Таким образом, тот взгляд Климента Александрийского, по которому он аллегорически объясняет совет Христа Спасителя богатому юноше, не мешает св. отцу вообще смотреть на богатство согласно с Церковью и видеть его богоугодное назначение в раздаянии бедным, а не в услаждении роскошью. И должно сказать, что все же Климент остался единственным представителем в церковной письменности упомянутого аллегорического истолкования слов Христовых и защитником снисходительного взгляда на богатство, по которому возможно, не раздавая его, исполнять волю Божию. Ничего равного суждениям Климента по этим вопросам мы не находим, и даже Ориген, этот преемник Климента и носитель традиций александрийской школы, совершенно буквально толкует совет Господа богатому юноше[350]и видит истинно христианское отношение к богатству в совершенной раздаче бедным, когда человек всецело отдается Богу и не ищет уже земного[351].
Чтобы представить изложение взглядов на богатство и бедность в древней Церкви до торжества христианства в сравнительной полноте, нам нужно изложить воззрения по интересующему нас вопросу св. Кип‑ риана Карфагенского. Этот великий епископ в своих сочинениях уделяет довольно много внимания вопросу о христианском отношении к богатству и бедности и по выражению христианских взглядов на этот предмет близко примыкает к отцам и учителям IV века. Св. Киприан уже не развивает той бесспорной мысли, что главное в отношении христианина к богатству – полное отсутствие сердечной привязанности к нему, что так усердно раскрывал Климент Александрийский. Св. Киприан, видимо, уже не верил в самую возможность того, чтобы обладающий богатством и не отказывающийся от него оставался внутренне равнодушным к богатству и видел в нем, прежде всего, орудие для служения ближним. Св. Киприан горячо осуждает и богатство само по себе, видя в нем непосильное бремя на пути к спасению, и богатых, как непременно представителей языческого пристрастия к миру и чуждых христианской любви.
В «Книге о падших» святитель в очень ярких чертах изображает то отрицательное значение, какое имеет в христианской жизни обладание богатством, и не щадит ярких образов для того, чтобы заклеймить богатство печатью его противохристианского влияния. Поводом к такому обличению послужило отпадение богатых христиан от веры во время гонения. «Многих, – говорит св. отец, – обманула слепая любовь к наследственному их достоянию: не были готовы и не могли отступить те, которых, подобно путам, связывали их богатства. Это для остающихся были узы, это были цепи, которые задержали их доблесть, подавили веру, победили ум, оковали душу; и привязанные к земному сделались добычей и пищей змия. Вот, почему Господь, наставляя нас добру и предостерегая на будущее время, сказал: «аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим, и имети имаши сокровище на небесех, и гряди в след Мене». Если бы так поступали богатые, то они не погибали бы через свое богатство; если бы слагали свое сокровище на небе, то у них не было бы теперь домашнего врага... Отрешенный и свободный, он следовал бы за Господом, как это делали апостолы и многие при апостолах, как это часто делали и другие, которые, оставив свое имущество и родных, неразрывным союзом прилепились к Христу. А то, как могут следовать за Христом те, коих удерживают узы наследства? Как достигнуть неба, взойти на высоту и в горняя тем, кои отягчены земными пожеланиями? Ради своего богатства они почитают себя обладателями, тогда как, на самом деле, они обладаемы; нет, они не господа, а невольники своих денег... не должно ни беречь, ни любить наследство, которым кто‑либо был обманут и побежден. Надобно удаляться от имущества, как неприятеля; убегать от него, как от разбойника, бояться, как меча и яда для обладающих им... Все наше богатство и имущество пусть будет отдано для приращения
Господу, Который будет судить нас. Так процветала вера при апостолах! Так первые христиане исполняли веления Христовы! Они с готовностью и щедростью отдавали все апостолам для раздела и тем искупали не такие
грехи»[352].
В «Книге о благотворениях и милостыне» св. Киприан преимущественно характеризует вторую отрицательную сторону богатства: он рассматривает его как выражение жестокосердия в отношении ближних. В этом сочинении подробно раскрыто св. отцом христианское учение о милостыне, но об этом – в следующей главе. Что же касается богатства и отношения к нему христиан, то святитель в этом сочинении указывает, как на идеал христианского отношения к богатству, на совершенное и безбоязненное его разделение нуждающимся, и решительно отклоняет все возражения против такого отношения к своему имуществу, и действительное основание этих возражений видит в жестокосердии и неверии. «Ты опасаешься, – говорит св. отец, – чтобы, начавши много благодетельствовать и иждивши все свое достояние через щедрость, самому не впасть в нищету. Будь спокоен с этой стороны: откуда производится трата для Христа, чем стяжается небесное богатство, там оскудения быть не может... Сам Господь... говорит, что ищущим Царства Божия и правды Божией все будет приложено и дано, так как, по слову Господа, в последний день суда они наследуют Царство, которые благодетельствовали в Церкви Его. Боишься, чтоб не оскудело имение твое, если будешь щедро благодетельствовать из него; а не знаешь, несчастный, что вследствие боязни, чтобы не оскудело твое богатство, оскудевает жизнь твоя и здоровье... так что в то самое время, когда опасаешься за погибель своего богатства, вместо него погибаешь сам. Посему справедливо объявляет и говорит апостол: «нечто же внесохом...» (1 Тим. VI, 7‑10)... Бог питает птиц и воробьям доставляет дневную пищу; таким образом, и у тех, которые не имеют никакого понятия о вещах Божественных, нет недостатка ни в пище, ни в питии. А ты думаешь, что христианину, рабу Божию, который любезен своему Господу, недостанет чего‑либо? Откуда такой маловерный помысел? Откуда такое нечестивое и богохульное рассуждение?... Зачем считается и называется христианином тот, кто вовсе не верует во Христа? Тебе более прилично название фарисея. Ибо когда Господь в Евангелии рассуждал о милостыне и давал верные и спасительные наставления о том, чтобы мы предусмотрительным благотворением от земных прибытков соделывали себе друзей, которые впоследствии приняли бы нас в небесные кровы, то Божественное Писание присоединяет к этому следующие слова: «слышаху сия вся фарисеи, сребролюбцы суще, и ругахуся Ему». Видим и ныне в Церкви подобных людей, у которых загражден слух, и у которых омраченные сердца не попускают в себя света духовных и спасительных наставлений... Что ты находишь для себя хорошего и спасительного в этих нелепых и глупых рассуждениях, когда опасением и беспокойством за будущее отвлекаешься от благодеяний? Зачем ты выставляешь какие‑то призраки и обманы в напрасное извинение? Исповедуй лучше истину и, так как ты не можешь обмануть знающих, открой сокровенные тайны помыслов своих. Обложила твою душу тьма немилосердия, и по исшествии из нее света истины глубочайший мрак скупости совершенно ослепил грубое твое сердце. Ты пленник и раб денег; ты опутан сетями и узами жадности; ты, которого разрешил уже Христос, снова связан. Ты бережешь деньги, которые, будучи сбережены, не сберегут тебя; ты умножаешь имущество, которое тем более обременяет тебя своей тяжестью, и не помнишь ты, что ответил Господь богатому, который в безумном восторге величался изобильным урожаем плодов земных. «Безумне, – сказал Он ему, – в сию нощь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовил еси, кому будут?». Зачем в осуждение свое увеличиваешь тяжесть имущества своего, чтобы, становясь более и более богатым в этой жизни, тем беднейшим явиться перед Богом?». Далее св. отец предвидит новые возражения против щедрого раздаяния имущества: заботу о детях и домочадцах. Святитель решительно отклоняет и эти отговорки. «Если мы любим, – говорит он, – Бога всем сердцем; то ни родителей, ни детей не должны предпочитать Богу... Грешит в Церкви тот, кто, предпочитая себя и детей своих Христу, бережет свои богатства... Чем больше у тебя семейство, тем более ты должен быть щедродательным. Ты за многих должен молиться Богу, прегрешения многих должны быть искуплены... чем больше будет число домочадцев, тем больше должно быть совершаемо и добрых дел... Итак, если ты истинно любишь детей своих... то тем более должен благотворить, чтобы через благотворения сделать детей своих угодными Богу. И не того почитай отцом детей своих, кто сам временен и слаб; но приобрети для них Отца чад духовных, Который вечен и могущ. Ему назначь богатства свои, которые блюдешь для наследников; пусть для детей твоих Он будет покровителем, попечителем и... заступником их во всех временных обидах. Имущества, порученного Богу, ни государство не отнимет, ни казна не захватит, ни общественное какое‑ либо бедствие не расстроит. В совершенной безопасности находится то наследство, которое хранит сам Бог... Заботясь о земном наследии более, чем о небесном, ты делаешь детей своих угодными диаволу, а не Христу, и грешишь сугубо, делаешь два преступления: во‑первых, что не предуготовляешь для детей своих помощи Отца‑Бога; во‑вторых, что учишь детей своих любить имущество больше, чем Христа»[353].
Вообще противопоставление благ духовных и чувственных так же обычно у св. Киприана, как ярко оно проведено и в самом Откровении.
«Богатые, – рассуждает, например, св. отец в «Книге об одежде девственниц», – говорят, что они должны же пользоваться своими благами. Таковые пусть знают, что та собственно богата, которая богата в Боге... пусть знают, что блага истинные суть блага духовные, общественные, небесные, которые приводят нас к Богу и у Бога составляют иное вечное стяжание. Затем все земное, приобретаемое в сем мире и в нем же оставляемое, должно быть презираемо... Твердишь, что тебе следует пользоваться этими благами, коими Господь наделил тебя. Пользуйся ими, употребляй, но на дела спасительные... на то, на что Бог заповедал... Пусть чувствуют твое богатство бедные, пусть ощущают твой достаток неимущие. Отдай твое имущество для приращения Богу, напитай Христа... Скрывай сокровища свои там, где никакой тать не подкапывает, куда никакой злобный хищник не проникает. Приобретай себе стяжания, но более небесные, там, где приобретения твои не подвержены никаким случайностям и от всех вражеских неправд века сего свободны, где их ни ржа не истребит, ни град не изобьет; ни солнце не сожжет, ни дождь не повредит»[354].
Св. Киприан рассматривает богатство одновременно и как прямую противоположность христианской любви к братьям по вере и даже личному сознанию простого житейского благополучия. В послании «К Донату о благодати Божией» св. отец изображает настроение богатого с отмеченной стороны в таких чертах, которые были обычны в творениях отцов IV века. «Богатые, – пишет св. Киприан Донату, – проводящие жизнь в беспрестанных забавах; которые, не терпя того, чтобы с ними в соседстве жили бедные, расширяют на бесконечное пространство свои поместья; у которых множество серебра и золота, у которых насыпаны или зарыты в земле огромные груды денег – и они трепещут со всеми своими сокровищами, мучатся опасениями, чтобы не разграбил их тать, не разорил разбойник или какой‑нибудь более богатый враг из зависти не потревожил их несправедливыми тяжбами. Богач не ест, не спит. Вздыхает на пиршествах, хотя бы пил из сосудов, осыпанных драгоценными каменьями; и хотя иссохшее тело его покоится на самом великолепном ложе, однако, он и в пуху не засыпает... О, ужасное ослепление сердца! О глубокое омрачение неистовой страсти! Вместо того чтобы свергнуть с себя тяжкое бремя, человек продолжает гоняться за мучительным счастьем... Он не оказывает никакой щедрости... нисколько не уделяет неимущим: деньги называет он своей собственностью и, как чужое имущество... стережет с беспокойной заботливостью»[355].
И св. Киприан определенно учил, что в понятие христианского совершенства входит в качестве необходимого признака совершенное отречение от богатства и готовность жить без заботы о завтрашнем дне. «Отрекшись от века сего, – пишет он, в «Книге о молитве Господней», – и отказавшись от его богатств и почестей, памятуя наставление Господа, Который говорит: «иже не отречется всего своего имения, не может быть Мой ученик», – мы просим одной только пищи и пропитания... Ученик Христов, которому воспрещается заботиться о завтрашнем дне, праведно испрашивает себе дневной пищи: было бы противоречие и несообразность, если бы мы искали в сем веке продовольствие на долгое время, когда просим о скором пришествии Царства Божия. Блаженный апостол... учит[356], что не только надобно презирать богатства, но что они и опасны: в них корень льстивых зол, обольщающих слепоту человеческого ума скрытым коварством... Напротив, Господь учит, что тот вполне совершен, кто, продав все свое имение и раздав в пользу нищих, заготовляет себе сокровище на небе. Тот, по словам Господа, может следовать за Ним и подражать славе страдания Господня, кто в готовности и охоте своей не задерживается никакими сетями домашнего хозяйства, но, предпослав свое имущество к Богу, отрешенный и свободный и сам идет туда же»[357].
В лице св. Киприана мы, таким образом, встречаем сурового обличителя богатых и защитника евангельской простоты жизни. Самый обличительный тон поучений святителя ясно говорит, что в Церкви его времени уже не было того полного братского общения, какое царило ранее, и какое св. отец, согласно сказанному нами в первой главе, признавал нормой христианских отношений. Очевидно, напротив, то разделение на богатых и бедных, которое так ярко выступало на фоне языческой жизни, проникло и в среду христиан, хотя все же отсутствие жалоб на невозможность напитать всех нищих и уверенность св. Киприана, что в его Церкви всегда найдется помощь неимущему[358], как будто бы дает право сделать заключение, что Церковь обладала еще достаточными благотворительными суммами.
Но, как мы сказали, и как это предполагается само собой, с настоящим великим соблазном принять выработанные многовековой языческой культурой нормы общественных отношений Церковь должна была встретиться тогда, когда христианство было объявлено государственной религией. Это был решительный момент, когда внешняя борьба с христианством была оставлена, но необходимо более горячо разгорелась внутренняя борьба двух жизнепониманий. Эта борьба касалась многих сторон церковной жизни и в числе их – вопроса об отношении к богатству и бедности. Насколько противоположно было отношение к этим состояниям христианства и язычества, думается, не нужно и говорить. Как велика была противоположность между христианской и языческой оценкой богатства и бедности, лучше всего раскрывается в картине той горячей борьбы святых защитников Христовой истины, какую они вели в целях выяснить высоту христианского воззрения на предмет и указать на совершенную несовместимость для христиан служить двум господам... Картина этой борьбы особенно ярко и жизненно выступает в творениях святых отцов первого века торжества христианства в пределах Римской империи, и этим веком ограничим наше изложение древнецерковного учения, так как позднее мы встретили только повторение сказанного в этот именно золотой век церковной письменности. Да и горячность между началами культуры христианской и языческой постепенно слабела; почему? не будем говорить здесь.
Из отцов Церкви Восточной мы остановимся на учении св. великих каппадокийцев – этих несравнимых поборников Христовой истины – и св. Иоанна Златоуста, у которого учение о богатстве и бедности изложено с исчерпывающей полнотой. А из западных авторитетов изложим мнения по интересующему нас вопросу св. Амвросия, св. Астерия, блаженного Августина и блаженного Иеронима.
Св. Василий Великий принадлежал к числу тех епископов Церкви, которые совершенно отказывались от личной собственности и проводили жизнь в добровольной бедности[359]. Если таков был личный практический идеал св. отца в отношении имущества, то ясно, что он не считал богатство таким даром Божиим, который должно «хранить и умножать», но, напротив, в добровольной бедности видел большие преимущества на пути к достижению Божиего Царства. В сочинениях св. Василия мы, правда, не встречаем таких беспощадно резких осуждений богатства, как, например, у св. Иоанна Златоуста; но, несмотря на это, отрицательное отношение св. Василия к богатству выступает с не меньшей определенностью.
Как все почти св. отцы, Василий Великий, прежде всего, ярко подчеркивает, что богатство не есть истинное благо, каким нередко его считают, но по существу – обманчивый призрак блага и нечто, совершенно ничтожное по сравнению с истинной жизнью. «Если видишь, – говорит святитель, – что иной через меру богат, не почитай жизни его блаженной... Свойство богатства – текучесть. Быстрее потока протекает оно мимо владеющих им... Не пристращайся к нему душой своей... не люби его через меру и как одному из благ не дивись ему, но употребляй его в служение, как орудие»[360]. «Не убойся егда разбогатеет человек. Когда видишь, говорит пророк, что неправедный богат, а праведный беден, не убойся сам в себе, не смущайся мыслью, будто уже вовсе нет Божия Промысла, надзирающего дела человеческие... Богатому нет никакой пользы в богатстве, когда он умирает, потому что не может взять его с собой... Счастлив он, если получит в удел немного земли, которую из жалости дадут ему погребающие... Посему не малодушествуй, смотря на настоящее, но ожидай той блаженной и нескончаемой жизни; ибо тогда увидишь, что праведнику служит во благо и нищета, и бесславие, и лишение наслаждений. И не смущайся, видя, что ныне мнимые блага разделяются как бы неправедно. Ибо услышишь, как будет сказано богатому: «восприял еси благая твоя в животе твоем»; а бедному – что он принял злая в жизни своей. Посему справедливо один утешается, а другой страждет»[361]. Вообще, изображение совершенного ничтожества богатства перед лицом будущей жизни – очень обычная тема рассуждений св. Василия. «Есть у тебя, – говорит, например, о богатом святитель, – такое‑то число десятин обработанной земли и еще такое же число заросшей лесом, горы, равнины, овраги, реки, луга. Что ж после сего? Не всего ли три локтя земли ожидают тебя?... Для чего трудишься?... Для чего собираешь своими руками бесплодное? и, о если еще только бесплодное, а не пищу для вечного огня! Отрезвишься ли когда‑нибудь от сего упоения?.. Придешь ли в себя самого... Щадила ли кого смерть ради богатства? Миновала ли кого болезнь ради денег»[362]. «Богатство остается здесь, золото расхищается, серебро идет в разделе, поместья продаются, слава забывается, владычество прекращается, страх угасает... Богач предстает там нагим. Если имеет добродетели, и там он богат. А если обнажен от них, то вечный нищий»[363]. Там нет витий, нет убедительного красноречия, которое бы могло скрыть истину перед Судией. Туда не сопровождают ни льстецы, ни деньги, ни величие сана. Предстанешь один: без друзей, без помощников, не защищаемый, не оправдываемый, постыженный, печальный, унылый, всеми оставленный, не смеющий отверсть уст»[364].
Таким образом, по взгляду св. Василия Великого, богатство – не благо само по себе, но лишь его обманчивый призрак. Какова же этическая оценка этого призрачного блага у св. отца? На этот наиболее важный для нас вопрос есть ответ у св. Василия, ответ совершенно определенный. По воззрению св. отца, на пути к истинному нашему отечеству, где и сокровище наше истинное, богатство есть тяжелое бремя. Он сравнивает жизнь нашу с плаваньем корабля по бурному морю, когда необходимо бывает выбрасывать все лишнее для облегчения плаванья кораблю. Подобно этому предлагает св. Василий смотреть и на богатство в настоящей жизни и поступать с ним, подражая мореплавателям. «Они без пощады выкидывают товар в море... чтобы самим, если можно, хоть душу и тело спасти от опасности. А нам, конечно, гораздо больше их надо подумать об этом и делать это. Они, если что сбросят, теряют это в ту же минуту, и их окружают уже невзгоды нищеты. А мы, чем больше уменьшаем лукавое бремя, тем большее и лучшее копим богатство для душ... Имущества, прекрасно изринутые, не погибают для тех, которые их низринули и бросили, но, как будто переложенные в какие‑то другие надежные корабли, то есть в утробы бедных, спасаются и достигают пристаней... Итак, возлюбленные, положим сами о себе человеколюбивое определение, и бремя богатства, если хотим обратить его в свою прибыль, разделим многим таким, которые с радостью понесут его и положат на сохранение в недрах Владыки – в этих безопасных сокровищницах»[365].
И в творениях св. Василия мы находим достаточное объяснение того, почему богатство является таким тяжелым бременем на пути нашем в Царство Небесное: основание для этого св. отец видит в настроении богатого, равно далекого и от сознания личного удовлетворения, и от мысли о горнем отечестве, и от братской любви к своим ближним. Св. отец ярко и не раз изображает те тревоги богатого, его постоянные опасения и неудовлетворенность, которые, вопреки естественному предположению, лишают богатых даже простого житейского благополучия. Вот, например, как характеризует настроение бедного св. Василий в своей превосходной беседе на евангельскую притчу о безумном богаче[366]. «Что сотворю?» – рассуждал богач. «Кто не пожалеет о человеке, – спрашивает св. Василий, – который в таком стеснительном положении. Жалким делает его урожай, жалким делают настоящие блага, а еще более жалким делает ожидаемое. Земля ему приносит не дары, но произращает воздыхания; не урожай плодов доставляет она, но заботы, и скорби, и страшное затруднение. Он сетует, подобно беднякам... мучится в сердце, снедаемый заботой... Не радует его, что все в доме у него наполнено; но текущее к нему и льющееся через края хранилищ богатство уязвляет душу его опасением, чтоб не перепало чего‑нибудь посторонним»[367]. «Богатый, по наблюдениям св. отца, высказанным в другой беседе, всего боится: боится дней, как времени судопроизводств; боится вечеров, как удобных ворам; боится ночей, как мучений от забот; боится утреннего времени, как доступа к нему льстецов; боится не только времени, но и места. Его приводят в ужас нападения разбойников, злоумышления воров, клеветы притеснителей, расхищения сильных, злодеяния домашних, любопытство доносчиков... рассуждения соседей, гнилость стен, падение домов, нашествие варваров, коварство сограждан, приговоры судей, потеря того, что имеет, отнятие того, чем владел. О, человек, если такова зима обладания, то где же весна наслаждения? Есть снискание велие благочестие с довольством. Оно не заключается вместе с настоящей жизнью... Это стяжание бессмертное»[368].
Уже из того, как св. Василий изображает настроение богатого, ясно видно, что, по взгляду св. отца, в сердце такого человека не может быть истинной любви к ближним и искренней думы о будущей жизни. И в творениях св. Василия мы встречаем совершенно определенное выражение той мысли, что самое обладание богатством есть признак холодности сердца в отношении ближних. Останавливаясь, например, на истории евангельского богатого юноши, св. отец прямо заключает, что этот юноша и не мог иметь любви к ближним, заповедь о которой считал уже исполненной, так как в противном случае юноша этот не был бы обладателем большого имения. «Видно, – говорит св. Василий, как бы обращаясь к юноше, – что далек ты от заповеди и ложно засвидетельствовал о себе, что возлюбил ближнего, как самого себя. Ибо вот, повелеваемое Господом вполне изобличает тебя, что нет в тебе истинной любви. Если бы справедливо было утверждаемое тобой, что от юности сохранил ты заповедь любви и столько же воздавал каждому, сколько и себе, то откуда у тебя такое огромное имение? Попечение о нуждающихся расточительно для богатства. Хотя каждый на необходимое содержание берет немного, однако же, поелику все вместе получают часть из имения, то издерживают его на себя. Поэтому, кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближними. Но ты оказываешься имеющим стяжания много. Откуда же это у тебя? Не ясно ли из этого видно, что собственное свое удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви. Давно бы ты позаботился расстаться с деньгами, если бы любил ближнего... Если бы одевал ты нагого, если бы отдавал хлеб свой алчущему, если бы дверь твоя отворена была всякому страннику, если бы ты был отцом сирот, если бы сострадал ты всякому немощному, то о каком имении ты стал бы скорбеть теперь?... Сверх того, никто не скорбит, когда отдает свою собственность на торжище и взамен приобретает, что для него нужно... А ты скорбишь, отдавая золото, серебро и стяжания, то есть уступая камни и прах, чтобы приобрести на них блаженную жизнь... Страшное безумие – копаться в земле, пока золото еще в рудокопне, а когда оттуда вынуто, опять прятать в земле... Думаю, бывает то, что, зарывая богатство, зарываешь с ним вместе и сердце... Знаю многих, которые постятся, молятся, вздыхают, оказывают всякое неубыточное благоговение, но не дают ни одного обола теснимым нуждой. Какая же для них польза от прочих добродетелей? Их не приемлет Царство Божие»[369]. В упомянутой уже беседе на слова евангелиста Луки «разорю житницы моя, и большия созижду», св. Василий особенно ярко изображает жестокосердие богатого, который «стараясь о настоящем, презирает чаемое»[370]. Не приводим здесь этих слов, оставляя это ближайшему будущему. Вообще же, по взгляду св. Василия Великого, хотя «душе благочестивой» богатство может служить средством делать добро, но вообще всякое собирание богатства грешно. «Если думает кто, – говорит в этом случае св. отец, – что обогащающийся по какому‑либо предлогу, почитаемому благовидным, не грешит, тот пусть вспомнит евангельскую заповедь, которая ясно воспрещает собирать себе сокровища на земле»[371].
Если мы сопоставим то, что сейчас было сказано о взгляде св. Василия Великого на богатство в его отношении к делу христианского спасения, с тем, что ранее отметили мы в его воззрениях на право частной собственности вообще, то для нас совершенно ясно выступит, почему св. отец такими отрицательными чертами характеризует всякое богатство, а также понятно будет и то, почему единственно достойным со стороны христианина отношением к богатству должно явиться не «сохранение и умножение» его, но раздача, всегдашняя готовность всем своим поделиться с ближними. Идеальным отношением к имуществу в этом случае будет совершенная раздача своего богатства; общим же минимальным требованием является, по взгляду святителя, владеть своим имуществом сообща с другими. «Желающему следовать за Господом, – говорит св. отец, – дал Он совет продать все имение на благотворение нищим и потом уже следовать за Ним. Но как последователям Своим и достигшим совершенства повелевает вдруг и совершенно исполнить дело милостыни, чтобы, совершив служение своим имением, приступили они к служению словом и духом; так прочим предписывает всегдашние подаяния и всегдашнее общение того, что имеют, чтобы через это, став жалостливыми, общительными и милостивыми, оказались подражателями Божию человеколюбию»[372].
И св. Василий предусматривает обычные предлоги, какими во все времена пытаются оправдать нарушение прямого требования христианской любви раздавать свое богатство нуждающимся. Так, например, св. Василий с силой опровергает ссылку на детей, как на основание к тому, чтобы хранить свое имущество. По словам святителя, «это благовидный предлог любостяжательности: ссылаетесь на детей, а удовлетворяете собственному сердцу... Разве не для вступающих в браки написаны Евангелия? Ужели когда у Господа просил ты благочадия, когда молился, чтобы быть тебе отцом детей, присовокуплял в молитвах это: дай мне детей, чтобы преслушать заповеди Твои; дай мне детей, чтобы не достигнуть Небесного Царства? Кто же будет поручителем за произволение сына, что употребит данное, как должно?... Смотри, чтобы тебе... не приготовить для других удобства к грехам и потом не понести двойного наказания: и за то, что сам делал неправду, и за то, что другого снабдил к тому средствами... Доселе сказанное, – продолжает св. отец, – говорено было отцам. Бездетные же какую представят нам благовидную причину бережливости? «Не продаю имение, не даю нищим по причине необходимых нужд в жизни!». Следовательно, не Господь – твой Учитель; не Евангелие служит правилами для твоей жизни, но сам ты даешь себе законы. Смотри же, в какую опасность впадаешь, рассуждая так! Если Господь предписал нам сие, как необходимое, а ты отвергаешь, как невозможное, то не иное утверждаешь, а то, что ты разумнее Законодателя... Или поверим Ему, как мудрому и знающему, что для нас полезно; или потерпим Его, как возлюбившего нас, и воздадим Ему должное, как своему Благодетелю. Непременно же исполним повеленное нам, чтобы стать наследниками вечной жизни»[373]. «Но хотя приговор так ясен, – говорит св. отец, – Изрекший не лжив, однако же убежденных немного». Говорят: «как же будем жить, оставив все? Какой вид примет жизнь, если все станут продавать, все отказываться от имений?». Св. Василий здесь ставит такое возражение против принципа раздачи своего имущества, какие, увы, делаются теперь не скупыми, но самыми современными богословами в их любопытной полемике в защиту богатства. И св. Василий Великий отвечает указанием безусловной авторитетности велений Господа для каждого, называющего себя Его учеником. «Не спрашивай, – говорит он, – у меня разумения Владыче‑ ских заповедей: Законодатель знает, как и невозможное согласить с законом. Испытывается же твое сердце, как бы на весах, куда оно наклонно: к истинной ли жизни или к настоящим наслаждениям»[374].