Я забыла про только что снедавший меня стыд и уставилась на Белесого не веря своим ушам. Что-о? Он встретил мой взгляд, бесцветные глаза откровенно смеялись, и я задохнулась от ярости, невольно сжав кулаки. Ах ты ж бледная морда, вот, значит, как! Выходит, вчера он уже знал, что отправляется в Сибирь, но на всякий случай хотел заручиться моей лояльностью. Внушил, будто я имею значимость, могу что-то решать, как-то влиять на предстоящее путешествие, и в итоге выставил меня посмешищем!
— Я… он… я не говорила! Он сам… — на ум никак не шли подходящие слова, и я беспомощно хлопала губами, тыча в Белесого пальцем, словно он был призраком, внезапно соткавшимся из воздуха посреди гостиной.
— Ну, хватит, — устало прервал меня Михаил Юрьевич. — Пора взрослеть, Дайника. Я прекрасно помню, почему ты терпеть не можешь Сергея, и не осуждаю тебя за это, но сейчас не время сводить старые счёты. Ты должна научиться ставить общие интересы над своими, если хочешь, чтобы наше сотрудничество было успешным и взаимовыгодным. За время, прошедшее с вашего не слишком удачного знакомства, Сергей сумел зарекомендовать себя с лучшей стороны, и у меня есть все основания полагать, что он не подведёт и сейчас.
Я обвела гостиную взглядом в поисках поддержки, но отражение своего негодования увидела только на лице Яринки: остальные старались не встречаться со мной глазами, словно им всё ещё было стыдно за мой недавний гонор. Ладно-ладно! Видимо придётся последовать вчерашнему совету Бранко и делать лишь то, что служит моей цели, наплевав на остальное. А если, для того чтобы снова увидеть маму и папу, мне придётся какое-то время терпеть присутствие Белесого — так тому и быть. Потерплю. Но ровно до того момента, как подвернётся возможность от него избавиться. А я в свою очередь сделаю всё возможное, чтобы такая возможность подвернулась побыстрее.
Документы прибыли через день, вместе с билетами на поезд Москва-Красноярск, отправляющийся следующим утром. Самой большой загадкой во всём этом для меня оказалась фотография в паспорте. Когда я с трепетом взяла в руки первую в моей жизни бумажку, без которой я какашка, и открыла хрустящие от новизны страницы, первым, что увидела, было моё собственное лицо, серьёзно глядящее с цветного фото. Лицо с уродливым родимым пятном на правой стороне лица, с косой чёлкой, падающей на правую же бровь. Лицо, сфотографированное уже после того, как Бранко остриг мою опалённую русую гриву. Но закавыка-то в том, что никто меня не фотографировал! Тем более так: на белом фоне, глядящей прямо в объектив, одетой во что-то похожее на строгую чёрную блузу. Конечно, я захотела спросить об этом у Михаила Юрьевича, из рук которого и получила новый паспорт, но заставила себя прикусить язык. Я вообще старалась лишний раз не встречаться с лидером после нашего последнего разговора — не могла забыть, как резко он указал мне моё место и какой идиоткой я себя выставила, пытаясь диктовать ему свои условия. Сейчас тоже побоялась спросить глупость: откуда мне знать — может, в таких непонятно откуда берущихся фотографиях на самом деле нет ничего удивительного? Компьютерная графика, скрытые камеры, да что угодно! И я промолчала.
Вот только хватило моего молчания ненадолго, ровно до того момента, когда, вдоволь налюбовавшись загадочной фотографией, я опустила глаза ниже, на напечатанное под ней имя.
Дикая Дарья Сергеевна.
— Что за хе…
Меня перебил удивлённый и рассерженный Яринкин возглас:
— Ярина Бурхаева?!
Я оглянулась. Мои друзья тоже только что получили липовые паспорта и сейчас изучали их вместе со мной.
— С чего это я вдруг стала Бурхаевой?! — продолжала негодовать подруга, потрясая в воздухе новоприобретённым документом. Её зелёные глаза сверкали. Ян стоял рядом с недоумевающим видом. Пробормотал, подняв вопросительный взгляд на Михаила Юрьевича:
— Но это же мой старый паспорт? Тот, что я отдал вам с самого начала...
— Именно, — кивнул тот. — Ты остаёшься собой, а Ярина отныне — твоя законная супруга.
— Но разве это разумно? — подал голос Дэн. — Когда мы забирали Бурхаева, его люди видели Яна и наверняка сейчас ищут прежде всего его.
— Тоже верно, — Михаил Юрьевич опять кивнул. — На то и расчёт. Будет возможность пустить их по ложному следу.
— Простите, но я отказался от фамилии отца, — Ян держал паспорт двумя пальцами, словно боясь испачкаться, — я пытаюсь покончить с прошлым, разорвать все связи, и мне бы очень не хотелось…
— Так сейчас надо, — перебил его Михаил Юрьевич, негромким, но непререкаемым тоном живо напомнив мне унизительную сцену в гостиной.
— А я почему Бурхаева?! — на Яринку тон лидера впечатления совершенно не произвёл. — Почему не оставили мою фамилию, если уж не боитесь, что нас выследят?
— Тебе четырнадцать лет, — терпеливо принялся пояснять мой бывший экс-жених. — По закону ты, как несовершеннолетняя, можешь путешествовать только в сопровождении родителей или мужа. На другую фамилию мы бы не сумели купить тебе билет.
Яринка продолжала сердито сопеть, но с ответом не нашлась. Зато я, воспользовавшись паузой, наконец-то смогла вставить свои пять копеек:
— С чего это я Дикая? И почему снова Дарья?
Михаил Юрьевич вздохнул:
— Для облегчения запоминания. Зачем придумывать что-то новое, если уже есть неплохой позывной?
— А почему Сергеевна? Моего папу зовут Марк!
— Мы не можем записать тебя Марковной, это не православное отчество, оно привлечёт к тебе ненужное внимание — это во-первых. А во-вторых, как я только что сказал Ярине, ты тоже несовершеннолетняя и можешь путешествовать только в сопровождении взрослых родственников.
— Ну и при чём здесь… — запальчиво начала я, но заметила, как молчавший до этого Белесый, ехидно улыбается и играет бровями.
— Потому что я Сергей, — вкрадчиво ответил он, убедившись, что привлёк моё внимание, и продемонстрировал всем разворот своего нового паспорта. — Дикий Сергей Леонидович, любящий отец нашей Дашеньки.
У меня потемнело в глазах. Яринка возмущённо охнула, остальные притихли. Михаил Юрьевич тоже благоразумно молчал, ожидая моей реакции, но прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем ко мне вернулся дар речи.
— Вы что, издеваетесь?! Я не хочу! Это… это же… — я не могла подобрать нужных слов, правильно описать то мерзкое унизительное чувство, которое вызывало у меня моё новое (или старое?) имя. Дарья — это приют, неволя во всём, полная зависимость от чужой взрослой недоброй воли. Дикая — это Оазис, статус вещи, живой игрушки для тех, у кого хватит денег на такую игрушку. Сергеевна?! Представить Белесого моим отцом вообще больше походило на злую шутку, должную ещё раз напомнить, что моё мнение здесь никого не волнует и ничего не решает.
Дикая Дарья Сергеевна.
Обнаружить такое под корочкой моего первого документа, которого я ждала как некий символ новой свободной жизни — настоящее издевательство! Словно меня наконец выпустили из опостылевшей клетки, но не на свободу, а в такую же клетку, только побольше. Посмеялись… Я чувствовала себя преданной, обманутой, и чувство это было настолько острым, что глаза защипало от набежавших слёз.
Тёплые ладони легли на плечи, и не нужно было оглядываться, чтобы понять, кто это. Да и нельзя поднимать глаза — ведь тогда все увидят, что я вот-вот расплачусь. Не хватало теперь показать себя не только самонадеянной дурой, но и истеричкой!
— Дайка, это же всего лишь подделка, — тихо, чтобы слышала только я, сказал Дэн, приблизив губы к моему уху. — У тебя ещё будут другие паспорта и другие имена. Не относись к этому так серьёзно.
Я постаралась дышать глубже, чтобы загнать слёзы обратно. Дэн прав. Уж не знаю, как он угадал моё состояние и мои мысли, но он прав. Когда-нибудь я добьюсь того, чтобы меня называли только моим настоящим именем, данным мне родителями, а всё, что сейчас — временно и неважно.
Подошла Яринка, глянула в мой новый документ и закатила глаза. Обернулась к остальным.
— Кого ещё как обозвали?
— Я тоже остался собой, — сообщил Ига. — Надо думать — присоединяюсь к сбивающим погоню со следа.
— Я вновь обрёл руссийское гражданство, — Бранко кисло улыбнулся. — Даже имя похоже — Борис.
— Дэн?
— Я Акакий Терентьевич Мошонкин, — сообщил Дэн, приоткрыв свой паспорт, а когда все вокруг замерли, отвесив челюсти, невозмутимо добавил: — Шутка.
Это разрядило обстановку: Бранко, Ян и Ига загоготали, Яринка снова закатила глаза, но уже дурашливо, даже Михаил Юрьевич позволил себе улыбнуться.
— Ну, раз вопросов больше нет и близится ужин — предлагаю отметить такое дело. Кто спустится в подвал за вином?
— Я спущусь, — Ян повернулся к лестнице, Яринка двинулась было за ним, но он остановил её взмахом ладони. — Лучше на стол накрывай!
Яринка замерла с недоумённо-обиженным лицом, и я подумала, что, наверное, поторопилась с выводами, решив, что недавняя размолвка моих друзей осталась в прошлом.
К сожалению, как выяснилось этой же ночью, всё оказалось намного хуже.
Глава 9
Летние
— Дайка, проснись! Дайка! — звенящий Яринкин голос доносился из далёкого далёка, приплывал ко мне из вязкой темноты. — Даечка, ну проснись же!
— Ты её так не разбудишь, нужно трясти, — темнота опустилась мне на плечи, сжала, задёргала из стороны в сторону.
— А если мы не сможем её разбудить?! Вот что ты наделал?!
— Сможем, — второй голос принадлежал, несомненно, Яну, но звучал тихо, непривычно виновато. — Просто нужно понастойчивее.
Что-то шлёпнуло меня по щеке. Затем с другой стороны. Вязкая тьма отступила, сквозь неё забрезжил свет, голоса зазвучали громче.
— Может, сильнее?
— Подожди, она уже шевелится!
— Ну, что тут у вас? Чего копаетесь? — третий голос пришёл со стороны и стремительно приблизился. — Время, мать вашу! Дайте я!
Внезапно кожу обожгло холодом, и вязкая тьма исчезла, рассыпалась тучей брызг, мгновенно сделавших меня мокрой. Я села, фыркая и тряся головой.
Вокруг моей постели, вытянув лица, замерли Яринка, Ян и Ига. Взъерошенные, с глазами-плошками. Ига сжимал в руке пустой стакан, содержимое которого, видимо, только что и выплеснул на меня, Яринка почему-то слегка шаталась, держась за руку Яна, бледного и испуганного. За окном царила ночная темнота: до утра явно было ещё далеко.
— Что? Что случилось? — я почувствовала, что кровать качается подо мной, совсем как тот катер на волнах, на котором мы с Ральфом выходили в открытое море. Голову кружило, взгляду с трудом удавалось сфокусироваться на одной точке.
— Яриш, объясни ей всё, а мы пока поднимем остальных, — Ян отцепил от себя руки подруги и вместе с Игой торопливо исчез за дверью.
— Да что происходит? — я попыталась заглянуть Яринке в глаза, но та прикрыла их ладонями и затрясла головой.
— Чёрт… вот штырит… вставай, Дайка, надо уходить. Уезжать…
— Куда?! — я тоже затрясла головой, пытаясь развеять клубящийся в ней туман, потянулась, схватила подругу за руку. — Что случилось?
— Беда, — Яринка неуверенно поднялась на ноги. — Ян выпустил Бурхаева. Нам нужно бежать, пока это не заметили. У тебя сумка готова?
Сумка была готова. После ужина я вернулась к себе и собрала свои нехитрые пожитки в рюкзачок, специально для этого выданный мне Михаилом Юрьевичем вместе с другими полезностями, что могли понадобиться в дороге. Вещей у меня было всего ничего, так что сборы заняли минут десять, после чего я, почувствовав вдруг жуткую сонливость, завалилась в постель.
— Бери и одевайся, — Яринка побрела к двери. — Скоро приедет такси.
Соображала я очень туго, и подруге почти удалось выйти из комнаты, когда до меня дошёл смысл сказанного ею. Бурхаев на свободе?! Значит ли это, что сюда вот-вот нагрянут его мордовороты, вооружённые до зубов? Определённо значит!
Я попыталась вскочить, но комната завертелась, а пол встал дыбом и с размаху прижался к моей щеке.
— Дайка! — Яринка снова оказалась рядом, потянула меня за руку, жалобно закричала в открытую дверь. — Ян! Ига! Дайте Дайке тоже нашатырки!
— Что со мной? — я села, обхватила голову руками. — Что с нами?!
— Снотворное, — Яринка тоже опустилась на ковёр. — За ужином Ян всех напоил снотворным. Помнишь, он пошёл за вином? Вот и подмешал в бутылку.
Я помнила. Помнила и то, как за ужином он отказался пить. Он, и ещё...
— Ига знал?!
— Да. Они вместе всё придумали…
Её прервало появление Яна. Он забежал в комнату и с ходу сунул что-то мне под нос. Едкий запах ударил в ноздри, и я отпрянула, закашлявшись. Зато в голове сразу прояснилось, пол перестал качаться, а глаза поймали резкость.
— Ян, сволочь, зачем ты это сделал?! Зачем ты отпустил...
— Потом, Дайка, потом, пожалуйста! Надо торопиться.
Яринка тоже нюхнула нашатыря и начала подниматься на ноги. В дверях появился Ига, держа под руку качающегося и мотающего головой Дэна.
— Нашатырь здесь? Дай ему! Я пошёл будить Серёгу.
— Где Бранко?
— У себя, вроде проснулся. Тащи всех в гостиную! Я уже вызвал такси.
— Пойдём за Браном, — Яринка потянула меня вверх. — Бери свои вещи!
Встать на ноги удалось с третьей попытки, одеться и обуться — со второй, подхватить рюкзачок — с первой. Помогал ли нашатырь, или дурман сам постепенно рассеивался, отгоняемый начавшим поступать в кровь адреналином, но в голове стало заметно яснее. Бросив на Яна последний испепеляющий взгляд, я следом за Яринкой поспешила к лестнице, чтобы подняться в мансарду к Бранко и поторопить его в бега, покуда не захлопнулась ловушка, в которую вдруг превратился дом, до сих пор казавшийся таким надёжным и безопасным.
Но Бранко уже спускался нам навстречу. Он держался за перила и щурился от яркого света, но шагал довольно уверенно: по крайней мере, не падал, как я недавно. Но тоже спросил, едва увидев нас:
— Что случилось?
Яринка открыла рот, но я опередила её:
— Здесь скоро будут люди Бурхаева, нужно бежать! Собирай вещи и спускайся в гостиную!
Большего не потребовалось. Сонно прищуренные глаза серба широко распахнулись, он замер на миг, а потом с завидной для одурманенного снотворным человека резвостью рванулся обратно по лестнице. Видимо, воспоминания о зловещем бурхаевском подвале в его памяти были ещё живее, чем в моей.
Мы с Яринкой тоже развернулись, устремились вниз. На площадке встретились с Яном и Дэном и до первого этажа проследовали уже все вместе. Дэн матерился, Ян виновато отмалчивался, но оба спешили как могли. Тесной топочущей гурьбой мы скатились по лестнице в гостиную, где увидели Игу и Белесого, уже одетых, с сумками. Белесый ошалело таращил глаза, но ничего не спрашивал.
— Такси здесь! — почему-то шёпотом сообщил Ига. — Кого не хватает?
— Бранко, — так же сдавленно ответила ему Яринка, — но он уже идёт.
— Давайте за дверь! — зашептал и Ян. — Только тихо.
Ещё не понимая, почему «тихо», но подражая друзьям, я прикусила язык и на цыпочках затрусила через гостиную вместе со всеми. Едва мы выскользнули наружу, в приятную прохладу летней ночи, нас догнал Бранко с объёмной сумкой на плечевом ремне. Я задалась вопросом, чего он мог набрать с собой, когда у всех остальных вещей было по чуть-чуть, но вспомнила про краски, кисти, парикмахерские инструменты, прибамбасы для тату и пирсинга. Да, Бранко был бы не Бранко, если бы оставил всё это.
Просторный двор с небольшим фонтаном и яркими клумбами сейчас выглядел непривычно, и я не сразу поняла, почему. Не горели многочисленные фонарики, что обычно целыми россыпями светились на газонах, на веранде, на кромке забора, на деревьях и кустах. В отличие от дома, где свет горел почти везде, двор оказался погружён в темноту. И благодаря этой темноте мы сразу увидели огонёк такси за калиткой.
Нас же много, успела подумать я, шагая по дорожке между Яринкой и Дэном, как мы все уедем на одной машине? Но тревога оказалась напрасной: Ига и Ян обо всём позаботились, и ждал нас почти такой же микроавтобус, как тот, на котором друзья примчались мне на помощь, чтобы вырвать из лап Бурхаева. И это почему-то вдруг успокоило меня, наполнило странной уверенностью, будто всё идёт как надо, что где-то наверху именно так и было задумано.
В такси мы не разговаривали. Усатый пожилой водитель покосился на нашу пёструю компанию всего один раз и ушёл в свои мысли, но начинать обсуждать при нём свои дела всё равно было немыслимо. Поэтому ехали молча и только бросали друг на друга взгляды самого разного эмоционального содержания. Больше всех доставалось Яну. Я, Яринка, Дэн и Белесый с четырёх сторон зло зыркали на него, не в силах дождаться возможности высказать любящему сыну своего отца всё, что мы думаем о его идиотском поступке и о нём самом. Ига, будучи подельником Яна в этом кретинизме, предпочёл сидеть, опустив очи долу, а Бранко вообще ещё ничего не знал и только вопросительно поглядывал на всех по очереди.
А за окнами микроавтобуса проносились огни, которых становилось всё больше и больше по мере того, как мы двигались к центру Москвы, на Площадь Трёх Вокзалов, как сказал таксисту при посадке Ян. Значило ли это, что, несмотря на возможную погоню, мы отправляемся по намеченному маршруту Москва-Красноярск? Соображалось мне ещё не ахти: снотворное продолжало действовать, затуманивая сознание, затормаживая реакцию, отчего происходящее казалось нереальным. Может, и правда я сейчас продолжаю спать в своей постели, и всё это мне лишь снится?
Незаметно для себя я привалилась плечом к Дэну и осоловевшими глазами посмотрела за окно, где сияющие пейзажи ночного города сменяли друг друга: ночная Москва оказалась красивее и величественнее дневной. Стало даже жалко, что я уже уезжаю отсюда. Вернусь ли когда-нибудь?
— Вытряхиваемся, приехали, — Ига сверкнул белозубой улыбкой, пытаясь показать, что всё хорошо и вообще ничего ужасного не случилось. Но в ответ получил лишь мрачные многообещающие взгляды.
Последним микроавтобус покинул Ян. Он же и расплатился с водителем. Дожидаясь его, мы встали полукругом на шумной и людной даже посреди ночи улице, инстинктивно держась ближе друг к другу, соприкасаясь локтями, вцепившись в свои сумки и рюкзаки.
Едва захлопнув дверцу микроавтобуса, Ян повернулся к нам, поднял вверх руки, словно сдаваясь в плен, и торопливо заговорил:
— Ребята, я знаю, что вы хотите мне очень многое сказать и о многом спросить! Я готов выслушать что угодно и ответить на любые вопросы, но, прошу, чуть позже! У нас через двадцать минут отходит поезд, надо торопиться!
— Он же в девять утра! — выразил всеобщее недоумение Белесый и выразительно глянул на чёрное ночное небо.
Ян потупился, но ответил без задержки.
— Пока вы спали, я взял ваши билеты и обменял их на другие через интернет. На более ранний поезд. Чем быстрее нас не станет в Москве, тем лучше.
— Взял?! — возмутилась я, потому что вспомнила, как перед сном положила свой билет вместе с паспортом под подушку. Выходит, Ян бессовестно обшарил наши комнаты и вещи!
— Простите, — но, произнеся это, Ян не опустил глаз.
— Сволочь! — похоже, других ругательств у меня в памяти просто не осталось.
— А как же Юрьич? — вдруг спохватился Бранко. — Его мы оставили Бурхаеву? И кто ещё остался в доме?!
Божечки, Михаил Юрьевич, почему мы не вспомнили про него?!
Яринка и Дэн поражённо ахнули: видимо, они, как и я, напрочь забыли о нашем лидере. Остаётся надеяться, что одурманенность снотворным может служить нам хоть каким-то оправданием перед собой и друг перед другом.
— Всё в порядке! — Ян снова поднял руки. — Тем, кто остался, ничего не угрожает! И мы убегаем не от моего отца, а как раз-таки от Михаила Юрьевича.
Я совсем перестала что-либо понимать — только таращилась на Яна, как баран на новые ворота. Судя по воцарившемуся вокруг молчанию, остальные реагировали так же.
— Пятнадцать минут до отправления, — заметил Ига с ноткой печали в голосе. — Ребята, мы собираемся выполнять свою работу или нет? Если да, то нужно идти. В поезде у нас будет полно времени для объяснений.
— Так мы всё-таки едем в Красноярск? — спросила я, поймав себя на том, что мысленно уже была готова отправляться на поиски родителей самостоятельно.
— Разумеется, едем! Всё в силе, — Ян сделал несколько шагов в сторону, оглянулся на нас. — Кто не передумал — идём. Ждать больше нельзя.
И мы пошли за ним. Сначала Ига, за ним я, Яринка и Дэн сдвинулись с места одновременно, следом поспешил Белесый, а последним, что-то раздражённо пробормотав на сербском — Бранко.
Поезд не ушёл без нас, несмотря на то, что мы, как мне показалось, добирались до него бесконечно долго. Но, думаю, это произошло из-за обилия впечатлений. Вокруг было слишком много людей и огней, всё шумело и двигалось, гудели автомобили, гудела толпа, гудела моя бедная, оглушённая снотворным и последними безумными событиями голова… Как-то незаметно получилось, что Дэн всю дорогу крепко держал меня за руку и тащил вперёд, не давая толком оглядеться. Прямо перед глазами маячили спины Яна и Иги, так что поезд я увидела, только когда оказалась уже перед ним.
После нашего с Яринкой невольного путешествия на юг Руси к поездам я относилась более чем прохладно. Неумолимый и равнодушный ко всему перестук колёс теперь ассоциировался у меня с неким злым роком, с неумолимой движущей силой, над которой нет и не может быть никакой человеческой власти. Если бы вдруг понадобилось охарактеризовать поезда одним словом, я бы сказала — неизбежность.
Неровной цепочкой мы пронеслись мимо нескольких вагонов и чуть не врезались друг другу в спины, когда Ян, бегущий первым, резко затормозил. Выглянув из-за плеча Дэна, я увидела, как он протягивает стопку одинаковых маленьких книжиц пожилому мужчине в синей униформе. Ага, вот и наши паспорта!
— Это проводник, — шепнул мне Дэн, обернувшись. — Человек, который сопровождает пассажирские вагоны. Представляешь, до Христианской революции большинство проводников были женщинами! И вроде даже неплохо зарабатывали.
Я мельком позавидовала этим когда-то жившим на Руси женщинам. Чёрт с ним, с заработком, но ведь, наверное, здорово работать вот так: всегда в дороге, всегда с новыми людьми, в красивой форме с погончиками, быть свободной и независимой... Интересно, а на Западе сейчас есть такая профессия? Я уже хотела обернуться и спросить об этом у Бранко, но Ян призывно махнул рукой.
— Заходим!
И мы друг за другом потянулись в вагон.
Надо отдать должное Яну: несмотря на спешку и, мягко говоря, неспокойную на момент обмена билетов обстановку, он умудрился взять два купе друг рядом с другом и даже выкупить единственное свободное место, чтобы никто посторонний не затесался в нашу тесную компанию.
Конечно, едва загрузившись в вагон, мы все набились в одно купе, где набросились на Яна с гневными вопросами и обвинениями. Каждый немедленно желал знать, что происходит; и, если на то пошло, на чьей стороне сам Ян? Даже Яринка не стала жалеть забившегося в угол возлюбленного: голосила чуть ли не громче остальных.
Хаос прекратил Ига, который сделал страшные глаза и, ткнув пальцем в дверь, зашипел:
— Полиция!
Гомон мгновенно смолк: все, как заворожённые, уставились на дверь, из-за которой доносились голоса и шаги других пассажиров. Однако секунды шли, никакая полиция вламываться к нам не спешила, и общий гнев вот-вот обрушился бы на Игу, но тот успел опередить события.
— Полиция есть в поезде, — торопливо выкрутился он. — И, если мы будем так галдеть, она обязательно сюда нагрянет. Поэтому давайте обойдёмся без этого? Сейчас мы с Яном всё объясним.
Повисла тишина. Вопросов у всех накопилось множество, но теперь каждый почему-то ждал, когда их задаст кто-то другой.
— Вы как хотите, — заговорил наконец Белесый, — а я сяду.
Он растолкал нас широкими плечами, закинул рюкзак на верхнюю полку, а сам влез за столик к окну, где развалился, откинувшись на спинку сидения. Остальные переглянулись и последовали его примеру. Стоять остался только Ян: он прижался спиной к двери, словно ожидая нападения, и ни на кого не смотрел.
Пол качнулся, под ногами стукнули колёса. Обернувшись к окну, я увидела, как медленно поплыла назад платформа, залитая призрачно-синим светом фонарей. Вот так, я снова еду в поезде, мамочка моя, колесо судьбы вращается, каждый раз возвращая нас к чему-то уже пройденному, и я снова еду в поезде, помоги мне какой-нибудь бог, если он правда есть...
— Отдай нам документы, — вывел меня из фаталистических размышлений голос Бранко. — И билеты.
Ян, не поднимая головы, полез за пазуху, выложил на столик стопку паспортов и развёл руками:
— Билеты отдать не могу, они же электронные.
Я поймала себя на том, что очень тороплюсь выудить свой паспорт из общей кучки. Ну, здравствуй, зависимость от бумажки, без которой я какашка, как быстро ты пришла...
Какое-то время все шуршали одеждой и вжикали молниями, пряча подальше заветные книжицы, потом снова уставились на Яна.
— Начнём, пожалуй, — вместо него заговорил Ига. — Главное вам уже известно. За ужином вы выпили вина, в которое было подмешано лёгкое снотворное, и крепко уснули…
— Нет уж! — перебила его Яринка. — Не надо вот этого: «было подмешано», «выпили вина»! Говори как есть: Ян подмешал снотворное в вино и подсунул его нам! Так ведь, милый? Ты это сделал в подвале? Потому и не захотел, чтобы я шла туда с тобой?
Я думала, что Ян отмолчится, позволив ответить Иге, но он кивнул.
— Да, Яриш.
— Что? — поражённо переспросил Бранко, который единственный пока не знал о снотворном. — Зачем ты нас усыпил?
И всё тем же ровным, лишённым эмоций голосом, ни на кого не глядя, Ян рассказал.
Когда стало ясно, что Яринка в деле освобождения отца ему не помощница, Бурхаев-младший обратился к Иге, своему другу с раннего детства. Такому близкому, что однажды ради их дружбы тот уже пошёл на крайне опасное дело — помог вызволить Яринку из Оазиса, выйдя в открытое море на крохотной лодке. Но, кроме готовности помогать друзьям, Ига отличался ещё и крайней степенью авантюризма: именно поэтому он не остановился на спасении моей подруги, а остался с людьми Михаила Юрьевича творить историю государства. Не отказался он от риска и на этот раз. Подмешать снотворное в вино, которое все пригубили за ужином, было делом нехитрым. Дальше оставалось дождаться ночи, под её покровом освободить Бурхаева, вывести наверх, открыть калитку и посадить спасённого в заранее вызванное такси.
— Потом мы вместе собрали ваши паспорта, обменяли билеты в интернете, — закончил за Яна Ига, — и начали вас будить.
Воцарилась нехорошая тишина. За окнами пролетала, уносилась назад бесконечная Москва, небо на востоке уже начинало сереть.
— Зачем? — всё тем же ошарашенным голосом озвучил Бранко висящий в воздухе вопрос. — Зачем вы так сделали?
— Это мой отец, — просто ответил Ян.
— А это мой друг, — почти весело добавил Ига и обезоруживающе улыбнулся. — Ну вот. Всё. Теперь делайте с нами что хотите.
— Выбросить их на ходу? — предложил Белесый после краткого молчания.
— Давайте, — согласился Бранко, — только аккуратно, чтобы ноги не переломали. Пусть на этих ногах идут назад, спасают Юрьича и остальных. Ян, ты же идиотом вроде не был, неужели не понимаешь, что сделает твой отец со всеми вашими, до кого сумеет добраться?
— Мне вот ещё интересно, — добавила Яринка, глядя на Яна, как на чужого человека. — Что бы вы стали делать, если бы не смогли нас разбудить? Если бы снотворное подействовало слишком сильно?
— Не подействовало бы, — качнул опущенной головой Ян. — Я долго выбирал такое, чтобы не навредило вам и не усыпило слишком сильно. Оно вообще не должно усыплять, оно только углубляет естественный сон человека, делает его крепче. Это было нужно, чтобы никто случайно не проснулся, пока я не выведу отца. И чтобы паспорта с билетами у вас забрать…
— Но зачем?! — снова спросил Бранко. — Ты же сам помог пленить своего отца, даже по морде ему врезал и ствол у виска держал! Или это была игра, чтобы привести его в дом? Чтобы он потом смог привести ещё кого-нибудь?
Версия не выдерживала никакой критики, и Бранко сам это понял, едва закрыл рот. Не было Яну смысла разыгрывать такой спектакль, ведь, если бы он и оказался предателем, то в любой момент сам мог привести в дом кого угодно, хоть отца, хоть полицию.
— Он пленил своего отца, чтобы спасти Дайку, — ответил Ига, глядя на Бранко. — И тебя, кстати, тоже. Если бы мы просто забрали вас, без Бурхаева, его гориллы изрешетили бы всех прямо на дороге.
— Мой отец — подонок, — ровным тоном добавил Ян. — С этим не спорю. Я врезал ему по морде за то, что он сделал в Оазисе с Яриной, но я не мог уехать, оставив его умирать. Вы же понимаете, что его бы не отпустили.
После последовавшей за этими словами томительной паузы заговорил Дэн, который до того молчал, неотрывно глядя на сцепленные перед собой руки.
— Понимаем. А ты понимаешь, что натворил? Это не только конец для всех, кто остался в доме, и для всех, кто придёт туда позже — ведь там наверняка будет устроена засада. Это конец всему сопротивлению. Если Михаил Юрьевич попадёт в руки полиции, из него вытянут всё, что он знает, а знает он больше нас всех вместе взятых. И потянется цепочка… Ты понимаешь, что сегодня разрушил то, что создавалось годами? И что нам всем уже нет смысла куда-то ехать и что-то делать? Разве что всё-таки искать дикарей, чтобы присоединиться к ним и прятаться в лесах…