Я удивлённо посмотрела на взволнованного друга. Ну конечно, я не могу оставить Дэна! Как и Яринку. И Яна, и Игу, и Михаила Юрьевича, и даже Белесого, раз уж он, будь неладен, увязался с нами! Но главное — как я могу бежать куда-то, когда всего несколько дней отделяют меня от встречи с родителями, на которую я уже не надеялась?
Ничего этого говорить не пришлось, Бранко прочитал ответ в моих глазах и разочарованно опустил плечи.
— Ну, смотри... На Руси тебя не ждёт ничего, кроме тюрьмы и смерти. Рано или поздно. А тут выпал реальный шанс…
Я не ответила и уже развернулась, чтобы уйти, но Бранко успел сказать мне вслед почти словами Ральфа:
— Ты всё-таки подумай. Время ещё есть, ехать нам долго!
Я боялась новой встречи с Яринкой: по моему лицу она сразу поймёт, что случилось нечто из ряда вон, и придётся или рассказывать правду, или как-то выкручиваться. Однако коридор был пуст. Не успев вздохнуть с облегчением, я снова испугалась — на этот раз того, что Дэн наверняка уже заждался меня и тоже может что-то заподозрить. Но мне и здесь повезло. Когда, бесшумно откатив в сторону лёгкую дверь, я несмело заглянула в купе, Дэн спал на нижней полке, закинув руку за голову и запрокинув к потолку бледное, худое лицо. Я невольно замерла на несколько секунд, любуясь им: отросшая русая чёлка упала на высокий лоб, губы чуть приоткрылись во сне, ресницы подрагивают. Мне захотелось лечь рядом, прижаться к нему, обнять — и просто лежать, зажмурившись, наслаждаясь каждым моментом нашего уединения.
С верхней полки раздался всхрап Белесого, и наваждение развеялось. Нет у нас никакого уединения. Нет никакой определённости. Нет уверенности в завтрашнем дне. А ещё я только что разговаривала с мужчиной из своего прошлого, и было бы бессовестным враньём сказать, будто этот разговор ничего не затронул в моей душе.
Я не посмела лечь рядом с Дэном. Вместо этого прикрыла за собой дверь и, тихонько вздохнув, полезла на свободную верхнюю полку. Легла там на живот, так, чтобы можно было видеть в окно пролетающую мимо тайгу.
«Как ты, лесная малышка? Я беспокоился».
Почему мне так важен факт, что на самом деле Ральф не бросил меня в Оазисе, что он действительно не смог приехать? Не скажу, что это именно радует — скорее, похоже на глубокое удовлетворение, словно я только что успешно закончила некое давно начатое, но не законченное до сегодняшнего дня дело.
«Держись, Лапка. Ты натерпелась, но скоро всё будет хорошо».
И почему от этих слов так спокойно? Ведь я уже не собираюсь никуда бежать, я теперь с Дэном и своими друзьями, мы все части одного целого, мы — Летние! Не нужен мне Запад, не нужен Ральф!
«Прости за всё, что произошло с тобой в Оазисе».
Уже простила. Да никогда и не держала зла. Ральф в своё время спас меня от Ховрина и делал всё возможное, чтобы скрасить моё существование на острове-западне. Может быть, потому и кажется сейчас, что голос Ральфа и его слова успокоили меня? Привычка из прошлого, в котором он был моей единственной защитой...
Что-то вкрадчиво сжало ступню, и я вскрикнула от испуга. Дёрнулась, переворачиваясь на спину. Дэн, приподнявшись с нижней полки и беззвучно смеясь, держал меня за пятку.
— Испугалась, малявка?
Я не успела ответить — сбоку раздалась возня, и хриплый со сна голос Белесого прокашлял:
— Задолбали! Ни ночью, ни утром поспать нельзя, то орут, то обжимаются и чавкают, малолетки озабоченные!
Он с грохотом ссыпался с полки и демонстративно покинул купе, хлопнув дверью. Мы с Дэном ещё несколько секунд молчали, глядя друг на друга, потом расхохотались.
— Давай вниз! — Дэн протянул мне руки, помогая спуститься, усадил рядом с собой, обнял. — Ты куда утром убежала?
Я уткнулась носом ему в грудь, чтобы спрятать лицо, и глухо ответила:
— Смотрела на тайгу. Ты видел? Мы почти приехали.
Дэн глянул в окно поверх моей макушки, притих и, каким-то образом почувствовав, что значит для меня этот следующий за поездом однообразный зелёный пейзаж, сказал:
— Вот ты и дома, Дайника. Вот ты и дома.
Наш поезд прибывал в Красноярск поздним утром третьего дня, и мы с Дэном успели провести вместе ещё одну ночь, наполненную разговорами, объятиями и поцелуями. Белесый смирился с нашим соседством и больше не возмущался вслух — только демонстративно отворачивался к стенке, накрываясь с головой одеялом.
За несколько часов до прибытия вся наша компания, словно по некоему тайному сигналу, оказалась в одном купе и неловко примолкла. Как-то так получилось, что за почти трое суток пути мы мало общались друг с другом и ни разу не собирались все вместе, как сейчас. Поезд — его однообразный перестук колёс, равномерное покачивание — усыплял нас, делал задумчивыми и скучными. Никто не порывался обсудить сложившуюся ситуацию, никто не строил планов, никто, кажется, даже не беспокоился о возможной погоне в лице Бурхаева. Только мы с Дэном, ставшие за время пути самыми близкими друг для друга людьми, выбивались из общего минорного настроя.
Сейчас мы сидели в обнимку, будто отгородившись от остальных прозрачным, но непроницаемым куполом, через который не могли пробиться ни любопытные взгляды Яринки, ни насмешливые — Иги, ни вопросительные и обращённые только на меня — Бранко.
Затянувшееся молчание нарушил Белесый. Он пришёл последним и встал у двери, по-хозяйски облокотившись на верхнюю полку и обведя нас медленным взглядом.
— Ну что, — заговорил он, убедившись, что всеобщее внимание, наконец, сосредоточилось на нём. — У меня для вас, други, есть две новости. По традиции: хорошая и плохая. С какой...
— Ой, да говори уже! — перебил его лежащий на верхней полке Ига, тем самым смазав Белесому эффектное, как он, наверное, думал, вступление.
Тот насупился, но просить себя дважды не заставил.
— Короче, звонил Юрьич. Дал адрес гостиницы в Красноярске, где не задают лишних вопросов, не особо вглядываются в документы и где на нас уже забронированы номера. Это, как вы понимаете, была хорошая новость.
— И что в ней хорошего? — не выдержала я. — Лучше бы сразу дальше ехать. Зачем терять целый день?
— Ну, не знаю, как для вас, а для меня было бы очень хорошо сейчас помыться и поспать на нормальной постели! — Белесый помрачнел ещё больше. — Вот только благодаря вам мы и этого оказались лишены.
— Надо понимать, — съязвил сверху Ига, — это была плохая новость?
— Она самая! Все деньги вы спустили на телефоны, и теперь нам нечем заплатить за гостиницу, дорогие бродяги! Так что добро пожаловать на гостеприимный вокзал Красноярска!
— На вокзале нельзя ночевать, — подал голос Дэн. — Там полиция, мы привлечём внимание.
— И что ты предлагаешь?
Дэн равнодушно пожал плечами.
— На улице тепло. Погуляем до утра. Михаил Юрьевич сказал, куда дальше?
— Сказал, — проклинающим тоном сообщил Белесый, чьи мечты о гостиничном отдыхе рушились на глазах. — Завтра поезд до Благовещенска.
— Ого! — Ян, который обнимал Яринку, сидя напротив нас с Дэном, нервно дёрнулся. — Благовещенск?! Это же край света! И он заброшен. Я вообще не знал, что туда ещё поезда ходят.
— Ходят, — напряжённо сообщил Дэн и прижал меня к себе, больно сдавив, но даже не заметив этого. — Раз в неделю или около того. Причём поезд идёт прямой, из Москвы, с минимумом остановок. Странно, что нас не собирались посадить сразу на него.
— Ничего не странно, — проворчал Белесый и помялся с ноги на ногу. — Здесь нам нужно встретиться с человеком от Юрьича… он передаст кое-что.
— Надеюсь, деньги? — спросил Ига, улыбаясь во весь рот и явно преследуя цель позлить Белесого. Тот не поддался на провокацию.
— Понятия не имею. Но ЦУ получим точно.
Я скосила глаза на Дэна, на его потемневшее лицо и сведённые брови: он до сих пор притискивал меня к себе так плотно, что не получилось даже повернуть голову. И мне хотелось знать, что его так встревожило.
— Денис… а в Благовещенске… там?
Дэн, наконец, спохватился и ослабил хватку, давая мне чуток свободы.
— В Благовещенске… — до замирания сердца милым и знакомым движением он запустил пятерню в волосы, взлохматил их. — Если бы знать. Официальная информация одна, а слухов много.
— Что за слухи? — спросил на этот раз Бранко. Теперь все тревожно смотрели на Дэна: даже Белесый присел на краешек нижней полки, опасливо моргая в ожидании ответа.
Дэн обвёл взглядом притихшую компанию и заговорил, зачем-то понизив голос почти до шёпота.
— Благовещенск стоит… стоял на границе с Китаем. То есть, прямо через реку, через Амур, уже был китайский город. Ну и, когда началась Третья Мировая, ему досталось в первую очередь…
— Подожди, — тоже шёпотом перебил Ян. — Но ведь Китай был на нашей стороне?
— А толку? — ответил за Дэна Ига. — Сначала на нашей, а потом… сейчас вообще, наверное, точно не узнать, что тогда происходило. Скрывают всё. Кто начал, зачем?
— Русь и начала! — Бранко не стал шептать и сказал это громко, даже резко — так, что все вздрогнули. — Не знаю, что вам тут говорят, а всему миру известно, как Русь… тогда ещё Россия полезла на Америку, вот и…
— Да это Америка полезла на нас! — загремел в ответ Белесый. Он страшно выпучил глаза, вскочил на ноги и ударился головой о верхнюю полку. — А-а, бля!
Это разрядило обстановку: все задвигались, зафыркали в кулаки, а Дэн примирительно сказал:
— Ребят, вот давайте сейчас без политики? Не до того. Дальше говорить?
— Говори, — ответила я за всех, кладя подбородок ему на плечо и близко-близко заглядывая в серые с коричневыми крапинками глаза. — Ты очень интересно рассказываешь.
Ига изобразил игру на скрипке, Белесый закатил глаза, Бранко чуть заметно покачал головой — и только Яринка смотрела на нас радостно и открыто.
А смущённый всеобщим вниманием Дэн продолжил:
— Вообще, как известно, Третья Мировая, а потом и Христианская революция, очень сократили население Руси. Это в последние лет пятьдесят мы опять размножаться начали, но теперь уже только в центральной части. А за Уралом сплошная разруха, старики доживают да те несчастные, что вынуждены там работать. Полезного-то много чего осталось, бросить тоже нельзя.
— Это туда, что ли, нас отправили бы после приюта? — спросила Яринка. — Это те самые производства, которыми Агафья пугала?
Но Дэн покачал головой.
— Не думаю. В такие места только мужчины годятся.
Все помолчали. За окном продолжала проноситься тайга, уже преимущественно темнохвойная, но теперь она не тянулась за поездом ровной полосой, а то поднималась вверх, то уходила вниз, то изгибалась волнами на горизонте. Начинались Саяны?
— Владивостока больше нет, — вдруг глухо сказал Белесый. — Цунами смыло нахрен вместе с Японией. Мой дед оттуда родом… был.
— Много чего смыло нахрен, — без прежней усмешки отозвался Ига. — Денис, так что с Благовещенском?
— Да знать бы точно, — Дэн снова заговорил тише. — Официально это теперь закрытый пограничный город.
— Закрытый? — удивилась Яринка. — Но как мы тогда туда попадём? Нужны ведь пропуска, наверное?
— Кто знает. Может, сегодня мы именно пропуска и получим от человека, с которым должны встретиться, а, Сергей?
Белесый развёл руками.
— Люди, я знаю не больше вашего.
И тут заговорил Бранко, который до этого переводил настороженный взгляд с одного лица на другое, словно не веря в то, что слышит.
— Какой пограничный город, вы о чём? Какая там граница?
Все удивлённо уставились на него: даже Ига свесил голову с верхней полки.
— Как это какая? — наконец ответил Ян. — Китайская.
Бранко ошеломлённо моргал.
— Нет, я, конечно, понимаю, что у вас тут железный занавес, но не думал, что это настолько действенная штука. Вы совсем не в курсе того, что происходит за пределами Руси? Нет никакого Китая!
Все начали переглядываться: мы с Яринкой — озадаченно, остальные — смущённо. Слово взял Ян:
— Бран, мы в курсе, что Китая как государства давно уже нет, но продолжаем так называть землю, где оно раньше было. Для простоты. И там действительно пролегает граница Руси.
— Я не знала, — мне почему-то захотелось поддержать Бранко, не дать ему выглядеть глупо. — Точнее, что Китая нет, знала, но не знаю, что там теперь вместо него.
— А этого никто не знает, — вставил Ига. — Точнее, известно, что огромная пустошь, радиоактивные развалины. Отправиться туда — верная смерть, поэтому подробности неизвестны.
Бранко щёлкнул языком.
— Ну я же говорю — железный занавес делает своё дело! Нет никаких радиоактивных развалин. Это страшилки, придуманные специально, для того чтобы любопытные не совались.
На этот раз молчание длилось дольше. Наконец Дэн осторожно спросил:
— И что же там?
— Нейтральная земля. Огромный кусок суши, не принадлежащий ни одному суверенному государству. Радиация местами в пределах нормы, так что он даже частично заселён.
— Кем заселён? — Белесый сверлил Бранко таким бдительным взглядом, словно заподозрил в нём иностранного шпиона. — Кто может жить в таком месте?
— Да кто угодно, кто способен обходиться без привычных благ цивилизации. Но в основном это те, кто остался после войны. Ещё туда бегут преступники, лезут мародёры и разные идиоты, мечтающие о полной свободе. В общем, народ малопонятный и неприветливый. Так что граница там действительно нужна.
Снова все притихли, переваривая информацию. Хотя лично меня совершенно не удивило, что власть Руси скрывает от своего народа правду о происходившем за железным занавесом на самом деле. После всего, что я увидела и услышала в Оазисе, меня вообще мало чем можно было удивить.
— Ага, — Дэн вздохнул и опять мило взлохматил волосы рукой, вызывая во мне желание прижаться к нему, чтобы никогда не отпускать. — Тогда всё становится ещё непонятнее, и ясно только одно: мы совершенно не знаем, что нас ждёт в Благовещенске.
— И какого чёрта мы вообще едем именно туда, — добавил Ян. — Дайка, разве ваше таёжное поселение было в тех краях?
Я растерялась. Всё, что мне до сих пор было известно о местонахождении Маслят, можно было выразить двумя словами: тайга, Сибирь. Но, учитывая более чем впечатляющие размеры и того, и другого, разброс предполагаемых точек шёл даже не на сотни, а на тысячи километров.
— Ну, какой к вам был ближайший город? Ведь какой-то был? — попытался помочь мне Ига, но я лишь пожала плечами.
— В какой-то город взрослые ездили иногда за вещами, но все так и называли его «город», без названия. И он был не рядом, дорога туда-обратно занимала несколько дней. На лошадях. По реке быстрее, но это только летом…
— Н-да, — протянул Белесый. — Вот это и называется — пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…
— Мне же было девять лет, когда меня забрали! — зачем-то попыталась я оправдаться. — Я мало что помню.
Дэн успокаивающе сжал мою ладонь в своей и подытожил:
— В общем, гадать нет смысла. Узнаем всё со временем, как и сказал Юрьич.
— Не нравится мне это, — поделился Ян. — Нас используют вслепую.
— Да неужели? — Яринка насмешливо поцокала языком. — А сам-то что делал, когда снотворное в вино подмешивал?
Вид у Яна сразу стал пришибленным.
— Ну я же сто раз извинился за это! И за снотворное, и за билеты! Вы ведь уже убедились в том, что отец сдержал слово и просто исчез из наших жизней!
Как ни странно, это было правдой. Белесый связывался с Михаилом Юрьевичем каждый день, и, хоть тот вместе с остальными спешно покинул дом в день нашего отъезда, знал, что люди Бурхаева туда так и не наведались. Впрочем, не скажу кому как, но мне это не внушало оптимизма. В бурхаевскую честность, даже по отношению к собственному сыну, верилось с трудом — и совершенно не верилось в его способность взять и простить нам позорное пленение с последующими неделями подвального заключения. Скорее всего, подлец что-то замышлял, но на это ему требовалось время.
— Ладно, — Дэн поднялся на ноги и потянул меня за собой. — Мы прибываем через полчаса, пора сдавать постели и собираться. Сергей, где и когда нас будет ждать человек от Михаила Юрьевича?
Белесый тоже поднялся.
— У гостиницы он нас будет ждать, в которую мы теперь не попадаем. Вечером, как стемнеет.
Дэн не поддался его унылому тону.
— Отлично! Значит, будет время посмотреть город.
Город мы посмотрели, но он не доставил нам визуального удовольствия и не внушил никакого оптимизма. Даже маленькая Тюмень, с её пустой выщербленной привокзальной площадью и самим вокзалом, половина окон которого зияла выбитыми стёклами, не производила такого гнетущего впечатления. Там было просто запущено и уныло, но не чувствовалось скрытой враждебности, которой встретил нас Красноярск.
Здешний вокзал оказался не просто полупустым — почти полностью заброшенным. Работали лишь одна билетная касса на первом этаже да комната полиции рядом с нею. По остальному зданию гулял ветер, катая мусор между рядами кресел, на которых, нахохлившись, словно недовольные птицы, сидели редкие пассажиры в ожидании таких же редких поездов. Зря Дэн опасался излишнего внимания: мы прошли вокзал насквозь и не увидели никого одетого в форму.
За пределами вокзала дела обстояли не лучше. Заросшие улицы ощетинились разбитыми фонарями, дома слепо глядели заколоченными окнами, встречные прохожие зыркали на нас подозрительно, а то и откровенно зло. Почти все они были одеты небрежно, не по размеру, словно подбирали вещи из чужого гардероба.
— Чёрт, — пробормотал Дэн, крепко держа меня за руку. — Мы слишком щёгольски выглядим на фоне местных жителей. Как же Юрьич этого не предусмотрел?
Я усмехнулась про себя. Эх, побывай Дэн в Оазисе, имел бы сейчас совсем другое представление о щёгольской одежде, ведь то, что надето на нас — самые обычные будничные и невзрачные вещи, от которых я уже отвыкла за время своего пребывания на острове. Свободные серые платья с длинными рукавами на нас с Яринкой, тёмные брюки и рубашки на парнях. Разве что разноцветные наши рюкзаки выглядели броско. Но, тем не менее, Дэн сказал правду: по сравнению с местными одно то, что наша одежда была нам по размеру и сидела как влитая, уже привлекало внимание.
— Сергей, далеко ещё до гостиницы? — Ян тоже нервничал и тоже крепко держал Яринку за руку. — Не нравится мне, как тут на нас смотрят.
Словно подтверждая его слова, мимо проехала машина, замедлилась, поравнявшись с нами, и я увидела хмурые лица, пристально и недобро глядящие из салона.
— Недалеко, — буркнул Белесый, который шёл, глядя в экран телефона. — Вот только интернет тут совсем не ловит. Хорошо хоть, у меня карты загружены были.
— А зачем мы туда идём? — Бранко выглядел недовольным и даже раздражённым с момента нашей высадки из поезда. — Денег на заселение всё равно нет.
— Надо же встретиться с человеком от Михаила Юрьевича, — резонно ответил ему Ига. — Придётся, конечно, до вечера ждать где-то там, гулять...
Но ни ждать, ни гулять не пришлось. Мы добирались очень долго, несколько раз сбивались с пути, меняли направление и плутали, не смея спросить дорогу у подозрительно глядящих прохожих. Часы шли, солнце клонилось к западу, на затихающий город наползали синие сумерки, а мы, как во сне, всё брели по заросшим улицам между полузаброшенных молчаливых зданий.
Закат уже почти отгорел, когда нам навстречу из парковых зарослей выдвинулся обшарпанный трёхэтажный дом с одним подъездом. И, как по мне, он ни в коем разе не мог быть гостиницей. Из кино, из книг, из увиденной мельком Москвы и, конечно, из бытия в Оазисе я извлекла совсем другой образ таких заведений. Высокие холлы, улыбчивые красавицы на ресепшн, строгие портье у входа, красные дорожки, мелодично звенящие лифты… да хотя бы небольшой уютный коттедж в викторианском стиле с камином в общей гостиной! Но никак не панельная трёхэтажка с мутными стёклами и покосившимися перилами крыльца. Однако на железной грубо окрашенной двери, не оставляя шанса на ошибку, висела написанная от руки амбициозная табличка «Гостиница Енисей».
— А знаете, — нарушил повисшую тишину Белёсый. — Может, вы и правильно купили себе мобилы. Лучше уж потратить деньги на них, чем вот на это!
— И что дальше? — уныло спросила Яринка. — Где будем ночевать? Тут, в кустах?
Никто не успел ответить, потому что дверь «Енисея» неожиданно приоткрылась, и ночевать в кустах нам не пришлось.
— Ну чё вы тут стоите? — на крыльцо ступила жилистая бабка в бесформенном халате с повязанной поверх него шалью. В одной руке она держала выцветшее пластмассовое ведро, в другой — ворох скомканных тряпок. На ногах ископаемого красовались самые настоящие калоши, которые сияли в последних лучах заката так, словно решили компенсировать своим блеском общий затрапезный вид хозяйки.
Мы молча воззрились на бабку, которая, поставив ведро себе в ноги, как ни в чём не бывало принялась развешивать на перилах крыльца разноцветные тряпицы, искоса бросая на нас хитрые взгляды и словно чего-то выжидая.
— Пойдёмте-ка отсюда, — шёпотом предложил Ян, — а то знаю я таких, сейчас полицией грозить начнёт, если не уберёмся.
— Да какая здесь полиция…— уныло бормотнул Белёсый, но попятился вместе с остальными.
Пройдя несколько шагов спинами вперёд, мы развернулись и уже направились по дорожке вглубь парка, когда сзади снова раздался на удивление зычный голос бабки:
— Куда пошли-то? Чего здесь делаете, спрашиваю? День вон какой летний, благодать, а?
Дэн замер, стиснув мою руку, резко обернулся. Бабка стояла на прежнем месте, и её лицо, похожее на печёную картофелину, было непроницаемо.
— День летний, бабуля!
Остальные тоже начали оборачиваться, словно просыпаясь.
— Ну, а коли летний, — бабка подхватила ведро и распахнула дверь «Енисея» настежь, — то и добро пожаловать, дорогие гости!
Глава 11
Минус один
Внутри гостиница с громким названием «Енисей» представляла собой ещё более печальное зрелище, чем снаружи. Вытертый линолеум, выцветшие обои, помутневшие от времени зеркала, мебель, словно прибывшая сюда из прошлого века на машине времени (а скорее всего — просто собранная из брошенных квартир, коих в Красноярске было теперь куда больше, чем жилых). Дульсинея Тарасовна, как представилась нам бабка-уборщица (с такой ехидной улыбкой, что сразу становилось ясно — имя выдуманное), глядя на наши вытянувшиеся лица, фыркнула и заверила, будто «Енисей» — на данный момент почти лучший из имеющихся в городе отелей. Она так и сказала — «отелей», повернулся же язык!
Впрочем, со всем этим можно было смириться, учитывая, что поселили нас в «лучшем отеле города» совершенно бесплатно. Когда Дэн, первым последовавший на зов Дульсинеи Тарасовны, сказал, что мы не можем заплатить за проживание, она лишь хихикнула:
— Считайте, что у нас акция. «Летние дни»: всем безденежным лоботрясам с новыми телефонами — сутки проживания бесплатно!
Услышав эти слова, Белесый злорадно хмыкнул, а мне стало неуютно при мысли, что, несмотря на разделяющее нас огромное уже расстояние, Михаил Юрьевич продолжает контролировать каждый наш шаг.
Заселились мы в номерах на двоих. Я, разумеется, с Дэном, чем вызвала осуждающий взгляд Дульсинеи Тарасовны, воздержавшейся, впрочем, от замечаний. Остальные тоже разбились по двое — кроме Белесого, соседствовать с которым никто не пожелал, что только обрадовало бывшего охранника. Он удовлетворённо крякнул и возвестил, что наконец-то сумеет нормально поспать без всяких источающих озабоченные флюиды, пыхтящих и ёрзающих личностей. Все деликатно сделали вид, что не поняли, о ком идёт речь, но я всё равно возненавидела Белесого ещё больше.
Расселившая нас по номерам Дульсинея Тарасовна (никакого администратора гостиницы мы не увидели) посоветовала не выходить на улицу: уже вечерело, а времена стояли неспокойные. Гулять по недружелюбному Красноярску и так никому не хотелось, но от вопросов мы всё-таки не удержались.
— Бабушка, — доверчиво обратился к уборщице Ян, — что случилось с городом? Почему здесь так… пусто?
— Москвичонок ты мой, — Дульсинея Тарасовна посмотрела на него почти ласково. — Тамбовский волк тебе бабушка! А в городе совсем не пусто, это вы ещё дальше не были. В Чите пустоту увидите, а уж за ней…
— Мы едем в Благовещенск, — зачем-то сообщил Дэн.
Дульсинея Тарасовна закатила глаза и, не дожидаясь новых вопросов, поспешила прочь, звякая дужкой ведра.
Не знаю, были ли в гостинице другие постояльцы, но наша компания заняла почти весь третий этаж. Забросив вещи в номера, наспех поужинав в пустой общей кухне, мы вышли на улицу и, обогнув ветхое здание, попали на задний двор, огороженный шатким штакетником и оборудованный наподобие площадки для пикника. Здесь все расселись на деревянные лавки и, поглядывая на редкие звёзды в неожиданно ясном и близком небе, примолкли. Михаил Юрьевич не сказал Белесому точного времени появления своего человека. Он лишь обозначил место и расплывчато добавил: «После наступления темноты». Темнота наступила, с ней пришла ночная зябкость. Мы ёжились и переглядывались: долгий нервный день давал о себе знать, и всё чаще слышались зевки. Я привалилась щекой к плечу Дэна, он накрыл мои ладони своими, и это было восхитительно, несмотря ни на что.
— Москвичи дурные! — раздалось из темноты, и мы встрепенулись, словно сонные воробьи на проводах.
От гостиницы в нашу сторону двигалась тёмная бесформенная фигура. Но гадать, кто это, не пришлось: слишком запоминающимся был скрипучий старческий голос.
— Здесь вам не Москва, тут даже летом одеваться надо! — Дульсинея Тарасовна приблизилась и, прежде чем кто-то успел подумать, как бы повежливее спровадить её с места нашего тайного рандеву, добавила. — Говорила я Мишке — отправь хоть постарше кого, с мозгами чтоб, а он опять детский сад на выпасе прислал!
— Мишке? — переспросил Белесый, первым начав о чём-то догадываться. — Это…
— Да Михаил Юрьевич ваш, — бабка неторопливо подползла и прочно уселась на одну из скамей. — Для кого Юрьевич, а для кого Мишка — сынок бедовый.
Мы ещё ошеломлённо переглядывались, не зная, как реагировать на внезапно обнаружившийся семейный повстанческий подряд, а Дульсинея Тарасовна, или как там её звали по-настоящему, уже перешла к делу.
— Значит, так, ребята. Деньги вы, конечно, зря профукали. Там, куда завтра отправитесь, телефоны вам будут — как жмурику припарка! Связь пропадёт за Читой и больше уже не появится. Но сделанного не воротишь, так что проехали. А главная новость на повестке дня… летнего, хе-хе! На этом перевале ваш отряд теряет одного бойца. Кто тут Игорь?
Ига, сидевший рядом с Яринкой и Яном, молча поднял руку. Бабка одобрительно кивнула ему.
— Значит, ты завтра идёшь на вокзал и покупаешь билет до Абакана. Покупаешь в кассе, предъявляешь паспорт и старательно светишь таблом. В поезд тоже грузишься с салютами и фанфарами, активно общаешься с соседями по купе, пьёшь с ними на брудершафт, рассказываешь о себе слезливые истории — в общем, стараешься наследить как можно заметнее. А в Абакане, только выйдя из вагона, бегом бежишь по адресу, который я тебе шепну, отсиживаешься там, сколько будет сказано, и затем благополучно возвращаешься в столицу. Ну, или куда там Мишка скажет. Догадываешься, зачем это нужно, москвичонок?
— Сбить погоню со следа, — ответил Ига под общее неловкое молчание.
— По идее, да, — согласилась Дульсинея Тарасовна. — Но это так, перестраховка. В наших ебенях погоня появится ещё не скоро. Если вообще появится.
Я вспомнила отпущенного на все четыре стороны Бурхаева-старшего и подумала, что на месте боевой мамы Михаила Юрьевича не была бы так оптимистична.
— Но так нельзя! — возразил Ян, машинально придвигаясь ближе к Иге. — Нам опасно разделяться!
— Вам опасно двигаться дальше такой вот бараньей кучкой! — повысила голос старуха. — Мишка для того и собрал толпу, чтобы по пути вы постепенно расползались в разные стороны. Ложные мишени, понимаете, да? Или вот ещё — ступени ракеты! Были такие чудные вещи в светлом руссийском прошлом. Взлетала длинная ракета, а в полёте от неё один за другим отваливались целые куски — ступени, чтобы, значит, дать возможность ракетной морде достичь луны!
Старуха поучительно подняла вверх узловатый палец, а затем направила его на меня, явно давая понять, кто именно среди нас — «ракетная морда». Я невольно съёжилась под этим жестом, и Дэн успокаивающе приобнял меня.
— И когда должна отвалиться следующая ступень? — вроде бы насмешливо спросил Белесый, но все услышали нервозность в его голосе.
— А вот этого знать не могу, — Дульсинея Тарасовна покачала седой головой. — И вы узнаете, только когда время придёт, а до того...
— Так что же, — Яринка без всякой почтительности перебила старую женщину, — в итоге никто из нас не дойдёт до цели вместе с Дайкой?
— Дойдёт, милая! — не обиделась та. — Обязательно дойдёт до цели, вот только цели у вас могут быть разные.
Яринка уже открыла рот, чтобы возразить, но почему-то передумала и вместо этого посмотрела на меня. «Я пойду с тобой до конца», — сказали её глаза.
И я так же безмолвно ответила: «Знаю».
Как мы и думали, билеты до Благовещенска уже были куплены. Дульсинея Тарасовна вручила их Белесому вместе с тонкой стопкой наличных. Не Дэну: видимо, после истории с телефонами он утратил лимит доверия. Поезд отправлялся рано утром, и старуха настоятельно рекомендовала нам хорошо выспаться. Мы вняли её совету и, решив отложить все разговоры до завтра, торопливо разошлись по номерам.