1 В разных рукописных сборниках апокриф фигурирует под разными названиями: «Хождение святого отца нашего Агапия», «Повесть о преподобном Огапии како ходил в рай во плоти», «Житие и хождение отца нашего Агапия», «Житие и подвизи преподобного отца нашего Агапия чудотворца» (см.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI-первая половина XIV в. Л., 1987. С. 462). В научном обиходе употребляется краткий по форме и обобщающий по содержанию вариант названия памятника— «Хождение Агапия в рай». Публикуемая рукопись имеет самое пространное надписание, совпадающее с наименованием древнейшего списка апокрифа в Успенском сборнике XII-XIII вв. Развернутая повествовательная форма заголовка ориентирует читателя на восприятие цельного сточки зрения монашеского аскетического назидания содержания. Преамбула вычленяет в произведении душеполезную тему, в тезисной форме определяя, что в апокрифе его переписчики посчитали главным, фактически закрыв глаза на противоречие содержания христианской догматики. Это означало, что, согласно установкам развернутого наименования, в соответствующем культурном контексте был востребован лишь один из смысловых пластов памятника, причем в идейном отношении не самый главный, а потому не очевидный, требующий специального разъяснения в преамбуле. В процессе бытования памятника на русской почве, обозначенная заголовком монашеско-аскетическая тема получила дальнейшее развитие. В поздних списках Агапий представлен не только подвижником, достойным видеть рай, он сам основывает монастырь и становится игуменом в обители, символизирующей собой земной рай. Повествование подчеркивает, что подвижник закончил жизнь свою «в раю», что предполагает тождество земного рая и монастыря.
2 Текст апокрифа, отразившийся в пространном варианте названия памятника.
3 Мысль о монашеском служении как особом пути к Богу (а в образно-синонимическом плане произведения—пути к раю) несколько раз прописывается в тексте апокрифа (ср. коммент. 9).
4 Из дальнейшего повествования ясно, что орел, выступающий в роли провожатого к раю, является одним из нескольких аллегорический воплощений Христа. Метафорика такого рода уподоблений выглядит довольно дерзко с точки зрения канонического благочестия, хотя и имеет глубинные архаические корни. Мотив воплощения божества в «царскую птицу» встречается в нескольких мифах, например, в описании превращений Зевса в орла при похищении Ганимеда. В контексте апокрифа синкретический образ орла воспринимается преимущественно в мифологическом, а не христианско-аллегорическом смысле. Если в библейских образах эта самая сильная и зоркая в царстве птиц особь знаменует мощь и божественную любовь, а в новозаветной традиции является символом евангелиста Иоанна, то в апокрифе этот божественный посланец (точнее, едва ли не сам воплощенный Бог) обеспечивает связь с иным миром, в данном случае, с раем. Для понимания апокрифического сюжета достаточно указать на некоторые мифо-архаические ассоциации, связанные с образом орла. В роли посредника с иным миром он выступает в славянских сказках, в шаманских обрядах северных народов; согласно ведейскому гимну орел приносит Индре сому—священный напиток богов; в шумерском эпосе местом обитания орла является царство мертвых; в сказании об Александре Македонском завоеватель попытался достичь неба, поместив для этой цели в упряжку орлов (см.: Мифы народов мира. Т. 2. М., 1988. С. 258-260). Апокрифические функции орла-посредника сопоставимы так же с распространенными в Древней Руси общеиндоевропейскими представлениями о том, что птицы могут достигнуть Ирия (райской страны). Характерно, что орлу подвластны огненная и водная стихии, которые как раз и являются субстанциальной основой труднопроходимой преграды, отделявшей в апокрифических описаниях рай от основной части мироздания.
5 калугер (греч. добрый старец)—монах.
6 См.: коммент. 4.
7 Залив морской здесь символизирует водную преграду, отделяющую рай от мира. В основе образа лежат древние мифологические представления о пограничной реке (синоним моря, океана), разделяющей мироздание на две части: свой, познанный и освоенный мир (мир живых) и иной мир (мир чужой, незнаемый, отождествлявшийся мифо-сознанием с миром смерти). Мотив водной преграды, окружающей рай, присутствует так же в «Хождении Зосимы» и в «Послании о рае» новгородского епископа Василия Калики.
8 Из дальнейшего повествования следует, что в образе ребенка предстал перед Агапием Христос, помогавший герою в достижении райских пределов. В контексте монашеско-аскетических установок памятника содержащееся здесь указание на соседство ребенка-Христа с монастырем может означать то, что монастырская жизнь непосредственно приближает подвижников к Богу. Здесь: если не синоним прописанному в апокрифе образу «монастырь-рай», то некоторое приближение к этому смысловому значению.
9 Характерно, что непосредственно рай не обозначен в качестве цели хождения Агапия. При таком введении в тему выразительные, впечатляющие подробности почти беллетристического повествования о хождении в рай воспринимаются как метафора монашеского подвижничества, пути служения Господу (ср. коммент. 3). Таким образом задается настрой переосмыслению реального повествовательного плана произведения в символико-аллегорическом ключе.
10 Мотив переправы через море на корабль, учитывая пограничный характер водного пространства, в своей основе восходит к мифологеме о переправе в иной мир «плавсредствами» (ср. лодка Харона. древнеегипетская ладья вечности, использование ладьи в погребальной обрядности для достижения мира предков. (См.: Анучин Д. Сани, ладья и кони, как принадлежности похоронного обряда. М., 1890).
11 Восприятие земного рая как цветущего сада свойственно апокрифической традиции (ср.: «Житие Адама и Евы». «Хождение Зосимы к рахманам»). Те же черты присутствуют в описании райских островов средневековых космографии и в народных наивно-материалистических представлениях о рае.
12 Скорее всего птицами в апокрифе обозначены человеческие души. Тот же мотив присутствует в «Житии Макария Римского», где множество птиц обитают в окрестностях рая, вблизи юдоли мучений. На отождествление птиц с душами недвусмысленно указывает наделение птиц речью. Олицетворение душ в облике птиц свойственно многим культурам (см.: Мифы народов мира. Т. 2. С. 347). Может быть, эти представления находятся в какой-то связи с повериями о райских птицах, скрывающихся в Ирии, и птицах—вестниках смерти, как посланниках иного мира.
13 Из повествования ясно, что преддверие рая Агапий принимает за сам рай. Стремление обосноваться здесь в хижине у дороги, на которой оказываются чудесные путники (Христос и 12 его учеников), в аллегорическом смысле означает, что, встав на путь совершенствования, нельзя остановиться на середине его, приняв обретенные достижения за конечную цель.
14 Из последующего толкования ясно, что речь идет о Христе и 12 апостолах.
15 Дальнейшее развитие мотива пути (ср. коммент. № 3, 9).
16 В других апокрифических описаниях славы божьей («Книга Еноха», «Видение Исаи» и др.) Богу предстоят, вознося хвалу, бесплотные ангельские силы. Здесь же «свита» Христа вполне материализована, причем в нее входят и такие необычные персонажи, как птицы-души. Правда, из дальнейшего ясно, что это лишь материальные символы духовных понятий (ср. коммент. 17).
17 Ряд толкований, раскрывающий аллегорическое значение ранее употребленных в апокрифе понятий (см. коммент. 4, 8, 14). Применяемый в апокрифе метод раскрытия символического смысла образов дает основание для сближения памятника с литературой аллегорической экзегезы. В Древней Руси наиболее яркими представителями символического аллегоризма были Климент Смолятич и Кирилл Туровский. Считается, что они ориентировались на метод аллегорической экзегезы, разработанный Феодоритом Кирским. Комментируемый текст показывает, что дополнительные импульсы аллегоризма древнерусская культура могла получить и через апокрифы.
18 На первый взгляд эта фраза памятника не согласуется с земной топографией описываемого в апокрифе рая. На самом деле, здесь дается ключ к понимаю всех заземленных, материализованных образов произведения. Текстом задается установка воспринимать чувственные реалии повествования как прообраз того, что происходит в тонких сферах на небе.
19 Аллегоризм, метод которого здесь разъясняется, дает основания предполагать, что описываемый рай земной является лишь прообразом рая небесного (царствия божья). Следовательно, если понимать апокрифическое повествование не в прямом смысле, как это обычно делается, а под углом зрения программируемого символического переосмысления, то противоречие «Хождение Агапия» каноническим воззрениям сглаживается и почти не ощущается. Видимо, памятник так и воспринимался в монашеской среде, что обеспечивало ему «живучесть». Те, кто находил в памятнике воплощение высокого мистико-аскетического идеала, могли не придавать значения сомнительным средствам, примененным в прорисовке материальных прообразов, как в сфере несущественной и для подвижников малозначимой. Конечно, в стране с многовековыми традициями образно-конкретного мышления, должно было найтись немало читателей, которые интересовались бы прежде всего событийно-повествовательным планом сочинения. В XIV в. среди реалистов, ограничивающихся восприятием повествовательной фабулы, оказался новгородский архиепископ Василий Калика. В споре о рае «реалистам» скорее всего противостояла партия «идеалистов», которая материальные реалии, в том числе и земной рай, воспринимала прообразно—в символическом духовном смысле. Так что на «Хождении Агапия» мог опираться не только Василий, но и его противники.
20 С одной стороны, образ стен соответствует ветхозаветным апокрифам о райской ограде и ее грозной страже, с другой стороны—непреодолимая высота стены развивает мотив «выключенности» рая из мира, намеченный прежде описанием пограничного водного пространства. В символическом смысле, на который ориентируют мистико-аскетические установки текста, образ стены знаменует ограду монастыря.
21 Дальнейшее развитие мотива пути, приводящее в монастырь-рай (ср. коммент. 3, 9,15).
22 Мысль о недоступности земного рая наиболее последовательно проводится в «Житии Макария Римского», где изоляция рая от мира абсолютна. Представления о недоступном рае содержались главным образом в произведениях жанра видений, откровений, чудесных восхищений на небеса. Хождения, повествующие о прорыве в иной мир, сказания о Зосиме и Агапие—редкий (если не считать хождения Сифа в рай) пример превращения недоступной области иного мира в труднодоступную. Вместе с тем, в данном тексте «Хождения Агапия в рай» отразились представления о недоступности Эдема.
23 Световые характеристики в равной мере приложимы и к материальным и к идеальным объектам. В преобразовательном смысле райский свет соответствует святости монастырской обители, прообразом которой в апокрифе является рай.
24 Гигантские размеры креста, возвышающегося до неба, наводят на мысль о том, что этот образ креста вобрал в себя признаки мирового древа. На синонимичность креста и мирового древа указывают исследователи древних культур (см.: Герасимова Л. Космограмма креста. Новгород. 1993; Мифы народов мира. Т. 2. С. 13). В апокрифе небесные масштабы креста связаны не столько с инвариантностью древа мира, сколько обозначают место, где в молитве преодолевается разрыв горнего и дольнего миров. Если принять символическое тождество стен монастырю, то крест должен соответствовать алтарю монастырской церкви.
25 Трапеза —стол (греч.), здесь: стол яств.
26 Постель и трапеза за стеной—все это в сумме отражает реалии монастырского
быта.
27 В «Житии Макария Римского» монахи, пустившиеся на поиски рая, видят во сне райский источник. Образ сопоставим с источником, который лицезрел в раю Агапий. Источник—это символ незамутненной веры и вечной жизни.
28 Чудесное насыщение хлебом ассоциируется с евангельскими повествованиями о чудесном насыщении евреев пятью хлебами (см.: Мм. 14, 19-20; Мк. 6, 39—41; Лк. 9, 14-16; Ин. 6,10-11). С учетом аллегорического переосмысления апокрифических мотивов хлеб, спасающий корабельщиков от смерти, воспринимается как символ спасительного причастия.
29 Морские пучины—аллегория житейского моря.
[ГЕОРГИЕВО МУЧЕНИЕ][if!supportFootnotes][42][endif]
М[Е]С[Я]ЦА АПРЕЛЯ В 23-й ДЕНЬ.
МУЧЕНИЕ С[ВЯ]Т[О]ГО ВЕЛИКОМ[У]Ч[Е]Н[И]КА ГЕОРГИЯ И М[А]Т[Е]РИ ЕГО, ПОЛИХРОНИИ
Изначала ненавидящий людей злой наставник дьявол, борющийся с хотящими жить благоверно во Христе, ставит князем и царем [такого человека, который] как дикий зверь одерживает верх над проповедниками истинной веры. И был в то время князь, родом персианин, по имени Дадиян1, топарх2 Тавроликий3, Персармернии4 и еще Палестинской земли. [Он] послал в Диосполь5 и Галилею6, собственные свои владения, приказание: «пусть все приносят жертву мерзким идолам». Был муж некий в Диосполе, синклит7, по имени Герои8. [Он] был язычник и всегда приносил жертву мерзким идолам. [Его] жена -Полихрония9, христианка, непрестанно молящаяся Богу и жертвы и гимны [молитвенные песнопения] втайне воссылающая Христу Богу, [но] не открывающая своего христианства из-за гнева властелина. Тогда [Полихрония] зачала от идолослужителя, и [они] родили святого отрока и мученика Христова Георгия. Рожденный же святой отрок, воспитанный в благой вере и целомудрии, был склонен своей матерью сподобиться святого крещения, втайне от отца своего, святыми мужами: епископом и попом. И [он] служил Господу Богу нашему Иисусу Христу с матерью своею. Отец же его, Герон, упросил царя и поставил кумира. В один же из дней сказал ему [Георгию] отец его: «Чадо, пойдем в храм великих богов и принеси им со мною жертву и кадило, пусть [они] тебе жизнь дадут, [они] же тебе сотворили тело и благородство это». Ибо не знал [отец], что [Георгий]—христианин. Услышав же эти слова от своего отца, Георгий, вздохнув, сказал: «[Я] не могу пойти в храм богов твоих и жертвы им принести. Не соблазняйся, отче, не слушай демона, но послушай меня, [и] я тебе укажу Бога истинного живогр, ему же поклонимся и спасены будем, Он же сотворил небо и землю, море и все, что в них. И дает [Он] жизнь всякой твари, [которые] творят волю Его, ибо [так] учат книги пророческие. А эти боги, которые не сотворили [ни] неба, ни земли, пусть погибнут, [ибо они] идолы и руками сотворены: говоришь им—не слышат, подашь им знак—и не видят, падают—и не встают. Из сего разумей, отче, что и нам помочь не могут. Но послушай меня, отче, да избежим соблазна идольского, да спасет нас Иисус Христос, Бог наш. И знай это, отче, что Павел был некогда гонитель церквам. [И] снизошла на него благодать, и стал апостолом, и хорошим исповедником, и учителем, [после того] как возлюбил Христа».
Сказал же [Георгию] отец его: «Увы мне, чадо мое сладкое! Кто тебя научил ереси этой? Не знаешь ли, какая эта глупость—невежст-венные христиане, [которые] в жестоких муках умирают? Пойдем же, чадо, и принесем им [кумирам] жертву и кадило. Тебе же жизнь давшие [пусть] пощадят тебя, пусть не предадут тебя смерти, разгневавшись. И [ты] не сведешшь от скорби по тебе в ад меня, старика, и мать твою». Бог же—человеколюбец, желая воистину показать человеколюбие свое и желая в благоразумие обратить [Герона], в ту [же] ночь сделал [так, что Герои почувствовал, будто его] огнем жгли лютым. Наутро же следующего дня [Герон] позвал сына своего Георгия и сказал: «Чадо мое сладкое! [Ты] хорошо мне рассказал о вере христианской, [хотел] мне показать Бога их [христиан], и не послушал [я] тебя. Сейчас же горю в огне этом. Постарайся же и скажи христианам, пусть умолят Бога своего, да избавлюсь [я] от беды и огня сего страшного, ибо велик Бог их [христиан], который мне это явил во сне». Святой же Георгий сказал: «Если веруешь в Господа нашего Иисуса Христа всем сердцем своим и всею душою своею, [то] не только от огня этого избавит тебя, но и от всех грехов твоих, которые ты сотворил от юности твоей, и жизни вечной удостоит тебя». Отец же его [Георгия] воскликнул громко:» [Верую в Бога, [которого] чтут христиане!» И наполнился Георгий радостью великой от обращения отца своего. Взглянув на небо, [он] сказал: «Благодарим тебя, Господи Иисусе Христе, ныне и всегда, ибо не отдалил [Ты] милость свою от избегающих Тебя, но находишься вблизи [от тех, кто] далек [от Тебя] и мудрости Твоей». [Георгий] же быстро пошел и призвал праведного мужа [священника], [который], придя, сотворил молитву над ним [Героном], и тотчас отступил от него [Герона] огонь. Наставили [подготовили к принятию веры] его [Герона] и крестили во имя Отца и Сына и Святого Духа. [Герон] удостоился Святого причастия, прожил 15 дней и так окончил жизнь свою, веруя в Христа.
Георгий же преисполнился Духа Святого и веры и все идолы отца своего и [те], которые были золотые и серебряные, сокрушив и все богатство раздав нищим, поспешил к матери своей, лишь только это сделал. Синклит же некий, по имени Селиван, увидев разорение храмов и сокрушение суетных идолов и мерзких богов, преисполнился великой жалости. Взяв жреца языческого, пришел к царю Дадияну, говоря: «Усердно просим тебя, царь! Георгий, сын Герона-схоластика10, ради учения галилейского богов наших сокрушил, и храмы разорил, и жреца прогнал». Царь же Дадиян велел привести святого Георгия в судилище, где, сев, сатрапам» пришедшим—Транквилину12, и Магнентию, и Феогнию—и всем стоящим перед собой велел им мучить [Георгия]. И, взглянув на мученика, как лев свирепый, сказал ему: «Какой ты веры, или какой земли, или как твое имя?» Георгий сказал с достоинством: «Первое имя—христианин, человеческим же именем называюсь Георгий, родом из Каппадокии13, сын же Геронтия-синклита. И родила меня и воспитала Палестинская страна». Царь же сказал: «Отец твой где живет?» Георгий сказал: «В Вышнем Иерусалиме14, отошел уже к небесному царю». Царь же сказал: «К какому войску ты причислен?»
Георгий сказал: «А на земле я не воин пленному царю, но воин небесному царю, который помогает мне против врага». Царь же сказал: «Злая голова, [ты] достоин многих мук. Как смел ты ослушаться моего повеления, и храмы разорил, и богов сокрушил, и жреца прогнал, и всех золотых богов и серебряных раздал нищим? Приблизься и принеси жертву им [богам] перед всеми и избавишься от мук тех». Георгий сказал: «Я, царь, как раньше сказал, христианин, и на Бога моего уповаю, и повелениями твоими пренебрегаю. И храмы, как [ты] говоришь, разорил, и жреца прогнал. Пусть многие души человеческие не соблазнятся, но познают Бога живого, истинного творца неба и земли, и тому поклонятся, и пусть не чтут демонов идольских». Царь же сказал: 'Теорий, вижу, что ты очень мудр». Георгий сказал: «Эта мудрость15 не от меня, но от Бога моего, который мне дает ее от щедрости своей, завершая высшее проявление добрых дел, добро-деяния и славы небесной, [которые] есть ветви цветные, существующие у нее [мудрости], Божью славу, и веру крепкую, и честь содержащие. [Они] небесному царству наследники бывают». Тогда царь сказал ему: «Георгий, отстань от ереси той и принеси жертву богам, пусть душа твоя не впадет в соблазн». Георгий сказал: «Царь неправедный, в ответ тебе, разжигаемому отцом твоим дьяволом, [ты] принуждаешь меня принести жертву несуществующим богам, но я хочу жертву принести Богу моему». Увидев же, что его оскорбили, [царь] велел стеречь его [Георгия]. Было уже время обеда. Вошел Георгий в темницу, распевая такой псалом: «Зачем волнуются народы и племена замышляют неосуществимое?16 Господь же есть свет, спаситель мой, [тогда] кого мне бояться?» И, закончив псалом, сказал: «Аминь». На следующее утро велел царь привести [Георгия]. Георгий же, когда его вели, пел: «Боже, Боже мой, услышь! Господи, не оставь уповающих на Тебя». Когда Георгий предстал перед [царем], сказал царь Георгию: «[Если] не откажешься от невежества того и не принесешь [жертву] богам, то лишишься жизни». Георгий сказал: «Беззаконник, отверженный от истины! Ведь я же сказал тебе, я—христианин, не принесу жертву идолам, не поклонюсь им». И разгневался [царь], велел бить его [Георгия], растянув, четырьмя жилами сырыми. Мученик же, взглянув на небо, сказал: «Боже мой! Помоги мне, Господи, поспеши на помощь мне». И это сказал, [и] не чувствовал мук. Опять же велел [царь] бросить его [Георгия] в колодец, куда вставляется медный чан, и шестом медным с зарубками на конце бить [Георгия] по голове. Святой же, когда его били по голове, говорил: «Господи Иисусе Христе! Укрепи меня терпеть муки эти ради Тебя». Слуги же изнемогли. Увидев же жестокий змей Дадиан, что не причинили [вреда] ему [Георгию] муки, велел сделать колесо, и вбить в него острые полосы железа и ножи острые, и положить на них мученика. Когда же пришел святой, и, увидев колесо, испугался, и сказал [себе]: «Георгий! Понимаешь, какой жребий выпал тебе. Я вижу, что Господь наш Иисус Христос, вечный царь, укрепит тебя и везде поможет тебе. Ныне же неужели боишься? И пусть [не] скажет враг твой, [что ты боишься],—я [Георгий] укрепился против него». И, посмотрев на небо, стал молиться, говоря:
«Владыко Господи неба, и земли, и всей твари, помощник тем, кто имеет страх перед Тобой. Сделай [так, чтобы я стал] истинным мучеником Твоим, и пусть прославится имя Твое во веки веков. Аминь». И когда закончил молитву, возлег на колесо и забылся святой. И вот ангелы служат ему. Царь же, это увидев и подумав, [что] умер [Георгий], воскликнул к стоящим перед ним: «Видите, как ничтожен бог галилейский, а боги наши сильны. Почему не пришел Христос избавить его от колеса?» Так сказал мучитель. И раздался глас с небес: «Раб мой Георгий! Не бойся, очнись от сна своего, мужайся и крепись!» Когда же раздался голос, [обращенный] к мученику, и тотчас колесо распалось. А мученик встал, крича: «Видите, велик Бог христианский, а ничтожны боги эллинские». Разгневался же царь, повелел принести вола медного и возложить на него мученика, подложить под него [мученика] усохшие сучья и по шесть мужей бить его [мученика] по хребту батогами. После того как он претерпит эту муку, повелел подвесить его и раскаленными прутьями бить по всему телу его. Мученик же Христов терпел, молясь. И вдруг прутья отпали от него. Опять же [царь] повелел возложить его [Георгия] на сковороду железную чревом, а огонь горящий еще усилить и палицами сырыми бить [Георгия] по хребту. И уксус смешать с солью, лить [его] на струпья и куском сукна тереть. Мученик же терпел, молясь и говоря: «Господи! Помоги мне, ибо страх охватывает меня». Был же глас к нему: «Георгий! Крепись, ибо Я с тобой». Опять же повелел царь перепилить его [Георгия] пилою. Пила же отупела, и слуги изнемогли. И ничего им не удалось достичь. Повелел царь принести котел, и влить в него масло, и раскалить [котел], и положить в него мученика. Георгий же, взглянув на небо, сказал: «Господи, Ты послал росу небесную на трех отроков в печь. Помоги мне и посрами дьявола». Сотворилось Христово знамение: [вода] была свергнута в котел, и тотчас котел остыл и огонь погас. И все видящие [это] удивились. И многие уверовали в Господа. И опять повелел мучитель разварить сало, серу и смолу и кипящим [составом] обливать [Георгия]. И шлем раскаленный возложить на голову его, и свечами поджигать ребра ему, опалять [свечами] проповедника и говорить: «Повиновением храму не должны пренебрегать, честным же богам не досаждайте». Христов же мученик, взглянув на небо, сказал: «Господи Иисусе Христе, окажи мне милость и избавь меня от мук этих». И это сказал и не стал чувствовать мук. Царь увидев, что ничего ему не делается, начал ему [Георгию] говорить кроткие слова: «Георгий, клянусь богом Солнца и милостивыми богами! Милую тебя, как свое чадо. Но послушай меня, как отца своего, дающего тебе добрый совет. Пойди и принеси жертву богам бессмертным, и сделаю тебя вторым [человеком] в царствии моем». Георгий сказал: «Ныне кротко [ты говоришь], ты убедил меня, принесу жертву им [богам]. Но, слышишь, царь, солнце уже на заходе, и не могу принести жертву, но вели: пусть затворят меня в темнице, утром принесу жертву им [богам]». Царь же рад был и сказал ему: «Я на муку тебя не предам, но раны, которые ты получил [в результате мучений], принеси мне, как своему отцу. Ныне же войди во внутреннюю мою палату и там ночуй». Когда он [Георгий] вошел [в палату] и когда был вечер, преклонил колени, молился всю ночь, говоря: «Кто Бог великий, как не Бог наш, Ты Бог, творящий чудеса». И еще говорил: «На тебя, Господи, уповал». И, закончив молитву, сказал: «Аминь». На следующее утро сказал скопец царю: «Георгий, -учитель галилейский, всю ночь не спал, призывал богов своих». Царица же увидеть хотела [Георгия], и позвала мученика, и сказала ему: «Скажи мне, что это за слова, которые ты говорил в эту ночь и что я слышала эти разные [слова]. Научи меня, что есть Бог твой, которого ты призываешь на помощь». Георгий сказал: «Бог мой велик. Он же сотворил небо, и землю, и море, и человека, и всю тварь; слепым зрение дает, хромым—[возможность] ходить. Заблуждающихся наставляет на истину». Царица сказала: «Также мне говорят, что Бог христианский есть человек». Георгий сказал: «Послушай, царица, [ты спрашиваешь], как придет Бог на землю и [в каком виде] людям явится? [Так] Давид говорит: сидящим на херувимах явился Ефрему. [Бог Ефрему сказал]: Собери войско и спасешь [народ]». Моисей сказал: Снизойдет [Бог], как дождь на руно. Аввакум сказал: Услышал о тебе [Господи]—и убоялся, познал дела твои—и удивился». Царица сказала: «Что есть дождь, и кто есть руно, и кто слышал—и испугался, и кто увидел—и удивился?» Георгий сказал: «Руно есть девственница, а дождь есть Христос, сошедший с небес. Дождь же—Слово Божье и вселилось в чрево Девы Марии, изошло же без вреда [Деве Марии]. И явился человеком, и да спасет человека». Пришел святой, [и] сказал ему царь: «Пойдем в храм великих богов и принесем им жертву, как ты обещал». Сказал Георгий: «Иду и принесу им жертву». Царь же повелел известить [всех], [чтобы] всем собраться [и увидеть], как Георгий хочет принести жертву Аполлону17. [Георгий] же пришел в храм [и] сказал: «Спасайтесь от меня, боги эллинские, ибо я с великим гневом пришел к вам». И снял пояс свой, [и] вскочил в храм. И набросил [пояс] на шею Ираклию18, и, сбросив [кумира], [обратил] его в пыль. Видевшие же погибель богов жрецы привели его [Георгия] к царю. Рассказали случившееся. Сказал же мучитель: «Треверте19 окаянный! Не обещался ли ты принести жертву богам? Так зачем смел ты сотворить такое? Почему ты не принес жертву им? Не знаешь, что смерть твоя во власти моей». Теорий сказал: «Окаянный! Почему они себе не могут помочь? Скажи, что [они] сделают, когда придет Господь судить живых и мертвых?» Царь же повелел, заковав, посадить [Георгия] в темницу. И пришел [царь] к царице, и сказал: «Горе мне, Александра! Изнемог я от народа христианского, особенно же от губителя этого». Царица сказала: «Отстань от рода христианского, ибо Бог их велик, и я в Него верую». Тогда воскликнул царь: «Горе, мне Александра! И ты обманута». И взял ее за волосы, и вывел ее. И сказал всё [тем], которые стояли там. Тогда повесили ее на кол [копье], и не было голоса от нее. И повелел [царь] принести мялку и измельчить ей [царице] сосцы. Она же изнемогла от той муки. Взглянув на мученика, сказала [царица]: «Помолись за меня, ибо изнемогла от мук этих, веруя словам твоим». Георгий сказал: «Потерпи немного и обретешь бессмертие». Царь же, видев терпение ее, повелел обезглавить ее. Она же [царица] сказала мученику: «Святой Георгий! Что я [должна] сделать, ибо я не христианка». Он же сказал: «Иди, Александра. Крестишься своей кровью». Она же сказала: «Истинный Бог, которого я познала через Георгия, упокой душу мою в Царствии Твоем». И [когда] это сказала и исповедовалась, ей отсекли голову, месяца апреля в 15-й день, час же был шестой. Царь же сказал мученику: «Георгий! Вот ты царицу погубил, теперь берегись меня». Георгий сказал: «Вот перед тобою стою, делай что хочешь: телом владеешь, а душою—Бог один». Сидя же, царь приказал, сказав [так]: «Георгий—учитель галилейский—противится повелению царя и не поклонился неповинным богам, [поэтому] будет наказан». Он же [Георгий] выслушал это приказание, желая пострадать до конца и [обрести] венец [мученика]. Мать же его, видев, как [Георгий] приказание [царя] принял, взглянув на небо, сказала: «Боже, прими жертву Авраама, [который] Исаака, сына своего, [отдал] на жертвоприношение, также прими сына моего, Георгия, в Царствии Твоем». И так, помолившись, сказала: «Молись за меня, чадо, пусть [я] прежде тебя умру». Царь же, слышав ее, мученику говорящую, призвал ее и сказал: «Как твое имя?» Она же сказала: «Полихрония; христиане мы, как и сын мой». Царь же сказал ей: «Ты ли научила [Георгия] оскорблять богов и не поклоняться им». Она же сказала: «Мы Богу Вышнему служим, а не бесов чтим». Царь же сказал: «Полихрония! Откажись от невежества того и принеси жертву богам, ибо окаянный твой сын мечу будет предан». Полихрония сказала: «Раньше [я] сказала, [что] христианка, а дьяволам не приношу жертву, но тело свое приношу к Господу Иисусу Христу». Царь же, разгневавшись, повелел, растянув ее, бить жилами сырыми, и, опять подвесив, колоть ее, и свечами поджигать ребра ее, и в сапоги железные раскаленные обуть ее. Мученица же, страдая, призывала Христа и предала дух свой. Взяли христиане тело ее [и] погребли. Мученик же Христов, увидя мать свою, прежде него умершую, и народ, вокруг стоящий, и взглянув на небо, молился [и] говорил: «Господи Боже неба и земли! Послушай голоса молитв моих, дай мне и пусть будет [так, если кто] в страхе, или в беде, или в притеснении призовет Тебя, Отца небесного, именем раба твоего Георгия, пусть спасен будет. Тебе же слава вечно. Аминь».
Был к нему [Георгию] голос, говорящий: «Георгий, раб мой! Услышал молитву твою, приди. Умирая мученической смертью, обретешь бессмертие». И, повернувшись, Георгий сказал палачу: «Подойди, закончи приказанное». И подошел палач, и отсек голову ему [Георгию], и тотчас небо сделалось облачным, и землетрясение [было] великое, и молнии, и туча великая. И взяли христиане тело [Георгия], положили его с Полихронией в честном месте в Диосполе. Умер же святой Георгий месяца апреля в 23-й день в восьмой час с именем царствующего Господа нашего Иисуса Христа. Ему же слава ныне, и всегда, и во веки веков. Аминь.