Глава 2. Проект «Святой Георгий»




Алексей Сергеевич Хрусталев

ГАЛЛЬСКОЕ ЕВАНГЕЛИЕ

ИНАЯ ИСТОРИЯ ЕВРОПЫ

 

ЧастьІІ.ЗЕМНАЯ ИСТОРИЯ

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Часть I. ИСТОРИЯ СВЯЩЕННАЯ

Часть ІІ. ИСТОРИЯ ЗЕМНАЯ

Глава 1.Гаудеамус

Глава 2.Проект «Святой Георгий»

Глава 3.Проект «Шекспир»

Глава 4.Томас Кид

Глава 5.Англосаксонская Хроника (АСХ)

Глава 6.Норманнское иго

Глава 7.Серебряные выкрутасы

Глава 8.Серия ЖЗЛ: Томас Перси

Глава 9.Роман об Александре

Глава 10.Космография

Глава 11.Чистая случайность, или Смешная латынь

Глава 12.Авестийский язык

Глава 13.Ганза и Новгород

Глава 14.Апологетика

Глава 15.Читая Фасмера


Глава 1. Гаудеамус

 

Гимн студентов «всех времен и народов» настолько известен, что даже дале­кие от альма-матерей и прочих универов люди хоть разок да слышали этот нехитрый бравурный мотивчик. Ну а у людей, получивших «высокое» об­разование, наверное, даже осталось в сумбуре головного мозга что-то типа «гаудеамус игитур, ювенес дум сумус...» и устойчивое ощущение, что речь шла о какой-то нечеловеческой радости. Немногие помнят, что там было «после радости», и уж совсем единицы знают, чем «сердце студента успо­коилось». Ведь даже на самых помпезных мероприятиях поют от силы два куплета, да и те на латыни, которую нынче понимают два с половиной чело­века в стране, но и они, как говорится, «из бывших». Впрочем, мелодию все равно, вопреки необычайной популярности высшей школы, продолжают узнавать и даже временами, проявляя недюжинную интеллектуальную под­кованность, путать с «Одой к радости», благо в обеих композициях (а это таки две разные пэстни) чувствуется сумрачность немецкого гения.

А вот история создания сего шедевра - отдельная песня, третья. И ис­полнить ее, не сфальшивив, - задача совсем непростая. Многие пытаются, но дают петуха. Ибо очень хочется взять на пару тонов выше, но, увы, вхэ- к-а-льные данные не позволяют. А очень хочется. И тогда прибегают к разным хитростям и уловкам, о которых речь пойдет ниже.

Итак, считается, что «Гаудеамус» является студенческой песней чуть ли не XIII века сочинения и родом то ли из Гейдельберга, то ли из Парижа. Даже точный год иногда называют (правда, каждый раз отчего-то разный): то 1267-й, то 1287-й. И даже объясняют, откуда такая точность в датировке взялась. Вроде бы существует в городе Париже некий манускрипт, датиро­ванный 1267 годом, в котором текст «Гаудеамуса» имеет место быть. И на­зывается он там Scribere proposui.

Музыку для этого текста, известную ныне, вроде бы написал в XV веке некий франко-фламандский композитор Йоханнес Окегем. Был он, по данным историков, капелланом французского королевского двора и обычно развлекался мессами, мотетами и шансонами. Каким ветром его занесло в студенческую среду, не очень понятно, но чего только не быва­ет в жизни!

В XVI веке некую «Гаудеамус» упоминает Себастьян Брандт, автор знаме­нитого «Корабля дураков», но что он имел в виду - вопрос темный.

А вот дальше - тишина. Аж до XVIII века. Ни слуху ни духу. Правда, кое-кто на диком Западе утверждает, что Hymnus Paranymphorum 1525 года из­дания, первое слово в котором как раз gaudeamus, безусловно напоминает студенческий гимн, но с таким же успехом можно утверждать, что любая песня со словом вчера является просто копией маккартниевской Yesterday. Аргументация, конечно, заслуживающая внимания, но, мягко говоря, не выдерживающая критики.

И вот, наконец, в XVIII веке появляется тот вариант гимна, который поют сегодня. И автор его прекрасно известен. Это Христиан Вильгельм Киндлебен (для всех чужаков - Микаэль Брефобиус; простенько, на латыни и со вкусом), немецкий теолог, писатель и публицист. Правда, сей изгнанный из университета Галле «публицист» по совместительству, похоже, был еще и плагиатором, ибо его «Гаудеамус» сильно смахивает на текст из рукопис­ной книги студенческих песен, датируемой 1723-1750 годами. Но для нас это уже не столь важно. Все равно речь идет о Германии XVIII века, а не XIII. Что касается музыки, на которую положены гаудеамусные вирши, то и с ней не все однозначно, ибо кое-какие схожие мотивчики звучали в той же Герма­нии, но опять же все они XVIII века сочинения.

Итак, Германия и XVIII век вырисовываются со всей очевидностью. А что же XIII столетие? Как же Парижский университет? Откуда эти сокро­венные знания? Каким боком прилип к студенческому гимну фламандский композитор XV века Окегем? Давайте попытаемся разобраться. Только по порядку. По порядку.

Итак, утверждается, что существует текст XIII века, имеющий самое не­посредственное отношение к ныне широко известному студенческому гим­ну. Давайте-ка глянем на этот текст.

Vita brevis breviter in brevi finietur; mors venit velociter et neminem veretur; omnia mors perimit et nulli miseretur.

Surge, surge, vigila, semper esto paratus!

Ubi sunt, qui ante nos in hoc mundo fuere?

Venies ad tumulos, si eos vis videre:

Cineres et vermes sunt, carnes computruere.

Surge, surge, vigila, semper esto paratus!

 

А вот текст «Гаудеамуса» XVIII века, германского образца:

Gaudeamus igitur,

Juvenes dum sumus!

Post jucundam juventutem,

Post molestam senectutem Nos habebit humus!

Ubi sunt, qui ante nos In mundo fuere?

Vadite ad superos,

Transite ad inferos,

Hos si vis videre!

Vita nostra brevis est,

Brevi finietur.

Venit mors velociter,

Rapit nos atrociter,

Nemini parcetur!

Vivat Academia!

Vivant professores!

Vivat membrum quodlibet!

Vivant membra quaelibet!

Semper sint in flore!

Vivant omnes virgines Graciles, formosae!

Vivant et mulieres Tenerae, amabiles,

Bonae, laboriosae!

Vivat et res publica Et qui illam regunt!

Vivat nostra civitas,

Maecenatum caritas,

Qui nos hic protegunt!

Pereat tristitia,

Pereant dolores!

Pereat diabolus,

Quivis antiburschius Atque irrisores!

 

Начнем с того, что размер стихов абсолютно не совпадает. Да и про сту­денчество в тексте XIII века нет ни слова. Есть некоторые лексико-фразео­логические пересечения со вторым и третьим куплетами из XVIII столетия, но и они настолько фрагментарны, что говорить о сходстве можно с очень большой натяжкой. Кроме того, фразы ubi sunt qui ante nos fuerunt й vita brevis (которые, собственно, и повторяются в обоих опусах) настолько рас­пространены в античной и ренессансной поэзии, что строить на основании такого совпадения какие-то выводы просто смешно. Отчего бы тогда вооб­ще не удлинить историю «Гаудеамуса» до времен Боэция и Цицерона, у ко­торых эта фраза имела место быть? А что? Никогда не слышали про древне­римские университетские песни? Еще услышите! Дайте только время! Скоро выяснится, что Боэций был вообще первым вагантом новой эры!

Итак, что в сухом остатке? Совпадения у текстов XIII и XVIII веков воз­никают только в двух строчках, но эти строчки по сути своей - идиомы, устойчивые словосочетания, которые повторяются в неизменяемом виде в десятках произведений античности и Средних веков. В тексте XIII века нет никаких упоминаний об университете, учебе, студентах, профессорах и т.д. Размер стихов XIII и XVIII веков не совпадает совершенно. Так на каком основании считается, что текст XIII века - это студенческая песня? Да еще и Парижского или Гейдельбергского университета?! Из каких строк текста XIII века этот вывод следует?

Теперь следующее всплытие на поверхность. XVI век. Какой-то текст с названием Gaudeamus упоминает Себастьян Брандт. Но какой точно, нико­му не известно. В XVI веке, например, написан знаменитый рождественский гимн (каланда) Gaudete. И речь там идет совсем не о студенческой пируш­ке. Так почему же упоминаемое Брандтом произведение является именно «тем самым «Гаудеамусом»? Текст XIII века - это однозначно не «Гаудеамус» (кстати, даже слова такого в стихе XIII века нет!), а текст XVIII века еще не написан. Так что имел в виду Себастьян Брандт? Религиозный гимн? Сту­денческую песню? Или еще что-нибудь? А может, упоминание вообще ему приписали постфактум? Ну, чтобы хоть на какой-то авторитет из древности сослаться?

Что касается студенческого гимна XVIII века (неважно, анонимного или Киндлебена), то его текст не мог быть написан ранее 1700-х, ибо в нем при­сутствуют такие словечки, как Academia и Professores, которые примени­тельно к университетам стали употреблять только в XVIII веке. Еще один маркер «века просвещения» - слово antiburschius в последнем куплете. Это не латынь, а чистое школярское издевательство над ней. В основе этого cлова лежит немецкое bursch, что легко заметить даже по орфографии. А даль­ше уже на него накручены латинские аффиксы, поддерживающие нужный колорит.

Теперь о музыке. С ней дела у апологетов «древнего происхождения сту­денческого гимна», совсем плохи. В списке сочинений Окегема, на которо­го кивают некоторые «исследователи», никаких намеков на «Гаудеамус» нет. А откуда тогда вообще взялось мнение, что это может быть Окегем? Вы, наверное, будете смеяться, но вообще из ниоткуда. А вот мог бы написать! Мог! И все тут, точка. Похоже на него. Его стиль. Чувствуется рука мастера. Правда, сам маэстро, очевидно, был не в курсе своих студенческих «забав». Но звучит все равно красиво: музыка Окегема!

Итак, «Гаудеамус» - это XVIII век. Не раньше. Конечно, могут сказать, что искусственное состаривание песни (монеты, кувшина, рукописи, мебели) - это всего лишь частный случай, никак не влияющий на общую картину. Но ведь из таких казусов и составляется потом история: университета, города, страны, эпохи. Казалось бы, что тут такого: взять и честно написать о том, что это XVIII век? Но ведь потом придется рассказать и том, что профессор и академия появляются только в том же XVIII столетии. А потом возник­нут вопросы о дисциплинах, которые изучались, о студенческой культуре, вагантах (которые вообще-то никакие не ваганты, а голиарды), о Франсуа Вийоне и прочих интересных вещах и людях. А зачем ворошить исто­рию? В ней и так все очень презентабельно упаковано и перевязано ленточ­кой. Так кто тут смеет говорить, что история - не подарок?!

 

Глава 2. Проект «Святой Георгий»

 

Можно было бы размазать информационную кашу по текстуальной тарелке тонким слоем, но отчего-то нет желания. Поэтому буду капать на мозги кон­спективно, почти в телеграфном стиле.

Что такое Англия по своей сути? Тщательно реализованный бизнес-про­ект, как и любое другое государственное образование в новой истории. Кем реализованный? Узким кругом лиц. Ради чего? Ради безбедного существова­ния указанного круга.

Как известно, у любого проекта есть некоторое количество опознава­тельных знаков (символика), по которым его узнают либо свои, либо чужие, либо и те, и другие одновременно. У Англии как проекта есть один широ­ко известный и распространенный опознавательный символ-метка, при­сутствующий (явно или не совсем явно) во всех ее телодвижениях. Символ этот - святой Георгий (как вариант - его крест).

Конечно, группе господ, разработавших бизнес-проект «Новая Англия», больше подошел бы какой-нибудь другой знак: черная кошка, например, или там череп с костями, или вообще перечеркнутый крест, но господа были людьми не только циничными, предприимчивыми и аморальными, но и со­образительными, поэтому сразу поняли, что самая лучшая одежда для волка - это овечья шкура. Наденешь ее - и дуй всем в уши, какой ты мягкий и пушистый. Подошел поближе, щелкнул зубами, съел... и опять белая овечка желает познакомиться.

Поэтому символ не должен вводить никого в заблуждение, тем более что под прикрытием этого символа творились не самые богоугодные дела. Взять замес проекта «Новая Англия». С чего все началось? Да с банального выноса святого! Был у англичан небесный покровитель - св. Эдмунд. Но для бизнес-проекта ну­жен был не столько мученик, сколько воин (солдат удачи), на роль которого и отрядили св. Георгия, хотя сам бы он от этого в восторге явно не был. И вот уже печально знаменитый Генрих (Синяя Борода) № 8 официально (только вдумай­тесь - специальный документ издал!) запрещает поминать Эдмунда в молитве и ликвидирует монастырь Бери-Сент-Эдмундс, где находились мощи святого.

Дальше - больше. Символы нового порядка должны бросаться в глаза везде, ибо, как известно, ложь обязана быть чудовищной, чтобы выглядеть правдиво. И вся история Англии начинает верстаться под символику свято­го Георгия, хотя, повторюсь, он такой мерзости явно не заслуживал. Возни­кает Совет директоров бизнес-проекта «Новая Англия». Нет, конечно, уш­лые новые англы не называли свой междусобойчик Советом директоров. На бумаге все выглядело много пристойнее. Ребята обозвались орденом Под­вязки (тоже не без черного юмора, конечно). Во главе сего замечательного объединения встал сам (чисто конкретный) монарх, а в подельни... пардон, в компаньоны себе он назначил главных выгодоприобретателей проекта. Естественно, символом ордена стал святой Георгий, а производство в рыца­ри Ордена происходит 23 апреля каждого года, аккурат в день св. Геор­гия, в часовне Св. Георгия в Виндзоре.

По такому случаю придворным летописцам поступил заказ на создание правильной истории ордена, коя и была состряпана к 1614 году. Согласно этой сказке, орден Подвязки был учрежден 23 апреля (а когда ж еще-то?) то ли 1344, то ли 1347, то ли 1348 года. А может - и 1349-го. Или даже 1350-го. Типа, танцевал Эдуард № 3 на балу с дамой, а у той упала подвязка. Ну, король как истинный джентльмен сделал вид, что все так и было задумано, нацепил подвязку на рукав и продолжил танец. А между следующим танцем и выходом на крепостную стену для отправления естественных нужд объ­явил, что учреждает орден Подвязки. Для тех же, кто понял все слишком буквально и уже начал нащупывать подвязки у своих партнерш по танцу, король, как пишут сказочники, добавил: «И пусть будет стыдно тем, кто плохо об этом подумает!» Слова эти так запали в душу поддатым поддан­ным, что тут же перекочевали на английский государственный герб. Кстати, если у кого-то есть сомнения относительно преемственности поколений в Совете директоров, гляньте на современный полный вариант английского герба. Всех львов, леопардов и прочих единорогов окружает петля-удавка с приветливой надписью: «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает». Очевидно, всем до сих пор стыдно, оттого и никаких мыслей, кроме верноподданических, никто не выражает.

А вот после легитимизации Совета директоров новые управленцы нача­ли составлять совсем правильную историю прихода орденоносцев к власти. Тут и начинается составление истории государства Англия. Под патрона­жем доблестных управленцев, которые на самом деле одной Англией до­вольствоваться и не собирались. В ход пошла тяжелая артиллерия. Был дан ход многовекторному проекту «Шекспир», который тоже не остался без от­метины ордена: как известно, Shake-speare в переводе означает «Потрясаю­щий копьем», то есть все тот же святой Георгий. Родился «Шекспир» 23 апреля (в тот самый день), да и умер 23 апреля (какое совпадение!). Проект «По­трясающий копьем» был грандиозным пиар-проектом по внедрению нового языка, новой идеологии и новой истории Англии.

И создан был сей «Шекспир» в довесок к программе «обнаружения ста­ринных манускриптов», запущенной не без участия знатного рыцаря ордена Подвязки Уильяма Сесила, первого барона Бергли. Этот человек, по совме­стительству, был государственным секретарем, лордом-казначеем и главным советником Елизаветы Генриховны Тюдор № 1. И вот ведь что любопытно: практически все судьбоносные для Англии документы были «обнаружены» либо ближайшим окружением Сесила, либо придворными его круга. Так, воспитывавшийся в доме Сесила Эдуард де Вер, граф Оксфорд получил в наставники от Сесила некоего Лоренса Новелла (которого стыдливые по­томки, что могут «подумать об этом плохо», назвали антикваром), знамени­того тем, что именно он обнаружил «Беовульфа» и один из основных спи­сков Англосаксонской Хроники. Новелл был известным персонажем своего времени, учитывая тот факт, что он создал кучу географических карт, ко­торые по какой-то непонятной причине подписывал на древнеанглийском языке. Ученые мужи последующих эпох, кстати, не задаются вопросом, от­куда в XVI столетии появился человек, превосходно знавший англосаксон­скую мову, которая почила еще в XI веке. Ведь ни традиции преподавания англосаксонского, ни словарей, ни текстов-билингв в распоряжении ученых XVI века не было! Остается два варианта: либо древний язык еще был в ходу в XVI столетии, либо Лоренс Новелл был 500 лет от роду. Второе предполо­жение, скорее всего, придется с негодованием отмести, как слабо согласую­щееся с действительностью, а вот первое... и чего тогда все удивляются, что «Беовульфа» нашел именно Новелл?!

Так вот-с, Новелл и де Вер - не единственные из круга Сесила. Лепшим ко­решем рыцаря Сесила был некто Мэтью Паркер, архиепископ Кентерберий­ский. И вот ведь какой парадокс: самый главный список Англосаксонской Хроники, к которому восходят все остальные, всплыл именно у господина Паркера! Как он у него оказался - вопрос непраздный, но проследить судь­бу документа далее середины XVI века не представляется возможным. Не потому ли, что Паркер был накоротке с Сесилом и Новеллом? Кстати, «уси­лиями» Паркера Англия обрела манускрипты Матфея Парижского, валлий­ского средневекового монаха Ассера (о котором вообще никто не слышал и от которого остался один-единственный список!) и Томаса Уолсингема (от него благодарная Новая Англия узнала о своей истории ХIII-ХIV веков). Ах, да! Ведь у Паркера был еще секретарь! Да какой! Звали добра молодца Джон Джослин, и был он знаменит трогательной заботой о древних манускриптах. В том смысле, что очень любил их трогать. И до такой степени самозабвения доходил добрый молодец Джон Джослин, что вставлял в древние рукописи подделанные страницы! На Англосаксонской Хронике его прищучили (ну, не те страницы тиснул, с кем не бывает!), а вот дальше делу хода не дали. Видимо, связка Паркер - Сесил сработала и «своего засранца» не сдала.

Кстати, весь архив Паркера - Джослина перешел потом к некоему сэру Роберту Брюсу Коттону, еще одному «конкретному антиквару», через кото­рого всплывали потом основные списки Беды и прочих, менее достопочтен­ных, авторов.

Процесс, запущенный под контролем орденоносца Сесила, шел. Про­пагандистская машина Новой Англии работала без сбоев. Контора им. Св. Георгия писала и писала. А Новая Англия все хавала и хавала. Дело дошло и до новой трактовки Библии, которая увидела свет под присмотром короля Якова, следующего за Елизаветой председателя Совета директоров. Посте­пенно орден перерос свой же проект и вышел на международный уровень.

Клуб «тех, кто в теме», облагороженный красивой историей и снабжен­ный правильным антуражем, процветал. В сферу влияния ордена начали попадать заморские владения. Некоторые, не особо дальновидные, местные правители, получали орден и кое-какие объедки с барского стола, правда, потом оказывалось, что объедки кончились, а контроль над территорией осуществляют управленцы от ордена, но поделать уже ничего было нельзя. Любопытно, что Петр Первый отказался от «высокой» чести получить орден Подвязки, чем, возможно, и сильно осложнил себе жизнь. Впрочем, его по­томки восстановили историческую справедливость, приняв от британских родственников красиво обернутую конфетку (кавалером ордена Подвязки стал Николай Второй), вкус которой в полной мере они смогли оценить в 1917 году.

А что же Совет директоров? Да по-прежнему не бедствует. Круг «рыца­рей в теме» не сужается. Все те же 24 + 1. И никто в открытую не задается вопросом, откуда у аглицких сэров-пэров, протирающих всю жизнь штаны в парламенте и не имеющих якобы никакого отношения к крупному бизнесу, деньги на содержание замков, конюшен, благотворительных обществ и т.п.

А если все же возникает недоумение, вспомните: «пусть будет стыдно всем, кто дурно об этом подумает»...

 




Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-03-02 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: