно?
Молчание.
– Вы совсем ничего не говорите. Вы не сказали ни единого слова после того, как я упомянула логопедию. – Ее голос был ласков, но тверд – в нем не чувствовалось даже намека на жалость. – Я вполне хорошо вас понимаю – вы говорите достаточно отчетливо, да и я умею слушать. Обычно люди очень невнимательны. Они все время переспрашивают: что, что? Но если вам неприятно разговаривать, что ж, не будем. Я все-таки надеюсь, что вы разговоритесь. Потому что вы умеете говорить, а мне интересно.
– Мммм.
Хорошо, – тихо ответил Долархайд. Несомненно, эта маленькая речь имела для нее большое значение. Не приглашает ли она его вступить в клуб вместе с ней и парализованной китаянкой? Интересно, к какой категории она его относит?
То, что последовало, потрясло Долархайда.
– Можно я коснусь вашего лица? Мне хочется узнать, улыбаетесь вы или хмуритесь? – И пояснила с кривой улыбкой: – Мне нужно знать, пора мне заткнуться или еще нет.
Риба подняла руку и ждала.
Интересно, с откусанными пальцами она смогла бы обходиться? – размышлял Долархайд. Ведь даже зубами, которые он носит постоянно, сделать это так же легко, как откусить кусок хлеба. Если упереться подошвами в пол, откинуться назад и сжать обеими руками ее запястье, она не сможет вырваться. Хрусть, хрусть, хрусть, хрусть. Пожалуй, большой палец стоит оставить. Чтобы могла резать пироги.
Он осторожно взял ее запястье и повернул ладонью к свету. Видно, что эта красивая рука привыкла работать. На ней было много мелких шрамов и несколько совсем недавних ссадин и порезов. На тыльной стороне ровный рубец – видимо, след от ожога.
Слишком близко к дому. Слишком рано. Он только начал свое Преображение.
А потом она ведь не сможет это увидеть.
Просить о таком – значит, ничего не подозревать. Значит, ей не успели насплетничать.
– Поверьте мне на слово, что я улыбаюсь, – проговорил он. Звук "с", кажется, получился неплохо. Действительно, в его арсенале имелась улыбка, позволявшая демонстрировать красивые, предназначенные для публичных мест, зубы.
Он отпустил женскую руку, которая упала ему на бедро; полусомкнутые пальцы начали теребить ткань. Зрячая отвела бы при этом взгляд.
– Наверное, кофе уже готов, – спохватилась Риба.
– Я пойду. – Ему необходимо домой. Надо успокоиться.
Она кивнула.
– Если я обидела вас, то не нарочно.
– Ну, что вы.
Оставшись одна, Риба Макклейн приготовила себе еще джина с тоником. Она поставила пластинку Сеговии и удобно свернулась калачиком на диване. От Долархайда осталась теплая ямка на подушке. Следы его пребывания еще витали в воздухе – запахи начищенных туфель, нового кожаного ремня, хорошего лосьона после бритья.
Какой необычайно замкнутый человек. Она слышала совсем немного – только раз Дендридж сказал о нем в разговоре с кем-то из своих подхалимов: "Этот сукин сын Долархайд".
Уединенность много значила для Рибы. В детстве, потеряв зрение, она долго училась справляться с возникшими трудностями. Тогда у нее не было возможности оставаться одной.
Теперь же на людях ее не оставляло подозрение, что за ней постоянно наблюдают. Поэтому замкнутость Фрэнсиса Долархайда импонировала ей. Риба не чувствовала в нем ни капли сострадания, и это было хорошо.
Хорош был и джин.
Внезапно Сеговия показался ей слишком серьезным. Она завела свои любимые песни.
Три трудных месяца в новом городе. Зима на носу – придется нащупывать в снегу край тротуара. Риба Макклейн, мужественная, крепко стоящая на ногах женщина ни за что не опустится до хныканья. Жаловаться на жизнь? Да ни за что на свете! Она сознательно загоняла глубоко внутрь и боль, и гнев на судьбу, сделавшую ее инвалидом. Не в силах окончательно избавиться от этих чувств, она заставила их работать себе на благо, черпая в них силу в борьбе за утверждение своей независимости. Они помогали брать от каждого дня все, что он мог ей дать.
Риба была по-своему жадным человеком. А вера в какую-то там справедливость – всего лишь дальний огонек в ночи, самообман. Что ни делай, кончишь как все на спине, с трубкой в носу, с вопросом, застывшим на холодеющих губах: "И это все?" Риба знала, что ей никогда не увидеть света, но в жизни остались другие радости. Ей нравилось помогать студентам, и главным образом потому, что она может делать это, а может и не делать.
Выбирая друзей, Риба старалась избегать тех, кто любит себе подчинять. Впрочем, кое-кем из них она даже была увлечена – таких людей влечет к слепым. Но они их враги. Бог знает, что они испытывали, сжимая ее руку.
Романы… Риба сознавала свою привлекательность и любила секс, но уже давно поняла: большинство мужчин страшится возложить на себя бремя ответственности. В отношениях с ней их страх проявлялся еще явственнее. Поэтому мужчина вползает к ней в постель с таким видом, будто крадет цыплят, и ей это противно.
Ралф Мэнди иногда приглашает ее пообедать. Но он так трусливо хнычет, жалуясь на жизненные невзгоды, которые лишили его способности любить. Осторожный Ралф твердил это так часто, что ее чуть не стошнило. Ралф, конечно, интересный малый, но жить с таким неинтересно.
Она больше не желала видеть Ралфа. Ей надоело вести с ним нескончаемые беседы и при этом чувствовать, как сидящие рядом люди внезапно умолкают, наблюдая за ними.
Как было бы здорово, если бы ее хотел человек, у которого хватит духа думать только о себе и который предоставил бы такое же право и ей. Словом, тот, кто не станет слишком тревожиться за нее.
Фрэнсис Долархайд застенчив, но у него тело словно из железа и в голове все в порядке.
Ей никогда не приходилось дотрагиваться до заячьей губы и она не имела представления, каким образом такая губа влияет на человеческую речь. Она спрашивала себя: неужели Долархайд думает, что она понимает его только благодаря обостренному слуху, свойственному слепым? Это всего лишь очень распространенный миф. Может, следовало объяснить ему, что на самом деле слепые просто относятся к услышанному с большим вниманием?..
Так много ложных представлений о слепых бродит по свету. И неужто Долархайд верит, будто слепые духовно чище зрячих?
Дескать, страдание делает их чуть ли не святыми.
Она улыбнулась, поскольку знала, что это далеко не так.
ГЛАВА 32
Чикагская полиция работала под неослабевающим нажимом прессы и под вспышки фотокамер. В ночных новостях велся отсчет времени до следующего полнолуния. До него оставалось одиннадцать дней.
Чикагцы были запуганы.
В то же время на фильмы ужасов народ буквально ломился. Предприниматель, заполнивший рынок теннисками с надписью "Зубастый пария", выпустил в продажу новые, с нашлепкой "Красный Дракон – любовник на одну ночку". Спросом пользовались и те, и другие.
Сам Джек Крофорд после похорон провел пресс-конференцию вместе с представителями полиции. Он получил приказ от высокого начальства: подчеркнуть роль федеральных властей в расследовании. Но это не удалось по той простой причине, что они играли в нем весьма незаметную роль.
Когда в расследовании задействовано такое количество людей, дело почти не продвигается, начинается бесконечное обсуждение одних и тех же деталей, улик, словом, толкут воду в ступе. Все сказанное на пресс-конференции, своей обтекаемостью напоминало ноль.
Грэхем то и дело натыкался на детективов, камеры и агентов в штатском. Слышалось непрерывное потрескивание портативных передатчиков. Ему же требовалась тишина.
Крофорд, еще не пришедший в себя после пресс-конференции, наткнулся на Грэхема уже вечером. Тот обосновался в тихой, давно не использовавшейся по назначению комнате для присяжных, расположенной как раз над кабинетом прокурора.
Яркие лампы нависали над зеленым столом, заваленным материалами дела. Грэхем в рубашке и без галстука, сидел, откинувшись в кресле, переводил взгляд с одной фотографии на другую. Перед ним в рамке стояла фотография Лидсов, а рядом, на подставке, прислоненной к графину, – фотография Джекоби.
Крофорду все это напоминало портативные алтари в честь погибших тореадоров. Фотографии Лаундса не было. Крофорд подозревал, что Грэхем вообще не размышляет об обстоятельствах гибели Лаундса, но не стал говорить об этом вслух: не хотелось осложнять отношения.
– Похоже на биллиардную, – заметил Крофорд.
– Может, сделаешь карамболь? – Грэхем был бледен, но трезв. В руке он держал стакан апельсинового сока.
– Черт побери! – Крофорд тяжело опустился в кресло. – Разгадывать это, сидя здесь, все равно, что норовить помочиться на идущий поезд.
– Как прошла встреча с прессой?
– Комиссар вспотел отвечать на вопросы, а потом вдруг точно воды в рот набрал. И только почесывал что-то в кармане брюк перед телекамерой. Больше ничего примечательного не случилось. Если не веришь, посмотри утренние новости.
– Хочешь соку?
– С тем же удовольствием я проглотил бы колючую проволоку.
– Ладно. С меня хватит. – Грэхем скорчил гримасу. – Что там насчет бензоколонок?
– Боже, храни Лайзу Лейк. В Большом Чикаго сорок одна заправочная станция фирмы Сервко. Парни капитана Осборна побывали везде, проверив, кому из водителей фургонов и грузовиков отпускали бензин. Пока ничего, но еще опрошены не все смены. К тому же у Сервко еще сто восемьдесят шесть станций в восьми штатах. Мы попросили помочь местную полицию, но на это уйдет какое-то время. Если Господь Бог меня любит, то маньяк пользуется кредитной карточкой. Тогда еще есть шанс.
– Он мог заранее припасти бочку -бензина у себя в гараже.
– Я просил комиссара не распространяться о том, что Зубастый пария может жить где-то поблизости. Люди и так напуганы до смерти. Если он обмолвится, то у нас тут будет тишь да гладь, как ночами в Корее, когда все пьяницы уже в своих постелях.
– Ты все еще думаешь, что он поблизости?
– А ты? Вообще-то есть основания, Уилл.
Крофорд вытащил отчет о вскрытии тела Лаундса и начал его перелистывать.
– Синяк на голове появился на пять-восемь часов раньше, чем повреждения рта. Точнее врачи определить не смогли. А раны были нанесены за несколько часов до того, как Лаундса доставили в больницу. Какое-то количество хлороформа еще содержалось в его… Черт, ну, в его дыхалке. Как ты думаешь, он был без сознания, когда его укусил Зубастый пария?
– Нет. Зубастый пария наверняка хотел, чтобы Лаундс все сознавал.
– Я тоже так думаю. Очевидно, он ударил его по голове, а уж потом выволок из гаража. Требовалось, чтобы жертва была без сознания, пока он не доставит ее в такое место, где шума никто не услышит.
Привез его обратно через несколько часов после укуса.
– Он мог укусить его в фургоне, где-нибудь далеко отсюда, – предположил Грэхем.
Крофорд прижимал нос кулаком, отчего его голос стал гнусавым.
– Ты забыл про качалку. Бив обнаружила два типа ковровых волосков шерстяной и синтетический. Допустим, синтетика – из фургона, но где ты видел фургон с шерстяными коврами? И много ли шерстяных ковров ты видел в мотелях? Черта с два. Шерстяной ковер – это жилье, Уилли. А пыль и грязь указывают на какое-то темное место с земляным полом, где это кресло хранилось. Например, чердак.
– Может быть.
– Теперь взгляни. – Крофорд вытащил из портфеля дорожный атлас и очертил круг на карте расстояний и времени пути. – Фредди отсутствовал чуть больше пятнадцати часов, в течение которых и получил все эти раны. Хочу высказать несколько предположений, хотя и не очень люблю это делать. Допустим… Чему ты смеешься?
– Помнишь теорему Пифагора в школе?
– Н-не припоминаю.
– "Допустим, мы ее пропустим, предположим, мы ее разложим…" Лезет в голову всякая чушь.
– Ладно. Предположим, во вторник вечером Зубастый пария уехал из Чикаго вместе с Лаундсом. Предположим, несколько часов забавлялся с ним там, куда привез, а затем тронулся назад. Шесть часов туда, шесть обратно – никак не дальше. Видишь эту окружность. Разумеется, это не совсем окружность – ведь скорость на разных дорогах неодинакова.
– Может, он просто остался здесь.
– Не исключено. Во всяком случае дальше этой линии он уехать не мог.
– Но сюда входят Милуоки, Мэдисон, Дубьюк, Пеория, Сент-Луис, Индианаполис, Цинциннати, Толедо и Детройт. И это еще не все.
– Да, но у нас есть одна зацепка: известно, что он купил "Сплетник" почти сразу после его выхода. Вероятнее всего, вечером в понедельник.
– Он мог сделать это и в Чикаго.
– Знаю. Но допустим, Зубастый пария все-таки выехал из города. В понедельник вечером "Сплетник" купишь отнюдь не всюду. Вот перечень из редакционного отдела по распространению: здесь указаны те места, куда газета может поступить вечером в понедельник. Смотри, у нас остаются только Милуоки, Сент-Луис, Цинциннати, Индианаполис и Детройт. Газету развозят по аэропортам, кроме того, есть еще примерно девяносто ночных киосков, не считая тех, что в Чикаго. Я попросил старших офицеров навести справки. Может быть, кто-нибудь из продавцов вспомнит странного покупателя.
– Может быть. Это хороший ход, Джек.
Но было видно, что мысли Грэхема блуждают где-то далеко.
Будь Грэхем штатным агентом, Крофорд послал бы его куда подальше. Вместо этого он сказал:
– Сегодня днем звонил брат. Говорит, Молли уехала.
– А-аа…
– Полагаю, в надежное место?
Грэхем был уверен на сто процентов, что Крофорд прекрасно осведомлен, куда она уехала.
– К бабушке и дедушке.
– Они будут рады видеть внука.
Грэхем не издал ни звука.
– Все в порядке, надеюсь?
– Джек, я работаю. Не беспокойся. Она там просто перенервничала.
Грэхем вытянул из-под стопки фотографий плоский пакет, перевязанный бечевкой, и начал развязывать узел.
– Что это?
– Это от Брайона Меткалфа, адвоката Джекоби.
Отправлено Брайаном Зеллером. Все в порядке.
– Погоди, дай взглянуть. – Крофорд вертел пакет, пока не обнаружил штамп с буквами "S. F." – "Semper Fidelis" [Всегда надежный (лат.)], – которым Эйнсворт, руководитель отдела ФБР по предотвращению взрывов почтовых отправлений, удостоверял, что пакет просвечен.
– Проверяй. Всегда проверяй.
– Я всегда это делаю, Джек.
– Его принес Честер?
– Да.
– Он показал тебе штамп, прежде чем отдать в руки?
– Конечно. Проверил и показал мне.
Грэхем разрезал бечевку.
– Здесь копия завещания Джекоби. Я просил Меткалфа послать его мне. Хочу сравнить с бумагами Лидса, когда они придут.
– Но для этого необходим адвокат.
– Эти бумаги нужны мне, Джек.
Я совсем не знаю семью Джекоби.
Они недавно здесь поселились. Я ездил в Бирмингем в конце прошлого месяца, но тоща документы еще не успели собрать, а многие вообще пропали. Я кое-что знаю о Лидсах, и понимаю их. И ничего о Джекоби. А я должен их знать. Я хочу поговорить с людьми, с которыми они водили знакомство в Детройте, и думаю еще раз смотаться в Бирмингем денька на два.
– Ты нужен мне здесь.
– Пойми, смерть Лаундса была случайностью. Зубастый пария возненавидел его из-за нас. Это мы навели его на Фредди. В деле Лаундса есть кое-какие улики, полиция их сейчас изучает. Лаундс вызывал в нем всего лишь раздражение, а вот Лидсов и Джекоби он выбрал сам. Мы должны отыскать нечто общее между ними. Если нам когда-нибудь удастся его поймать, то только благодаря этой связи.
– Значит, тебе нужны бумаги Джекоби, – сказал Крофорд. – Но что ты собираешься в них искать? Что именно тебя интересует?
– Любая мелочь, Джек.
В данный момент, например, медицинское заключение. – Грэхем извлек из пакета бланк страховки Международного Красного Креста. – Лаундс был в инвалидном кресле. Причем медицинском. А за шесть недель до смерти Валери Лидс перенесла операцию. Помнишь ее дневник? Небольшая опухоль в груди. Снова что-то связанное с медициной. Может быть, миссис Джекоби тоже оперировали?
– Не припомню, чтобы в отчете о вскрытии было упоминание об операции.
– Могли бы просто не обратить внимания. Одна медицинская карта была в Детройте, другая в Бирмингеме. Что-то могло затеряться. Может, найдется врачебное заключение или страховой иск.
– Ты думаешь, это какой-нибудь странствующий санитар, который работал в Детройте или Бирмингеме и Атланте?
– Если провести несколько месяцев в психиатрической лечебнице, то вполне можно получить соответствующие навыки. Затем сдать на санитара, а по выходе из лечебницы наняться на работу, – ответил Грэхем.
– Пойдешь обедать?
– Пока поработаю. Меня после еды клонит ко сну.
Выходя, Крофорд обернулся и посмотрел на Грэхема из темноты дверного проема. Лампы над столом усиливали тени под глазами Грэхема. Он корпел над документами жертв, уставившихся на него с фотоснимков. В комнате витало безумие.
Пожалуй, в интересах расследования лучше снова послать Грэхема на улицу. Нельзя позволить ему впустую извести себя. Может, правда, не впустую?..
Крофорд имел великолепное профессиональное чутье, но был начисто лишен сострадания. Чутье сейчас подсказывало ему оставить Грэхема в покое.
ГЛАВА 33
К десяти часам вечера Долархайд довел себя до изнеможения, работая со снарядами, затем просмотрел пленки и постарался успокоиться. Но это никак не удавалось.
При одной мысли о Рибе Макклейн его трясло от возбуждения. Он не должен о ней думать.
Долархайд включил телевизор и вытянулся в кресле. Передавали новости. На экране полиция прощалась с Фредди Лаундсом.
Он увидел Уилли Грэхема, стоявшего рядом с гробом вместе с завывающим хором. Грэхем был худ. Перебить ему позвоночник будет легче легкого. Это лучше, чем просто убить. Перебить позвоночник и для верности еще повернуть задом наперед. Чтоб следующее расследование вел в инвалидной коляске.
Но не надо торопиться. Пусть Грэхем поживет в страхе.
Уверенность в собственной силе больше не покидала Долархайда.
На пресс-конференции полицейское управление пыталось выставить себя в лучшем свете. Но вся болтовня о трудностях сводилась к тому, что в деле об убийстве Лаундса они топчутся на месте. Джек Крофорд стоял в группе людей позади микрофонов. Долархайд узнал его по фотографии в "Сплетнике".
Представитель газеты, явившийся в сопровождении двух телохранителей, произнес:
– Это дикое и бессмысленное зверство приведет лишь к тому, что голос "Сплетника" зазвучит еще громче.
Долархайд хмыкнул. Ну что ж. Пока они наоборот помогли заткнуть глотку Фредди.
Теперь читатели называют его Драконом. Совершенные им действия полиция именовала "убийствами Зубастого парии". Заметный прогресс.
Дальше передавали местные новости. Какой-то тип с торчащими зубами вел репортаж из зоопарка. Ясное дело, они рады услать этого парня куда угодно, лишь бы не маячил перед глазами в офисе.
Долархайд уже сумел немного расслабиться, когда неожиданно увидел на экране человека, с которым разговаривал всего несколько часов назад: директора зоопарка доктора Фрэнка Варфилда. Он позвонил в отдел Долархайда и горячо благодарил его за предложенную пленку.
Доктор Варфилд и зубной врач что-то делали с тигром – у зверя сломался зуб. Долархайду хотелось увидеть тигра, но его заслонял репортер. Наконец он отошел.
Долархайд не мог оторвать взгляда от огромного тигра, распластавшегося на тяжелом хирургическом столе. Тигр был под наркозом.
– Сегодня изготовят слепок, а через несколько дней вставят зуб, – сообщил репортер-образина.
Долархайд наблюдал, как люди спокойно ковыряются в зубах страшной полосатой морды.
"Можно мне дотронуться до вашего лица?" – спросила мисс Макклейн.
Ему хотелось бы рассказать кое-что о себе Рибе Макклейн. Пусть, она получит хоть какое-то представление о том, чего избежала. Он жаждал, чтобы Риба по крайней мере на мгновение приобщилась к его Славе. Но она не может сделать это и остаться в живых. А она должна жить: его видели с ней, да и живет она слишком близко от него.
Он пытался поделиться с Лектором, и Лектер предал его.
И все же он хотел, чтобы она прикоснулась к его Славе. Прикоснулась чуть-чуть. Так, чтобы смогла остаться в живых.
ГЛАВА 34
– Я знаю, что это политика, и ты знаешь, что это политика, но все-таки твоя работа очень важна, – говорил Крофорд. Был конец рабочего дня, и они направлялись к зданию федерального управления. – Делай, что делаешь, выискивай параллели, а я займусь всем остальным.
Чикагское управление полиции попросило отдел ФБР, занимающийся исследованием поведения человека, составить социально-психологический портрет жертвы. Полицейские руководители заявили, что эти данные пригодятся для разработки дополнительных мер безопасности во время полнолуния.
– Просто прикрывают свои задницы, вот что они делают, – продолжал Крофорд, помахивая портфелем. – Жертвы были людьми обеспеченными, значит, им придется направить патрули в богатые кварталы. А все остальные, конечно, будут возмущены. С тех пор как погиб Фредди,.