Таким образом, мы видим, что св. Иоанн Златоуст очень часто обращался к доказательству того, что богатство – не благо для владеющих им и приносит с собой далеко не одни радости. Но это лишь как бы подготовительная ступень к той собственно этической оценке богатства и характеристике богатых, какие делает св. отец с христианской точки зрения. Собственно нравственная оценка имеет всегда исходным пунктом то положение, в каком находится известное явление жизни, а в том числе, конечно, и богатство к воле человека. И с этой точки зрения отношение св. Иоанна к богатству, вообще говоря, отрицательное: св. отец находит несоединимым «хранение и умножение» богатства с доброй волей христианина и христианское отношение к богатству видит, прежде всего, в его раздаче, «разделении с неимущими». И в выражении этих своих убеждений св. отец оставался всегда строго последовательным, не останавливаясь ни перед какими возражениями в защиту возможности для христианина безраздельно владеть своим богатством. Если он в своих поучениях делал уступки и приглашал пожертвовать в пользу бедных хоть половину и даже десятую часть своего имущества, то лишь определенно указывая на факт общего сребролюбия, характеризуя настроение своих современников‑христиан такими чертами, которые говорили об очень далеком расстоянии богатых пасомых святителя от идеала христианской любви.
Это мы раскроем ниже; теперь же переходим к изложению воззрений св. Иоанна Златоуста на богатство в его отношении к воле человека, то есть, частнее, к долгу любить ближних и к делу своего спасения. В обоих этих направлениях, неразрывно связанных между собой, св. Иоанн видит в богатстве явление ненормальное, не совместимое с истинно христианским настроением в отношении к ближним и Небесному Царству. Если богатство не раздают нуждающимся, то оно неизбежно, с точки зрения святителя, является «злом и коварством» уже по одному тому, что «один владеет тем, что принадлежит Господу, и что один пользуется общим достоянием... Если наши блага принадлежат общему Владыке, то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов: что принадлежит Владыке, то принадлежит вообще всем»[454]. И если последовательно утверждаться на такой исходной точке зрения, то неизбежно логически прийти к такому заключению, что всякое богатство, хотя бы то и наследственно полученное, и приобретенное честным путем, есть по самому своему происхождению «неправедное», соединяемое всегда с большей или меньшей обидой ближнего. Такой взгляд и выражается св. Иоанном с совершенной определенностью. «Не с богатством приходит правда», по словам святите‑ ля[455], но совершенно напротив: всякое богатство имеет в корне какую‑либо неправду. «Невозможно, – рассуждает св. отец, – разбогатеть тому, кто не делает несправедливости. На это и Христос указывает, говоря: сотворите себе други от маммоны неправды. Но что, скажешь ты, если кто‑нибудь от отца получил наследство? Он получил собранное неправдой. Ведь, без сомнения, не от Адама предок его был богат, но, конечно, многие другие прежде него являлись на свет и между многими мог найтись такой, который незаконно похитил и воспользовался тем, что принадлежало другим... Поэтому скажи мне: откуда ты приобрел богатство? От кого ты получил его? А другой откуда взял? От деда, скажешь ты, от отца. Но можешь ли ты, восходя через длинный ряд поколений, доказать таким образом, что имущество это законно приобретено. Никак не можешь этого сделать. Напротив, начало и корень его непременно должны скрываться в какой‑нибудь несправедливости. Почему так? Потому, что сначала Бог не сделал одного богатым, а другого бедным»[456].
Поэтому, между прочим, св. Иоанн восстает против того обычного словоупотребления, что богатство дается человеку Богом. Доказывая бесполезность богатства, св. отец предвидит такое возражение: «Если, скажешь, богатство бесполезно, то для чего оно дано Богом? А откуда известно, что богатство – от Бога?... Откуда же, скажешь, богатые? Ведь сказано: богатство и нищета от Господа. Но спросим возражающих нам: всякое ли богатство и всякая ли бедность от Господа. Кто может сказать это? Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением... и, владея им, даже недостойны жизни. Что же, отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От грехов... Итак, Писание говорит ложь? Да не будет! Но заблуждаются те, которые не исследуют всего написанного с надлежащим тщанием. Ведь если известно, что Писание неложно, и если доказано, что не всякое богатство от Бога, то недоумение происходит от вины невнимательных читателей... Бог не одинаково беседует со всеми, подобно, как и мы не одинаково говорим с детьми и с людьми взрослыми. Когда же это сказано, кем и кому? Соломоном в Ветхом Завете иудеям, не знавшим ничего, кроме предметов чувственных и по ним судившим о силе Божией... Таким образом они судили о Боге, потому премудрый говорит им, что для Бога возможно и это – делать и богатыми, и бедными; не потому, будто Он непременно делает это, но может делать, когда хочет»[457]. Поэтому, например, если богатеют люди злые, неправедные, преступные, хищники, лихоимцы, то «не Бог дарует им это, нет. Но как же Бог попускает? Как попускал некогда и богачу, соблюдая его для большого наказания»[458]. «Бог попускает таким людям делаться богатыми, потому что Он долготерпелив и хочет привести нас к покаянию; потому что Он уготовал геенну и назначил день, в который будет судить Вселенную... Он долго терпит, призывая всех к покаянию»[459].
Таким образом, по взгляду св. Иоанна, то разделение людей на богатых и бедных, какое существовало в его время, существует теперь и, конечно, переживет века, что такое деление в основе имеет начало неправды, как это более подробно было выяснено в первой главе настоящего сочинения, и всякое богатство в процессе приобретения соединяется с известной, хотя бы и незаметной на первый взгляд, несправедливостью в отношении к ближним.
Но и независимо от процесса приобретения богатства, самый факт обладания им, хранение его и умножение говорит о недостатке истинно христианской любви к ближнему. Эту мысль свою св. Иоанн Златоуст поясняет, между прочим, на конкретном примере евангельского богатого юноши. По мысли св. отца, юноша очень ошибался, когда с уверенностью ответил Господу, что соблюл заповедь о любви к ближнему, так как такое исполнение несовместимо с фактом обладания богатством. «Юноша, – говорит св. отец, рассказав евангельскую беседу, – сам себя обличил в пустом самодовольстве: ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего. Значит, и то (что исполнил заповеди) говорил несправедливо»[460]. И то, что казалось св. отцу несомненным относительно евангельского юноши, это самое казалось ему несомненным и вообще, то есть, что обладание богатством несовместимо с действительной любовью. Если, по воззрению св. Иоанна, «неимение денег служит признаком доброго человека»[461], то наоборот – обладание большим богатством всегда наводит на мысль об известной доле жестокосердия. Спрашивая, каким образом имеющий богатство может быть добрым, св. отец рассуждает так: «он (богатый) становится благим, когда раздаст свое богатство... а до тех пор, пока удерживает его при себе, он не бывает благим... Если, имея случай получить его, не возьмешь, то опять ты сделаешься добрым. Поэтому, если, имея богатство, раздаем его другим или предложенного нам не берем, мы бываем добры; напротив, если берем или приобретаем его, то становимся недобрыми»[462].
Именно золото, по взгляду св. отца, прежде всего другого «не позволяет людям быть людьми, но делает их зверями и демонами»[463]; и «деньги являются причиной всех зол»[464]. И всякое «хранение» богатства св. отец рассматривает как неизбежную причину и вместе проявление жестокосердия. «Богатство, по словам св. отца, – неблагодарный раб, неумолимый человекоубийца, неукротимый зверь, скала, обрывистая со всех сторон, подводный камень, обуреваемый волнами, море, вздымаемое бесчисленными ветрами, свирепый тиран, властелин, жесточе всякого варвара, враг непримиримый, неприятель неумолимый... Для чего же вы гоняетесь за тем, что враждебно, убийственно, злее всякого зверя?... Как львы, тигры и медведи, будучи заперты и заключены во мраке, приходят в ярость и сильно злятся, так и богатство, если его запирают и закапывают, бывает свирепее льва. А если ты выведешь его из мрака и посеешь в недра бедных, то этот зверь становится овцой, предатель – защитником, подводный камень – пристанью, кораблекрушение – тишиной»[465]. Вообще любовь к богатству «преодолела всякую другую любовь и изгнала вон из души»[466], так что, «кто любит богатство, тот не будет любить даже ближнего», в то время как «нам заповедано ради Царствия любить самих врагов»[467]. В то самое время, как у богатого, хранящего свое богатство, «одежды ветшают, золото ржавеет, пшеницу изъедают черви», в это самое время «душа обладающего всем этим больше всего ржавеет и сгнивает от забот»[468].
В каком же отношении находится обладание богатством к делу христианского спасения, по взгляду св. Иоанна Златоуста? Уже то, что было изложено нами из его воззрений, несомненно, говорит, что на поставленный нами теперь вопрос святитель мог отвечать только указанием на затруднение пути в Царство Небесное каждому, обладающему богатством. Если, как мы уже видели, богатство по существу не есть благо, по взгляду Иоанна Златоуста, но скорее, напротив, осложняет нашу жизнь многими тревогами и житейскими заботами, а в отношении к ближним всегда предрасполагает к равнодушию и даже к жестокосердию, то ясно, что на христианском пути в горнее отечество богатство является тяжелым бременем, которое христианину нужно сбросить, чтобы иметь возможность служить Богу так, как Он этого желает. Богатство, по слову св. отца, служит «препятствием для последования Христу»[469]. Поэтому богатство – бремя и тернии на пути к Христу. «Отвержение богатства, – говорит святитель, – приносит великую пользу... Как людей нагих, когда они бегут, не скоро может поймать кто‑нибудь, а слишком одетых и влекущих за собой множество тяжестей легко может схватить всякий, так бывает и с богатым, и с бедным... первый задерживается своими собственными путами, тысячами забот, скорбей, волнений, раздражений. Все это обрушивается на душу и... эти трудности человек создает сам для себя: ему не заповедано собирать богатство, а напротив; он же сам себе приготовляет множество соблазнов и затруднений... Путь тесный принимает скорбящих, сетующих и не несущих с собой ничего, кроме того бремени, какое можно нести по нему, то есть милостыни, человеколюбия, честности, кротости... Далее, если самое богатство есть терние, то что же любостяжание? Для чего несешь ты его сюда? Для того, чтобы зажечь сильнейший пламень, подложив ношу под огонь?»[470]. И, по взгляду св. Иоанна, не раз им высказываемому, тяжесть бремени богатства, нераздельно с ним связанных забот и попечений так велика, что заботящийся о богатстве и хранящий его не может уже как должно служить Богу, быть рабом Христовым. Приведши слово Христа Спасителя о невозможности служить двум господам[471], св. Иоанн так рассуждает по поводу этих слов: «что может быть поразительнее теперь произнесенных слов, если богатство в самом деле может отлучать нас от работания Христу? И что вместе вожделенное, если, презирая богатство, можем иметь истинное расположение и любовь к Христу... Не потому именно, говорит Христос, вредно для вас богатство, что оно вооружает против вас разбойников и совершенно помрачает ум ваш, но преимущественно потому, что оно, делая вас пленниками бездушного богатства, удаляет вас от служения Богу и, таким образом, вредит вам и тем, что делает вас рабами вещей, над которыми вы должны господствовать; и тем, что не позволяет служить Богу, Которому всего более вы должны служить»[472]. И последнюю мысль о невозможности для христианина, оставаясь богатым, служить Богу св. Иоанн оттеняет с особой силой. Святитель в этом случае исходит из того принципиального соображения, что всякая дума о богатстве, стремление хранить и умножать его, по существу противоположны основам христианской жизни, заповедям нашего истинного Владыки. «Не можете Богу работати и мам‑ моне, – приводит святитель слова Христовы и объясняет далее, почему так: потому что маммона требует совершенно противного Христу. Христос говорит: подай нуждающимся, а маммона: отними у нуждающихся; Христос говорит: прощай злоумышляющим на тебя и обидящим, а маммона – напротив... Христос говорит: будь человеколюбив и кроток, а маммона – напротив: будь жесток и бесчеловечен, считай ни за что слезы бедных!»[473]«Итак, если мы будем работать маммоне, то не будем уже оставаться под владычеством Божиим»[474]. «Бог однажды навсегда сказал, что служение Богу и маммоне не может быть соединено вместе. Поэтому ты не говори, что может быть соединено. Когда маммона велит похищать чужое, а Бог повелевает отдавать и собственное... когда Бог повелевает презирать настоящие мирские блага, а маммона – прилепляться к ним; когда маммона заставляет удивляться мраморам, стенам и крышам, а Бог – все это презирать и почитать истинную мудрость, как же ты говоришь, что служение Богу и маммоне может быть соединено вместе?... Не только попечение о снискании богатств для вас вредно, но даже вредна излишняя заботливость о самонужнейших вещах... Показав величайший вред от пристрастия к богатству, Христос простирает далее Свое повеление. Он те только повелевает презирать богатство, но запрещает печься и о лучшей пище, говоря: не пецытеся душою вашею, что ясте»[475].
Св. отец, как мы говорили, множество раз обращался к мысли о несоединимости служения Богу и маммоне и энергично восставал против попыток доказать соединимость подобных служений. Очевидно, уже были известны святителю попытки хитрого человеческого ума перетолковать слова Спасителя, но со стороны св. Иоанна эти попытки встретили твердый протест, несмотря на то, что, по словам самого св. отца, недуг любостяжания «объял всю Вселенную, обладает душами всех, и, поистине, велика сила маммоны»; так велика, что «мы искуплены Христом, а служим золоту; проповедуем владычество одного, а покоряемся другому и, что бы он ни приказал, исполняем с усердием... Никто не обращает взоров на небо, никто не помышляет о будущем»[476]. Св. Иоанн видел, что в его дни, как и в наше время, великое множество людей поклонялось золоту, а не Богу живому; св. Иоанн знал, что слово Христово – юродство для этого мира. Перед святителем стояла проблема: или преклониться перед действительностью и говорить по сердцу богатым, доказывая, что богатство – и «дар Божий», и «не препятствие на пути к спасению», почему должно «хранить его и умножать»; или же не постыдиться слов Христовых и учить о таком отношении к богатству, которое бы делало христианина не рабом его, но истинным владыкой. Едва ли надо и говорить, что св. Иоанн предпочел: служение Богу или злому недугу, объявшему Вселенную. Много раз он говорит о ненависти к нему богатых, ненависти, готовой умертвить его[477], но в слове святителя немолчно и горячо звучал призыв служить Богу, а не маммоне, владеть богатством, а не быть его рабом. И теперь, после того, как мы изложили основы воззрения св. Иоанна на богатство, мы можем яснее понять его учение о должном или христианском отношении к богатству. Отчасти мы уже видели, какое отношение к нему, как и к имуществу вообще, считается нормальным в представлении св. Иоанна. Здесь же полнее сформулируем ответ св. отца на интересующий нас вопрос.
Если богатство само по себе – не благо, но лишь его обманчивый призрак, то единственно достойное христианина отношение к нему должно, прежде всего, выразиться в совершенной внутренней независимости от богатства. Это одна сторона дела – отрицательная. Но это еще не полнота ответа на вопрос о должном отношении к богатству. «Не довольно, – говоря словами самого св. Иоанна, – презирать богатство, а надобно еще напитать нищих, и, главное, последовать за Христом»[478]. Если богатство есть бремя на пути в Царство Божие и признак недостатка любви к ближним и к самому Богу, то надо, чтобы не было так, но чтобы богатство являлось орудием к нашему спасению через служение ближним и исполнение воли Божией. Это – положительная сторона в христианском учении об отношении к богатству. И обе эти стороны – как отрицательная, так и положительная – со всей выразительностью и полнотой отмечены св. Иоанном Златоустом.
Итак, прежде всего, в чем видел св. отец внутреннюю независимость человека от богатства, не рабское, а владычественное к нему отношение?
Сам Христос Спаситель, по взгляду св. отца, научает нас презирать имущество[479]. И поэтому христианин должен относиться к своему богатству без заботы о завтрашнем дне. Христианин не должен бояться возможной потери богатства[480], но, напротив, потому что истинное богатство состоит в презрении богатства, и «не в том состоит богатство, чтобы иметь богатство, но в том, чтобы не заботиться о снискании его»[481]. С этой точки зрения «богат не тот, кто имеет многое, но тот, кто не нуждается во многом»[482]; и «богатство состоит не в том, чтобы богатеть, а в том, чтобы не желать богатства»[483], быть не рабом богатства, но его действительным владыкой. «Презирай имеющееся богатство, – поучает святитель, – чтобы, если некогда оно и отойдет, тебе не предаваться скорби. Трать его на нужное... Для того оно и называется имуществом (хр^дата), чтобы мы употребляли его на нужное, а не зарывали бы его; для того называется стяжанием (хт^дата), чтобы мы владели им, а не были его владением... Будем пользоваться им на должное, чтобы нам, приобретши на непрочное богатство прочные блага, наследовать уготованное на небесах сокровище»[484]. «Кто желает Царства Небесного, тот смеется над корыстолюбием. Раб Христов не будет рабом богатства, но его властелином»[485]. И по мысли св. отца гораздо легче быть владыкой над богатством и над страстью к нему, чем над другими страстями. «Любовь к богатству – страсть неестественная. Естественные пожелания вложены в нас с самого начала; а о золоте и серебре долгое время это не было известно, существуют ли они... Из пожеланий одни – необходимы, другие – естественны, а иные – ни то, ни другое. Так, все те желания, от неудовлетворения которых гибнет животное, естественны и необходимы, как, например, желание пищи, питья и сна. Вожделение плотское естественно, но не необходимо, так как многие преодолели его, и, однако, не погибли. А желание богатства ни естественно, ни необходимо, а излишне: если мы захотим, то и не подчинимся ему»[486].
Такова в изображении св. Иоанна Златоуста первая или отрицательная сторона христианского отношения к богатству – внутренняя независимость от него. Но, как мы сказали, это еще не полнота ответа на вопрос об отношении христианина к богатству. Он должен соблюдать не только эту независимость от богатства, но и владеть им в случае, когда имеет богатство, согласно с волей Божией. Как мы уже видели, по воззрениям св. Иоанна, повторять которые здесь излишне, богатый всегда владеет достоянием Божиим[487], которое также должно принадлежать и бедным[488]. Поэтому, как казнохранители и приставники при чужом имуществе, христиане, имеющие достаток, должны отдать отчет в должном употреблении своего богатства[489]. И в случае должного распоряжения богатством, последнее может явиться не бременем на пути в Царство Небесное, как бывает при рабстве богатству, но средством приобрести вечную прав‑ ду[490]. И мы уже знаем, какое употребление богатства св. Иоанн считает должным или нормальным: это то, чтобы раздавать его нуждающимся, которым оно, собственно, и принадлежит по воле Божией[491], а через это и возвращать Богу, верховному собственнику то, что Им дано нам заимообразно[492]. С этой точки зрения всякое «хранение» богатства есть не законное право, а тем более не долг христианина, но тяжкое преступление, так как, если наше богатство по праву принадлежит бедным, то не давать им из того, что есть у нас, значит похищать чужое[493]. Поэтому также только тот истинный владыка своего богатства, кто его щедро раздает, но не тот, кто не смеет к нему прикоснуться; кто сеет на небе, а не на земле: земная расточительность презренна, а для Бога – достойна[494]. Поэтому только те истинно владеют своим богатством, которые и «употреблением его не дорожат, и наслаждение им презирают... Итак, кто хочет и приобрести богатство, и пользоваться и владеть им, тот пусть откажется от всего имения»[495]. Мы видим теперь, что значит с христианской точки зрения «хранить и умножать» имущество: это значит раздавать его. Единственно надежный способ «сохранить» богатство – это отдать его нуждающимся. «Хочешь ли сберечь богатство, – спрашивает св. отец, – хочешь ли удержать его? Не зарывай его, но отдай в руки бедных. Богатство, как дикий зверь: если удерживают его, оно убегает; если расточают – остается... Расточай, чтобы оно оставалось; не зарывай, чтобы не убегало»[496].
И так поступать значит одновременно и сохранять, и умножать богатство. «Будем давать просящему Христу и откладывать в нерасхищаемую сокровищницу, чтобы нам быть уверенными и в сбережении, и в доходе. Он не только тщательно сохранит то, что взял, но и опять отдаст тебе это с очень многим прибавлением. Не будем думать, что у нас уменьшается имущество, когда мы подаем милостыню. Оно не уменьшается, но возрастает; не издерживается, но умножается»[497]. «Кто трудится для неба, тот... может быть уверен в целости и капитала, и имущества, если только можно назвать процентами приращение, которое гораздо больше самого капитала. Здесь капитал – имущество, а приращение – Царство Небесное... Это ты получишь... не изнуряясь заботой о настоящем, но окрыляясь надеждой будущего»[498]. «Полагая сокровище на небе... ты не закапываешь, а насаждаешь свое золото. Тогда оно вместе бывает тебе и сокровищем, и семенем или и того, и другого лучше»[499]. «Итак, зачем ты отдаешь деньги на хранение людям? Перед тобой стоит Христос, готовый принять, и сохранить, и не только сохранить, но и умножить... Для того Бог и велит тебе давать деньги другому, чтобы ты сам владел ими, потому что пока ты один только будешь иметь их – и сам не будешь владеть ими; а когда дашь другому, тогда и сам получишь... Дай их, говорит (Бог) нуждающимся... Если дашь их мне в лице бедных, то Я тщательно сохраню тебе их во всей целости... Отдай то, что ты получил, и стяжи прибыль из пользования. Довольно для тебя, что ты поставлен давать, а не получать»[500].
Необходимо иметь в виду основную точку зрения св. Иоанна Златоуста в этической оценке им богатства, чтобы понять не раз повторяемую им мысль, что имущество делается наиболее нашим, когда мы даем его другим и через это возвращаем Богу обратно данное Им, чтобы получить от Него истинное богатство в будущей жизни[501]. Мы уже видели, что в таком отношении к богатству и вообще к собственности проявляется верность наша в малом – доверенном нам на земле управлении имуществом. Поэтому очень нередкие и выразительные слова св. Иоанна в его беседах о «покупке неба »[502]нужно понимать именно в таком моральном освещении, а не с грубой материалистической окраской. Сам святитель определенно выразил это. «Не за деньги продаются, – говорит он, – блага небесные, не деньгами покупают их, а свободным решением дающего деньги, любомудрием, возвышением над вещами житейскими, человеколюбием и милостыней... Итак, не деньги нужны, а решение. Имея это последнее, ты можешь и за две лепты купить небо; а без него и за тысячу золотых талантов не купишь того, что можешь купить за две лепты»[503]. Впрочем, подробная речь об этом более уместна будет далее, в речи о значении милостыни в деле нашего христианского спасения, а пока мы ограничимся сделанным небольшим замечанием.
Итак, по взгляду св. Иоанна Златоуста, единственно достойное христианина отношение к богатству есть то, когда не берегут и не умножают богатства на земле, но раздают его нуждающимся. И св. отец в этом направлении был последователен до конца, так что, с точки зрения святителя, богатый только тогда мог достигнуть полного мира со своей совестью, когда он все свое имущество отдаст неимущим. «Тогда только ты оправдаешься, когда ничего не будешь иметь, когда ничем не будешь владеть; а пока ты что‑нибудь имеешь, то хотя бы дал тысячам людей, а остаются еще другие алчущие, нет тебе никакого оправдания»[504]. В этих словах, уже однажды приведенных нами, выражена, по нашему убеждению, сущность воззрений св. Иоанна Златоуста на христианское употребление богатства. Всякие границы в деле его раздаяния отпадают, согласно с духом евангельского учения. Правда, св. отец признавал, что совет евангельскому юноше был обращен непосредственно к нему и является советом для ищущих совершенства[505]. Не раз также святитель призывал своих пасомых жертвовать, если не все свое имущество[506], то хоть половину или третью часть, сделать Христа своим сонаследником[507]. В частности, относительно Антиохии Иоанн думал, что если все жители дадут хоть половину, даже десятую часть своего имущества, то их город мог бы пропитать десять городов[508]. Слишком ясно было для св. отца, что сребролюбие овладело всеми, и бесполезно призывать к отдаче всего, когда не хотят дать и малой части[509]. Но как только взор святителя обращался от печальной действительности к созерцанию чистого христианского идеала жизни, то св. Иоанн с горячим убеждением доказывал, что должно всегда давать просящему[510]и теперь иждивать все на Христа так же, как это делали первые христиане[511]. В частности св. Иоанн нередко борется со ссылками на законность заботы о детях, как на препятствие к раздаче всего имущества. «Раздай (богатство) в бесчисленное множество рук, в руки вдов и сирот, убогих, заключенных в темницы... Но скажешь: что же я оставлю детям? Я не заставляю тебя раздавать все; а если и все раздашь, то тем более богатыми сделаешь детей своих, оставив им вместо денег милостивого Бога»[512]. «Если желаешь, – говорит в другой беседе святитель, – оставить детей истинно богатыми, то оставь должником их Бога»[513]. Вообще, ссылку на детей св. отец называет просто нечестивой, так как Бог дает детей по человеколюбию и нельзя обращать их в повод к бесчеловечию[514]. Очевидно, часто забывал св. Иоанн о том сребролюбии, в котором так горячо обличал он своих духовных детей; часто призывал их «иждивать все на Христа», если его прямо обвиняли в том, что он всех призывал делаться нищими. И интересно отметить, как св. Иоанн отвечал на подобные обвинения: не позволением сохранять имущество, но противоположением небесного сокровища земному и призывом приобретать богатство на небесах[515].
Достаточно сказанного о взглядах св. Иоанна Златоуста на богатство и на христианское отношение к нему, чтобы можно было заранее предрешить, как смотрит св. отец на роскошь – это самое обычное употребление богатства. Несомненно, что отношение к роскоши у св. Иоанна не могло быть иное, как отрицательное, и на этом вопросе можно было бы и вовсе не останавливаться, если бы не особенная выразительность суждений св. отца, а еще более – совершенная противоположность этих суждений сравнительно с тем, что проповедуется в наших системах нравственного богословия. Св. Иоанн Златоуст не только осуждал роскошь, но ставил ее даже в число самых тяжких преступлений против христианской любви.
Руководящая точка зрения св. Иоанна при этическом осуждении им роскоши та, что в христианской жизни необходима полная умеренность [516]; нужно быть довольным, имея одеяние и пищу, а остальное раздавать. «Христос, – говорит св. отец, – отменив прежний закон, не заповедал иметь ни домов, ни рабов, ни лож, ни серебряных сосудов и ничего другого подобного... Павел так увещевал: имеюще пищу и одеяние, сими довольни будем. А то, что превышает нужду, надо издерживать на нуждающихся»[517]. В словах молитвы Господней «хлеб наш насущный даждь нам днесь» св. отец видит закон христианской жизни, по которому мы всегда должны были бы быть «препоясаны и окрылены верой и не более уступать природе, чем сколько требует от нас необходимая нужда»[518]; «не будем же, – увещевает св. отец, – желать лишнего, будем довольны малым, и мы всегда будем богаты. Будем печься только об одежде и пище»[519]. «Не для того даем мы эти наставления, чтобы доводить людей до смерти или расстраивать их здоровье, но чтобы отсечь излишество; а излишне все то, что сверх необходимости... Так будем рассуждать и об одеждах, и о столе, и о жилище, и обо всем прочем; везде будем искать только нужного, а излишнее не нужно»[520]. И такая умеренность в жизни является необходимым долгом для христианина потому, что всякое излишество и роскошь несовместимы с христианской любовью к ближним, а в их лице и к Христу, Который и доныне алчет и жаждет в лице каждого нуждающегося. «Что может быть, – спрашивает, например, св. отец, – хуже этой изнеженности, как спать на ложах из слоновой кости? Ибо, если ты представишь, что, когда ты спишь на ложе из слоновой кости, другой не может и хлеба вкушать свободно, то не осудит ли тебя совесть и не восстанет ли с обвинением против такой несообразности? Когда ты представишь, что в крайнюю стужу, среди ночи, когда ты спишь на ложе, бедняк лежит на соломе. дрожа, корчась от холода и терзаясь голодом, то хотя бы ты был каменным больше всех, я уверен, что осудишь себя за то, что сам нежишься сверх нужды, а ему не даешь пользоваться необходимым»[521]. Уже один «дом, более обширный, чем нужно, препятствует идти к небу... Стыдно украшать мрамором стены без нужды и без пользы и допускать, чтобы Христос ходил среди нас без одежды... Ты хочешь строить великолепные, обширные дома? Не запрещаю, только строй не на земле, построй обители на небесах»[522]. Вообще, для христианского сознания нет более разительного контраста, как роскошь христиан и нищета Христова. «Для чего, скажи мне, – спрашивает богатых св. отец, – ты носишь шелковые одежды, ездишь на золотосбруйных конях... а бедный, томимый голодом, сидит при дверях твоих, и Христос мучится голодом. О, крайнее безумие! Какое оправдание, какое прощение получишь ты?»[523]. «О колонне тщательно заботишься, а человек, или лучше – Христос, ради этой колонны и всех вышеуказанных вещей обрекается на самый крайний голод. Если нужно сделать кресло или подножие, все делается из золота и серебра; между тем, член Христа, тот, ради кого Он пришел с неба, не имеет даже и необходимой пищи, Христос стал для тебя всех презреннее! И что может быть тягче такого беззакония?»[524]. А между тем, роскошь пленила и христиан и даже проникла в храмы. «Ты входишь в церковь, – говорит о христианах св. отец, – украшенная золотом на руках и на шее... Язычник соблазняется и говорит: я входил в христианскую церковь, слышал Павла, говорившего: жены да украшают себя ни золотом, или бисером; и видел женщину, показывающую делами совершенно противное»[525]. Благодарность наша к Христу требовала бы ничего не жалеть для Него, не исключая души, так что, если бы мы имели в себе по тысяче душ, то должны были бы положить все души за Него. А «мы до такой степени неблагодарны, что рабов, и мулов, и коней облекаем в золотые уборы, а Господа, скитающегося в наготе, переходящего от дверей к дверям, стоящего на распутьях, простирающего к нам руки, презираем... Ваши одежды или съедаются молью, или составляют тяжесть для сундуков... а Кто даровал это и все прочее, Тот скитается нагим. Но вы говорите, что не складываете свои одежды в сундуки, но сами одеваетесь в них и украшаетесь? Скажите же мне, какая вам от того польза?»[526]. «Доколе будет так владеть нами любовь к настоящим вещам, излишним и бесполезным... Но не приятно ли, скажешь, строить великолепные дома, иметь множество рабов и, покоясь на ложе, смотреть на золотой свод? Да, это излишне и бесполезно... Хочешь ли видеть прекраснейший свод? Когда настанет вечер, смотри на небо, усеянное звездами... Этот свод может принести величайшую пользу, потому что своей красотой возводит к Создателю; а тот, причиняет тебе величайший вред, сделавшись в день суда твоим грозным повелителем, потому что он был облечен золотом, когда Христос не имел и необходимой одежды»[527].