Что касается моего прикрытия, то как раз они и должны были стать моим лучшим шансом добраться до него.
Я слышал, что Эштон остановился в «Эмбасси»[5] в двух шагах от бара, где я с комфортом устроился и потягивал содовую, при том, что рядом со мной стоял бокал с нетронутым скотчем. Это было задолго до того, как шум и крики женщин предупредили меня о прибытии звезды. В сопровождении жалкой пародии охранников он прошел к лифтам для избранных и исчез.
Прошло какое-то время.
Несколько завсегдатаев тусовались и смотрели различные спортивные соревнования на больших экранах возле бара, и никто не обращал на меня внимания, кроме бармена. В следующий раз, когда он приблизился ко мне, я избавился от газировки и начал потягивать скотч.
Два парня в черных костюмах, без галстуков и в расстегнутых белых рубашках появились из того же лифта, в котором исчез Эштон, и направились в сторону бара. Не стоило удивляться, что они отдали предпочтение стульям за стойкой бара вместо стола.
Я наблюдал за происходящим с другого конца барной стойки.
Им обоим не было еще и тридцати, что было весьма подходящим возрастом для такого рода деятельности. Пока они разговаривали, я узнал, что одного звали Джимом, но имя второго не было упомянуто ни разу. Они до самого закрытия пили дешевое пиво в бутылках и смотрели футбол, но о работе не говорили. Джим был фанатом «Рэйдеров»[6].
Они сидели рядом, как знакомые, но недостаточно близкие, чтобы случайно касаться друг друга. У обоих были короткие волосы – не военная стрижка, как у меня, а просто аккуратные прически. Вокруг правых ушей виднелись малозаметные следы от приемных устройств.
Это были профессиональные ребята, а не просто нанятые в охрану на время этого мероприятия. Они уедут с Эштоном, когда тот покинет Чикаго, и это было именно тем, что мне нужно. Я опустил взгляд, отвернулся, когда они проходили мимо, и допил свой скотч, прежде чем отправиться домой.
На следующий день популярный актер появился в телевизионной передаче, после чего возвратился в тот же отель, чтобы выспаться, прежде чем лететь в ЛА. Вечером те же два парня спустились в бар. Я сидел на том же месте, но на этот раз был одет в джерси «Рэйдеров».
Удача была на моей стороне, и после первого напитка приятель Джима ушел спать, но Джим, кажется, еще не был готов отправиться на боковую. Ему не потребовалось много времени подойти ко мне и начать разговор о футболе.
Слишком просто.
— Фанат «Рэйдеров», да?
— Как и любой, в ком есть хоть капля здравого смысла, — ответил я. — Это лучшая команда в гребаном мире!
Я поднял бокал пива и звякнул о его бутылку. Пиво было светлое, такое же, как и его, но просто другого сорта, чтобы не вызывать подозрения. Этот парень был из спецслужб, и я не мог быть настолько очевидным. Даже надеть джерси его любимой команды в тот день, когда они не играли, было немного рискованно.
— Чертовски верно! — сказал он. — Джим Коннер. Не против, если я присяду рядом?
— Маршалл Миллер, — представился я и пожал ему руку. — Ты остановился здесь в отеле?
— Да, и уже утром уезжаю. Я работаю охранником, и здесь остановился мой босс.
— Круто, — ответил я. — Слышал, номера здесь очень хорошие.
— Ты не из гостиницы?
— Нет, — сказал я, вытерев рот тыльной стороной руки. — Мне просто нравится этот бар. Знаешь, в других спортивных барах всегда какая-то дерьмовая публика.
— Да, — согласился он.
Я посчитал необходимым немного отодвинуть свой стул, чтобы он смог сесть, без всяких там гомофобских штучек с моей стороны. Спортивные ребята иногда могут быть немного нервными, и я не хотел, чтобы что-то такое просто пустило под откос мои шансы. Мы говорили о выступлениях команды в этом сезоне и их шансах на Суперкубок, а затем перешли к политике.
Я поспорил с ним об одной из точек зрения, высказанных в ночном выпуске новостей. Я довел его почти до края, взбесив, а затем отступил, снизив градус накала. Пару секунд мы настороженно смотрели друг на друга, а потом чокнулись нашими напитками в своего рода примирительном тосте.
Все было настолько идеально, насколько это было возможно, пока он не настоял на более крепких напитках. Я, наверное, должен был знать лучше – из меня действительно еще тот любитель выпить. Как правило, одна-две рюмки – и этого достаточно. Утрата контроля – не самое мое любимое чувство, но порой работа вынуждала тебя совершать всякое дерьмо, которое ты не хотел делать.
— Ты играл? — спросил я Джима, откинувшись назад.
— Нет, — ответил он. — Я люблю игру, но никогда не был достаточно хорош, чтобы играть больше, чем в запасном составе университетской сборной. А ты?
— В колледже, да, — сказал я с ухмылкой члена братства. — Нападающий на первом и втором курсе, а затем повредил колено. Моей стипендии пришел конец. После операции я не смог потянуть учебу, и никогда уже не был прежним.
— Это отстой, — посочувствовал Джим. В качестве своего рода соболезнования он заказал следующий шот, который мы оба опрокинули слишком быстро, чтобы успеть прочувствовать, поэтому нам потребовалось еще.
— Я всегда думал, что когда-нибудь буду играть за «Рэйдеров», — размышлял я. — Полагаю, что это не случайно... ну, ты понимаешь. Жизнь и дерьмо.
— Понимаю, — согласился Джим.
Я не думал, что он действительно понимал, с чем согласен, но это не имело значения. Мы выпили еще по одному шоту, и моя голова стала немного как в тумане. Я не пил часто, и поэтому алкоголь ударил в голову немного сильнее, чем я ожидал.
— Неделю назад меня уволили, — сказал я ему. — Я был охранником в торговом центре, можешь в это поверить? Это была в общем-то дерьмовая работа – в основном гоняться за воришками-подростками – но она позволяла оплачивать счета.
— Ты ищешь что-то другое? — спросил Джим.
— Ищу, конечно, — ответил я, подал бармену рукой знак приготовить еще два шота, так как пришла моя очередь платить. — Но найти – это совсем другое дело. Хотя, должен сказать, что мне нравится работа, связанная с охраной.
Мы приговорили еще пару шотов, обсуждали в большей степени всякую футбольную хрень и жаловались на экономическую ситуацию, пока бармен отеля, наконец, не выставил нас вон. Джим и я пожали друг другу руки, и он пожелал мне удачи. Я быстро настрочил номер своего сотового на обороте одной из картонных подставок, используемых в баре для пивных кружек, и попросил его позвонить мне, если он услышит о какой-нибудь работе.
Сразу же, как только Джим скрылся из виду, я толкнул вращающиеся двери, выбрался наружу и остановил такси, чтобы оно доставило мою пьяный задницу домой. Я на самом деле не планировал так много пить – мне не нравилось отсутствие контроля из-за опьянения – но это, похоже, сыграло свою роль в части, касающейся «связи» с Джимом.
Я ввалился в свою квартиру и пару раз чуть не упал на О́дина, пока закреплял его поводок и выводил через заднюю дверь. У меня кружилась голова, и было так плохо, что как только Один оказался на улице, я решил наплевать на закон, запрещающий выгуливать собак без поводка и просто бросил петлю для руки. О́дин все равно никогда не убегал, и это дало мне возможность прислониться к стене здания и порассуждать о том, что лучше – выблевать все в кусты или на землю.
Если я забрызгаюсь, это будет плохо, поэтому я сманеврировал чуть ближе к кустам.
О́дин пошел делать свои дела, полил пару прутиков, которые весной, скорее всего, превратятся в кустарники, а потом наложил кучу рядом с тротуаром. Вот когда я понял, что не взял с собой никаких пакетиков для собачьего дерьма.
Ни за что на свете я не собирался проделывать весь путь обратно до квартиры, а затем снова сюда, чтобы убрать дерьмо. Это подождет до утра, и любой сосед, который решит пожаловаться в такое позднее время может у меня отсосать.
Я свистнул, и Один неуклюже подбежал ко мне. Я оглянулся вокруг, чтобы проверить, заметил ли кто-нибудь мое величайшее прегрешение, но вокруг никого не было. И как раз тогда, когда я подобрал конец его поводка для того, чтобы повести его обратно в квартиру, Óдин решил, что было что-то очень интересное около цветочной клумбы, недавно сооруженной в парке. Там не было никаких настоящих цветов и даже земли – просто большое нагромождение кусков сланца. В действительности, я не рассматривал возможность опустошить здесь свой желудок, но О́дин был более чем заинтересован в том, что находилось около груды камней. Я вздохнул и позволил ему продолжить – в любом случае, это было проще, чем идти.
О́дин, обнюхивавший землю, вдруг остановился и зарычал.
Я поднял затуманенный взгляд на двух подростков, которые шли по газону Лэйк-Шор-Ист-Парка между зданиями на Ист-Рэндольф-стрит. Вряд ли в такое позднее время они собирались делать что-то легальное, и то, как они смотрели на меня и подталкивали друг друга, настолько очевидно показывало их намерения, что это выглядело почти жалко.
Пожалуй, это было бы жалко при других обстоятельствах.
Обычно такая ситуация меня бы не беспокоила. Два сопляка, как правило, не создали бы много проблем, но я был пьян. Помимо этого, я был безоружен и в придачу чувствовал себя чертовски глупо.
Двое парней перешли на ту сторону дорожки, где было меньше света, но я все еще мог их видеть вполне хорошо. У одного были темные волосы и довольно мускулистое телосложение, а другой был меньше, худощавее, у него были рыжие волосы, и длинная грязная челка закрывала один глаз.
Темноволосый потянулся к заднему карману джинсов и вытащил что-то блестящее и острое. Если у меня раньше и возникли какие-то сомнения на счет их мотивов, то они тут же испарились.
О́дин снова зарычал, сделал пару шагов и стал между мной и двумя подростками. Мне пришлось немедленно пресечь это, поскольку последнее, что мне было нужно, – это чтобы собаку пырнули ножом. Я был не в том состоянии, чтобы везти его потом к ветеринару. Оттеснив О́дина ногами, я сделал так, чтобы его массивное тело оказалось позади меня и частично в каменном саду.
— Давай сюда свой бумажник, — сказал парень, стоящий справа. — И тогда я, может быть, решу не оставлять тебя и твою дворнягу истекать кровью на улице.
Я раздумывал, сказать ли ему, что улица была всего в ста метрах, но отказался от этого. Другой парень заржал, и я просто слегка покачал головой. От этого моя голова закружилась, что заставило меня немедленно прекратить шевелиться. Сделав шаг назад, я снова чуть не споткнулся о чертову собаку.
— Мужик, ты влип, — сказал рыжеволосый парень. Смотря на его волосы, я не мог не вспомнить Дэвида Хассельхофа в фильме «Пираньи 3D». Он сыграл самого себя в жутко пошлом ужастике, который когда-то заставил меня смотреть Джонатан. В фильме актер постоянно оскорблял маленького рыжеволосого парня, который был слишком туп, чтобы выжить. На протяжении всего времени он называл его маленьким рыжим дебилом.
Я услышал свой собственный смешок.
— Думаешь, это смешно? — спросил тот, что потемнее.
— Если подумать, то да, — ответил я. — Ты собираешься зарезать меня и собаку в парке, а потом волочить нас до улицы? Ну и чего именно ты этим добьешься?
Перед глазами снова стоял туман, и следующее, что я почувствовал, – острая боль в боку. Я упал на колени на асфальт, а О́дин залаял.
Этой ночью ничего хуже со мной уже просто не могло случиться.
ГЛАВА 4.
КРОПОТЛИВЫЙ СБОР ИНФОРМАЦИИ
Я очутился на земле, но не из-за удара – он был не таким уж сильным, хотя где-то на задворках моего сознания мелькнула мысль, что ребро может быть повреждено, – а просто мое тело решило, что как раз сейчас пора избавить мой организм от алкоголя.
Моя выдержка мне изменила, и я не смог больше сдерживаться.
Пока я блевал в кусты возле границы парка, разум все пытался сосчитать количество шотов, которые я, должно быть, принял на пару с Джимом, охранником. Едва понимая, что за возня возникла поблизости, я продолжал удобрять каменный сад и снова и снова напоминал себе, почему не в моих правилах пить слишком много.
Ненавижу, когда меня рвет.
Просто ненавижу.
Даже когда я был ребенком, сама мысль о рвоте была отвратительна. Малейшего чувства тошноты было достаточно, чтобы вызвать чуть ли не приступ паники, и, если у меня случались проблемы с желудком, я начинал плакать и кричать от каждого рвотного позыва. Если честно, я думал, что если буду блевать слишком сильно, то все главные органы или какие-то другие важные части моих внутренностей вывалятся наружу. Я помнил то чувство ужаса и беспомощности, когда я в монастыре стоял на коленях над грязной фарфоровой чашей и на самом деле старался удержать свои внутренности внутри себя.
Была там одна монахиня, которая ударила меня и сказала, что хватит вести себя как ребенок; я думаю, мне тогда было около четырех лет. Излишне говорить, что это не помогало мне преодолеть страх перед рвотой, и, хотя взрослая жизнь научила меня более реалистичному подходу, я все еще до глубины души ненавидел этот процесс.
К тому времени, как я уже начал возвращать контроль над своим телом, все, казалось, утихло. Это было какой-то бессмыслицей, но пока меня тошнило, суматоха вокруг меня исчезла. Запаха, исходящего от земли подо мной, было вполне достаточно, чтобы снова заставить меня блевать, поэтому я начал переползать обратно на дорожку, пытаясь убраться подальше от вони в надежде спасти себя. Мои колени обдирались о грубый асфальт, а я все так и отползал, пока, наконец, мне хватило ума оглянуться вокруг.
О́дин сидел рядом со мной, виляя хвостом и вывалив язык на одну сторону пасти.
Отличный сторожевой пес.
Он попытался лизнуть меня в лицо, что было просто отвратительно. Я оттолкнул его, и тут в моем поле зрения прямо передо мной возникла пара ног. В то время как голова не прекращала кружиться, я попытался сосредоточить внимание на грязных теннисных туфлях и ярких белых носках на волосатых икрах. Я понимал, что нужно поднять голову, чтобы увидеть, кто это, но у меня не было достаточного контроля над мышцами.
— Выглядишь дерьмово, — произнес знакомый голос.
Пальцами одной руки я потер глаза, пытаясь прояснить зрение, а рукавом другой утирал рот. Эти манипуляции заняли какое-то время, но вот я, наконец-то, смог осмотреться с некоторой четкостью только для того, чтобы обнаружить, что оба сученыша, что приставали ко мне, ушли. Вместо них мне улыбался Терри Крамер.
— Что за... — я потряс головой, заработав только еще большую слабость в голове и желудке. Терри то исчезал, то вновь проявлялся, в то время, пока я снова пытался удержать себя от рвоты. Титаническими усилиями проглотив желчь и заставляя себя не блевать, я посмотрел на Терри. — Что ты здесь делаешь?
— Спасаю твою задницу, — ответил он с ухмылкой.
Я огляделся, но двух парней нигде не было видно. На дорожке у травы, в нескольких метрах от меня валялся небольшой складной нож, но того, кто его держал, не было. Осматривая парк, я не увидел никаких признаков того, что кто-то бродит вокруг. Они, должно быть, зашли за здание. Это не имело смысла – они вышли из парка.
— Как раз вовремя, да? — сказал Терри, пока я прилагал усилия, чтобы снова встать на ноги.
Я слегка вздохнул, потянулся к шее О́дина и схватил его за ошейник. Мои пальцы перебрались к краю поводка, и я обернул его вокруг руки. Он не собирался никуда уходить, но мне нужно было, чтобы он помог мне подняться с земли. И чтобы помог мне добраться до дома.
С дрожащими коленками и с О́дином в качестве опоры, я сумел встать, но продолжал смотреть на бетон, который все так же кружился перед глазами. Мне нужно сосредоточиться. Нужно избавиться от всего дерьма в моем организме, чтобы тело перестало бунтовать против меня.
Я повернулся к куче камней, и меня снова стошнило.
— Эй, мужик! — воскликнул Терри, сделав несколько шагов назад, чтобы избежать брызг. — Ты не в лучшей форме!
Отвечать ему было бессмысленно, не говоря уже о том, что это было просто невозможно, учитывая сложившуюся ситуацию, поэтому я и не стал. Кроме того, у меня возникло чувство, что, если я снова открою рот, это вызовет проблемы.
— Тебе повезло, что я проходил мимо, — сказал Терри. — Эти детки могли причинить тебе большие неприятности.
Множество возможных ответных мер мелькало в моей голове, как фотографии идолов из «Teen Beat»[7], некоторые включали только слова, а другие еще и действия. По крайней мере одна моя реакция подразумевала удар кулаком. Я мог бы попытаться что-то сказать, но по правде немного боялся, что если открою рот, то меня снова стошнит.
Мне просто необходимо почистить зубы и выпить полфлакона зубного эликсира.
— Куда собираешься пойти? — спросил Терри, когда я взял поводок О́дина и побрел обратно к своему дому.
Я направился к входной двери и потом поднес к электронному замку пропуск для прохода в здание в ночное время. Терри следовал за мной по пятам, но, когда он собрался зайти вместе со мной, я выставил руку и, уперев ее в грудь, остановил его
— Какого хрена? — возмутился он. — Я только что спас твою жизнь, а ты не дашь мне даже руки помыть?
— Я не совсем в настроении для компании, — сказал я.
— Я только что спас твою задницу!
Существовало не так много вещей, которые раздражали меня больше, чем, когда кто-то напрашивался на комплименты. Будь то баба, желающая, чтобы я сказал ей, что сраное платье ее не полнит, или официантка, хлопающая ресницами в надежде на большие чаевые, или честолюбивый урод, полагающий, что я должен поблагодарить его за то, что он оказался около моей квартиры в крайне удачный момент, когда я сам находил его поступок жалким и не заслуживающим похвалы.
— Короче, какого хрена ты здесь делаешь? — спросил я. Теперь, когда мой разум был в состоянии осмыслить ситуацию, я нашел это странным. Я никогда раньше не видел Терри в этом районе. — Ты же не живешь здесь рядом?
— Я был в «Свитуотере», смотрел игру и пил пиво, — ответил он. — Мне нужно было пройтись и прочистить голову, так что я решил прогуляться через парк – подумал, что попробую дойти до Красной линии – она единственная работает ночью в это время.
По крайней мере, тот район, о котором он говорил, был поблизости. Я потряс своей все еще затуманенной головой и махнул ему рукой.
— Иди домой, — сказал я. — Я пойду спать.
Дверь за мной закрылась, и я даже не оглянулся назад, чтобы посмотреть, какое недовольное выражение могло быть на его лице. Вместо этого я позволил О́дину довести меня до лифта, а затем по коридору до квартиры. Я даже не добрался до кровати, только сделал несколько шагов, которые потребовались, чтобы добрести до дивана, и тут же отрубился.
Пока комната вращалась круг за кругом и сознание начинало покидать меня, в мою голову пришла мысль, что от гриль-бара «Свитуотер» до Красной линии метро нужно было идти в направлении, противоположном от моей квартиры. Ни за что не поверю, что Терри, уроженец Чикаго, пошел не в ту сторону, чтобы добраться до метро.
Он мне солгал.
* * *
Большинство людей, вероятно, думали, что моя работа всегда опасна и захватывающа. Думаю, что это может быть и правда, но в большинстве случаев – чертовски скучно. Большую часть времени занимал сбор информации, а не подготовка к убийству или само убийство – это уж точно.
Я погуглил. Пощелкал по клавишам. Поводил курсором по ссылкам на другие сайты. Посетил веб-сайты со сплетнями про знаменитостей и веб-сайты, которые развенчивали другие веб-сайты со сплетнями про знаменитостей. И, конечно же, Эштон засветился в каждом из них. Перед ним не могли устоять женщины, перед ним не могли устоять геи, а мужики традиционной сексуальной ориентации терпели его, потому что их женщины приходили домой одержимые похотью и готовые им отсосать.
Однако, я не смог найти ни одной фотографии Эштона с какой-нибудь женщиной в компрометирующих ситуациях. Никаких скандальных любовных отношений с дочерьми сенаторов или партнершами по последним фильмам. Никаких поклонниц, которых он лапал на вечеринках или тайных свиданий в сомнительных отелях с милыми малолетними звездочками из «Американского идола»[8].
Пожалуй, наоборот, похоже, что он скорее всего тусовался с братьями звездочек.
Интересно.
Он открыто не признавался в своей ориентации, но и ничего не отрицал. Я был абсолютным натуралом, но вот если он не был... ну, это было то, что я мог бы использовать в своих интересах. Независимо от того, что было сделано, что я вернул себе прежнюю оплату и был вычеркнут из черного списка Ринальдо, это работало на меня.
Вся эта «следи за каждым сказанным словом» фигня устарела. Я не возражал быть чрезмерно вежливым с боссом – просто привык обращаться к людям выше меня по рангу «сэр», так или иначе, это происходило довольно естественно. Тем не менее, я чувствовал, что он всегда ожидал, что я снова облажаюсь, и я ненавидел чувство, что меня все время оценивают, особенно, когда он сравнивал меня с этим второсортным мелким говнюком.
Небольшое щекотание в моем затылке только подтвердило, что мне придется убить Терри Крамера.
Он все еще был в моих мыслях, когда я лежал на животе на местном стрельбище с винтовкой с двенадцатизарядным магазином вместо десятизарядного у плеча. Я проделал в центре лба мишени несколько отверстий.
— Хорошая стрельба.
— Предполагается, здесь дымить нельзя, — сказал я Джонатану и поморщился, поняв, что его акцент сегодня очень заразителен.
Он громко рассмеялся и сделал эффектный жест, оглянувшись на какого-то тупого ублюдка, посмевшего полемизировать с ним об этом. Я закатил глаза и снова нажал на спуск. Уверен, что лицо Терри будет выглядеть очень красиво с маленьким круглым отверстием между глаз.
По крайней мере, мысли о том, чтобы убить его, продолжали занимать мой разум. Но складывалось впечатление, что всякий раз, когда я не думал о чьем-нибудь убийстве, в мою голову возвращались мысли о брюнетке, скачущей на моем члене в горячей душной лачуге посреди пустыни.
Недолгое появление Терри Крамера около моего дома в три часа ночи не было совпадением. Он провел всю свою жизнь в Чикаго и никогда бы не перепутал направление из бара до метро, независимо от того, сколько выпил. Кроме того, он был достаточно трезв, чтобы лгать мне в лицо о том, почему он там был. Если он просто случайно оказался у моего дома, когда двое бандитов решили обидеть пьяного идиота, то существовало всего пара причин, чтобы это стало возможным. Но я никогда не считал, что возможны такие совпадения. И скорее всего:
Первое – он следил за мной.
Второе – он часто ошивался около моей квартиры, но держался подальше от моих глаз.
Третье – он устроил так, чтобы бандиты оказались там.
И еще по дюжине причин я собирался согласиться со всем вышесказанным.
Пока я продолжал изучать перемещения Брэда Эштона через интернет, мне в голову приходили различные идеи, соображения и планы действий. Большинство мыслей начиналось с того, что вопреки собственному же благу, Терри чересчур сильно жаждал власти, и все закончится для него пулей в мозгу.
А теперь о главном – Терри не было в моем расстрельном списке. Дело не в том, что он должен быть в официальном списке, утвержденном боссом, но, если я внезапно переключусь на другую цель прежде, чем устраню главную, Ринальдо не будет этому слишком рад. Мне нужно было позаботиться об Эштоне, и это означало необходимость выяснить все, что я мог о его поездке в Атланту.
Я сделал еще несколько выстрелов, собрал винтовку и устроился в лобби с Джонатаном и Ником. Не стоило удивляться, что Ник нашел на стрельбище единственную женщину и теперь рассказывал ей какую-то хрень о том, что он визажист, специализирующийся на росписи женских сисек.
Неудивительно и то, что и она полностью купилась на это.
— Выпьешь со мной в баре? — спросил Джонатан. — Похоже, скоро наш красавчик слиняет.
— Не-а, у меня все еще полно работы.
— Да, у тебя крупное дельце, — согласился он. — Терри все время расспрашивает меня о нем.
— Пусть этот маленький ублюдок держится от меня подальше, — пробормотал я.
— Он провоцирует тебя, не так ли?
— Нет, — поправился я.
— Что?
— Ничего, — ответил я. — Я сваливаю. Надо выгулять собаку.
— В «Свитуотере», попозже?
— Ага, ладно, — сказал я. — Встретимся там.
— Хочешь, подвезу?
— Нет, я на метро.
— Ты единственный, кого я знаю, у кого есть выбор и кто все еще ездит на метро.
Я махнул ему рукой, пожал плечами и отправился прочь. Ник уже лапал телку за сиськи, говоря что-то о том, что он сможет нарисовать ей на всю грудь бабочку или что-то в этом роде. Интересно, что он делал, когда цыпочки, которых он обманывал, обнаруживали это.
А может, он не обманывал?
Может быть, он действительно мог нарисовать крылышки на сиськах.
С сумкой на плече, в которой лежала винтовка, я прошел через турникет и запрыгнул в поезд на Красной линии. До моей остановки было далеко, поэтому я нашел себе местечко в задней части вагона, лицом вперед. Я ненавидел, когда были свободны только сиденья, стоящие спиной вперед. Сидеть боком было вполне нормально, но от езды задом мне хотелось блевать.
Я на самом деле ненавидел это ощущение.
На следующей остановке в поезд сели две монахини в традиционных одеждах, и я стал внимательно за ними следить. Меня воспитывали монахини, и хотя большинство из них были вполне порядочными, но те, кто стоял у власти, были такими же коррумпированными, как и власть имущие в любой организации. Это был урок, который я узнал из первых рук в очень раннем возрасте.
— Вы превращаетесь в очаровательного молодого человека, господин Арден.
— Спасибо, матушка, — отвечаю я с улыбкой. Я не чувствую любви к этой конкретной женщине, но у меня есть план, который я намерен увидеть воплощенным в жизнь. — Вы знаете, у меня так много к Вам вопросов…
Прошло несколько месяцев, но в конце концов я загнал ее в угол. Найдя ее коллекцию секс-игрушек, я в итоге убедил ее выпустить меня из этого ада в качестве освобожденного от опеки подростка. Либо так, либо я расскажу всем о вибраторе в стиле «Харли» в верхнем ящике комода.
Эта вещица была просто устрашающей.
Монахини даже не присели, а вышли на следующей остановке и последовали своей дорогой. Их уход позволил мне подумать о чем-то другом. Я наблюдал за ними, как вдруг мои глаза заметили у двери что-то круглое и блестящее.
Четвертак.
При том, что я нечасто признавал такие вещи про себя, но я проделал неплохую работу, удерживая некую брошенную в пустыне брюнетку подальше от моих мыслей. Пока я продолжал себя занимать чем-нибудь, я был в порядке, но каждый раз, когда я видел гребаный четвертак, казалось, что все воспоминания вдруг снова захлестывали меня.
— Не буду делать этого, — сказал я себе, в то время, как меня так и подмывало подобрать монету.
Пара ребят из колледжа взглянули на меня и быстро отвернулись.
Чертовски круто. Теперь я стал разговаривать сам с собой в присутствии других людей. Я встал и вышел из поезда на следующей остановке, прошел двенадцать кварталов, а затем поехал на автобусе. К тому времени, как я вернулся к себе, О́дин выглядел так, будто был уже готов обоссать ковер.
— Извини, — пробормотал я. — В этот раз я даже не могу винить работу – просто свалял дурака.
Он чихнул и подошел к двери, пока я пытался схватить его поводок. Я выгулял его, и, прежде чем уйти, чтобы встретиться с Джонатаном в баре, несколько минут чесал ему голову.
Гриль-бар «Свитуотер» был вообще не в моем вкусе – большой спорт-бар с сотней телевизоров со всех сторон и парнями в бейсболках, разносящих напитки. Почти девяносто процентов времени он был забит туристами и местными жителями, и это означало, что бармены никогда не имели возможности ни с кем поговорить. Они быстро подавали напитки, но место было слишком людное.
Джонатану это нравилось, так как он серьезно увлекался футболом.
Однако, чтобы пойти выпить, это было самое удобное место около моего дома, поэтому мне приходилось бывать там довольно часто. Я сразу же узнал барменов – девушку, которая мне нравилась, и парня, которого я ненавидел. Имени парня я не помнил. Но обратил внимание, что с того дня, когда это место открылось, он всегда был слишком занят, чтобы делать что-нибудь кроме, как вежливо улыбаться и заботиться о том, чтобы все, что ты ни попросил, было оперативно налито.
Ладно, это была его работа, но мне бы понравилось чуть больше усилий с его стороны.
Цыпочка была темнокожей, и у нее было огромное количество косичек. Я не мог вспомнить ее имя – только то, что оно началось с «T». Она была намного приятнее, чем парень, и ее улыбка была более искренней, но все равно это была та же «я слишком занята» аура, что окружала и других.
Это место также было наполнено проститутками.
Джонатан встал, чтобы покурить на крыльце, а я остался за нашим незаконно полученным столиком.
— Привет!
Я лишь мельком взглянул на девушку, когда она подсела ко мне на диван. У двери была огромная очередь, и когда я заходил, то видел, что она тоже вошла. Понятное дело, Джонатан использовал какую-то программку, которую написал в своем телефоне, чтобы взломать список ожидания, и, как только освободился столик, его имя оказалось первым, так что нам не пришлось очень долгого стоять у двери.
Она бросила взгляд за спинку дивана, вероятно, чтобы подать зрительный сигнал блондинке, с которой пришла, а затем сосредоточилась на мне. Меня только раздражало, как она улыбалась своим накрашенным ярко-красной помадой ртом, и особенно когда она придвинулась ближе и наклонилась, из-за чего ее торчащие соски еще сильнее стали выпирать из-под блузки.