— Ты дома?
Она казалась занятой, отвлечённой.
Она говорила так, будто всё ещё работала.
И всё же просто от звуков её голоса по его вампирской коже пробежала дрожь жара. От этого ощущения его глаза закрылись, перед глазами на пару секунд всё потемнело.
Это также заставило его чрезвычайно остро улавливать каждую интонацию, каждый мелкий нюанс её голоса и дыхания... и даже сердцебиения, которое он слышал на линии.
Он слышал и чувствовал в ней усталость — и ментальное утомление, и физическое. Он знал, что в последнее время она много работала, существенно выходя за рамки обязанностей директрисы подготовительной школы Келлерман в Северо-Восточной Охраняемой Зоне.
Она работала и ночами тоже.
Она работала на «Архангел».
В основном она работала лично на Лару Сен-Мартен.
Ник не позволял себе спрашивать у неё, над чем именно Лара поручила ей работать.
Но усталость и работа были не единственным, что Ник в ней уловил. Ему показалось, что в менее заметном тембре её голоса он уловил беспокойство.
Казалось, она беспокоилась за него.
Эту часть он почти ожидал.
Он знал, что она смотрела его бои.
— Ник? — в её голосе зазвучало чуть больше стресса. — Ты уже дома?
Подумав над её вопросом, он выдохнул.
Это был не настоящий выдох; он же был вампиром.
Он сделал это скорее ради выражения эмоций.
— Нет, — он криво улыбнулся. — Я не дома, детка. И находиться здесь капец как странно.
— Я имела в виду отель. Ты в отеле? — её тон сделался резче. — Ты же не торчишь на арене до сих пор? Не могут же они настолько задерживать тебя?
— У тебя время намного более позднее, — заметил он.
— Ник. Ты мне скажешь? Где ты?
Ник посмотрел на город перед ним с высокого балкона отеля в центре с видом на залив. Он сжимал перила балкона, глядя на город.
— Я уехал с арены, — сказал он. — Я в отеле, — он окинул взглядом роскошный номер. — Тут красиво. Прямо роскошно. Возможно, они пытаются подкупить меня, чтобы я оставался внутри и вообще не выбирался в город. Но я могу всё равно прогуляться.
— Что? Зачем?
Он снова выдохнул.
— Думаю, ты временами забываешь, кто я такой, — поддразнил он.
— В каком это смысле?
Услышав, что в её беспокойство закралась злость, Ник напомнил себе, что они оба на грани. Они оба бывали гиперчувствительными в разлуке. Честно говоря, они в принципе не лучшим образом справлялись с разлукой. И сейчас не время быть засранцем.
— Я просто имею в виду, что я не сплю, — пояснил он мягким тоном. — Можно сказать, я из тех, кто живёт ночью.
— Ты спишь, — в голосе Уинтер прозвучало почти обвинение. — Ты всегда говоришь, что вампиры не спят, но ты спишь. Ты постоянно спишь. Ты даже видишь сны.
— Я сплю только тогда, когда я с тобой... — начал он.
— Это тоже неправда, — обвинила она.
—...В остальных случаях я обычно брожу по округе и делаю вампирские вещи по ночам. Чаще всего я работаю, но поскольку сейчас я в отпуске от полиции Нью-Йорка, с таким же успехом можно разделаться с ностальгией, а то я буду чувствовать себя попросту трусом.
Слушая её молчание, Ник снова вздохнул.
— Уинтер, я хочу побродить по округе. Я не бывал здесь десятки лет. Я вырос здесь. Если я собираюсь это сделать, надо делать это ночью. Когда не придётся иметь дело с искусственным солнечным светом купола. А завтра буду торчать в навороченном номере отеля, который для меня сняли. Может, я даже узнаю, нет ли тут массажа для вампиров... или хотя бы хорошего физического терапевта... чтобы завтра я не чувствовал себя таким скрипучим и старым...
Но она была не в настроении отвлекаться от своего беспокойства на шутки.
— Ты многое можешь сделать днём, — сказала она слегка обвиняющим тоном. — В Нью-Йорке мы всё время ходим куда-нибудь днём. В музеи. И ты можешь сходить на экскурсии, если у транспорта безопасное для вампиров стекло...
— Конечно, да. Есть вещи, которые я могу сделать днём. Но если я хочу побродить вокруг, изучить улицы, увидеть город, реку, то мне надо идти ночью. А в музеи можно и завтра выбраться.
— Но разве от этого ты не будешь грустить?
Последовала пауза.
Ник моргнул, и лампочка над его головой словно погасла.
Затем какая-то его часть расслабилась.
Ник попытался правда подумать над её вопросом и ответить честно.
— Может быть, — признался он.
— Так зачем это делать?
Он снова слышал в её голосе беспокойство.
Странно, но от этого он расслабился ещё сильнее. Может, потому что теперь он знал, что её беспокоит, и почему она так реагирует.
— Не знаю, — он вспомнил вампира на стадионе, который был так уверен, что знает его, и нахмурился. — Такое чувство, что есть там нечто... нечто, что я хочу понять получше. Брик никогда не посылал меня сюда. Он как будто вообще не хотел, чтобы я сюда возвращался. Знаю, он ненавидит ностальгию, так что я подумал, может, дело в этом... но может, и нет.
— Что это значит? — спросила она.
Он слышал, как она хмурится, пытаясь прочесть что-то между строк.
Ник подумал и над этим вопросом тоже.
Он подумывал объяснить ту встречу, случившуюся ранее.
Он подумывал вывалить всё это на неё прямо сейчас... тот странный вамп, и каким он был эмоциональным, увидев Ника вампиром, как он настаивал насчёт жены и детей, которых у Ника никогда не было, насчёт части человеческой жизни, которую ему никогда не доводилось проживать, насчёт пса, которого у него не было... но он реально слышал её усталость. Он не хотел давать ей ещё больше поводов беспокоиться и прогонять сценарии в её голове.
Он хотел, чтобы она отключила виртуальное рабочее пространство и забралась в кровать.
Он хотел поговорить с ней... отчаянно... но не об этом.
— Мне хотелось бы, чтобы ты была здесь, — сказал Ник наконец.
— Мне хотелось бы, чтобы ты был здесь, — парировала Уинтер.
— Ты ещё не готова вышвырнуть меня?
Он улыбнулся, произнося эти слова.
Тем не менее, в её голос вернулись резкие нотки.
— Нет. А что? Ты передумал переезжать ко мне?
Ник слегка нахмурился, стараясь не реагировать на её слова, на жёсткий тон.
— С чего бы мне передумывать? — он стиснул зубы, затем медленно разжал челюсти. — Уинтер. Что происходит? Что не так? Ты действительно беспокоишься обо мне? Ты видела бои... все три прошли нормально. Моя спина немного побаливает, но если честно, будет даже лучше, если я немного прогуляюсь. Мне надо оставаться подвижным, поскольку завтра вечером у меня ещё два боя.
— Тебе стоит отдохнуть, — парировала она.
— Уинтер.
Он услышал, как она резко втянула вдох.
Он буквально ощутил, как она передумала.
Он почувствовал, как она отталкивает то, что собиралась сказать.
Он почти видел выражение её лица, когда она вдохнула и задержала дыхание, кусая губу.
Ей хотелось наорать на него. Как минимум отчасти ей очень хотелось наорать на него. Во всяком случае, ей хотелось что-то выразить ему.
Может, она даже сама не знала, что именно.
Но что-то в их разговоре вызывало у него странное чувство дежавю, которое возникало, когда она говорила или делала что-то, что напоминало ему о Даледжеме.
Это также вызвало чувство привязанности, которое сложно было подавить.
— Я люблю тебя, — сказал Ник.
Даже он сам слышал любовь в своём голосе.
— В следующий раз возьму тебя с собой, — добавил он. — Я всё ещё зол из-за того, что эта бездушная психопатка не дала тебе несколько выходных. Я понимаю аргумент о том, что здесь другие расовые власти, но чёрт... зачем вообще быть обязанным многонациональному, жутко страшному оборонному конгломерату, если они даже не могут организовать нелегальные выходные с потрахушками для меня и моей незарегистрированной видящей?
Это тоже не заставило её улыбнуться.
— Сейчас не лучшее время, Ник.
— Почему нет, чёрт возьми? — прорычал он.
Ник выпалил эти слова прежде, чем подумал о том, как это прозвучало.
Теперь, когда она ему не ответила, он почувствовал, как возвращается его назойливое беспокойство.
— Ты же когда-нибудь скажешь мне, над чем она поручила тебе работать? — произнёс он ворчливо. — Так?
— Я уже говорила тебе, над чем мы работаем, — сказала Уинтер.
Он моргнул.
Подумав над её словами, услышав в них правду, он нахмурился.
— Вы всё ещё охотитесь на людей Йи? — переспросил он.
— Конечно, — когда он промолчал, Уинтер прищёлкнула языком. — Ник, у Йи имелись пропагандистские группы, политические организаторы и террористические ячейки, внедрённые по всему миру. У «Архангела» же нет подпольных комнат с чистокровными видящими, чтобы заниматься таким отслеживанием. Даже учитывая имеющееся у нас регулярное наблюдение, это практически работа на полную ставку для целой команды разведки... то есть, для сорока-пятидесяти чистокровных видящих с военной выучкой. Вместо такой команды у них есть я и Мэл. У нас есть, может, дюжина гибридов с различными уровнями способностей, но их надо обучать, а на это у нас тоже нет времени...
— Тай не может тебе помочь?
— Тай в школе.
— Ты работаешь в школе, — прорычал он. — Мать твою, Уинтер... это перебор. Тебе надо спать. Они не могут заставлять тебя работать двадцать четыре часа в сутки.
— Со мной всё будет хорошо, Ник.
— Нет, не будет...
— Слушай, никто меня ни к чему не принуждает. Я сама просила об этом. Я хочу этим заниматься, Ник.
Он стиснул зубы. Как и она сделала несколько минут назад, он прикусил губу, заставляя себя промолчать.
Он знал, что она права.
Это не его решение; решать должна она.
Он также знал, что если ей не дали выбора, Уинтер может и не сказать ему об этом.
— Ты и я, — осторожно начал он. — Лара не упоминала...
— Нет, — прямо сказала она. — В последнее время она не угрожала убить моего бойфренда, если я не подчинюсь ей, Ник.
Ник стиснул зубы.
Но он поверил ей.
По большей части.
Это не отменяло того факта, что «Архангел» имел рычаг давления на них двоих... рычаг давления, который даже не нужно было подчёркивать.
Этот рычаг давления никуда не девался вне зависимости от того, давила ли Лара на его жену с его помощью или нет. Этот рычаг давления может никуда и не деться. Если закон не изменится, если мир не изменится, отношения Ника и Уинтер останутся нелегальными. Сама Уинтер наверняка была нелегальной, само её существование было вне закона, поскольку Ник сомневался, что детальный расовый осмотр в Человеческом Расовом Управлении (Ч.Р.У.) определит её как гибрида.
Он точно не знал, что они с ней сделают, если когда-нибудь узнают.
Он точно знал, что сделают с ним.
Мятежных вампиров не терпели.
Ника будут пытать, допрашивать, а потом убьют.
Или они будут «перепрограммировать» его до тех пор, пока не перестанут считать его угрозой.
Это означало, что Нику придётся уйти в подполье с Белой Смертью. Или же он окажется в каком-то секретном отряде, работая на «Архангел». Чёрт, да он может оказаться в команде их ассасинов, как Тай. Может, они с Тай даже работали бы вместе. Они могли бы обмениваться историями о «самых безумных заказах» и учить друг друга более эффективным техникам убийства, пока он помогает ей с домашней работой по математике.
Эта мысль заставила Ника заскрежетать зубами.
Но он мало что мог сделать для Тай... или для её брата Мэла, который тоже работал фактически по прихоти Лары Сен-Мартен и «Архангела».
Мэл, Тай, а теперь и Уинтер были обязаны «Архангелу» самим своим существованием и хоть каким-то подобием «нормальной» жизни.
Ник позволил себе забыть об этом, пока они все сосредоточились на том, чтобы остановить видящего-телекинетика, Дмитрия Йи.
Теперь, когда Йи ушёл, Ник снова ловил себя на этих мыслях.
Он много думал об этом.
Он также гадал, может, у Лары имеется другой план для них двоих теперь, когда Йи выбыл из игры, и ей уже не нужно притворяться хорошей. А может, поскольку Лара и вампирский король Брик в последнее время тесно работали вместе, они заключили какую-то сделку.
Ник и не осознавал, насколько тихо стало на линии.
Пока Уинтер не заговорила.
— Мы не можем говорить об этом сейчас, — пробормотала она. — Позже. Ладно?
Он кивнул — и про себя, и ей. Он знал, что механизм уловит этот жест и встроит в движения его аватара.
— Ладно, — сказал он.
— Я люблю тебя.
Он почувствовал, как его клыки удлинились.
Его грудь сдавило, на мгновение охватив этой чёртовой вампирской эмоциональностью.
— Я тоже тебя люблю, — выдавил Ник. — Иди в постель, Уинтер.
Не дожидаясь ответа, он завершил вызов.
Ещё несколько секунд он смотрел на свой родной город, хмурясь.
Глава 3. Блуждание
Ник вышел из отеля, сунув руки в карманы дорогой дизайнерской мотоциклетной куртки, которую купил для промо-тура.
Он сумел выбраться, не привлекая слишком много внимания.
Несколько фанатов заметило его в лобби — фанатов, которые наверняка знали, что он остановился в этом отеле вместе с двумя другими боксёрами.
Как минимум двое украдкой сделали фото и сняли видео.
Он дал несколько автографов, позволил нескольким сфотографироваться с ним, но очутившись на улице, он сразу же перешёл в режим вампира-охотника и изо всех сил постарался сделаться невидимым. Миновав несколько кварталов вверх по Маркет-стрит, он сумел сбросить хвост из нескольких людей, пытавшихся последовать за ним.
Ещё несколько кварталов, и он покинул основной район боксёрского турнира — то есть, бары, отели и прочие заведения, кишевшие фанатами и бойцами.
Ещё несколько кварталов, и он оказался в совершенно другой части города.
После этого на него почти не смотрели прохожие.
Ник постарался стать ещё более неприметным, накинув на голову капюшон толстовки, которую носил под дизайнерской курткой. На спине толстовки имелся логотип боксерского клуба Фарлуччи, но сейчас он скрывался под мотоциклетной курткой, а капюшон маскировал большую часть его профиля.
Сбросив хвост фанатов, он остался на Маркет-стрит, шагая в сторону Кастро.
Он говорил себе, что не знает, куда направляется.
Он говорил себе, что просто побродит по округе, посмотрит, как всё поменялось. Может, пройдётся по Кастро, немного выпьет. Посмотрит, как изменилась та часть города. Он может даже прогуляться до парка Золотые Ворота, затем по Оушн-бич, или даже дойдёт до Пресидио и сделает большую петлю по верхней половине города.
Но он не сделал этого.
Он вообще толком не бродил.
Ник шёл почти по прямой, пока не дошёл до Ван-Несс.
Свернув налево, он снова пошёл по прямой, теперь направляясь почти строго на юг.
Он сказал себе, что сначала посмотрит на Мишн.
Он сделал ещё один поворот налево немного позднее, на 17-ю стрит.
Он миновал угол Мишн-дистрикта, не останавливаясь, не сбавляя шагу и не оглядываясь по сторонам.
Он вышел из Мишн-дистрикта.
Прошёл немного дальше.
Сделал как минимум ещё один поворот.
И теперь стоял на другом месте.
Поначалу он просто стоял и таращился.
Он так долго не бывал здесь, что это ощущалось так, будто он вошёл в сон.
Он хотел сказать себе, что всё равно сделал бы это, пришёл бы посмотреть на это давнее место вне зависимости от того, подошёл бы к нему этот странный вампир или нет. Он бы пришёл из уважения к своим человеческим родителям. Он пришёл бы из уважения к своим человеческим сестрам, человеческим племянникам и племянницам... чёрт, да из уважения к его человеческой жизни.
Он пришёл бы из уважения к Мири, даже к Блэку и Даледжему, которые годами отмечали здесь праздники с его родителями, даже после его обращения.
Это не имело никакого отношения к тому, что сказал ему тот вампир.
Это не имело никакого отношения к тому странному вампиру, который утверждал, что знал Ника как человека, который воспитывал здесь детей со своей человеческой женой.
Это вообще никак не связано, говорил себе Ник.
Но это не ощущалось правдой.
А может, это ощущалось лишь частично правдой.
Определённо казалось, что Ник смотрит на дом перед ним новыми глазами.
Он стоял перед калиткой двухэтажного викторианского дома на три спальни, который был таким знакомым, что в груди заныло.
Может, у него болело сердце... вот только Ник был вампиром, и его сердце уже не работало так, как у человека. Оно не билось. Оно не гоняло кровь, во всяком случае, не в той же манере и не по своей воле.
И оно не должно было ныть, как человеческое.
Не должно было.
Глядя на знакомую калитку, ведущую к красной входной двери, он ощутил столь острое горе, что это искренне шокировало его.
Он думал, что оставил это позади... смирился с потерей своей человеческой семьи.
Но он никогда не смирится.
Это никуда не уйдёт.
Отчасти поэтому Ник сторонился Сан-Франциско. Брик явно не хотел, чтобы он бывал здесь, и позднее, когда он вновь примкнул к полиции, работа никогда не заводила его сюда. Но Ник мог бы вернуться, если бы реально попытался.
Он не пытался.
Он держался подальше ещё со времён войн. В те несколько раз, когда он подумывал вернуться, мысль об этом вызывала такое горе, что он отталкивал эту идею. После кошмара депрессии и суицидальных мыслей, вызванных потерей Джема, он решил, что надо сосредоточиться на будущем и не оборачиваться назад. Обернуться равнялось смерти. Обернувшись в прошлый раз, он оказался в чёрной дыре, из которой едва выполз... и то за счёт стирания части воспоминаний.
Так что когда война завершилась, когда он покинул Белую Смерть, он уже не возвращался. Он и не помнил, чтобы бывал здесь во время войн... или даже...
Ник помедлил, нахмурившись.
А когда он последний раз был в Сан-Франциско?
Этот вопрос каким-то образом выдернул его из горя достаточно надолго, чтобы он реально осмотрелся по сторонам.
Он отчаянно хотел привезти с собой свою девушку («жену», — пробормотал его разум) в этот раз, потому что осознал, как мало путешествовал в последние годы, даже если не считать работу. Он надеялся, что они с Уинтер превратят это в отпуск. Она могла бы смотреть бои из номера отеля, если не хотела видеть это дерьмо живьём. Они могли бы погулять в центре, походить по клубам, трахаться в роскошной ванне отеля как кролики.
Может, Ник даже вновь вспомнил бы, каково это — путешествовать.
Он хотел сделать усилие и миновать свои старые загоны и дурные воспоминания теперь, когда Уинтер вернулась в его жизнь.
С тех пор, как они покинули Лондон, он остро осознавал, насколько мало он ездил куда-либо после того, как покинул Белую Смерть.
Он был в Лос-Анджелесе... затем переехал в Нью-Йорк.
До этого, до Лос-Анджелеса...
Он ни черта не помнил.
Должно быть, примерно в тот момент он стёр память, потому что всё в разуме Ника попросту потемнело. Были проблески — кусочки войны, Белой Смерти...
Он снова сосредоточился на доме.
Разве дом его родителей не был уничтожен? У него имелось воспоминание о том, что их дом в какой-то момент сравняли с землёй. Ничего не осталось. Он помнил, как плакал... с кем-то. Это был Даледжем? Энджел?
Или это была Мириам?
Нахмурившись, Ник толкнул низкую деревянную калитку.
Та скрипнула под его ладонями.
И даже этот скрип ощущался знакомым.
Он подошёл к крутым деревянным ступенькам и поднялся по ним на маленькое антикварное белое и явно отремонтированное деревянное крыльцо.
Он поколебался несколько секунд, стоя там.
Кто бы ни жил в этом доме, они, естественно, уже увидели его через наблюдение.
Теперь это был ещё более дорогой район, чем раньше.
Они знали, что он стоит на их крыльце как придурок. Они даже могли знать, что он вампир, поскольку Ник не потрудился надеть контактные линзы перед тем, как вышел из своего пятизвёздочного отеля на Маркет-стрит. Ему говорили, что в последнее время Сан-Франциско весьма дружелюбно относился к вампирам, и никто не станет преследовать его исключительно из-за расы.
И всё же весьма высока вероятность, что они вызовут копов.
Подняв руку, Ник поколебался ровно настолько, чтобы замереть неподвижно.
Затем резко постучал по дереву.
И только потом до него дошло, насколько это странно.
Сейчас уже никто не стучал. Так он сделал бы в прошлом, будучи человеком и придя в дом родителей. Но теперь никто так не делал.
Никто.
С другой стороны, сейчас и деревянные двери имелись мало у кого.
Большинство заменяло их органическими металлами, имитировавшими настоящее дерево. Это делалось даже в старинных домах, которые официально объявлены историческими моментами и считались практически бесценными, особенно если пережили войну и выглядели вот так.
Как старый дом мог выглядеть так?
Почему он не разрушился?
Кто-то реально заново отстроил его в точности таким, каким он был?
Кто это сделал? Зачем?
Ник посмотрел на тёмную улицу в обе стороны.
Почему весь этот район не разрушен?
Прежде чем он успел усомниться в своём поступке...
Дверь позади него резко открылась.