Во-первых, этот Пекторалис оказался очень хорошим, -- конечно, не гениальным, но опытным, сведущим и искусным инженером. Благодаря его твердости и настойчивости дело, для которого он приехал, пошло превосходно, несмотря на многие неожиданные препятствия. Машины, для установки которых он приехал, оказались изготовленными во многих частях весьма неточно и не из доброкачественного материала. Списываться об этом и требовать новых частей было некогда, потому что заводы ждали перемола хлеба, и Пекторалис много вещей сделал сам. Детали эти с грехом пополам отливали на ничтожном, плохоньком чугунном заводишке в городе у некоего ленивейшего мещанина, по прозванию Сафроныч, а Пекторалис отделывал их, работая сам на самоточке. Уладить все это возможно было действительно только при содействии железной воли. Услуги Пекторалиса были замечены и вознаграждены прибавкою ему жалованья, которое у него поднялось теперь до полуторы тысячи рублей в год.
Когда я объявил ему об этой прибавке, он поблагодарил за нее с достоинством и сейчас же присел к столу и начал что-то высчитывать, а потом уставил глаза в потолок и проговорил:
"Это, значит, не изменяя моего решения, сокращает срок ровно на один год одиннадцать месяцев".
"Что вы считаете?"
"Я суммирую... одни мои соображения".
"Ах, извините за нескромность".
"О, ничего, ничего: у меня есть известные ожидания, которые зависят от получения известных средств".
"И эта прибавка, о которой я вам принес известие, конечно, сокращает срок ожидания?"
"Вы отгадали: оно сокращает его ровно на год одиннадцать месяцев. Я должен сейчас написать об этом в Германию. Скажите, когда у нас едут в город на почту?"
"Едут сегодня".
"Сегодня? очень жаль: я не успею описать все как следует".
"Ну что за вздор! -- говорю, -- много ли нужно времени, чтобы известить о деле своего компаниона или контрагента?"
"Контрагента, -- повторил он за мною и, улыбнувшись, добавил: -- О, если бы вы знали, какой этот контрагент!"
"А что? конечно, это какой-нибудь сухой формалист?"
"А вот и нет: это очень красивая и молодая девушка".
"Девушка? Ого, Гуго Карлыч, какие вы за собою грешки скрываете!"
"Грешки? -- переспросил он и, помотав головою, добавил: -- Никаких грешков у меня не было, нет и не может быть таких грешков. Это очень, очень важное, обстоятельное и солидное дело, которое зависит от того, когда у меня будет три тысячи талеров. Тогда вы увидите меня..."
"Наверху блаженства?"
"Ну, нет еще, -- не совсем наверху, но близко. Наверху блаженства я могу быть только тогда, когда у меня будет десять тысяч талеров".
"Не значит ли все это попросту, что вы собираетесь жениться и что у вас в вашем Доберане или где-нибудь около него есть хорошенькая, милая девица, которая имеет частицу вашей железной воли?"
"Именно, именно, вы совершенно правы".
"Ну, и вы, как настоящие люди крепкой волн, дали друг другу слово: отложить ваше бракосочетание до тех пор, пока у вас будет три тысячи талеров?"
"Именно, именно: вы прекрасно угадываете".
"Да и не трудно, -- говорю, -- угадывать-то!"
"Однако как это, на ваш русский характер, разве возможно?"
"Ну что, мол, еще там про наш русский характер: где уже нам с вами за одним столом чай пить, когда мы по-вашему морщиться не умеем".
"Да ведь и это, -- говорит, -- еще не все, что вы отгадали".
"А что же еще-то?"
"О, это важная практика, очень важная практика, очень важная практика, для которой я себя так строго и держу".
"Держи, -- думаю, -- брат, держи!.." -- и ушел, оставив его писать письмо к своей далекой невесте.
Через час он явился с письмом, которое просил отправить, -- и, оставшись у меня пить чай, был необыкновенно словоохотлив и уносился мечтами далее горизонта. И все помечтает, помечтает -- и улыбнется, точно завидит миллиард в тумане (*5). Так счастлив был разбойник, что даже глядеть на него неприятно и хотелось ему хоть какую-нибудь щетинку всучить, чтобы ему немножко больно стало. Я от этого искушения и не воздержался -- и когда Гуго ни с того ни с сего обнял меня за плечи и спросил, могу ли я себе представить, что может произойти от очень твердой женщины и очень твердого мужчины? -- я ему отвечал:
"Могу".
"А как вы именно думаете?"
"Думаю, что может ничего не произойти".
Пекторалис сделал удивленные глаза и спросил:
"Почему вы это знаете?"