— Почему? — спрашивает он строгим и требовательным голосом.
— Красные луга. Ты нанес только базовый слой, и нужно добавить зеленый.
— Открой глаза.
Я открываю их, а он держит кисть, покрытую темно-зеленой краской.
— Зачем ты меня подталкиваешь к этому? — спрашиваю. — Я посещаю твои занятия и пришла сегодня. Что еще ты от меня хочешь?
Джош бросает кисть обратно в банку с водой и проводит рукой по волосам.
— В общем, я не знаю, — он встает и делает шаг ко мне. — Я знаю, это может показаться безумием, но мне кажется, что я встречал тебя раньше, или, может быть, ты мне кого-то напоминаешь, — он делает паузу, пытаясь выразить словами то, о чем думает. — Я хочу помочь тебе, но не знаю, как, потому что ты много о себе скрываешь, — он улыбается. — Это выбивает из колеи.
Его интуиция одновременно тревожит и успокаивает. Кажется, ему действительно не все равно, и я понимаю, что доверяю ему. Возможно, из-за рисунков, которые он мне оставил, или из-за того, как мое тело реагирует на него, я ему верю. Но я не вижу смысла рассказывать ему о том, через что прошла пять лет назад.
Я беру одну из кистей и окунаю ее в синюю краску. Не встречаясь взглядом с Джошем, я говорю:
— Может быть, сейчас нам лучше сосредоточиться на рисовании.
Остаток дня Джош уделяет внимание одинаково каждому из нас, как и на каждом уроке. С каждой минутой и каждым тихим мазком кисти я чувствую себя более живой, чем когда-либо за долгое время. Цвет озера темнеет вместе с небом.
Надвигаются грозовые тучи, и я обхватываю себя руками, чувствуя холод в воздухе, когда температура быстро снижается.
— Какая жалость, — говорит Джош. — Пора идти, дамы и господа. Думаю, в течение часа начнется дождь, так что вам лучше вернуться как можно скорее. Уверен, это будет недолго. Я наблюдал это множество раз только здесь.
|
|
— Это был замечательный день, — говорит Зои, поднимая холст. — Спасибо, что пригласил нас, Джош.
— Не за что, Зои.
— Именно так, — говорит Эрик, пожимая ему руку. — Я обязательно вернусь в следующем месяце.
По какой-то причине я все еще стою рядом с Джошем, когда две машины исчезают на подъездной дорожке. Для постороннего, наверное, это будет выглядеть, как будто мы пара, которая прощается с гостями. Я чувствую себя слишком комфортно с этим человеком и понимаю, что мне тоже нужно идти.
— Спасибо, — тихо говорю я, когда Джош смотрит на меня. — Я рада, что приехала.
Джош улыбается, но в его улыбке печальный оттенок. Может быть, я принимаю желаемое за действительное, но мне интересно, разочарован ли он тем, что я ухожу. Если бы он мог видеть мои мысли, то знал, что я тоже расстроена. Мне здесь нравится, но мне грустно покидать не ферму, а его.
— Надеюсь, ты не сочтешь это неуместным или назойливым, но можешь остаться здесь на ночь, если хочешь. Обещаю, мои намерения исключительно благородны. — Он оглядывается на дом. — У меня есть несколько свободных комнат, и я беспокоюсь, что ты поедешь одна в такую погоду.
Мы оба смотрим на небо. Оно сильно потемнело за то короткое время, как уехали остальные.
— Это очень мило с твоей стороны, Джош, но мне пора домой, и мне удобно ехать под дождем, — улыбаюсь. — Я – деревенская девушка.
Он вздыхает и кивает.
— Веди аккуратно, ладно? — он провожает меня до машины. — Когда пойдет дождь, будет очень скользко. У нас их давно не было.
|
|
— Хорошо, — я роюсь в сумке в поисках ключей и забираюсь внутрь. — Еще раз спасибо за сегодняшний день. Я наслаждалась сменой обстановки. Думаю, я нуждалась в этом больше, чем думала.
— Всегда пожалуйста, — говорит он, постукивая по крыше моей машины.
Я оглядываюсь на хижину и озеро за ней и надеюсь, что у меня есть возможность вернуться.
— Это очень великодушно с твоей стороны.
— Приятно видеть твою улыбку.
Я так давно не чувствовала себя желанной. Дружба с Джошем возвращает меня к жизни. Пока я не пересекаю никаких границ, не вижу в этом вреда.
Отъезжая, вижу в зеркало заднего вида, что он смотрит мне вслед, и не могу не улыбнуться.
Счастье вскоре угасает, когда из развернувшихся небес хлещет ливень. Натыкаясь на решетку для скота, я теряю вид через ветровое стекло. Разумнее всего было бы повернуть назад, но я этого не делаю.
Еду всего несколько минут, когда машина подпрыгивает, заставляя меня резко нажать на тормоза. Стараюсь держать себя в руках, скользя по дороге и в итоге останавливаясь на гравийной дороге, обнаруживаю, что у меня спустило колесо.
Просто охренеть как прекрасно. Сумерки, пустынная дорога, темный лес, проливной дождь. Конечно, у меня спустило колесо. Это закон подлости, так ведь?
— Черт, что за нахрен, твою мать, ну и херня. — стуча ладонями по рулю, я кричу от раздражения.
Я хочу домой, и это последнее, что мне нужно. Немного успокоившись, я думаю о вариантах. Оставаться в машине и ждать, пока дождь закончится, и кто знает, когда это случится, или смириться и поменять колесо под дождем. Я делаю несколько глубоких вдохов, считаю про себя и выпрыгиваю.
|
|
— Ааааа, — кричу я, насквозь промокнув. Понимая, что нет смысла беспокоиться из-за одежды и, учитывая, что лучше не станет, я поднимаю глаза. На дороге в лесу я смотрю сквозь просвет между деревьями на темнеющее небо. Это на самом деле довольно захватывающе видеть тысячи капель, стекающих вниз, бьющих мне в лицо. Я вытягиваю руки и закрываю глаза, позволяя каплям дождя падать на мое тело, когда я откидываюсь на твердый металл и вспоминаю, как меня застали под дождем с Ки.
— Слишком поздно, — сказал он, улыбаясь мне, мы оба промокли насквозь.
Подняв руки над головой, я уставилась на темные облака и улыбнулась, когда дождь ударил мне в лицо.
— Ты такая красивая, — сказал Ки, повышая голос, чтобы его было слышно сквозь проливной дождь.
Я опустила глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и мои руки обхватили его лицо.
— Ты тоже.
Мы, спотыкаясь, пошли дальше от поляны в поисках защиты под одним из деревьев. Дождь продолжал лить, но единственное, что я чувствовала, были его мягкие губы на моих, и сильные руки, требовательно обнимающие мое тело. Я не хотела, чтобы этот момент заканчивался.
Громкий раскат грома возвращает меня в настоящее. Выйдя из машины, я открываю багажник, чтобы найти домкрат и запасное колесо. С легкостью нахожу его, но домкрат нигде не виден. Черт, ну где он?
— Черт, что за нахрен, твою мать, ну и херня!
Такого не происходило с тех пор, как я купила эту подержанную машину несколько лет назад, поэтому мне интересно, есть ли он. Не позволяя ситуации взять надо мной верх, я продолжаю поиски и, в конце концов, нахожу его в боковом отсеке, о существовании которого даже не подозревала.
Мереки заставлял меня практиковаться в смене колеса на маминой машине, так что я знаю, что делать, но есть большая разница – делать это на ровной подъездной дорожке в солнечный день и в данной обстановке. К счастью, место, где я остановилась, почти ровное, но с каждой секундой становится все темнее. Нужно сделать это как можно быстрее.
Ослабив гайки, я опускаюсь на колени рядом с машиной и заглядываю под нее, пытаясь найти точку для установки домкрата. Мне говорили, что она обычно находится в одном месте на всех машинах, поэтому знаю, где искать и нахожу ее. Установив домкрат, мне удается поднять машину достаточно, чтобы снять колесо. Закрепив запаску, я закручиваю гайки, опускаю домкрат и делаю последний поворот. Стоя, полностью покрытая грязью и промокшая с головы до ног, я опускаю руки на бедра и улыбаюсь. Чувствую удовлетворение и мысленно хлопаю себя по спине. Я сильная, независимая женщина, которая может сама о себе позаботиться.
Положив спущенное колесо и домкрат в багажник, я неторопливо возвращаюсь на водительское место. Если честно, чувствую себя самодовольной и почти хочу, чтобы кто-нибудь был рядом, чтобы увидеть мою потрясающую демонстрацию женской силы. Это длится до тех пор, пока я поворачиваю ключ в замке зажигания и слышу страшный щелчок двигателя, который не заводится.
— Ну что теперь? — завизжала я, оглядывая приборную панель в поисках мигающих значков. Мое сердце замирает, когда я вижу, что бензобак пустой.
— Черт, что за нахрен, твою мать, ну и херня, — говорю я, стуча по рулю еще сильнее.
Выйдя из машины, я оглядываю улицу. Обычно я не впадаю в истерику, но сейчас в тупике. Опять же, у меня есть только два варианта. Бог знает, сколько времени придется идти до «Кошка/Мышка» которая может быть открыта, а может и нет, в надежде, что ни один убийца с топором не остановится и не разрубит меня на куски. Или я могу дойти пешком до фермы Джоша. Убийца с топором или Джош.
Схватив сумку, я выпрыгиваю из машины и закрываю ее. Не знаю, зачем я это делаю, потому что потенциальный вор не уйдет далеко, если только у него нет с собой бензина, но это привычка. Без колебаний, я иду по короткому пути. Это так унизительно.
— Эмерсон? — открыв дверь, Джош бросается вперед и видит, что я стою у него на крыльце, промокшая до нитки.
Мое тело сотрясается, а волосы прилипают к лицу и плечам. Уверена, что все одежда испачкана. Даже не глядя в зеркало, я знаю, что мой вид – полная катастрофа.
Пожимаю плечами.
— Я передумала и решила остаться.
Он усмехается, пропуская в дом, но я протестующе поднимаю руки.
— Это констатация очевидного, но я насквозь промокла. Не хочу испортить твои полы, — я пытаюсь убрать волосы с лица. — Может, принесешь мне полотенце или что-нибудь еще?
— Эмерсон. Пожалуйста, заходи. Ты здесь умрешь, если не обсохнешь, и мне плевать на полы.
Сдавшись, я захожу, обхватив себя руками. Посмотрев вниз, обнаруживаю лужу у моих ног.
— У меня спустило колесо, и немного дальше по дороге кончился бензин, — я съеживаюсь, как жалко это звучит. — Может, ты отведешь меня к ближайшему…
— Ты не можешь вернуться в город в таком состоянии, а дождь усиливается. Я настаиваю, чтобы ты осталась на ночь, а утром мы разберемся с твоей машиной.
Я тру лицо, расстроенная всей ситуацией и тем фактом, что действительно довольна поворотом событий. Я хочу быть здесь и провести больше времени с Джошем.
— Сюда, — говорит он, идя впереди меня по коридору слева от входа. Дойдя до конца, он открывает дверь и входит. Я следую за ним в роскошную спальню, но Джош исчез за другой дверью, которая, как я предполагаю, ведет в ванную. Иду к нему, чтобы капли не падали на ковер. Он снимает с вешалки пушистые белые полотенца и кладет их на туалетный столик. — Это комната моей мамы, так что можешь воспользоваться кое-какими девчачьими вещами, а я как раз собирался постирать, поэтому оставь мокрую одежду за дверью, — руки покрылись мурашками и я растираю их. — Теплый душ поможет. Я найду сухую одежду, а потом пойдем на кухню. Сделаю горячий шоколад.
— Джош, это так мило с твоей стороны. Прости за неудобства. Не могу поверить, что я не заправила машину, и чувствую себя полной…
Джош прерывает меня, нежно касаясь моих губ кончиками пальцев.
— Эмерсон, перестань. Может, ты помнишь, я надеялся, что ты останешься, поэтому, пожалуйста, не извиняйся за то, что я получил желаемое.
Его взгляд направлен туда, где он касается меня, и я улыбаюсь. Мои глаза следят за ним, и эта связь завораживает.
— Тебе надо согреться, — говорит Джош и делает шаг назад. Это я должна была оттолкнуть его, но слишком наслаждалась его прикосновениями. Это плохо. Очень, очень плохо.
Я киваю и одариваю его легкой улыбкой, которая ускользает, как только Джош поворачивается и исчезает за дверью. Я быстро приободряюсь. Я этого не выбирала, и не хотела, чтобы машина сломалась, чтобы вернуться сюда. Это не моя вина.
Пока вода в душе нагревается, я неловко сбрасываю промокшую футболку, джинсы и нижнее белье. Это такое облегчение – чувствовать, как согревается тело, и я могла бы стоять здесь часами под прекрасной водой этого города. Еще не хочу давать себе слишком много времени, чтобы думать о том, что я одна, за много миль от любого места, с мужчиной, которого считаю невероятно привлекательным как внешне, так и внутри. Когда я вытираюсь насухо, меня поражает мысль, что, возможно, вселенная пытается подтолкнуть меня к Джошу. Но зачем? Если бы дело было только в искусстве, вселенная, конечно, была бы достаточно порядочна, чтобы дать мне наставницу, а не кого-то, к кому меня тянуло физически.
Джош оставил мне одну из своих белых футболок и темно-синие спортивные штаны на завязках. Одевшись, я заворачиваю мокрую одежду в полотенце и иду искать его. В доме легко ориентироваться. Спальни проходят вдоль передней части с видом на подъездную дорожку, в то время как вся задняя часть дома в основном открытой планировки с захватывающим видом на озеро.
— Я все время думал о стекле от пола до потолка, но решил не делать этого по экологическим причинам. Я хотел, чтобы он был как можно более экологически чистым, и было бы слишком дорого нагревать и охлаждать с таким количеством стекла. Такое количество углерода, было бы ужасно.
— Очень ответственно с твоей стороны, — говорю я, забирая у него чашку с горячим шоколадом и иду к большому панорамному окну на кухне. — Все еще невероятно.
— Этот дом был мечтой моего отца, но он никогда не видел, как его строили. Мы приезжали сюда почти каждые выходные и останавливались в лодочном домике, или разбивали лагерь.
— Почему он не построил дом?
Он качает головой, и на лице появляется печаль.
— Мой отец был больше болтуном, чем деятелем. Мы подробно обсуждали каждую деталь дома, и я всегда подталкивал его к тому, чтобы архитектор составил какой-нибудь план. Его реакция всегда была одинаковой, — прежде чем продолжить, он делает глоток из чашки. — Когда-нибудь.
— Он слишком долго откладывал, — шепчу я.
— Да. Надо было надавить сильнее или рассказать маме о его мечте, но я этого не сделал.
— Ты не мог знать, что он умрет, Джош. Ты не можешь нести вину за то, что, по-твоему, должен был сделать, когда был так молод.
— Я построил для него этот дом и постарался сделать его как можно ближе к тому, что он описывал.
Мы обходим кухонный островок и заходим в гостиную. Французские двери ведут на террасу, где мы раньше рисовали, но оттуда плохой обзор из-за запотевшего стекла. Ливень уже не такой сильный с тех пор, как я приехала. На улице темно, и я, конечно, рада, что приняла решение вернуться сюда пешком, а не ждать в машине. Я могла бы просидеть там всю ночь, пока прекратится дождь.
— Тебе когда-нибудь было здесь одиноко? — спрашиваю я. Джош смотрит на меня, и я морщусь, надеясь, что это не прозвучало как намек. Почему меня так интересует его личная жизнь, когда это абсолютно не мое дело?
— Эмерсон, я не всегда один. Нет.
Мои щеки пылают от мысли, что он приводил сюда женщин. От этого у меня внутри все переворачивается.
— О. Конечно. Не знаю, почему я спросила.
Джош смеется.
— Мама и братья часто приезжают сюда.
— А, точно. Так у тебя нет девушки?
— Ответ – нет.
— Ох, — выдыхаю я, не в силах скрыть улыбку.
Сделав еще глоток из дымящейся чашки, Джош ставит ее на деревянный обеденный стол и подвигается ко мне.
— Я уже говорил, что меня тянет к тебе так, как никогда раньше, — он забирает мою чашку и ставит рядом со своей, после чего вторгается в мое личное пространство.
Я не могу дышать.
— Джош. Я…
Он кладет руки мне на щеки, убирая пряди волос с моих широко раскрытых глаз.
— Ш-ш, Эмерсон.
Когда он произносит мое имя, в голове у меня все путается, и я могу только смотреть на его рот. Это, очевидно, выглядит как приглашение, так как этот рот внезапно оказывается на моем.
Это словно не я. Не может быть, чтобы мои руки обвились вокруг его шеи и притянули ближе, в то время как я открываю рот его жадному языку. Не может быть, чтобы я стонала, когда руки Джоша двигаются от моего лица к затылку, потом вниз по спине, прежде чем обнять меня так крепко, что я чувствую, как он прижимается ко мне. Это просто не могу быть я – девушка, которую не целовал никто, кроме ее первой и единственной любви. Проблема в том, что это слишком естественно и слишком хорошо, чтобы ошибаться. Джош заставляет меня чувствовать себя самой драгоценной вещью в мире. Я знаю, потому что так Ки заставлял меня чувствовать себя каждый день. Теперь я не существую.
Это неправильно – хотеть чувствовать, что я что-то значу?
Неправильно – хотеть чувствовать себя важным для кого-то?
Неправильно – хотеть снова чувствовать?
Может быть, но я не думаю, что смогу остановиться. Я перешла черту и беру эту ответственность. Джош понятия не имеет о моих обстоятельствах, и я хочу, чтобы так было, по крайней мере, в эти выходные. Мне нужно сбежать и снова почувствовать себя живой, но смогу ли я жить с последствиями?
Думаю, Джош чувствует, как хаос уничтожает клетки моего мозга, потому что он отстраняется и с волнением держит мое лицо в своих руках, снова глядя мне в глаза.
— Это слишком быстро? — спрашивает он. — Я обещал себе, что не буду давить, и мы можем остановиться прямо сейчас, если это не то, чего ты хочешь. Я не хочу, чтобы ты об этом сожалела.
На мгновение зажмурившись, снова встречаюсь с его обеспокоенным взглядом.
— Я ни о чем не жалею, Джош, но спасибо, что остановился.
— Эмерсон, все зависит от тебя, — в его взгляде доброта. Насколько я могу судить, у этого человека нет секретов, нет багажа, и его сердце полностью открыто для того, что так очевидно происходит между нами. Возможно, я худшее, что с ним когда-либо случалось.
Я киваю, наслаждаясь ощущением его больших рук. Я чувствую мозоли и размышляю, от работы на улице или от карандашей и кистей. Мой мозг представляет, каково это, когда они бродят по моему обнаженному телу, возможно, когда я прислоняюсь к машине под дождем. Боже мой. Мне нужно, чтобы мой мозг отключился, прежде чем я сорву с нас одежду и приму не то решение. Кто я и почему мне все еще кажется, будто это не я?
— Дождь закончился, — говорит Джош, убирая руки и возвращаясь на кухню с нашими чашками, отрывая меня от моих сексуальных мыслей.
— Ну и гроза была, а?
Я иду за ним, чувствуя естественное притяжение, которое ассоциируется у меня с близостью Джоша.
— Ты голодна? — спрашивает он, заглядывая в духовку. — Я приготовил тунец, и его много. Уверен, что смогу сделать салат.
Я слегка прижимаю пальцы к губам. Все еще не понимаю свое состояние от этого изменяющего жизнь поцелуя несколько минут назад и теперь чувствую себя немного неловко, в такой домашней обстановке с ним.
— Было бы здорово. Спасибо.
— Если бы я знал, что будет компания, то приготовил что-нибудь более впечатляющее.
— Я не привередлива. Для меня это идеально.
Звенит таймер, и Джош достает из духовки белую форму для выпечки и, сняв фольгу, ставит ее на плиту, и плавно перемещается по кухне, доставая тарелки и ингредиенты для салата.
Я прерывисто вздыхаю, когда его рука касается моей.
— Ты любишь готовить? — спрашиваю я. Мой голос хриплый, и я прочищаю горло, добавляя это к неловкому состоянию.
Джош выглядит совершенно невозмутимым и расслабленным. Я думаю, что да, учитывая, что он не страдает от какой-либо дилеммы, которая угрожает поглотить его целиком. Я, с другой стороны, думаю, что могу взорваться в любой момент.
— Я люблю готовить, — он одаривает меня одной из своих невероятных улыбок, от которой я превращаюсь в желе. — Вино? — спрашивает он, потянувшись за бутылкой красного, которую, видимо, открыл раньше.
Боже, да!
— Это было бы прекрасно, — говорю я, пытаясь скрыть свое внезапное отчаяние по поводу успокаивающих свойств алкоголя.
— А ты любишь готовить? — спрашивает он, наливая вино.
Я качаю головой.
— Терпеть не могу.
— За грозы и спущенные шины, — говорит он, улыбаясь, как будто это два великих события в истории мира.
Я морщусь, но не могу удержаться от улыбки, когда мы чокаемся, потому что это самый прекрасный тост на свете.
— Ммм, — стону я, потягивая вино. — Великолепно. Что это?
— Местное вино.
Я с энтузиазмом киваю.
— Мне придется сделать над собой усилие, чтобы вернуться сюда, к виноградникам. Я не очень разбираюсь в вине, но это очень вкусное.
— Ну, я надеюсь, ты вернешься не только из-за виноградников, — этот мужчина чертовски мил. — Здесь тоже есть классные рынки.
Мы забираем тарелки и вино в столовую, и Джош возвращается на кухню, чтобы взять салатницу. Стол расположен рядом с большим венецианским окном сразу за французскими дверями.
— Смотри. Облаков почти нет.
Я выглядываю в окно. С включенным внутри светом трудно что-то разглядеть, но могу различить луну и мягкий свет, который она отбрасывает на озеро. Миллионы звезд пронзают черное небо, и я заворожена.
— За несколько часов все изменилось.
— Такое происходит часто. Все заканчивается вскоре после того, как началось.
Я глотаю вино, съеживаясь от иронии его слов и того, что происходит между нами.
— Ты сказал, что здесь есть рынки? — спрашиваю я.
— Да. Много, но есть один, на который я действительно хотел бы тебя завтра отвезти.
— Ты любишь это место, да?
Он откусывает от своего обеда и, очевидно, серьезно обдумывает свой ответ.
— Здесь я чувствую себя ближе к отцу.
Не задумываясь, я протягиваю руку и кладу свою в его ладонь. Он переплетает наши пальцы и подносит мою руку к своим губам для нежного поцелуя. Мой взгляд следует за нашими руками, фокусируясь на его идеальном рте, я знаю, что действительно хотела бы почувствовать его снова. Быть здесь с Джошем кажется невероятно правильным, хотя я знаю, что все порчу своей нечестностью. Это разбивает мне сердце, а оно достаточно страдало. Мое бедное, доверчивое, наивное сердце заслуживает того, чтобы биться от радости и волнения, и исцеляться любовью, которую, как ему казалось, оно всегда питало к Ки, но, может быть, просто находит где-то еще.
Джош смотрит мне в глаза, и я улыбаюсь теплой и искренней улыбкой.
— Очень вкусно, — шепчу я.
— Это одна из моих сильных сторон, — он отпускает мою руку, но мы оба знаем, что только что разделили момент.
— Расскажи о своем отце, — прошу я, желая узнать о нем больше. — Ты похож на него?
Он поднимает бокал и делает глоток.
— Мама говорит, что мой старший брат Хантер похож на него внешне, а я – по характеру и темпераменту.
— Мне очень нравится твоя мама, — говорю я. — Мне грустно, что она все еще скорбит о твоем отце и, кажется, так будет всегда.
— Им во многом повезло. Они так любили друг друга, и смерть отца была… охренительно неприятной. Прости за мой французский.
Я качаю головой.
— Звучит как идеальный способ описать как есть на самом деле.
— Никогда не видел, чтобы они ругались, и они всегда держались за руки, — он хихикает. — Раньше мы стонали из-за того, как они целовались у нас на глазах или прижимались друг к другу на диване перед телевизором, но теперь я готов на все, чтобы он снова взял ее за руку.
Слезы застилают мне глаза, когда я слышу, как его сердце разрывается из-за родителей.
— Ты замечательный сын, присматривающий за ней.
— Мне невыносима мысль, что она одна в этом большом доме. Меня убивает то, что она ходит вокруг, видя его в каждой комнате. Я общаюсь с ней как можно чаще, чтобы она не погрязла в своем горе. Я могу отвлечь ее, составив компанию, — он вздыхает. — Но потом она изливает душу девушке с кексами, и я понимаю, что она все еще такая хрупкая.
— Девушка с кексами? — я помню, что он называл меня так, когда я прощалась в доме его матери. Почему-то согревает меня изнутри.
Он смеется.
— Ты девушка с кексами, — его глаза расширяются от восторга. — Для того, кто ненавидит готовку, они были великолепны.
— Выпечка – другое дело, — говорю я, кладя нож и вилку на пустую тарелку. — Это творческий подход. Приготовление пищи практично и скучно.
— Может, ты делаешь это неправильно. Я не нахожу готовку скучной.
Я поднимаю руки, защищаясь.
— Ты готовишь. Я пеку. И все сходится в этом мире.
— Я буду готовить, ты печь, и мы оба будем заниматься нашим искусством, — он поднимает брови. — Договорились?
При упоминании о любви к искусству, которую мы разделяем, мое сердце делает небольшой кувырок.
— Посмотрим.
— Подожди здесь, — говорит он, вставая и забирая наши тарелки. — Буду через секунду.
Он возвращается из кухни с бутылкой вина и наполняет наши бокалы. Он ведет меня, и мы направляемся на самый удобный угловой диван перед открытым камином. Здесь невероятно уютно, и чувствую себя как дома – я шла к этому всю свою жизнь.
Мы садимся рядом и подтягиваем колени, чтобы оказаться лицом к лицу. Это очень интимно, и в этот момент я знаю, что нет места, где бы хотела быть, и нет никого, с кем бы я хотела быть. Это одновременно страшно и волнующе, так как груз, который давил на меня много лет, чувствуется легче и контролируемым.
— Итак…
Джош перебивает меня:
— Теперь моя очередь задавать вопросы, девушка с кексами.
Я качаю головой, посмеиваясь над своим новым прозвищем.
— Что ты хочешь знать? — спрашиваю я, молясь, чтобы он не задал неправильных или, может, правильных вопросов.
— Ты кое-что знаешь о моих родителях. Можешь рассказать мне немного о своих?
Хорошо, я могу ответить на этот вопрос.
— Моя мама никогда не хотела меня. Мы не разговаривали почти пять лет, — я не говорю ему, что отправила ей сообщение на телефон, когда нашла жилье в городе, но она так и не перезвонила. — А мой отец … — я делаю глубокий вдох. — Скажем так, я была результатом хорошего, но недолгого времяпровождения, — я пожимаю плечами. — Я никогда с ним не встречалась и не знаю его.
— Ты когда-нибудь спрашивала у мамы про него?
Я киваю.
— Я прошла через стадию отчаяния, чтобы узнать о нем, но моя мать утверждала, что не знает, и ее только злили мои многочисленные вопросы.
— Мне жаль, Эмерсон, — Джош кладет руку мне на колено и нежно сжимает. — Надеюсь, ты не против говорить об этом.
Глядя на его руку, лежащую у меня на колене, я отвечаю:
— Я делаю все возможное, чтобы не останавливаться на этом.
— По большей части ты закрыт от меня, и теперь это имеет для меня больше смысла, — я поднимаю на него глаза. — То, что ты показываешь, мило, сострадательно, талантливо и прекрасно, но я хочу знать, что скрывается за всем этим.
— Ты считаешь, что внутри я уродливая и злая?
Он качает головой.
— Ни в коем случае. Я думаю, есть что-то бесконечно более прекрасное.
— Ты не знаешь меня достаточно хорошо, чтобы делать такие выводы.
— Не могу этого объяснить, но мне кажется, что я знаю тебя намного дольше. Я действительно хочу знать, что заставило тебя перестать рисовать и следовать своим мечтам.
— Есть много вещей, которыми я поделюсь с тобой, но уже говорила, что это не одна из них, — говорю я честно и с убеждением, надеюсь, что он серьезно это понимает.
— Эмерсон, вредно держать все в себе.
— Это то, что сказал бы любой хороший психотерапевт, и я это понимаю, но это мой путь и мой выбор.
— Спасибо, — он делает глоток вина, не сводя с меня глаз. — Ты сегодня многое мне рассказала.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — Я не сказала то, что ты хотел знать.
— Я не был уверен, что с тобой что-то случилось, заставившее тебя бросить искусство, а теперь знаю.
Мой желудок сжимается. Я никогда ни с кем об этом не говорила и, сама того не замечая, открыла ящик пандоры.
— Мы можем оставить эту тему?
— Конечно, — говорит он. — Хочешь еще вина?
Я качаю головой.
— Думаю, мне уже хватит на сегодня. Я очень устала, — взглянув на часы, вижу, что уже почти полночь. Удивлена, что уже так поздно, и зеваю. — Не возражаешь, если мы закончим? — я эмоционально и физически истощена и очень надеюсь, что сон будет нормальным. Я не в состоянии продолжать это.
— Разумеется. Я тоже готов лечь спать, — он поднимает руки в ответ на мой потрясенный взгляд. — Не волнуйся. Раздельные комнаты.
Я улыбаюсь, смущенная своей грубостью, но в то же время испытываю облегчение.
— Спасибо, Джош. За все.
Он улыбается, берет мой пустой бокал, и я иду за ним на кухню. Как только он ставит их в раковину, мы идем к спальням, и останавливаемся перед той, которой я пользовалась раньше.
— Это твоя, — говорит он и притягивает меня к себе.
Моя первая реакция – напрячься, но что-то в его объятиях заставляет меня расслабиться. Невозможно отрицать, какой безопасной и защищенной я себя чувствую, когда твердое тело Джоша прижимается к моему, а его мускулистые руки крепко обнимают меня. Я хочу быть сильной, независимой женщиной, но приятно чувствовать себя желанной и важной. Прошло много времени, и я отчаянно скучаю по этому. Цепляясь за его рубашку, я зарываюсь лицом в мягкую ткань и вдыхаю. От него все еще пахнет мылом, вероятно, после душа, который он принимал до моего возвращения. Помню, когда он открыл дверь, меня поразил его свежий вид. Влажные волосы, без усилий взъерошенные до совершенства. Меня действительно чертовски влечет к этому человеку, как на физическом уровне, так и на более глубоком, более важном уровне чувств, связанных особенным образом. Это то, что некоторые люди ищут всю свою жизнь. Есть возможность, что я нашла это дважды?