Вопрос о связи естествознания и социально-гуманитарных наук имеет длительную историю.
Состояние раскола двух культур (естественнонаучной и гуманитарной) – это вовсе не изначальная и не естественная форма взаимоотношения между ними. Более того, оно сравнительно недавнее по меркам исторического времени «приобретение»: ему от роду всего сто лет. А начиналась европейская наука с широко распространенного убеждения в единстве научного метода и в возможности его продуктивного и плодотворного использования не только в механике или физике, но и во всех других областях научного интереса человека, в том числе и при изучении самого человека, общества, политики, права, морали, искусства и т.д. Залогом этого было глубокое убеждение в единстве человека и природы, в естественном (а не сверхестественном) их происхождении.
Именно исходя из презумпции единства науки, начинает строить свое учение о государстве Т. Гоббс. Он глубоко убежден, что подлинная наука о государстве возможна только на основе переноса того аналитико-синтетического метода, который Галилей сделал столь эффективным в физике, и на область политики. Весь XVIII век свято держится за эту нерушимую связь между физическим и духовным мирами. Эта линия нашла свое последовательное и продуктивное продолжение в XIX в. Вспомним хотя бы системы О. Конта, Дж. С. Милля, К. Маркса, Г. Спенсера, Э, Дюркгейма и др. И только к концу XIX в. ситуация радикально поменялась. Этому в немалой степени способствовало то обстоятельство, что к этому времени чисто позитивистские (а тем более сугубо механистические) модели научного познания, активно пропагандировавшиеся тогда в качестве «единственно научных», не только закрывали доступ науки к наиболее важным и интересным аспектам бытия человека в мире в качестве свободного и творческого существа, но и прямо объявлялись ими в качестве иллюзий и метафизических заблуждений. Именно в этих условиях известное кантовское противопоставление природы (как «царства чистых законов») и человека (в качестве «свободного» творца мира духовных ценностей) возводится в принцип, а «науки о культуре» не просто отделяются от «наук о природе», но и противопоставляются им по всем важнейшим параметрам и критериям научности.
|
|
Сегодня ситуация вновь резко поменялась.
Развитие естественных наук ХХ века дает веские основания считать, что раскол между естествознанием и гуманитарной сферой сегодня если и не преодолен, то во всяком случае решительно и неумолимо преодолевается.
В последние годы, обращает внимание немецкий историк Отто Герхард Эксле, особую активность в обсуждении всех этих вопросов проявили ученые-биологи. И это вполне понятно, учитывая близость биологии к человековедческой проблематике и те перспективы, которые открываются в этой области в свете последних достижений биологических наук. Но и здесь эпистемологическая трактовка этих достижений очень различна. С одной стороны, есть ученые, которые трактуют единство естествознания и человековедения как совершенно «естественное» единство, поскольку как человек, так и природа как бы самой эволюцией созданы так, что даже мораль, искусство неизбежно подчинены генетическим законам.
А с другой стороны, есть более осторожно настроенные исследователи, которые полагают, что биологически заданные способности человека обусловливают культурное развитие, но не детерминируют его.
|
|
Условием решения проблем, вытекающих из этого раскола, является углубленная реконструкция его истоков (по Валлерстайну).
Главным среди них он считает тот «разрыв» (или раскол) между спекулятивной философией (гегелевско-шеллинговского типа) и бэконовско-ньютонианским эмпирическим естествознанием. Одним из важнейших следствий этого разрыва явилось отделение вопросов «истины» и «блага». Представители эмпирического естествознания утверждали, что намерены заниматься только поиском «истины», а поиски «блага» готовы были охотно отдать на откуп теологам и философам (метафизикам). Это разделение истины и блага, - считает Валлерстайн, - и лежит в основе «двух культур».
«Между тем, - настойчиво обращает внимание Валлерстайн, - на протяжении двух последних десятилетий произошли два важнейших события в интеллектуальной жизни, высветивших, - по его мнению, - совершенно новую перспективу и свидетельствующих о том, сто мир, возможно, идет к преодолению разделенности на «две культуры». «Я имею в виду то, - пишет он, - что называют исследованием неравновесных систем в естественных науках и культурологическими исследованиями в гуманитарных». Главное значение он придает развитию различных теорий самоорганизации неравновесных и нелинейных систем, особенно идеям и достижениями непосредственно школы И. Пригожина.
Академик Л.И. Абалкин склонен связывать свои надежды с относительно новым направлением экономической мысли – «эволюционной экономикой», считая ее ни много ни мало как «качественно новой парадигмой знаний об обществе и его истории».
|
|
В работах известного современного американского социолога и политолога Френсиса Фукуямы, особенно в его «Великом разрыве», затронуты вопросы источников и эволюции социальных норм и оценок, механизмы порождения и поддержания социального порядка и др. Он обращается к исследованию проблемы истоков всякого социального порядка с опорой на все достижения в этой области как социально-гуманитарных, так и – и это главное – естественных наук. Как только мы к ним обратимся, говорит Фукуяма, мы сразу же обнаруживаем, что порядок и социальный капитал имеют два широких естественных основания. Первое основание – биологическое, и оно возникает из самой человеческой природы. Второе основание – человеческий разум и его способности спонтанно генерировать решения проблем социальной кооперации. Разумеется, ни генетические потенции, ни спонтанная склонность к самоорганизации не являются достаточными для того, чтобы породить всю совокупность норм («вселенную норм», как называет их Ф. Фукуяма), которые образуют социальный порядок сам по себе. Они должны быть подхвачены и трансформированы различными культурными факторами.
Следует привести в качестве примера размышления известного голландского приматолога и атрополога Франса де Вааля. Все то время, что я себя помню, пишет Вааль, защитники природы и защитники воспитания держали друг друга за горло. В то время как биологи настаивали, что гены имеют прямое отношение к поведению человека, ученые, занимающиеся изучением общественных наук, в массе своей придерживались противоположного мнения, а именно, что мы (люди) всецело и полностью творцы самих себя, полностью свободные от оков биологии… Сейчас доказывать, что гены имеют прямое отношение к человеческому поведению, значит ломиться в открытую дверь, а защищать обратную точку зрения означает попросту проявлять вопиющие консерватизм и невежество.