Глава 9. Роман об Александре

Романы, как известно, пишутся по-разному. Кто-то кропает на коленке, кто-то строчит, вальяжно развалившись в вольтеровском кресле за письменным столом эпохи Людовика XIV, а кто-то медленно и печально фиксирует-рефлексирует, лежа на полу. Одни пользуются только шариковой ручкой, дру­гие - карандашным огрызком, а третьи вообще не понимают, зачем марать бумагу, если есть компьютер (он же писучая машинка). Есть индивиды, всю жизнь ваяющие один-единственный текст слов, а есть графоманы, для ко­торых пятисотстраничый опус за месяц - норма бытия. Кто-то сочиняет на одном языке, кто-то на двух. Водятся в мире и плагиаторы, выдающие чужие бездарные творения за свои, выстраданные и гениальные.

А еще скользит тихим привидением по закромам художественного вы­мысла странный зверь по прозвищу Бродячий Сюжет. Как он возник, ког­да, при каких обстоятельствах - неведомо. Но благодаря ему десятки, сотни сплетателей словес удружили читающему миру своими нетленками. Сюжет-странник живет при этом собственной жизнью, расширяясь, съеживаясь, углубляясь или упрощаясь до примитива. Его воплощения известны мно­гим, но оригинальную субстанцию не видел никто, даже те, кто убежден, что привидения реальны...

Одним из таких вечных жидов изящной словесности стал Роман об Александре, перетекающий из века в век и из версии в версию. Средневе­ковые переписчики полагали, что автором изначального произведения, по­вествующего о жизни великого македонянина, был историк Калисфен, но подкрепить это мнение ничем существенным не могли. Современные иссле­дователи числят отцом Романа анонимного александрийского грека, жив­шего около 300 года до н. э., или Клитарха, труды которого до нас не дошли. Но и это ближе к гаданию на кофейной гуще, чем к истине, ибо метрики у Александрии нет, да и живых свидетелей появления сюжета о великом государе не осталось. Посему оставим вопрос об авторстве и о том, как и в каких творческих муках был рожден Роман об Александре, открытым. Да и неважно, было сие начертано на пергаменте или бумаге, стилом или пером, придумано в одном доме за одну ночь или собиралось по крупицам в разных местах и в конце концов превратилось в единое целое. Возможно, автором был ленивый бездарь, глупость которого была затушевана поколениями та­лантливых переписчиков, а может - и гений беллетристики, остроту слога которого притупила многовековая редакторская правка. Роман об Алексан­дре - корабль-призрак без порта приписки, появляющийся и исчезающий по воле сочиняющих о нем.

А уж господ сочинителей за многовековую историю набралось немало. Это, не считая разнокалиберных переводчиков, переписчиков и помесей первых со вторыми. Но при всей громогласно заявляемой многовековой тра­диции Романа об Александре наблюдается в его развития одна странность хронологического характера, объяснить которую никто даже не пытается.

Итак, согласно мнению большинства исследователей, роман о македон­ском царе Александре Великом возник в районе 300 года до н. э. Однако те же ученые люди утверждают, что «древнейшая греческая редакция, которая обозначается литерой а2 и является в конечном счете источником всех по­следующих версий, дошла до нас в единственной рукописи XI в.» (Н.М. Бот­винник, «Роман об Александре. Рукописная традиция и история изучения»).

Опуская все буквоедческие подробности, замечаем, что между минус 300 годом и XI веком нашей эры - дистанция нехилого размера. А документ XI века при всем при том еще и единственный в своем роде, то есть существует как бы вне контекста эпохи. И хрен бы с ним, с контекстом, ведь исключения тоже бывают, но дело в том, что и все другие «редакции Романа» и их «твор­ческие переосмысления» обнаруживают ту же удивительную закономер­ность. При заявленной древности той или иной редакции ее жизнь замирает где-то в районе античности и возобновляется ближе к Возрождению.

Вот, например, первый из известных переводов Романа об Александре, латинский. Выполнен неким Юлием Валерием. Говорят, что в IV веке. По­верить в это невозможно, потому как самый ранний из сохранившихся текстов «линии Юлия Валерия» датируется IX столетием (тоже, кстати, уни­кальный в своем роде экземпляр, ибо все остальные «переводы» уплывают в XI и более поздние века). Откуда возникли IV век и Юлий Валерий, вопрос, как всегда, почти риторический, ибо о Юлии Валерии неизвестно вообще ничего, а на некоторых версиях «линии Юлия Валерия» стоит имя Эзопа. При этом никаких отдельных произведений других авторов, основанных на переводе Юлия Валерия, до XII века не существует, а вот с XII века - как про­рвало: и на франко-прованском языке, и на старофранцузском, и на средне­верхненемецком, и на латыни, и на средненидерландском, и на прочих европейских языках. Варианты Романа плодились как грибы после дождя. И вот эта традиция, уже не прерываясь, доживает до конца Возрождения, без выходов на перекур на 500 лет.

Еще одна ветвь Романа об Александре идет от псевдо-Калисфена. Дав по­бег в античности, она благополучно загнулась на 1000 лет, чтобы вынырнуть из небытия у арабов в IX-XI веках, а потом расцвести буйным цветом в Ев­ропе XIII века. Каким макаром удалось сохранить псевдо-Калисфена нетро­нутым в течение миллениума, а потом еще и определить, что европейские варианты XIII века восходят к арабам, у которых они напрямую от полуанонимного древнего грека, сказать трудно. Но факт налицо: практически 1000 лет текст где-то как-то плавал, никем не видимый. С XIII же века ника­ких провалов не наблюдается; до конца XV века Роман, восходящий к псевдо-Калисфену, изрядно подстегивает любителей творчески переосмыслить бродячий сюжет, не ссылаясь при этом на первоисточник. Оно и понятно: никаким авторским правом в европейских читальнях еще не пахнет.

Справедливости ради надо вспомнить еще об одной версии псевдо-Калисфена, которая живет своей жизнью и именуется исследователями редак­цией б*. Она варится где-то в собственном соку 800 лет и предъявляется миру Львом Неаполитанским в X столетии, чтобы дать жизнь разнородным рукописям XII, XIII и прочих последующих веков. Видимо, отличия первой версии псевдо-Калисфена от второй настолько значительны, что исследова­тели даже не пытаются сблизить их. Но законная 1000 лет все так же отделя­ет начало от продолжения.

Идем дальше. Еще одним автором античности, небеспристрастным к Александру Великому, был римлянин Курций Руф (I век н. э.). Его Res Gestae Alexandri Magni была, по мнению историков, чудовищно популярна в Сред­невековье. Единственное, что омрачает торжество исследователей творче­ства Курция Руфа, это отсутствие рукописей сего мэтра, датируемых до X века нашей эры. В свете нашего маленького экскурса в прошлое Романа о Саше Македонском можно только всплеснуть руками и воскликнуть: «Какое не­вероятное совпадение!» И этот писатель исчез на 1000 лет, чтобы вернуться за вполне заслуженной литературной славой! А уж после X-XI веков Курций Руф вдохновил и Готье де Шатильона (XII в.), и Рудольфа Эмского (сер. XIII столетия), и Гонсало де Беркео (сер. XIII в.), и многих, многих других ав­торов.

Теперь давайте снова вернемся в древний мир. И поговорим о Марке Юниане Юстине, написавшем «Эпитому» в I веке н. э. Сочинение сие имеет самое непосредственное отношение к Александриям и как под копирку по­вторяет судьбу всех «братских» произведений на указанную тему. О Юсти­не читающая Европа узнала, по большей части, от итальянских гуманистов (три четверти всех рукописей Юстина родом из Италии XV столетия), а са­мыми ранними произведениями, испытавшими влияние Юстина, считают­ся Le Roman de Toute Томаса из Кента (конец XII века) и Chevalerie Tresor des Histoires Бодуина д’Авена (конец XIII века). Таким образом, между антич­ным оригиналом и эпигонами Средневековья вкрались 11-12 веков. Где хра­нились все это время труды Марка Юниана и почему никем не поминались, загадка.

Вот мы и добрались до Плутарха. Из античного II века. Его «Сравнитель­ные жизнеописания» внесли немалый вклад в создание образа Александра Великого. И что же? Оказывается, и этот автор был забыт. А первый перевод «Жизнеописаний» состоялся в XIV веке. Соответственно все факты о жизни македонского владыки Александра, упомянутые Плутархом, были повторе­ны различными европейскими авторами лишь в произведениях XIV-XVI веков.

Говорят, был еще некий сирийский текст IX века. Но он потерян. Кем, когда, при каких обстоятельствах - не уточняют. Но точно знают, что «был потерян». Видимо, стояли со свечкой. Еще говорят, что этот сирийский текст послужил основой эфиопской версии Романа об Александре (XIV- XVI века). Как получилось, что «потерянный» текст прожил еще 500-700 лет и добрался целым и невредимым до Африки, можно не спрашивать. Ответ известен заранее.

Также предполагают, что существовала грузинская версия XI столетия, славянская XII и армянская ну очень древняя (степень ветхости определя­ется, видимо, в строгой зависимости от количества выпитого армянского коньяка: чем больше, тем античней).

Поэтому у исследователей Романа об Александре безусловно есть еще шанс преодолеть 1000-летнюю пропасть и связать с помощью бутылки Ахтамара и официального заявления Армянского Радио античность со Сред­невековьем. Предлагается следующий вариант: Калисфен передал данные псевдо-Калисфену, еще не подозревая, что он «псевдо-». Псевдо-Калисфен черкнул Плутарху, тот дошел до Арарата и, хлебнув Ноя, забыл у местных пастухов рукопись. Те ждали пару-тройку веков (долгожители...) и про­дали, в конце концов, ненужную пергамину местному монастырю. Там Ро­ман отлежался еще пару-тройку столетий и двинул в Сирию. Где его снова потеряли, но с помощью свечки, которую зажгли специалисты XXI века, нашли и передали на хранение арабам. А те имели неосторожность доверить список евреям. Ну, дальше была Испания, Италия, гуманисты и пр. Да вы все и так знаете.

Вообще же... кто сказал, что Роман потеряли на 1000 лет? И никакой Александр не рыцарь без страха и упрека. Его ж, того - в Помпеях видели! На коне! А Помпеи - это старинаааа! Такая античность, что писателям ро­манов и не снилось...

Глава 9. Космография

Космографических сочинений античности до нас дошло совсем немного. То ли все угорело в александрийской вивлиофике, то ли не было в помеси геогра­фии с этнологией надобности, а для военных набегов древним хватало инфор­мации типа: идем до большой реки три дня, потом еще два, а потом - либо мы их, либо они нас. Впрочем, не будем гадать о причинах, не позволяющих нам насладиться трактатами о подробностях античного мироустройства. Просто примем как данность, что работ таких осталось раз-два и обчелся.

Однако тем ценнее информация, содержащаяся в уникальных рукопи­сях, доковылявших до нашего времени (пусть и со значительными лакунами и разночтениями). И относиться к ней следовало бы бережно, внимательно. А еще желательно - беспристрастно. То есть заведомо не считая ветхих ав­торов необразованными идиотами, если их воззрения отличались от ныне установленных представлений о древнем мире.

Короче говоря, внимательное и вдумчивое изучение космографий при­носит немалую пользу любому интересующемуся историей.

Посему предлагаю, не откладывая дела в долгий ящик, обратиться к тек­стам ветхих географов и сопутствующей им в научном мире информации.

Итак, первым делом прильнем к труду ученого человека по имени Юлий Гонорий. Его «Космография» дошла до нас «в рукописях VI-XII вв. в трех ре­дакциях, различно озаглавленных и несколько различающихся по строению и полноте материала» (см.: Подосинов A.B. Восточная Европа в римской карто­графической традиции: Тексты, перевод, комментарий. М., 2002). А жил сей за­мечательный космограф, как подозревают специалисты, веке эдак в IV от P. X. (См.: Modéran Y. Les Maures et FAfrique Romaine (IVe-VIIe siècle). Ecole Française de Rome, 2003). Или в V, хотя, возможно, и в VI. Никаких явных улик, позво­ляющих локализовать Гонория во времени и пространстве, не существует, но наши ученые имеют основания намекать, что сей описатель земель мог быть уроженцем Кесарии (то ли испанской, то ли палестинской) и обитал либо в Риме, либо в Испании, либо в Африке. К сожалению, ничего более определенного армянское радио древнеримский паспортный стол не сообщает.

Имя Юлия Гонория, как уведомляет неутомимый Савранский исследова­тель сего географического опуса немец А. Ризе, сохранилось лишь в первой редакции (VI век). Почему она первая, а не вторая (тот же VI век и позже), очевидно, мог бы объяснить сам Ризе, но полагаю, что автор, издавший свое исследование в 1878 году, вряд ли сможет ответить сегодня чем-либо, кроме гробового молчания. Впрочем, первое-второе - не суть важно. Главное, что во «второй редакции» имя Юлия Гонория отчего-то утрачено. Зато приобретено сообщение об измерении мира при Цезаре и Августе, и труд обзывается «Кос­мографией Юлия Цезаря». А еще во «второй редакции» обнаруживаются «библейские реминисценции», позволяющие предположить, что редактор (или автор?) был христианином (см. указанную выше книгу Подосинова). Стоит также отметить, что «третья редакция» засветилась лишь в XII веке.

Так вот, Юлий Гонорий, который мог быть Цезарем, а мог им и не быть, писавший где-то между IV и VI веками и редактировавшийся аж до XII сто­летия, живший то ли в Европе, то ли в Азии, то ли в Африке и впервые из­данный в Лейдене в 1685 году, донес до нас чрезвычайно полезные сведения о древнем мире.

Вот, например, что сообщается о городах Ближнего Востока и его окрест­ностей:

Ничего любопытного не замечаете? Нет, ну, когда «Казань брал, Новго­род брал, Шпака... не брал» - все логично и понятно. Кому он, Шпак, с точки зрения мировой рррреволюции, нужен? А вот когда Дамаск есть, Филадель­фия есть, Вавилония присутствует, Аскалона отсвечивает, даже какой-то «город Даги» имеет место быть, а ИЕРУСАЛИМА нет, тут поневоле заду­маешься. И ведь не скажешь, что мог забыть или случайно пропустить. Тем более, как нас уверяют исследователи редакций сего документа, автор был христианином или подвергся соответствующей правке. Ладно, не знает рим­ский географ Вифлеема или Назарета с Капернаумом. Это можно понять. В конце-то концов, и сегодня еще люди спорят, где это и имелось ли вообще. Но Иерусалим?! Огромный город, чуть ли не самый большой на Востоке, как нас уверяют некоторые знатоки вопроса (см., например, сочинения Ио­сифа Флавия, в которых 40 тысяч народу - направо, 100 тысяч - налево, еще несколько тысяч скормили диким животным и т.п.). Да и воевали, как нас уверяют историки, за Иерусалим во все века. То его корчевали под ноль, то отстраивали, но жизнь там не прекращалась никогда. Так как же космограф IV-VI веков, ласково подправленный в XII заботливыми христианскими (а какими же еще?) руками, проморгал главный город Ближнего Востока?

Ну, хорошо, предположим нашло на Юлия нашего Гонория затмение. Со всеми бывает. Возможно, перечисляя племена и народы Восточного океана, космограф расставит все по местам?

Не тут-то было! Парфы есть, массагеты отмечены, арабии имеются, даже идумеи с, не побоюсь этого слова, херусками присутствуют. А где же иудеи, граждане?

В списках не значатся. Увы и ах.

И если удивлению вашему нет конца, спешу задать законный вопрос: а чего вы, собственно, хотели? В той же Википедии (будь она нецитируема вовсе!) в статье про Иерусалим есть данные по населению с 1471 года. Конечно, неизвестно, из какого пальца высосана эта «статистика», но даже по ней видно, что в конце XV века вечера на хуторе близ Диканьки - Эль-Кудиски были практически томными. 76 семей в «городе» образца 1488 года - это фантастика. Зато какой повод в очередной раз поговорить о тотальном уничтожении всех и вся на исконной земле Израиля. Было-то нас о-го-го сколько, да всех ликвидировали, изверги.

Коль скоро речь зашла о ближневосточной тематике у Гонория, никак не могу обойти такую пикантную тему, как упоминание космографом еги­петских пирамид. Несметное количество авторов различных по качеству и направленности текстов слов отчего-то упорно считает, что Юлий Гонорий (наравне с Руфином) является автором теории, что пирамиды - это «те са­мые» житницы Иосифа.

Возможно, у меня гранаты не той системы - не та редакция Гонория, кото­рой пользовались авторы, заявляющие, что римский космограф пишет о пи­рамидах как житницах Иосифа. Но нигде в тексте, опубликованном на латы­ни и русском (цитированная выше книга A.B. Подосинова), я не нашел слов о библейском персонаже по имени Иосиф. Ровно так же не были мною об­наружены какие-либо упоминания о житницах. Сами пирамиды безусловно называются, причем не единожды. Но вот житницы Иосифа, отождествляе­мые с пирамидами Юлием Гонорием, - это, простите за вульгаризм, натяги­вание резинового изделия на глобус. Похоже, что кто-то когда-то запустил этот штамп, который кочует из текста в текст, не удосужившись проверить, что на самом деле написано в «Космографии». Однако повторюсь: возмож­но, в какой-то (не доступной мне) редакции эти слова и есть. Так что, ежели у кого имеется точная цитата Гонория с пирамидами и житницами в одном флаконе, будьте любезны, не откажите в ссылке...

Впрочем, что житницы? Иерусалима и иудеев все равно Гонорию не вернешь.

Как не подошьешь к его опусу новых сведений о Европе в целом и вели­ком Риме в частности.

Какие же старосветские города и веси знает пишущий на латыни антич­ный географ? Вот:

Знает он и Кордубу, и Массилию, и Бононию, и Верону, и Лугдун, и Ари­мин, и Треверы, и даже заштатный Вьен (это куда, по легенде, спровадили на пенсию Понтия Пилата). Только про вечный город РИМ ничего не пишет.

Как будто какая-нибудь Аквилея или Равенна важнее. Впрочем, может быть, на момент создания «Космографии» так оно и было.

Сфера по Юлию Гонорию

Правда, те, кто восстанавливал по мотивам Гонория карту древнего мира (так называемую сферу), не удержались и, вопреки тексту памятника, вклеи­ли Рим в Этрурию.

Потому что куда ж вести всем научным дорогам, если даже Рим... даже Рим!

Хотя...

Может быть, Равенна ничем не хуже? Кстати, этот населенный пункт Юлием Гонорием очень даже упомянут. А почему Равенна? Да хотя бы по­тому, что ей тоже есть чем похвастаться в космографическом плане.

Ведь имеется в наличии такой известный литературный памятник ранне­го Средневековья, как «Космография» Равеннского Анонима (Cosmographia Anonymi Ravennatis). Важнейший для историков документ, состоящий из 5 книг, описывает Европу после развала Римской империи. Большинство современных исследователей «Космографии» относят ее к VII—VIII векам н. э. (не ранее 660 года, но и не позже начала VIII века) и называют одним из самых любопытных и обстоятельных источников по истории «переходно­го» (от античности к темным векам) периода. Признаем и мы справедли­вость такого определения.

Труд Равенната действительно фантастически интересен. Особенно для ревнителей традиционной хронологии. Думается, они чувствовали бы себя много лучше, если бы этого опуса вообще не суще­ствовало. Однако он, к глубокому прискорбию консервативно настроенных историков, уцелел. И сегодня, включая этот текст в антологии и сборники, составители оных и комментаторы «Космографии» вынуждены либо целе­направленно не замечать некоторых ее особенностей, либо страдать приступами внезапной слепоты при чтении отдельных пассажей Анонима из Равенны. Исследователей можно понять: сочинение Равенната должно, судя по традиционным представлениям об истории, произрастать из VII—VIII ве­ков н. э., а оно оттуда выпирает.

И деятели с высшим историческим (филологическим) начинают лезть из кожи вон, чтобы подогнать действительное под желаемое. Имея руко­писи «Космографии» XIII-XV веков (более ранних попросту нет), господа оформители исторических сказок высасывают из пальца непрерывную ру­кописную традицию и счастливо дотягивают ее до нужного им рубежа VII-VIII веков. На каком основании они это делают, уму непостижимо. Автор блестящей идеи - некто Й. Шнетц. По его мнению, сначала был Автограф (изначальная рукопись VII—VIII веков), потом рукопись с минускульным письмом не ранее XI века, затем более поздний минускул, далее - еще одна рукопись после 1150 года, а вот из нее уже и слеплены варианты XIII-XV веков. Вся прелесть ситуации в том, что ни одного из описанных доку­ментов (кроме списков XIII-XV веков) не сохранилось, и вся конструкция построена на одном-единственном «я так считаю» упомянутого выше ис­следователя.

Подосинов, на которого я уже неоднократно ссылался, приводит Стемму рукописной традиции по Шнетцу (тому самому, который виртуозно изо­брел несуществующие рукописи).

Картина получается следующая:

Десятки исследователей пользуются этой умозрительной пирамидой и полагают, что так все и было на самом деле. Нет, конечно, блажен, кто веру­ет, тепло ему на свете, но только почему все должны соглашаться с образ­цовыми глупостями? Руководствуясь какой такой методикой, Й. Шнетц и на дуде игрец выводил один несуществующий вариант из другого несуществу­ющего варианта (и так 4 раза!)?

Итак, по факту: рукописей «Космографии» старше XIII-XV веков нет, хотя и эта датировка весьма условна. Ведь разброс XIII-XV оставляет про­стор для фантазии: это может быть 1201 год или 1499-й. А ведь между ними - дистанция некислого размера, не правда ли?

Теперь о тексте Равеннского Анонима. Сочинение сие просто кладезь ценнейшей информации для любого незашоренного исследователя. Только нужно не пытаться подгонять написанное под свои концепции и не трак­товать абсолютно ясно изложенные вещи на свой манер. Тогда, глядишь, и исторический дебет с историческим кредитом сольется в экстазе, а не бу­дут искать друг друга в трех соснах.

Вот, к примеру, ссылается Равеннат на св. Епифания Кипрского: «ut testatur sanctus Epiphanius Cypri archiepiscopus - как свидетельствует архие­пископ Кипра св. Епифаний». И правда, отчего бы Анониму не сослаться на Епифания, который жил в IV веке и писал о разделении земель между по­томками Ноя? Все логично: человек, живущий в VIII веке, пишет о человеке из IV века. Вот только откуда, пардон, Равеннат знает о том, что Епифаний был канонизирован? Ведь произошло сие знаменательное событие никак не ранее конца IX столетия (более подробно об этом можно прочитать в до­кладе митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия «О канонизации святых в Русской Православной Церкви»^[2]:

До какой степени осмотрительно поступала Церковь при возведении поместных иерархов в святые всей Церкви, видно из того, что даже Афа­насий Александрийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский, Епифаний Кипр­ский были признаны святыми всей Церкви не ранее, как во времена им­ператора Льва Мудрого (886-911).

Так что называть Епифания святым Равеннат ну никак не мог. Бац! Про­моргали господа комментаторы явный анахронизм, проморгали. Итак, уже не рубеж VII—VIII веков, а минимум IX-X столетие. А уж когда точно после IX-X веков, вопрос темный. Может, в X веке, а может, и в XV. Точно никто не знает.

Читаем Равенната дальше. «Quarta ut hora noctis Northomanorum est patria, que et Dania ab antiquis dicitur. - В четвертом часе ночи находится стра­на норманнов, которую древние также называют Данией». И снова Аноним впереди планеты всей. До первого упоминания о норманнах хоть в каких-нибудь летописях еще минимум 120-150 лет, а наш человек из Равенны уже твердо отождествляет их с данами, у которых в то время с государственны­ми образованиями тоже была большая напряженка, но какие-то «древние» для космографа люди уже твердо знали, что страну норманнов называли Данией. О как! А реально слово northmanni стало широко употребляться века с XII—XIII (по ТИ, разумеется). Еще один прокол исследователей творчества Равенната.

Дальше - больше. В книге IV, глава 3 Аноним дает перечень городов, находящихся у Понтийского моря. Одно из поселений имеет совершенно потрясающее название: Malorossa. Переводчики, не дрогнув, честно выво­дят: Малоросса. Но великодушие переводчиков встает как кость в горле у профессиональных лингвистов. Какие только этимологии не предлагают­ся к рассмотрению: и дакийские, и албанские, и киммерийско-боспорские! Действительно, а какие еще можно применить для города, соседствующего с Великой Скифией? Какие россы?! Какие малороссы?! Никаких россов в мох­натом веке Анонима быть не могло. А уж малороссов - и подавно! А передатировать текст Равенната - ни-ни! Не сметь свое суждение иметь! Кстати, в Скифии (по Анониму) была еще и река Bustricius, то есть Быстрица, одна­ко как могли ираноязычные скифы, которых к тому времени тоже уже не существовало (в рамках ТИ), назвать водную артерию славянским именем, комментаторы объяснять не спешат.

Но совершеннейшим перлом «Космографии» безусловно является следу­ющая фраза Анонима: «Quinta ut hora noctis Scirdifrinorum vel Rerefenorum est patria. - В пятом часе ночи находится страна скирдифринов, или же рере­фенов». С каким нескрываемым наслаждением, упиваясь своей эрудицией и смакуя каждую ссылку, разбирают комментаторы Равенната этот пассаж. Речь тут идет о финнах, коих в поздней латыни действительно называли Rerifenni и Scerdifenni. Оказывается, этот этноним был известен уже Таци­ту (I век) и Птолемею (II век), а также Прокопию Кесарийскому и Иордану (оба - VI век). Это ж надо было так скомпрометировать всю честную ком­панию! Тацит, значит, у них знал про скирдифенов! А знал Тацит, что это слово означает и на каком языке?! Скирдифены - это финны на лыжах на древненорвежском, которого ни в эпоху Тацита, ни во времена Иордана, ни даже в мрачные годы жизни Равеннского Анонима еще в помине не суще­ствовало! Да и о каких вообще финнах может идти речь, если даже в рамках ТИ единый финский этнос сложился из племен суми и еми с вкраплением карел только к XIV веку?! Но Тацит - это головаааа! И Иордан - головаааа! И Прокопий, конечно, тоже. Все знали, все предвидели. На тысячелетие впе­ред. И даже возникновение в будущем норвежского языка предусмотрели. И финских лыжников. Жаль только, у Тацита нигде про Матти Нюканена не сказано. А ведь мог бы и помянуть всуе, порадовать потомков...

А вот Равеннский Аноним порадовал. Столько всего интересного о своей эпохе поведал. И ведь жил он, судя по всему, аккурат веке в XIV-XV, судя по реальной датировке рукописей и финнам на лыжах. А уж как его коммента­торы порадовали - сил нет описать! Как добросовестно подобрали матери­ал по скирдифенам! И отправили тем самым античных Тацита и Птолемея, а также средневековых Прокопия, Иордана и Равенната туда, где им самое место - в XIV-XV веках.

Кстати, про XIV-XV века. Население мегаполиса под названием Иерусалим (aka Эль-Кудс) перевалило за 76 семей. Рим на Тибре уже существует и папствует. Китайцы изобретают паровоз, компьютер и лампочку накаливания.

Жизнь в Ойкумене налаживается.