– Ну так и иди, если охота! Что тут такого?
– Долгая история, – парень глубоко вздохнул, и в воздухе повис ягодный запах вина. Да, похоже, во время ужина, пока я была увлечена поглощением всего, до чего смогла дотянуться, Бранко налегал вовсе не на еду.
– Тогда оставайся здесь, – съехидничала я; уже очень хотелось спать. – Нам не привыкать ночевать вместе, можем даже костёр на полу развести. Обещаю, что не отпущу тебя к твоему Робу.
Бранко ехидства не понял и вроде даже принялся обдумывать моё предложение всерьёз. Но потом решительно тряхнул головой и направился к двери.
– Нет, так дело не пойдёт. Я здесь не на одну ночь, а каждый раз полагаться на тебя будет стыдно.
И вряд ли возможно. Не знаю, откуда у меня взялась уверенность, что завтра я не вернусь в роскошный дом Романа-Роба: нашептал ли голос-без-слов, или я просто выдавала желаемое за действительное в надежде, что обнаружу в тайнике весточку от Яринки и отправлюсь на её поиски, – но сомнений не возникало. В следующие ночи Бранко придётся самому усмирять свои желания.
На завтрак меня пригласила всё та же молчаливая горничная, непонятным образом материализовавшаяся в комнате, несмотря на то, что я прекрасно помнила, как перед сном запирала дверь изнутри. Спала я крепко, ничего не слышала и не знала, удалось ли Бранко справиться с собой и остаться в одиночестве. По крайней мере, оба они, и мой спутник и его давний друг, вели себя за завтраком вполне обыденно.
Тянуть с задуманным тоже не стали. И уже через полчаса после пробуждения я сидела на заднем сидении очень низкой и длинной машины, больше похожей на пулю, и смотрела сквозь тонированное стекло на убегающие назад шикарные дома Черешнино. А скоро они исчезли, и по обе стороны дороги потянулся лес, время от времени сменяющийся то заборами, то невысокими промышленными зданиями. Очень знакомый лес из высоких корабельных сосен…
– Оказывается, твой приют совсем недалеко, – весело сказал сидящий рядом Бранко, словно прочитав мои мысли. – За полчаса доберёмся.
Я не смогла ничего ответить, только кивнула: от волнения пересохло во рту. Принялась нервно теребить рукав платья (моя одежда, чистая и выглаженная, обнаружилась утром в ванной комнате). Роб-Роман сидел впереди, рядом со шкафообразным водителем в тёмных очках. Присутствие этого человека нервировало меня – слишком уж он походил на молчаливых горилл-охранников Ховрина, – но это было, пожалуй, единственным, что омрачало дорогу. Утреннее солнце освещало верхушки сосен, делая их стволы золотистыми, над землёй ещё парил невесомый туман, сквозь который блестела роса. Это утро один в один походило на то, которым мы с Яринкой проснулись в своей первый свободный день. Это вернуло мне чувство дежавю, а с ним – и внутреннюю уверенность в том, что весточка от подруги будет.
Не знаю, ехали мы полчаса, как сказал Бранко, или дольше: для меня время замерло, – но момент приближения к приюту я почувствовала так же остро и безошибочно, как вчера чувствовала вырастающую впереди Москву. Просто вдруг неуловимо сдвинулось пространство вокруг, и я поняла, что знаю и помню это место. В тот же миг машина начала тормозить.
– Твой приют там, – Роман Ильич обернулся с переднего сиденья и махнул рукой на деревья, возле которых мы съехали на обочину. – К воротам, я так понимаю, тебе лучше не соваться? Так что, если сейчас немного пройти через лес, то выйдешь…
– К забору! – подхватила я, от возбуждения снова запутавшись в ремне безопасности. – Я помню, куда идти. Спасибо вам!
– Подожди, – Бранко положил ладонь мне на локоть. – Я пойду с тобой.
– Но...
– Пойду с тобой до вашего тайника. Если ты в нём ничего не найдёшь, мы вернёмся. Не оставлять же тебя одну в лесу!
Я невольно посмотрела на Роба-Романа, но он спокойно кивнул:
– Само собой. Я подожду. И, если что, можешь оставаться в моём доме столько, сколько нужно для того, чтобы тебе помог твой покровитель.
– Спасибо, – снова сказала я, подумав вдруг, что мне даже в голову не пришло спросить у Бранко: а звонил ли он уже моему “покровителю”, или ещё нет? Но от той тоски по Ральфу, что посетила меня прошлым утром, не осталось и следа.
Снаружи оказалось свежо, куда свежее, чем было перед домом Романа Ильича. Не то погода успела измениться за то время, что я провела в машине, не то близость леса, ещё хранящего ночную зябкость, добавляла прохлады, но моя голая шея и кисти рук покрылись мурашками, едва я ступила на обочину. Ступила, вдохнула местный воздух, полный запаха хвои, сосновой смолы, мягкой сырой почвы, и зажмурилась от нахлынувших воспоминаний. Именно этим воздухом я дышала каждое утро, открывая окно в дортуаре, этот лесной аромат втягивала ноздрями, подходя к забору, готовясь сбежать в очередной свой вольный день…
Здесь ничего не изменилось. И хотя, казалось бы, что может измениться за два года на небольшом отрезке дороги в окружении сосен, но меня не покидало ощущение прыжка во времени, того, что я вернулась в прошлое, в первое утро нашего с Яринкой побега.
И лишь Бранко, неотступно шагающий следом, разрушал эту иллюзию. Но он хотя бы молчал, и я была ему за это благодарна.
Показалось, что шли мы очень долго. Сосны и кусты сменяли друг друга, под ногами хрустел валежник, пели птицы в кронах, а лес всё не кончался. В прошлый раз, когда я бежала здесь в ночной темноте, подгоняемая заревом пылающей за спиной церкви, мне показалось, что от забора приюта до дороги совсем недалеко. Но сейчас мы всё шли и шли, а деревья впереди не расступались. И я уже начала думать, что произошла ошибка, что Роб-Роман привёз меня в другое место и надо возвращаться, когда чуть не споткнулась о заросшую мхом поваленную сосну. Ту самую, под которой прятала рогатку, на которой сидела с Дэном во время наших редких встреч. Ту, к которой и стремилась попасть с момента нашей с Яринкой разлуки.
Я остановилась так резко, что шедший по моим следам Бранко налетел на меня, чуть не сбил с ног и ухватил за плечи, удерживая на ногах.
– Чёрт! Ты что?
Он принялся настороженно озираться, наверное, подумав, что я увидела кого-то постороннего или нечто подозрительное, потом вопросительно уставился на меня. А я стояла, глядя себе под ноги, сердце колотилось где-то в горле, руки подрагивали. Как часто бывает, что мы отчаянно рвёмся к чему-то, а когда до желанной цели остаётся один шажок, останавливаемся? Что, если сейчас произойдёт самое страшное? Я раскидаю руками листву под сосной, отложу в сторону куски дёрна, просуну руку в пустоту тайника под ними и не обнаружу там ничего, кроме подземной влаги?
Я лихорадочно попыталась вспомнить, прикрыли ли мы с Яринкой наш тайник хоть чем-нибудь после того, как забрали оттуда рогатки в ночь побега? Кажется, нет, мы же страшно торопились. Сделав над собой усилие, я подалась вперёд, перешагнула через сосну и скосила глаза влево, к тому её концу, что когда-то был основанием ствола.
Ровно. Никаких следов тайника, лишь прошлогодняя листва, сухие сосновые иглы и начавшая робко пробиваться из-под земли весенняя травка.
Сердце перестало биться в горле и рухнуло в пятки. Так Яринка была здесь? Была и положила что-то в тайник, тщательно замаскировав его после?
– Почему мы стоим? – в голосе Бранко сквозило раздражение. – Далеко ещё идти?
– Нет, – отозвалась я не своим голосом. – Совсем чуть-чуть.
И зашагала от сосны по прежнему направлению.
Не то чтобы я совсем струсила, хотя и не без этого, но вдруг отчаянно захотелось увидеть забор, отделяющий лес от приюта, прикоснуться к его шершавой поверхности, на мгновение ещё глубже погрузиться в своё прошлое…
На этот раз идти долго не пришлось: через несколько минут деревья поредели, между ними показался просвет, а в просвете – светло-серая полоса бетона. И здесь изменения были. Я замедлила шаги, осматриваясь, и скоро поняла, в чём дело. Деревья, что раньше росли за забором, раскидистые ясени – исчезли. Теперь по ту сторону его было пустое пространство с виднеющимися в отдалении верхними этажами зданий.
– Это твой приют? – с любопытством спросил Бранко, останавливаясь рядом со мной.
– Да, – грустно вздохнула я, глядя на забор, который казался осиротевшим без густой поросли ветвей над ним. Наверняка деревья срубили после нашего с Яринкой побега, догадались, как мы ушли из приюта, и позаботились о том, чтобы такого больше не повторилось. Теперь, без теней добрых деревьев, никто бы не смог даже подойти близко к забору, не будучи замеченным.
Я перевела взгляд выше, отыскала глазами девчачий корпус, шестое справа окно на четвёртом этаже, и сердце защемило от грусти. Кто теперь сидит там на широком удобном подоконнике? Кого будят по утрам косые лучи встающего солнца, падающие в это окно? Там ли ещё Зина и Настуся, или их желания осуществились и они уже вышли замуж? Я была самой младшей в дортуаре, моим соседкам уже нынче идёт пятнадцатый год, а значит, они легко могут сейчас оказаться семейными женщинами. Хотелось бы мне знать, как сложится их судьба…
– Так где ваш тайник? – поторопил меня Бранко, о котором я, погружённая в воспоминания, успела напрочь забыть.
– А… там, – я махнула рукой себе за спину, продолжая смотреть на окно дортуара, в котором провела три года своей жизни. Удивительно, вот уж не думала, что когда-нибудь снова побываю здесь.
– Так может, пойдём уже? Роб ждёт.
– Подождёт твой Роб! – неожиданно для самой себя я разозлилась. – Ты вообще мог с ним остаться!
Бранко замолчал, кажется, обиделся. Мне тут же стало неловко за свой выпад, но я разумно решила приберечь извинения на потом, а пока, бросив последний взгляд на приют, из-за забора которого еле слышно доносились детские голоса (не то малышня возилась на игровой площадке, не то мальчишки играли на стадионе), и зашагала обратно в лес.
Теперь мне уже не было страшно: наверное, я слишком боялась по пути сюда, и все запасы страха иссякли. За те минуты, что мы возвращались к сосне, я даже сумела убедить себя, что ничего страшного не случится, даже если я обнаружу тайник пустым. Тогда я просто вернусь в дом Роба и буду ждать помощи Ральфа. А уж он что-нибудь придумает, он очень умный, наверняка подскажет, где можно отыскать моих друзей.
Но тайник не пустовал.
Когда я разобрала маскировку из опавшей листвы вперемешку с дёрном и просунула руку в углубление под ним, пальцы сразу наткнулись на что-то твёрдое и шуршащее. Это оказалась коробочка из плотного картона, в несколько слоёв обёрнутая в целлофан, закреплённый скотчем. Мои руки тряслись как в лихорадке, пока я срывала его ногтями, стоя на коленях перед упавшей сосной, словно благодаря её за этот дар.
Бранко сжалился, помог, разорванный целлофан полетел на землю, туда же отправилась крышка коробочки. Сама коробка оказалась почти пустой, не считая сложенного вчетверо листа бумаги. Я развернула его, изрядно помяв непослушными пальцами, и впилась глазами в неровные строчки, написанные крупным угловатым почерком. Яринкиным почерком, который я узнала бы из тысячи других.
“Здравствуй, сестрёнка Д.Д.!” – писала моя далёкая подруга, не используя ни имён, ни названий мест. – “Я очень надеюсь, что ты это читаешь, что ты вырвалась и нашла тех, кто помог тебе добраться сюда. Я знала, что ты сумеешь. А теперь слушай, что делать дальше. Найди того, кого ты встретила в лесу, когда потеряла планшет, того, кто поймал, но отпустил нас ночью у церкви. Он до сих пор там, где раньше. Постарайся связаться с ним ночью, чтобы этого не видел никто другой. Жди у забора, они ходят там несколько раз в сутки, но не попадайся на глаза никому, кроме него. Он даст нам знать, что ты здесь, и мы сразу придём за тобой.
Целую тебя, очень скучаю и надеюсь на скорую встречу! Удачи и везения!
Твоя сестра Я.Я.”
У меня намокли ресницы ещё на первых строчках. Яринка никогда не называла меня сестрой. Видимо, что-то изменилось за то время, что мы не виделись. Но, несмотря на слёзы, которые я не могла, да и не пыталась сдержать, на моём лице появилась и улыбка. Подруга осталась всё той же насмешливой и дерзкой Яринкой, которую я знала и любила – даже в таком серьёзном и анонимном послании она не смогла обойтись без стёба, ведь загадочные аббревиатуры Д,Д и Я.Я. означали не что иное, как дурацкие псевдонимы, которыми нас наградили в Оазисе: Дикая Дайника и Яростная Ярина.
Кое-как справившись с эмоциями, я постаралась вернуться к проблемам насущным и ещё раз, уже гораздо внимательнее, перечитала письмо.
– И что всё это значит? – озвучил мои мысли Бранко, который всё это время стоял за моей спиной и глядел через плечо. – Ты поняла, что тебе хотели сказать?
Поняла ли я?
“Найди того, кого ты встретила в лесу, когда потеряла планшет, того, кто поймал, но отпустил нас ночью у церкви”. Что же, здесь долго думать не надо, речь идёт явно о Белесом, озабоченном охраннике приюта, которого так ловко загнал в ловушку Дэн. И который после стал невольным помощником других. В памяти зазвучал глуховатый голос Михаила Юрьевича: “Тот компромат, который вам с Денисом удалось получить на него прошлым летом... оказался слишком серьёзным, чтобы этим не воспользоваться. Да, к сожалению, люди в наши ряды попадают и таким образом”.
Я подняла руку с зажатым в ней письмом и постучала себя по голове под недоумённым взглядом Бранко. Как так получилось, что мы с Яринкой, гадая, каким образом можно разыскать Дэна и других, ни разу не вспомнили о Белесом?! О Белесом, который, пусть и против своей воли, подчиняясь шантажу, но стал одним из них? О, глупые куры…
– Так что это значит? О ком речь? – снова спросил Бранко, за время моего молчания наверняка успевший ещё раз перечитать Яринкино послание. – Ты знаешь, что делать дальше?
– Да, – ответила я, счастливо улыбаясь. – Теперь знаю.
– Ну и слава яйцам, – несколько озадаченно буркнул парень. – Значит, со мной не вернёшься?
– Нет, остаюсь здесь.
Что там написала Яринка? “Он до сих пор там, где раньше. Постарайся связаться с ним ночью, чтобы этого не видел никто другой. Жди у забора, они ходят там несколько раз в сутки, но не попадайся на глаза никому, кроме него”. Здесь тоже всё ясно. Белесый по-прежнему работает в охране приюта, и делает обходы по ночам. Моё дело – дождаться его. Одного.
А ждать я готова сколько угодно.
Бранко топтался рядом, наверное, ему было неловко просто взять и оставить меня посреди леса. Да и мне не хотелось вот так сразу расставаться, тем более, что времени у меня впереди была куча.
– Пойдём, я провожу тебя до машины, – предложила я, поднимаясь на ноги и пряча драгоценное письмо в карман платья. – Заодно ещё раз поблагодарю Романа Ильича за помощь. И тебе… спасибо огромное. Я бы пропала одна.
– Ну-ну, – Бранко торопливо замахал руками, без всякого позерства, видимо, его в самом деле смутила моя благодарность. – Проехали. Слушай, а точно всё хорошо? Я не собираюсь выведывать у тебя, кто тот человек, с которым тебе велели встретиться, но ты точно уверена, что всё поняла правильно?
Мы шли обратно по утреннему лесу, только клочья тумана между деревьями уже успели растаять.
– Да, – ответила я Бранко, удивляясь тому, как преображается окружающий мир в соответствии с миром внутренним – теперь всё вокруг словно светилось, оставалось только удивляться, как я не заметила этой красоты по пути сюда. – Ошибки быть не может, не беспокойся.
– Ну, смотри, – голос парня по-прежнему звучал неуверенно. – Только, знаешь, надо нам всё-таки связь не терять. Сейчас вернёмся к Робу и придумаем, как сделать так, чтобы ты в случае чего могла меня найти. Может, он разрешит дать свой номер телефона.
– Хорошо, – согласилась я, чтобы не обижать Бранко, который искренне беспокоился. Но для меня самой уже и Роб, и его дом-дворец, и всё, что предшествовало этому, отодвинулось в дальние дали, в невозвратное прошлое, туда же, где теперь были Оазис и Ральф. Мир снова, как и два года назад, сомкнулся вокруг меня кольцом моего леса.
Остаток пути мы преодолели молча. И теперь он снова показался мне коротким. Что ж, время, как выясняется – понятие весьма и весьма субъективное, пора к этому привыкать.
Когда между деревьями заблестели под утренним солнцем тонированные стёкла автомобиля Роба-Романа, Бранко невольно ускорил шаги, и я оказалась за его спиной. Поэтому не сразу поняла, почему он вдруг резко остановился, едва ступив на обочину дороги. А когда поняла – было уже поздно.
Рядом с автомобилем, что привёз нас сюда, стоял ещё один, такой же чёрный и вытянутый, но побольше. И от него навстречу нам шагнули люди. Мужчины. Глядя на них, я чуть не закричала – показалось, что это выбрались из моря бравые молодчики Ховрина: те же квадратные фигуры, те же широкие челюсти, бритые головы и холодные, безучастные, какие-то рыбьи глаза. Но нет, это были другие молодчики. Не ховриновские. Но и не Романа Ильича.
Бранно подался было назад, но сразу как-то обессилено замер. Я его понимала, сама чувствовала себя кроликом под неподвижным взглядом удава.
Молодчики, а их оказалось ни много ни мало – четверо, обошли нас с Бранко с двух сторон и встали, отрезая пути к отступлению. Только тогда я увидела, что Роман Ильич как ни в чём не бывало стоит у приоткрытой дверцы своей машины и добродушно щурится на солнечные лучи.
– Роб! – позвал его Бранко. – Что происходит?
Тот слегка развёл руками.
– Прости, Бран. Ты сам сделал этот выбор, когда уехал и сказал, что я тебе никто. А за постороннего я впрягаться не стану. Так что ничего личного.
Кажется, до Бранко не сразу дошёл смысл сказанных слов, он молчал несколько долгих секунд и лишь потом как-то беспомощно выдохнул:
– Подонок…
– Нет, – почти весело возразил ему Роман Ильич. – Деловой человек.
С еле слышным щелчком приоткрылась задняя дверца чужого автомобиля. Из неё показалась нога в блестящем кожаном ботинке и отутюженной брючине. Затем рука с массивным перстнем и волосами на костяшках пальцев взялась за край дверцы. И, прежде чем на свет показалось всё остальное, я уже знала, кто это. Словно из зловещей машины пахнуло солёным морским ветром и запахом дорогого алкоголя вперемешку с дымом сигар, словно донёсся до ушей шум волн, разбивающихся о скалистый берег Русалкиной Ямы. Оазис догнал меня.
И я не попыталась убежать или хотя бы позвать на помощь, когда увидела направляющегося к нам Бурхаева.
Глава 5.
Подвал.
Под самым потолком светилось окошко, и в него заглядывал кусочек серого рассветного неба с одинокой тускнеющей звездой. На окне не было решётки, но это не имело значения – через него не протиснулась бы и кошка, скорее вентиляционное отверстие, а не окно. И слишком высоко. Пожалуй, встань я на плечи Бранко, дотянулась бы, но зачем? Кричать, звать на помощь бессмысленно, слишком велика территория, окружающая дом (усадьба, вилла?), в подвале которого нас заперли. Не докричишься.
Я в очередной раз машинально дотронулась ладонью до того, что осталось от моих волос, подтянула колени к груди, свернулась калачиком, прижавшись спиной к также свернувшемуся калачиком Бранко, пытаясь хоть немного согреться. Никаких одеял или одежды нам, конечно, не дали, спасибо хоть здесь оказались деревянные поддоны и не пришлось спать на земляном полу. А под утро в сыром подвале стало не просто зябко – холодно. Но я в глубине души даже радовалась этому. Холод не давал возможности думать, сводил моё существование до границ трясущегося тела, не позволяя мыслям уходить за его пределы, уходить и возвращаться, принося с собой невыносимое чувство вины за совершённое вчера предательство.
Бранко едва слышно застонал во сне. Ему тоже досталось, и наверняка ужас, пережитый вчера, ещё долго будет тревожить его по ночам. Только Белесый дрых как сурок, время от времени оглашая подвал громовыми всхрапами.
Я покосилась на него с ненавистью. Конечно, такого мерзавца и пугать не пришлось, сам всё рассказал, наверное, ещё и порадовался возможности насолить людям, которые держали его на крючке. Только интересно, он всерьёз рассчитывает, что после всего его отпустят отсюда на все четыре стороны?
В конце концов, несмотря на холод, мне удалось задремать: измученный разум искал отдыха. Но не нашёл его и во сне, напротив, я снова вернулась во вчерашнее утро…
– Ну, здравствуй, – молвил Бурхаев, вперив в меня холодный испытующий взгляд. – Вот и свиделись. Ты молодец, и от Ховрина ушла, и от Карла ушла – только вот от меня ещё никому не удавалось уйти.
Я безнадёжно смотрела на него, сжимая в кармане Яринкино письмо. Разум отказывался осознавать происходящее. Два абсолютно чуждых друг другу мира, приют и Оазис, не могли, не должны были соприкоснуться! Появление Бурхаева здесь, возле моего леса, казалось таким же абсурдом, как если бы вдруг в Оазис нагрянули Агафья или батюшка Афанасий. Поэтому я не задумалась ни о том, что могло понадобиться от меня отцу Яна, ни о том, как он сумел нас разыскать, не попыталась убежать или хотя бы ответить на его ехидное приветствие. Просто стояла и смотрела. Бранко тоже стоял и смотрел, но не на Бурхаева, а на Роба-Романа.
Не дождавшись от нас никакой реакции на своё эпатажное появление, Бурхаев заметно поскучнел. Его лицо приняло брюзгливое выражение, он раздражённо бросил в пространство:
– Обыщите их! – и сложил руки на груди, ожидая выполнения своего приказа.
Мне на плечи, пригвождая к месту, тут же легли тяжёлые лапы одного из молодчиков, другая пара лап принялась деловито и со знанием дела шарить по телу. Через несколько секунд мою руку выдернули из кармана и, легко разжав отчаянно стиснутые пальцы, отобрали Яринкино письмо. Я попыталась выхватить его, закричать, взмолиться – что угодно, лишь бы вернули то, что на данный момент было для меня самым драгоценным, самым важным. Ведь им-то оно совсем не нужно!
Оказалось что очень нужно. Не меньше, чем мне.
Бурхаев жадно выхватил письмо из рук поспешившего к нему охранника, развернул, забегал глазами по строчкам. Задумался. Перечитал ещё раз. И перевёл взгляд на меня, удовлетворённо улыбаясь.
– Да ты моя умница! Вот как всё чудесно сложилось, а? Я.Я. – это твоя подруга Ярина, правильно? Бегляночка наша рыженькая. А с ней и мой сынок, где же ему быть ещё, олуху? Я знал, что ты меня к ним приведёшь. Если бы ваша белобрысая овца Ирэн отдала тебя мне, а не дураку Ховрину, не пришлось бы и время терять. Но ты молодец, молодец, и от Ховрина ушла, и от Карла ушла…
Он бормотал что-то ещё, снова глядя в письмо, бережно разглаживая его пальцами, но я уже не слушала. Внезапно всё встало на свои места. Опасаясь Ховрина, я совсем забыла о том, что у меня есть ещё один враг. И если целью Ховрина была лишь месть за унижение, которое он пережил по моей вине, то отец Яна обладал куда более весомыми мотивами для нашей встречи. Глупо было думать, что он оставит попытки найти и вернуть блудного сына в родные пенаты. А заодно наказать тех, кто способствовал его проступку.
Вдали показалась машина. Сияя солнечными бликами на лобовом стекле, мчалась в нашу сторону. У меня мелькнула наивная надежда, что это, как в хорошем кино, к нам с Бранко мчится помощь. Представился Ральф, такой, каким он был, когда ворвался в кабинет Ирэн, где я оказалась в ловушке между ней и Бурхаевым. Ральф с холодным взглядом почерневших глаз, весь словно вибрирующий от еле сдерживаемой ярости.
Но машина пронеслась мимо, не снижая скорости. Зато встрепенулся Бурхаев, до сих пор, словно под гипнозом, не сводящий глаз с Яринкиного письма.
– Так, ладно, – бросил он своим рыбоглазым молодчикам, – давайте этих в машину, продолжим наш разговор в более спокойном месте.
Тяжёлые лапы, что до сих пор лежали на моих плечах, сжались. Я, почти повиснув в воздухе, стремительно переместилась с обочины в услужливо распахнутую заднюю дверцу чёрного автомобиля. И, не успев даже толком сообразить, как это произошло, уже сидела между одним из Бурхаевских здоровяков и им самим, совсем как три дня назад в машине Ховрина. От этой зловещей похожести меня охватила безнадёжность, и я почувствовала себя, как в одном из замкнутых в кольцо кошмарных снов, когда снова и снова повторяется одна и та же жуткая ситуация, из которой не можешь вырваться, как не можешь и проснуться…
Бедолаге Бранко места в машине не осталось, и его, не долго думая, запихнули в багажник. Бранко не возражал, он вообще вёл себя вполне достойно, невозмутимо смотрел поверх голов, не издал ни звука и не удостоил никого взглядом – даже Романа Ильича. А вот тот, напротив, смотрел на Бранко всё время, и было в его глазах, как мне показалось, неподдельное сожаление.
Севший за руль молодчик рванул с места так, что меня вжало в спинку сидения, мягкого как пух. И, пусть я совершенно не разбираюсь в автомобилях, но по ощущениям машина Бурхаева была даже лучше и дороже, чем у Ховрина или Роба.
На этот раз путешествие оказалось дольше. Пустынная дорога возле приюта осталась позади и сменилась оживлённой трассой, потом – многополосным шоссе, где мы мчались в окружении сотен других машин, сотен других людей, ни одного из которых я не могла позвать на помощь. Пару раз мелькнула мысль сделать ход конём, свой коронный номер с неожиданным выкручиванием руля в пропасть. Только где здесь пропасть? Впрочем, наверное, можно неплохо разбиться и на шоссе, среди плотного автопотока, только как быть с Бранко? Хорошо ли будет принять такое решение и за него тоже? Но, пока я предавалась этим размышлениям, вопрос решился сам собой. Машину слегка тряхнуло, я пошевелилась в попытке сесть поудобнее, и тут же тяжёлая ручища Бурхаевского громилы легла мне на плечо, впечатала в сидение и больше уже не отпускала. Похоже, ребятушки у отца Яна были натасканы получше ховринских.
Сам Бурхаев всю дорогу молчал, в отличие от того же Ховрина, начавшего меня стращать с начала пути. И это молчание выглядело куда более зловеще. Украдкой, искоса, я поглядывала на Яринкиного мучителя и всё больше убеждалась, что он по-настоящему, без капли притворства спокоен, уверен в себе и полностью удовлетворён происходящим. В конце концов, я не выдержала испытания тишиной и заговорила сама:
– Куда вы нас везёте? Что вам от меня надо?!
Ответа не последовало, только лапа рыбоглазого молодчика сжала моё плечо сильнее. Я не обратила на это внимания.
– Почему бы вам не оставить в покое и меня, и Бранко, и Яна? Ваш сын уже взрослый, он сам может решить, где и как жить!
Это подействовало. С жабьего лица Бурхаева слетело равнодушие, он повернулся ко мне, злобно сузив глаза:
– Решать, где и как жить, украв мои деньги?! Бросив и опозорив семью ради шлюхи?! Да я вас, щенков, всех одной кучей в асфальт закатаю, а сверху танком проедусь!
– Вы всё равно их не найдёте! – я сменила тактику. – Я ничего не поняла в этой записке, не знаю, где они!
Бурхаев дребезжаще рассмеялся.
– Не ври, пройдоха. Я же видел, как ты из леса вышла – улыбалась до ушей, цвела и пахла. С чего бы? Так что всё ты поняла и всё мне расскажешь, не сомневайся.
Я хотела промолчать, но не смогла. Почему-то хотелось разговаривать с Бурхаевым, это казалось безопаснее молчания.
– Отпустите хотя бы Бранко! Он здесь ни при чём.
– Ну, нет, вот он-то мне в ближайшее время как раз очень пригодится, – при этих словах отец Яна усмехнулся так зловеще, что я не нашлась с ответом, и остаток пути мы проделали в тишине.
Солнце уже успело подняться в зенит, когда машина привезла нас к воротам очередного роскошного особняка. Но, если дом Роба-Романа походил на белоснежный дворец, то здесь был скорее готический замок. Строение из тёмного камня с узкими высокими окнами, в окружении тенистых деревьев и глухого металлического забора.
Меня выволокли наружу, щурящегося от света Бранко извлекли из багажника.
– В подвал их, – распорядился Бурхаев, направляясь к дому. – Я сейчас подойду.
Так я и оказалась в подвале с единственным крохотным окошком под потолком, с наваленными у стены деревянными поддонами и двумя ржавыми железными стульями, о предназначении которых узнала незамедлительно. К ним бравые ребята пристегнули нас с Бранко наручниками, так что скованные руки оказались за холодными и твёрдыми спинками стульев.
Бурхаев не заставил себя ждать. Спустился вниз, уже переодевшийся из брюк и рубашки в лёгкий спортивный костюм со шлёпанцами на босу ногу. Вид его был бы совсем домашним и безобидным, не окажись в руках подозрительного предмета – чего-то, напоминающего плойку для завивки волос, которыми пользовались девушки в Оазисе, только с деревянной ручкой и загнутым металлическим концом.
Поймав мой настороженный взгляд, Бурхаев улыбнулся и поднял предмет перед собой, демонстрируя нам с Бранко.
– Паяльник. Вещь полезная во многих случаях. В нашем – так просто незаменимая.
Я посмотрела на Бранко и увидела, как сильно и резко он побледнел, что было заметно даже в тусклом свете единственной горящей под потолком лампочки.
Бурхаев подключил паяльник к незаметной розетке в стене, поднёс к ладони, удовлетворённо кивнул, положил на пол.
– Пошёл процесс. Пожалуй, приступим.
Остановившись перед моим стулом, он неторопливо извлёк из кармана Яринкино письмо и зачитал вслух:
– “Найди того, кого ты встретила в лесу, когда потеряла планшет, того, кто поймал, но отпустил нас ночью у церкви”. Значится, первый вопрос на повестке дня, милая – о ком здесь идёт речь?
Я не ответила: глядела на стену, в щель между кирпичами, где зияла темнота. Как здорово было бы стать вдруг совсем маленькой, такой, чтобы можно было спрятаться в любом месте, убежать через любое отверстие…