Американская нация иммигрантская. В ее фундаментальное основание изначально был заложен принцип мультикультурализма. Склонность подчеркивать этническое и расовое разнообразие США имеет элемент лукавства. Эти тезисы вступают в противоречие с центральным тезисом современной этнологической науки: подчеркивается, что нет ни одной современной нации, в структуре которой не было бы этнического ядра, и нет ни одной формы современного национализма, которая не имела бы этнического измерения. Этническое ядро – это численно, экономически, культурно доминирующая группа, с которой связано создание всех фундаментальных ценностей. Для США такой группой остаются белые англо-саксы-протестанты. Их группа предельно закрыта.
1790 год – первый американский ценз. Лиц английского корня 60%, вместе с шотландцами и ирландцами – 80%. Самая крупная не британская группа – немцы, 8,6%. Дальше шли голландцы, шведы и французы. Это первоначальное ядро американцев.
Основные черты этнорасового климата США формировались в 19 – первой четверти 20 века в эпоху свободной иммиграции. Выделяется две основных волны иммиграции: 1) старая (весь 19 век без последней четверти), преобладали выходцы из западной, северной и северо-западной Европы – ирландцы (39%), немцы (33%) 2) новая (последняя четверть 19 века – первая четверть 20 века), преобладают выходцы из центральной, восточной и южной Европы – итальянцы (пик – 1907 г., когда в США въехало 750 тыс. итальянцев), выходцы из Австро-Венгрии и национальных окраин Российской империи.
Немцы и итальянцы – самые значимые группы в этих условиях, но они антимодели, потому что немцы не подвергались дискриминации вовсе, а итальянцы даже очень сильно; Германия поставляла Штатам высококвалифицированную рабочую силу для отраслей ремесленного труда. Итальянцы обеспечивали социальные низы. Подавляющее большинство выходцев из Южной Италии и Сицилии были крестьяне, но из всех них фермы в США имели всего 7%. Это было связано с тем, что, когда итальянцы появились в Америке, там уже не было свободной земли + шла быстрая индустриализация, и потому итальянцы заняли эту востребованную нишу разнорабочих. У немецкой группы довольно стойко держался немецкий язык, так как 1) он сохранялся в условиях компактных сельских поселений 2) немцы занимали очень сильные позиции в американском рабочем движении. Итальянцы подарили США новый тип социальности, а именно организацию преступного бизнеса, основанного на семейно-клановых связях. Именно этот тип социальности был востребован в США в начале 20 века.
В 1924 эпоха свободной иммиграции обрывается. Появляется ограничительное иммигрантское законодательство, в основе которого лежало страновое квотирование потока иммигрантов, то есть этнорасовое. Искусственно поддерживалась гомогенность американского общества. Настал момент теоретического и практического осмысления того, какую роль эта массовая иммиграция сыграла в облике американской нации. В начале 20 века появились две концептуализации. Первая – плавильный котел/тигель, вторая – культурный плюрализм.
Плавильный котел предполагал, что этнокультурные различия переплавляются в новое надэтническое качество, и это качество – американский народ. Эта концептуализации имела в основании реальные практики, а не была просто сотрясанием воздуха. Плавильный котел работал, но был ограничен, так как работал только в рамках европейских белых групп. Уже тогда обнаружилась тугоплавкая или не плавкая вовсе этничность, например, у евреев, не говоря уж о расовых различиях.
Одновременно возникла концепция культурного плюрализма: разнородные культурные и этнические компоненты перемешиваются, но не теряют качественную специфику.
Все это работало до тех пор, пока американское пространство было более-менее гомогенным (до 1960-х). Начиная с 1960-х, происходит драматический слом. Плавильный котел выходит из моды в интеллектуальном смысле, потому что это было отражением меняющихся реальностей. Баланс нарушился в пользу мультикультурализма, потому что были 1) деколонизация 2) мощный демографический взрыв в бывших колониях 3) массовые миграции, меняющие этнокультурный и расовый баланс в западных странах. Мультикультурализм стал вынужденной альтернативной практикой.
В последней трети 20 века искренне верилось, что межрасовый синтез – это позитивный горизонт развития человечества, это всеобщее будущее.
Миграционный кризис 2015 тотально поменял настроения в обществе. Стало ясно, что в 21 веке Запад столкнулся с новым типом конфликтности, который никак нельзя сравнивать с сепаратизмом и сецессионизмом внутри самой Европы. Эту конфликтность нельзя свести просто к самой сущности иммиграции, это выходит за рамки. США это все тоже накрыло. Там, наряду с застарелыми межрасовыми швами, появились новые линии размежевания. Самая яркая и серьезная – американцы белого происхождения vs латиноамериканцы. Еще одна реальная, но экзотическая линия разлома – латиносы и афроамериканцы vs азиатские общины США. Это наступление политизированной этничности, выражающейся вплоть до требований вернуть, например, Техас Мексике. И эти требования не такие уж необоснованные.
Статистика и социология подтверждают этот алармизм. 73% американцев хотели бы ограничения потока иммигрантов, 89% настаивают на том, чтобы английский был объявлен единственным официальным языком в США. Рядовые американцы разделяют стратегию возвращения к плавильному котлу. Но в современных условиях этот концепт нереализуем. По экспертным оценкам, к 2050 году каждый 4 американец будет испаноговорящим. Еще 13-15% составят азиаты. Более трети будут чужие. Если США так драматически изменятся, устоят ли они как полития?
Все объяснительные схемы этой конфликтности можно разделить на три группы: 1) иммигрантская 2) социально-экономическая 3) культурно-ценностный разрыв.
Иммигрантская концепция говорит о том, что все дело в иммиграции как таковой, которая включает в себя потенциальный конфликт, но это временное явление и все стабилизируется. Проблема в том, что еще в 20 веке совсем не стоял вопрос о дезинтеграции США в результате иммиграции. Дело не в иммиграции и ее масштабах. Все упирается в вопрос гомогенности. Например, в 1930 году на 110 млн белых американцев приходилось 12 млн афроамериканцев и около 1 млн других. В 1960-х иммигрантские законы переписываются. Страновое квотирование было отменено, выдвинулись два других критерия отбора: 1) наличие родственных связей в США 2) профессиональная квалификация. В страны Запада хлынул качественно другой поток иммигрантов из бывших колоний и стран третьего мира. Это были мигранты – фенотипические чужаки с резко отличными культурно-бытовыми моделями, группы, не желающие ассимилироваться и учить английский, общества, склонные к этнической геттоизации. Многие из этих групп полностью игнорируют законодательство США. Здесь мы подходим к расизму. Источник расизма – это не столько различие в телах и фенотипическая дистанция, сколько человеческая предрасположенность считать тех, кто не похож на нас, неравными нам. Скорость интеграции разных иммигрантских групп зависит, тем не менее, не напрямую от фенотипа. Например, американские азиаты хоть и продвигают групповые интересы, но делают это в неконфликтных формах, в отличие от латиносов, которые фенотипически гораздо ближе к белым, чем те же азиаты. Короче, этот фактор не объясняет разную скорость интеграции.
Социально-экономическая модель указывает, что все дело в дискриминации мигрантов. На Западе что, существует, расовая и этническая дискриминация?! А как же политкорректность, демократия, комплекс вины за колониализм и т.д.? Ай-ай-ай... На бытовом уровне она, конечно, есть, например, в трудовых практиках. Расизм там тоже присутствует. Ссылка на дискриминацию все же не дает ответа на вопрос, почему разные этнические группы по-разному реагируют на дискриминацию, по-разному ее преодолевают и достигают разных результатов? Например, в отношении афроамериканцев проводится политика аффирмативных акций, т.е. позитивной дискриминации, когда им представляют больше прав в каких-то областях. Тем не менее, это не помогло афроамериканцам преодолеть их отставание от белой Америки. Они неблагополучны в силу состояния их брачно-семейных отношений (патологическая семья) и демографии (у них высокая рождаемость, но группа в численности не растет, потому что подвержена болезням, наркомании, преступности и т.д.). То же самое с арабами во Франции. Возможно, позитивная дискриминация размагничивает эти группы и лишает их стимулов. Какая интеграция и ассимиляция может предполагаться, если эти группы лоббируют свои интересы от имени своей группы, а не от отдельных личностей? Они сами пестуют свою отличительность. А вот азиаты почему-то успешно преодолели эту дискриминацию и демонстрируют экономический успех.
Гипотеза культурно-ценностного разрыва более плодотворна. Узкий аспект этой проблемы – тип религиозности и капиталистический успех. Давно было доказано, что и католицизм, и конфуцианство совсем не мешают развитию капиталистического успеха. Открытым остается вопрос о роли ислама.
Следующий аспект – религиозный. Если ядро культуры составляет религия, то, быть может, в нашем случае мы имеем дело с религиозным конфликтом? Первопричиной этой конфликтности является исламский фактор, хотя он не так актуален для США. Сейчас активно идет процесс секуляризации религиозного сознания. Уязвляются не религиозные чувства, а групповая идентичность, для которой ислам – это опознавательный знак. Люди считают, что угроза в исламе. Дело в реальности в этничности и расе, в людях. Ислам – это неопределенная величина.
Может быть, речь идет о том, что мигранты не могут усвоить западные политические модели? В ЛА, например, все это усвоено. Весь мир идет по пути, проложенным Западом. У мигрантов также нет особых проблем с усвоением демократических ценностей. Именно ими они прекрасно пользуются для отстаивания своих прав. Им чужд сам дух, а не буква демократии, исходящий из суверенитета личности.
В сухом остатке всегда остается раса и этничность, нечто, что обладает особой картиной мира. Они используют демократические процедуры на свой лад. Речь не идет о культурной несовместимости. Перед нами в чистом виде этнорасовый конфликт. Этничность – генетически детерминированный способ восприятия и конструирования реальности.
Итак, конфликтная линия находится внутри западной цивилизации. Этничность является решающим фактором, если ее интерпретировать как нечто генетически обусловленное.
Каковы перспективы Запада в связи с этой конфликтностью?
Несмотря на критику мультикультурализма, альтернативы ему, по-хорошему говоря, нет. Запад угрожающе демографически сжимается и драматически стареет. По экспертным прогнозам, положительная демографическая динамика будет наблюдаться почти везде, кроме Западной Европы. Ее население к 2050 сократится с 728 до 600 млн человек. Для простого воспроизводства населения нужно, чтобы фертильность составляла 2,1%. Среди промышленно развитых стран такой показатель поддерживают только США. Фертильность зачастую поддерживается за счет иммигрантов. К 2050 году средний возраст жителя промышленно развитой страны составит 42 года, тогда как в странах третьего мира этот возраст будет 27-28 лет. Возникнет проблема с занятостью и рабочей силы. Так, до 2050 Европе потребуется 100 млн мигрантов, чтобы заместить процессы сжатия и старения.
Уровень занятости среди мигрантов составляет не более 40%, не говоря о женах и потомстве. Вряд ли высокий уровень миграции приведет к экономическому росту в Европе.
В США выносливость мигрантов увеличивает рабочие дни, в итоге белые, не привыкшие к нормам нагрузки, работают больше, а получают столько же, сколько иммигранты.
Труд мигрантов не только не создает новые социальные модели, но и уничтожает старые. Мигранты разрушают социальное государство. Произошел надлом витальной силы представителей западной цивилизации. Европа утратила функции культурогенезиса и желание конкурировать.
Афроамериканцы США
Первые негры появились в Вирджинии уже в 1619 году, их было 20, среди них всего 3 женщины. Они не были рабами, а были сервентами, кабальными слугами. Они должны были отслужить кабальный срок и затем становились свободными. Попытки использовать индейцев как рабочую силу оказались неудачными в силу демографии (их было мало, менее 200 тыс.) и биогенетических характеристик. Поэтому на протяжении 17 – первой половины 18 века костяк рабочей силы в северных штатах составляли белые сервенты, беднота из Европы. В отношении них использовалось понятие раб (slave). Классическое плантационное черное рабство формируется к середине – концу 18 века, не раньше. Становление института рабства стало началом нисходящей линии этого института. Оно сформировалось всего в 5 колониях: Вирджинии, Мэриленде, Северной и Южной Каролинах, Джорджии. Основной культурой там был табак, который потеснил зерновые. В других 8 колониях было по-другому. Колонии Новой Англии (Коннектикут, Массачусетс, Нью-Гэмпшир и Род-Айленд) имели основой экономики белые фермерские хозяйства. Рабство существовало в мягкой домашней форме. Здесь сложился уникальный двойной юридический статус черных рабов. Они одновременно являлись и объектом, и субъектом правовых отношений. Средне-атлантические колонии (Нью-Йорк, Пенсильвания, Нью-Джерси и Делавер) представляли собой нечто промежуточное.
Расовая проблема США – это проблема отношения не столько к самим неграм, сколько к мулатам. При оценке расовой принадлежности принципом была генеалогия, то есть исходили из происхождения этого человека. Если в его родословной присутствовали негроиды, то шансов быть признанным белым у него не было. В колониях Португалии и Испании все зависело от фенотипа. Светлый мулат в Бразилии – белый, в США – черный. В Южной Америке число негроидов превосходило число белых, и мулаты были своего рода буферной группой. А в США даже в пиковые моменты черного рабства чернокожее население никогда не составляло 1/3, и белые не нуждались в буферной прослойке мулатов.
Стояла также проблема христианизации афроамериканцев. В ситуации фрустрации единственным институтом для выживания была религия. В этом преуспели баптисты и методисты. Негры США принимали то, что предлагали наиболее активно. К тому же эти деноминации были очень просты, у их проповеди был эмоциональный характер, она апеллировала к эмоциям, а не к разуму. Афроамериканцам это позволяло сохранять хоть какую-то целостность. Но каковы результаты? По цензу 1860 года численность афроамериканцев составляла 4,4 млн, среди них представителей христианских церквей было 750 тыс., не более 19%. Остальные 80% принадлежали к т.н. невидимому институту религии (неформальные молитвенные собрания).
Был ли процесс деэтнизации и деплеменизации полным? Это большая дискуссия о сохранности африканизмов. Ее инициатором стал Мелвилл Херцковиц ("Миф о прошлом негра"). Он считал, что африканизмы сохранились, даже создал специальную шкалу ее сохранности. Она показала, что в США их меньше всего, больше всего в Вест-Индии. Африканизмы локализованы в религиозных практиках афроамериканцев, в частности в невидимых институтах и этих собраниях. Они представляли собой распевание spirituals, которые хоть и прославляли христианского бога, но по стилю были африканские. Это была не мелодия, а смена ритмов. Рабы заменили запрещенные барабаны притоптываниями и прихлопываниями.
Оппонентами Херцковица стали Роберт Парк, автор концепции культурного шока, и антрополог Фрезиер, афроамериканец по происхождению. Они утверждали, что все ужасы рабства были таковы и являлись таким культурным шоком, что не было никакого шанса сохранить культурное наследие. Поэтому их религиозные практики не содержат в себе ничего африканского, это прямое подражание белым. Остается вопрос, что представляла собой групповая религиозная проповедь афроамериканцев? Священник Джонс писал, что не было сомнений в искренности возносимых молитв, но какой религией это являлось? Они привыкли имитировать и копировать поведение своих хозяев. Их религиозный профиль – это языческо-христианский синкретизм. Они копировали религию белых на уровне буквы и внешней формы, но не духа. Церковь афроамериканцев носила компенсаторный характер, затем (19 век) она обрела функции социального регулирования, экономической кооперации, образования и просвещения и вовлечения в политическую активность.
Херцковиц также исследовал состояние семьи у афроамериканцев. Его оппонент Фрэзиер говорил, что у афроамериканцев есть только один шанс – копировать нуклеарную семью белых американцев. Ключевой момент, формирующий отношение к семье, наступил в 1960 гг. – концепция патологической семьи афроамериканцев Дэниэла Патрика Мойнихена. Он был помощником министра труда у Кеннеди и Джонсона. В своем докладе он сделал вывод о том, что афроамериканская семья – это клубок патологий. Преобладали неполные семьи, которые не дают правильных культурных и ценностных ориентиров. Он выстроил связь, что патологическое состояние афроамериканской семьи – это фундаментальная причина всех их неудач и поражений, что является проекцией внутренней слабости афроамериканцев. Единственным, кто поддержал Мойнихена, был Мартин Лютер Кинг.
После этого развернулась кампания по реабилитации афроамериканской семьи. К началу второй мировой доля неполных семей у афроамериканцев была 18%. К цензу 1960 г. уже 73% афроамериканцев проживало в городах, а доля неполных семей выросла до 22%. Критики Мойнихена заявили, что семью афроамериканцев надо рассматривать саму по себе, не сравнивая ее с семьями белых; всякие специфические патологические формы афроамериканской семьи тоже имеют право на существование, это норма, они не хуже и даже лучших белых семей. У афроамериканцев три формы семьи: нуклеарная, расширенная (+ родственники главы семьи), увеличенная (+ неродственники). В конце 1960-х 2/3 афроамериканских семей составляли нуклеарные, 1/4 расширенные, 1/10 увеличенные.
Пять основных качеств афроамериканской семьи по Хиллу: 1) прочность родственных связей 2) сильное стремление работать 3) возможность обмена семейными ролями 4) стремление к высоким достижения 5) сильная религиозная ориентация. Только по данным ценза 1985 года доля неполных семей увеличилась до 40%.