– Ну, – ласково промолвил он, – что происходит? В чем дело?
Стефани молча покачала головой.
– Перестань дурить, – мягко проговорил Ричард. – Люди вроде тебя обычно не напиваются без причины. А те, у кого к этому делу привычка, нуждаются в гораздо большем количестве спиртного.
– Ричард! Ты что, хочешь сказать, будто я напилась? – с возмущенным видом поинтересовалась Стефани.
– Именно. Ну‑ка выпей еще чашку кофе, – велел он.
– Нет!
– Да, – Ричард был непреклонен.
Стефани с обиженным видом выпила полчашки.
– А теперь давай выкладывай, – сказал он.
– Нет. Это тайна, – ответила Стефани.
– Ну и черт с ним. Я умею хранить секреты. Разве я смогу тебе помочь, если не буду знать, что произошло?
– А ты не сможешь, и никто не сможет. С‑секрет, – заявила она.
– Иногда помогает просто поговорить, – посоветовал Ричард.
Стефани долго смотрела на него, потом глаза у нее заблестели, и в них снова появились слезы.
– О Господи! – сказал Ричард. Поколебавшись, он подошел к ней, уселся рядом на диван и взял за руку. – Послушай, Стефи, милая, иной раз кажется, будто весь мир ополчился против тебя… когда ты один. Все это так на тебя не похоже, Стефи.
Она вцепилась в его руку, по щекам потекли слезы.
– Я б‑боюсь, Ричард. Я не хочу этого. Не хочу.
– Чего ты не хочешь? – ничего не понимая и беспомощно глядя на Стефани, спросил Ричард.
Она покачала головой.
Неожиданно он весь напрягся, задумчиво посмотрел на нее, а потом сказал:
– О! – И после короткого молчания добавил: – Ты только сегодня узнала?
– Сегодня утром, – объяснила Стефани. – Но я, на самом деле… ну, сначала мне это показалось таким восхитительным.
– О! – снова выдохнул Ричард.
Повисло молчание, которое продолжалось почти целую минуту. Затем он неожиданно повернулся к Стефани и обнял ее за плечи.
– Господи, Стефи… милая… почему ты не подождала меня?
Стефани печально и удивленно посмотрела на него.
– Кто? – сердито спросил он. – Ты только скажи мне, кто это, и я… я… Кто это сделал?
– Как кто? Папа, конечно! – ответила Стефани. – Он хотел как лучше, – прибавила она, стараясь быть справедливой.
У Ричарда отвисла челюсть и сами собой опустились руки. В течение нескольких секунд он выглядел так, словно его треснули по голове каким‑то очень тяжелым предметом. Ему явно нужно было время, чтобы прийти в себя. Наконец он мрачно заявил:
– Похоже, мы говорим о разных вещах. Давай‑ка выясним: чего это ты так страстно не хочешь иметь?
– Ричард, почему ты такой злой? – жалобно проговорила Стефани.
– Я злой? Проклятье, я тоже только что пережил потрясение. А теперь я бы хотел, черт побери, знать, о чем мы с тобой говорим? И больше ничего.
Стефани растерянно посмотрела на него:
– Как о чем, обо мне, конечно. Обо мне и о том, что я буду продолжать, и продолжать, и продолжать. Ты только подумай об этом, Ричард. Все постареют, устанут от жизни, умрут, а я буду продолжать одна, продолжать и продолжать. Теперь мне это уже не кажется восхитительным, Ричард, я боюсь. Я хочу умереть, как все остальные. Не продолжать и продолжать – а просто любить и жить, а потом стать старой и умереть. Больше мне ничего не надо. – Она умолкла, и слезы снова потекли по щекам.
Ричард внимательно ее разглядывал.
– Началась стадия мрачных рассуждений, – констатировал он.
– Это и правда ужасно мрачно – продолжаешь, и продолжаешь, и продолжаешь. Кошмар, – уверенно заявила она.
Ричард же твердо сказал:
– Знаешь что, Стефи, хватит этой чепухи – «продол жаешь и продолжаешь». Кончай, пора отправляться в постельку. Попытайся утешиться размышлениями о грустной стороне данного вопроса: «Утром все зеленое и растет – а вечером его срубают и высушивают». Лично я предпочитаю, чтобы оно продолжалось и продолжалось, а высушивание можно было бы отложить.
– Но двести лет – это слишком много, чтобы продолжать, и продолжать, и продолжать – так я думаю. Это такой длинный, длинный путь, чтобы идти по нему в полном одиночестве. Двести лет… – Она вдруг замолчала, глядя на Ричарда широко раскрытыми глазами. – Ой‑ой‑ой! Нельзя говорить. Забудь, Ричард. С‑секрет. Ужасно важный.
– Да ладно, Стефи, милая. Со мной твой секрет в безопасности. А теперь давай отправляйся спать.
– Не могу. Помоги мне, Ричард.
Он поднял ее на руки, отнес в спальню и положил на кровать. Стефани крепко обняла его за шею.
– Останься, – попросила Стефани. – Останься со мной. Пожалуйста, Ричард.
Он с трудом расцепил ее руки.
– Ты перебрала, милая. Постарайся расслабиться и заснуть. Утром все будет в порядке.
На глазах Стефани снова появились слезы.
– Мне так одиноко, Ричард. Я боюсь. Совсем одна. Ты умрешь, все умрут – кроме меня, а я буду продолжать, и продолжать, и продолжать…
Ричарду удалось высвободиться, и он решительно опустил руки Стефани на кровать. Девушка отвернулась и заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Он постоял несколько минут около ее постели, затем наклонился и нежно поцеловал в ухо. Оставив дверь в спальню слегка приоткрытой, Ричард вернулся в гостиную и закурил. Не успел он докурить свою сигарету, как рыдания начали стихать, а потом и вовсе прекратились. Когда Ричард погасил свет Стефани уже тихонько посапывала.
Ричард осторожно прикрыл дверь, взял шляпу и пальто и вышел из квартиры.
Рассказать Джейн оказалось совсем не так просто, как предполагал Пол. Начать с того, что он забыл о приглашении на коктейль, на который Джейн очень хотелось. пойти. Его опоздание было встречено холодным недовольством; когда же Пол предложил вообще не ходить на вечеринку, последовал ледяной отказ. Весь вечер они ели что‑то при помощи маленьких вилочек – а‑ля фуршет, – и настроение совсем испортилось. Так что дома им пришлось устроить поздний ужин – что тоже не способствовало созданию подходящего настроя для столь важного заявления. Поэтому Пол решил подождать до того момента, когда они окажутся в постели. Но, забравшись под одеяло, Джейн решительно повернулась к нему спиной, явно намереваясь спать.
Пол выключил свет. Сначала он хотел было рассказать обо всем в темноте, но потом, наученный горьким опытом, отказался от этой мысли. Пока он колебался, дыхание Джейн стало ровным, и вопрос решился сам собой. Откровения придется отложить до завтра.
Характер Джейн сложился под влиянием обстоятельств, которые практически не коснулись Саксоверов; самыми важными из них были финансовые проблемы, в то время, как в семье Саксоверов деньги всегда являлись побочным продуктом и имели свойство увеличиваться почти что самостоятельно. Джейн же, сколько себя помнила, постоянно слышала разговоры о том, что денег становится все меньше и меньше.
Ее отец, полковник Партон, всю жизнь прослуживший в регулярной армии, вышел в отставку и поселился в своем поместье в Камберленде; обстоятельства складывались так,– что ему постоянно приходилось распродавать его по частям, так что в результате остался лишь маленький клочок земли. Единственный сын полковника от первого брака, Генри, был весьма симпатичным парнем, имевшим успех у женщин. Однако он не использовал свой шанс – скандал с дочерью ректора положил конец надеждам полковника на удачную женитьбу сына. Угроза окончательно потерять поместье становилась все реальнее.
Таким образом, полковник Партон с неохотой обратил свой взор на дочь, поскольку даже в нынешние времена послушная дочь, хорошо знакомая с жесткими фактами жизни, могла спасти положение. Если у девушки есть определенные способности, стоит вложить в нее капитал. В любом случае без риска никак не обойтись: нет никакого смысла откладывать деньги на черный день, когда министерство финансов нависает над ними, как неотвратимый рок. Итак, Джейн отправили в дорогую частную школу, выпускной год она провела в Париже, потом сезон в Лондоне и, после ряда разочарований, вышла замуж за Пола.
Френсису хотелось бы, чтобы его сыну досталась не такая жена, он не сомневался, что семейное состояние сыграло существенную роль в принятии решения. Однако он тут же вспомнил других кандидаток,, которые нравились ему еще меньше, – и не стал особенно возражать. Кроме броской внешности Джейн обладала известной толикой уверенности в себе. Ее манера держаться точно соответствовала правилам поведения молодой женщины ее круга. Она знала, как вести себя в обществе, жестко подчинялась запретам и с необходимым почтением относилась ко всем заповедям, выполнение которых стало модным в последние годы. Вне всякого сомнения, Джейн обладала всеми необходимыми качествами, чтобы стать отличной женой и хозяйкой дома.
Кроме того, она прекрасно знала, чего хочет и что намеревается предпринять в будущем, а это, с небольшими допущениями, с точки зрения Френсиса, было полезным качеством. Полу не подошла бы женщина со слабым характером.
И тем не менее Пол был прав, когда сказал, что ни его отец, ни сестра не любили Джейн. Они пытались, Френсис был готов предпринимать все новые и новые попытки, но Стефани довольно быстро сдалась.
– Мне ужасно жаль, папа, – призналась она однажды Френсису, – я сделала все, что могла, однако мне кажется, мы с ней живем в разных мирах и смотрим на вещи по‑разному. Она ни о чем не думает – точно ее запрограммировали, как компьютер, в котором заложена заранее определенная система реагирования. Она слышит что‑то, оценивает, отказывается от всего лишнего, приходит в действие механизм реагирования, щелк‑щелкщелк – и появляется закодированный ответ, который могут расшифровать люди, владеющие ключом.
– А не слишком ли ты нетерпима? – спросил Френсис. – В конце концов, мы все ведем себя так, когда нам представляется, что мы правы, разве нет?
– До определенной степени, – согласилась Стефани. – Только некоторые, как кассирша, всегда ошибаются в свою пользу.
Френсис задумчиво посмотрел на дочь.
– Думаю, нам следует отказаться от этой аналогии, – сказал он. – Мы должны сделать все возможное, чтобы сохранить в нашей семье отношения, принятые среди цивилизованных людей.
– Естественно, – ответила Стефани, а потом добавила, словно эта мысль пришла ей в самый последний момент: – Хотя это как раз то, о чем я тебе и говорила – «цивилизованный» одно из слов, которые Джейн понимает совсем иначе, чем мы с тобой.
С тех пор Стефани намеренно избегала Джейн, что устраивало обеих.
А это, подумал Пол, когда решал, как лучше сообщить новость жене, не сделает предстоящий разговор приятнее.
Он понимал, что утро – не самое лучшее время для обсуждения этой проблемы. С другой стороны, вечером им снова предстояло идти в гости, поэтому завтра утром он окажется в точно таком же положении, а Пол знал, что чем больше он откладывает, тем уверенней будет себя чувствовать Джейн. В конечном счете он решился на прямые действия: за второй чашкой кофе обо всем рассказал.
Правила поведения не предусматривали подходящего ответа для молодой женщины, муж которой сообщил за завтраком, что собирается прожить двести лет.
Сначала Джейн Саксовер посмотрела на него пустыми глазами, потом ее взгляд стал более внимательным. Большая часть лица Пола была скрыта бородой, однако в таких случаях нужно прежде всего наблюдать за глазами. Она искала веселые искорки розыгрыша, сдерживаемое напряжение, но ничего подобного ей увидеть не удалось. Отсутствие улик, к несчастью, не могло ее удовлетворить: жена всегда чувствует себя спокойнее, когда всякое отклонение от нормы можно объяснить традиционными причинами, и чем они банальнее, тем лучше. Даже тот факт, что вчера она ничего особенного не заметила, был с легкостью отброшен. Она решила сделать вид, что плохо расслышала, чтобы дать мужу возможность отказаться от своих слов и выйти из затруднительного положения без потери лица.
– Ну, – рассудительно проговорила Джейн, – за последние пятьдесят лет средняя продолжительность жизни заметно увеличилась. Вероятно, уже следующие поколения смогут жить лет до ста.
Человек всегда начинает злиться, когда его полное драматизма заявление встречают подобным образом.
– Я не говорил «сто лет», – раздраженно возразил Пол. – Я говорил «двести».
Джейн еще раз внимательно взглянула на мужа:
– Пол, а ты хорошо себя чувствуешь? Я ведь просила не пить разных коктейлей. На тебя это всегда плохо…
Терпение Пола лопнуло.
– О Господи, до чего же женщины банальны! – воскликнул он. – Неужели у тебя совсем нет воображения?
Джейн мрачно посмотрела на него через стол:
– Если ты собираешься меня оскорблять…
– Сядь на место! – рявкнул он. – И перестань отвечать мне стандартными фразами. Сядь и послушай. То, что я говорю, касается и тебя тоже.
Джейн хорошо знала, что в соответствии с неписаными законами стратегии сейчас самый подходящий момент уйти – противник будет смущен, его атака потеряет стройность, а состояние духа упадет. С другой стороны, Пол казался серьезно озабоченным, поэтому, что было для нее совсем не характерным, Джейн заколебалась. Когда он снова закричал: «Сядь и послушай!», она так удивилась, что не стала спорить.
– А теперь, – заявил Пол, – если ты хоть немного подумаешь, прежде чем начнешь опять пороть чепуху, то поймешь: сейчас я собираюсь сказать тебе нечто очень важное.
Джейн выслушала его, не перебивая. Когда Пол закончил, она сказала:
– Пол, неужели ты думаешь, что я тебе поверю? Это совершенно фантастично! Твой отец, наверное, просто пошутил.
Пол сжал кулаки. Он сердито посмотрел на жену, потом выражение его лица изменилось, и он вздохнул.
– Да, похоже они были правы, – устало произнес он. – Лучше бы я ничего тебе не говорил.
– Кто был прав?
– Ну, отец и Стефани, конечно.
– Иными словами, они не хотели, чтобы ты мне рассказал?
– Да. Какое это имеет значение?
– Так, значит, ты не шутишь?
– Ради Бога! Во‑первых, ты достаточно хорошо знаешь моего отца – он не станет так шутить, во‑вторых, предполагается, что шутка должна быть смешной. Ну а теперь скажи, что в этом смешного, я с удовольствием послушаю.
– Почему они не хотели, чтобы я обо всем узнала?
– Ну, дело не простое. Они хотели, чтобы я рассказал тебе попозже, когда будет решено, как вести себя дальше,
– И это несмотря на то, что я твоя жена и член семьи?
– Проклятье! Старик ничего не говорил ни мне, ни Стефани до вчерашнего дня.
– Но ты ведь мог догадаться. Сколько времени это уже продолжается?
– С тех пор, как мне исполнилось семнадцать, а Стеф – шестнадцать.
– И ты хочешь, чтобы я поверила в то, что ты ни о чем не догадывался?
– Ну, ты же не поверила, когда я тебе прямо все сказал, не так ли? Сама подумай: можно догадаться о какой‑нибудь возможной ситуации, но кому придет в голову предполагать нечто совершенно невероятное? Дело было так…
И он рассказал Джейн о том, что отец говорил им со Стефани, когда ежегодно вшивал детям маленькие капсулы с лишанином.
– Заживало все очень быстро, – закончил Пол, – оставался лишь едва различимый бугорок под кожей, вот и все. Как я мог догадаться, что за этим стоит на самом деле?
Джейн с сомнением посмотрела на него:
– Но должен же был быть какой‑то эффект. Неужели ты ничего не замечал?
– Почему же, – ответил Пол, – я видел, что очень редко подхватываю простуду. За десять лет только один раз болел гриппом, да и то в легкой форме. И еще я обратил внимание на то, что любые царапины и порезы быстро заживают и никогда не гноятся. Я заметил то, что мог заметить. Почему я должен был обратить внимание на что‑нибудь другое?
Джейн решила переключиться на другие вопросы.
– А почему именно двести лет? Откуда такая точность? – поинтересовалась она.
– Потому что эта штука так действует. Я еще не знаю всех деталей, да мне и не понять механизма. Отец сказал, что лишанин уменьшает скорость деления клеток примерно в три раза – таким образом, за каждые три года, с тех пор как отец начал делать мне прививки, мой организм старел на один.
Джейн задумчиво посмотрела на мужа.
– Понятно. Значит, при том, что тебе двадцать семь, твоему организму – около двадцати лет. Именно это ты имел в виду?
Пол кивнул:
– Да, я понял объяснения отца именно так.
– Но ты не заметил такой мелочи?
– Конечно, я заметил, что для своего возраста выгляжу очень молодо – поэтому и отпустил бороду. Но и другие люди нередко кажутся моложе своих лет.
Джейн бросила на него скептический взгляд.
– Ну, что ты теперь придумала? – сердито спросил Пол. – Пытаешься убедить себя, что я все от тебя скрывал? Теперь, когда мы знаем, в глаза начинают бросаться многие детали. Черт побери, разве ты сама не замечала, как редко мне нужно стричься, как долго росла моя борода? Почему у тебя не возникло никаких подозрений?
– Ну, – задумчиво заметила Джейн, – если ты мог не обратить внимания на все эти мелочи, Стефани должна была.
– Не понимаю, почему ей следовало догадаться раньше. Наоборот – ей ведь не нужно бриться, – ответил Пол.
– Дорогой, – заметила Джейн язвительно, – со мной тебе не обязательно прикидываться дурачком.
– А я и не прикидываюсь… Ах вот ты о чем, понимаю, – ответил немного смущенно Пол. – И все же я не думаю, что она догадалась. Тому не было никаких свидетельств. Правда, она сообразила, что к чему, быстрее меня, когда отец нам все рассказывал.
– Она должна была догадаться, – повторила Джейн. – Стефани очень часто бывала в «Дарре». И даже если она сама не сообразила, кто‑нибудь мог обронить неосторожное слово, считая, что она в курсе дела.
– Но я же говорил тебе, – терпеливо сказал Пол. ~ Никто об этом не знает – по крайней мере отец так считал до тех пор, пока не позвонила Диана.
Джейн еще немного подумала, а потом покачала головой:
– Как можно быть таким наивным? Пол, ты, я вижу, даже не сообразил, что все это значит. Миллионы, многие миллионы! Существуют сотни мужчин и женщин, которые с удовольствием заплатят тысячи фунтов, чтобы продлить свою жизнь. Ведь даже самые богатые никогда не могли купить себе одного лишнего дня. Неужели ты думаешь, я поверю в то, что твой отец так ничего и не сделал со своим изобретением, лишь вшивал вам со Стефани эти волшебные шарики? Ради Бога, Пол, у тебя есть хоть немного здравого смысла?
– Ты просто не понимаешь. Дело совсем не в этом. Конечно, он не равнодушен к славе, да и от денег не стал бы отказываться. Но отца беспокоит другое. Теперь у него есть время, чтобы…
Джейн неожиданно перебила его:
– Ты хочешь сказать, что он и себе вводит лишанин?
– Естественно. Как он мог начать давать его нам, не проверив сначала?
– Но, – Джейн так сильно вцепилась в стол, что костяшки ее пальцев побелели, – ты хочешь сказать, что он тоже проживет двести лет? – нервно спросила она.
– Ну, конечно нет. Он же начал, когда был гораздо старше.
– Тем не менее он сумеет продержаться больше ста лет?
– Несомненно.
Джейн пристально взглянула на мужа. Она уже открыла было рот, чтобы что‑то сказать, но потом передумала.
Пол добавил:
– Проблема заключается в том, что он не знает, как преподнести свое изобретение. Он хочет избежать катаклизмов.
– Мне не понятно, какие тут могут быть проблемы, – заявила Джейн. – Покажите хоть одного богатея, который с удовольствием не расстался бы с целым состоянием, чтобы получить подобное лечение! Кроме того, этот человек будет сам заинтересован в сохранении тайны. Я не сомневаюсь, что именно так все и происходит.
– Ты хочешь сказать, что мой отец может так поступать?
– Да брось ты! Он толковый бизнесмен и разумно ведет свои дела, ты же это сам всегда говорил. Поэтому я тебя и спрашиваю, как мог деловой человек в течение четырнадцати лет упускать такую возможность? Бессмыслица!
– Значит, ты считаешь, что, раз отец не смог начать продавать лишанин, как какое‑нибудь моющее средство, он решил продавать его тайно?
– А какая от лишанина польза, если его нельзя продавать тем или иным способом? Рано или поздно это все равно придется сделать. Очевидно, не выкинув на открытый рынок свое изобретение, он может получить очень высокую цену, продавая это чудодейственное средство избранным. И какую высокую! Как только ему удастся убедить покупателя в качестве продукта, любой отдаст ему половину своего капитала. – Джейн немного помолчала, затем продолжила: – А ты какое к этому имеешь отношение? Он все это время наживался, а ты даже ничего не знал, пока не произошло утечки информации и твой папаша не сообразил, что сливки уже сняты, ты обязательно все узнаешь. Вот тогда‑то он и решил поделиться с тобой своим секретом!
Он уже, наверное, сделал на этом миллионы – и держит их при себе… а еще он увеличил продолжительность своей жизни. Сколько пройдет времени, прежде чем мы что‑нибудь получим – столетие, или еще больше?
Пол смущенно посмотрел на жену. Теперь пришла его очередь колебаться. Заметив выражение его лица, Джейн заявила:
– Нет ничего дурного в том, чтобы смотреть правде в глаза. Старики умирают, а молодые получают наследство – это вполне естественно.
Тут Пол не выдержал и принялся возражать:
– Ты все неправильно поняла, – повторил он. – Если бы отец хотел быть очень богатым, он уже давно изменил бы свою жизнь: все в «Дарре» было бы устроено иначе, более того, фирма уже давно прекратила бы свое существование. Отца прежде всего интересует работа, и так было всегда. Его беспокоят последствия. А что до твоего предположения относительно тайных продаж, вроде врача, который делает подпольные аборты – это просто чушь собачья. Ты же прекрасно знаешь, что он не такой.
– Каждый человек имеет свою цену… – начала Джейн.
– Кто же спорит, но это не обязательно выражается в деньгах.
– Если не деньги, значит, власть, – заявила Джейн. – Деньги это и есть власть. Если у тебя их достаточно, твоя власть ничем не ограничена, так что в конечном счете результат тот же.
– Отец никогда не страдал манией величия. Он ужасно беспокоится о том, к чему может привести обнародование его открытия. Если ты с ним поговоришь…
– Если! – воскликнула она. – Мой дорогой Пол, я обязательно поговорю с ним. Мне очень многое нужно ему сказать – например, почему он скрыл от нас свои планы и признался лишь тогда, когда все пошло наперекосяк. И не только это. Похоже, ты не понимаешь, что он сделал со мной – твоей женой, своей невесткой. Если все, что ты сказал, правда, значит он сознательно дал мне стать на два года старше, хотя это могло бы быть всего восемь месяцев. Он хладнокровно лишил меня шестнадцати месяцев жизни. Ну, что ты на это скажешь?..
ГЛАВА 6
– Я бы хотел написать об этом статью. Там происходит что‑то интересное. Не сомневаюсь, – сказал Джеральд Марлин.
– Очень модное заведение, «Нефертити». Тут нужно быть абсолютно уверенным в своих источниках, – ответил редактор «Санди Проул».
– Естественно. Именно такое заведение и заинтересует наших читателей, в особенности скандал. Скандал из жизни богатых.
– М‑м, – с сомнением промычал редактор.
– Послушайте, Билл, – продолжал настаивать на своем Джеральд. – Эта женщина по фамилии Уилберри вытрясла из них пять тысяч фунтов. Пять тысяч – я сильно сомневаюсь, что ей удалось бы получить столько же, обратись она в суд. Конечно, крылышки ей малость подрезали: она хотела получить десять тысяч. Вы же не станете спорить: это дурно пахнет.
– Роскошные заведения, вроде «Нефертити», готовы оплатить баснословные суммы, чтобы только их не стали таскать по судам. Такая слава им не нужна.
– Но ведь пять тысяч!
– Всего лишь обычные расходы, вроде налогов, что нужно платить министерству финансов. – Редактор немного помолчал. – По правде говоря, Джеральд, я очень сомневаюсь, что тут что‑то нечисто. У этой Уилберри всего лишь аллергия. С любым может случиться.
И очень даже часто случается. Раньше было очень модно снимать под этим предлогом денежки с парикмахеров, пользующихся разными новыми красками для волос. Одному Богу известно, что кладут во всякие кремы, лосьоны, примочки и что там еще они применяют в этих заведениях. Предположим, у тебя аллергия на китов.
– Если бы у меня была аллергия на китов, точнее, на китовый жир, мне не нужно было бы идти в шикарный салон красоты, чтобы об этом узнать.
– Представь себе, пришел кто‑нибудь и сказал: «Вот последнее достижение науки, которое будет верой и правдой служить Красоте! Потрясающая вещь, редкий дар Природы, которую можно обнаружить только в июне в левом желудочке осы, откуда опытные ученые, посвятившие всю свою жизнь тому, чтобы подарить ВАМ новую красоту, извлекают драгоценное вещество по капле!» Ну и как ты узнаешь, есть у тебя аллергия именно на эту муть или нет, пока не попробуешь ее на собственной шкуре? Кроме того, большинство будут чувствовать себя прекрасно, и лишь время от времени, в одном случае из тысячи найдется кто‑нибудь, у кого этот препарат вызывает, скажем, сыпь. Несколько неудач – всего лишь несчастный случай на производстве, коим и можно считать эту Уилберри. Она что‑то вроде предусмотренного профессионального риска, как, например, процент брака на заводе. Однако, естественно, шумиха никого не устраивает, и они стараются ее избежать.
– Да, но…
– Знаешь, старик, мне кажется, ты не понимаешь, что значит связываться с подобными заведениями – со всеми вытекающими последствиями.
– Билл, мы с вами явно не о том говорим. Я не сомневаюсь, что здесь дело нечисто; не знаю, в чем это заключается, просто чувствую. Эта Уилберри с радостью согласилась бы на триста, или даже двести фунтов, но ее адвокаты твердо стояли на пяти тысячах и получили их. Должна быть какая‑то причина – ясно, наркотики тут ни при чем – по крайней мере Скотленд‑Ярд не нашел ничего, указывающего на применение наркотиков; они ведь присматривают за подобными заведениями, это всем известно.
– Ну, если они удовлетворены…
– Следовательно, раз дело не в наркотиках, значит, в чем‑то другом.
– Предположим, однако дорогостоящие салоны красоты кричат на всех углах, что владеют баснословно ценными секретами – только я не понимаю вот чего: если то, что они говорят, правда, почему же тогда все женщины поголовно не превратились давным‑давно в ослепительных красоток.
– Ну хорошо, будем считать, что дело всего лишь в профессиональном секрете, который позволил создать заведение высокого класса, приносящее его владельцам немалый доход… Тогда почему бы нам не попытаться разнюхать, в чем там у них дело, и не порадовать наших читателей, приоткрыв завесу тайны?
Редактор задумался.
– В этой идее что‑то есть, – признал он наконец.
– Конечно, есть! Что‑то в ней точно есть. Если дело тут нечисто, или нам удастся выведать потрясающий рецепт, дарующий всем и каждому неувядаемую красоту, мы в любом случае окажемся в выигрыше.
Оба задумались.
– Кроме того, эта Брекли – владелица заведения – очень странная особа. Совсем не типичная. Умна – я имею в виду не обычную деловую хватку. Я немного тут покопался, кое‑что узнал про нее.
Марлин нащупал в кармане несколько сложенных листков бумаги и протянул их своему шефу.
Редактор развернул листки и прочитал заголовок: «Диана Присцилла Брекли – предварительные заметки». Заметки были напечатаны на машинке кем‑то, кого гораздо больше занимала скорость, чем правильность написания. Не обращая внимания на опечатки, ошибки и сражаясь изо всех сил с дикими, с точки зрения здравого смысла, сокращениями, редактор прочитал:
"Д. П. Брекли, тридцать девять лет, говорят, выглядит гораздо моложе (следует проверить, правда это или вымысел, может иметь отношение к ее профессии). Красива. Пять футов десять дюймов, темно‑рыжие волосы, правильные черты лица, серые глаза. Водит роскошный «роллс‑ройс», который стоит примерно семь тысяч. Адрес: Дарлингтон‑Оуэншнс, 83, платит за квартиру астрономические деньги.
Отец: Гарольд Брекли, умер, банковский служащий (Уэссекский Банк), примерный работник, постоянный член театральной труппы банка. Жена Мальвина, вторая дочь Валентина де Траверса, богатого подрядчика, сбежала с мужем без согласия родителей. В. де Т. – суровый отец: отказал от дома и заявил, что не даст ни пенни.
Семья Брекли жила в доме номер 43 Деспент‑роуд, Клэпхэм, з особняке на две семьи, небольшой залог. Интересующая нас особа – единственный ребенок. Местная частная школа – до одиннадцати лет. Затем колледж святого Меррина. Училась прекрасно. Получила стипендию в Кембридже. Разного рода награды и дипломы. Биохимия. Три с половиной года работала в «Дарр Девелопментс», в Окинхэме.
Тем временем В. де Т. умер. Так и не простил дочь и зятя, но оставил наследство внучке. Интересующая нас особа получила около сорока или пятидесяти тысяч в возрасте двадцати пяти лет. Через полгода оставила работу в «Дарре». (Примечание: после – очень разумно.) Построила дом для родителей возле Эшфорда, Кент. Предприняла кругосветное путешествие – отсутствовала год.
Вернувшись, купила партнерство в маленьком салоне красоты «Фрешет», где‑то в Мейфере. Через два года выкупила долю своего партнера. Через год превратила "Фрешет в новое заведение под названием «Нефертити Лимитед» (частное предприятие: уставной капитал 100 фунтов). С тех пор имеет дело только с самыми богатыми и знатными членами общества.