Правила проведения эксперимента требуют, чтобы исследователь подтвердил расположение очагов неврологического поражения у животных экспериментальной группы. Для этого необходимо исследовать ткани их мозга. На определенном этапе проверки производится жуткая процедура, по-научному именуемая перфузией. Животному вводят смертельную дозу анестетика, затем закачивают ему в вены формалин, чтобы мозг отвердел, и отделяют голову от тела. С помощью плоскогубцев исследователь по кусочку удаляет череп животного и извлекает нетронутый мозг, с которого затем делаются срезы для исследования под микроскопом.
На проведение перфузии для всех кошек Рону потребовалось несколько недель. Он стал другим человеком. Некогда веселый и добродушный, он весь ушел в себя, замкнулся, выглядел подавленным. Нескольких магистрантов из его лаборатории эта перемена встревожила настолько, что они вызвались сами произвести процедуру над кошками. Рон отказался, не желая перекладывать на других моральный груз своей исследовательской работы. В те недели, что Рон «приносил в жертву» своих кошек, он сделался необычайно молчалив. Необходимость убить их сильно на него подействовала. Порой глаза у него были подозрительно красными, а стоило нам войти в зал, как Рон усердно начинал изучать пол у себя под ногами.
Такие же моральные парадоксы связаны и с лучшими друзьями человека — собаками. Примером тому может послужить мой сосед Сэмми Хенсли, фермер, живший чуть дальше по дороге на Шугар-крик в Барнардсвилле, штат Северная Каролина. У Сэмми имелось две страсти: собаки и охота на енотов. На енотов он охотился не ради спортивного интереса; эта охота была частью его жизни. Добытых енотов он не ел. Он свежевал их и приколачивал шкуры к стене сарая, чтобы соседи могли оценить его успехи в охотничий сезон. (Именно помогая ему свежевать енота, я узнал, что у енотов, как и у большинства млекопитающих, в пенисе есть кость; а вот человек в этом смысле исключение.) Однажды я заявил ему, что он развешивает эти шкуры лишь для того, чтобы расстроить мою жену, Мэри Джин, у которой когда-то был ручной енот и которая вообще любит енотов. Конечно, ни о чем таком он и не думал. Просто в горах Северной Каролины так принято, и все тут.
Свою свору Сэмми делил на две части — домашнюю и охотничью, — и жизнь они вели абсолютно разную. Охотничьих собак у него обычно было четыре-пять: пара опытных гончих и один-два щенка, еще только постигавших эту науку. Мне ужасно нравились названия пород: загонщики-уокеры, гончие-плоттхаунды, крапчато-голубые кунхаунды, редбоны… Это были длинноногие псы с низкими голосами, апатичными взглядами, грязными шкурами и характерным для гончих резким запахом. Обычно они выглядели сонными, потому что большую часть времени проводили, лежа в грязи у своих будок, к которым были прикованы восьмифутовыми цепями. Однако с наступлением охотничьего сезона они преображались и всей сворой носились по ночам сквозь заросли рододендронов, оглушительно лая и нюхая землю. Лай их был слышен по всей округе.
Сэмми любил своих гончих. Он различал их по голосам, по тембру лая мог сказать, загнали ли они на дерево енота или нашли след опоссума (это плохо). Он волновался, когда собаки терялись и не возвращались домой поутру. Но все же это были рабочие собаки, а не домашние любимцы. Если пес не мог больше охотиться, Сэмми продавал его или менял на нового.
Но были у Сэмми и его жены Бетти Сью и другие собаки — домашние. Если гончих никогда не пускали в дом, домашние собаки — мелкие песики вроде бостон-терьеров — чувствовали себя его полноправными жильцами. В отличие от гончих они были членами семьи. Их ласкали, с ними играли, им позволяли клянчить еду за обедом. Как-то раз, когда Сэмми косил сено на крутом участке косогора, его трактор перевернулся, и Сэмми погиб. Вскоре после его смерти Бетти Сью избавилась от гончих, а вот живший у них тогда терьер помог хозяйке пережить трагедию и больше чем кто-либо другой поддерживал ее в то время. Поистине, гончие и домашние псы четы Хенсли жили так, словно принадлежали к двум разным видам.
Большинство принадлежащих американцам собак не выполняют никакой работы и являются просто компаньонами своих хозяев, однако отношение к ним бывает таким же запутанным, как отношение Сэмми к охотничьим и домашним псам. Более половины владельцев собак считают своих питомцев членами семьи. В отчете Американской ассоциации ветеринарных клиник сообщается, что 40 % опрошенных женщин считают: собака дарит им больше любви, чем муж или дети. Однако у собаковладения есть и другая, темная сторона. Каждый десятый взрослый американец боится собак, а кроме того, собаки являются вторым по частоте источником шума по ночам и порождают массу конфликтов между соседями. (Так, моему приятелю Россу пришлось продать дом и переехать только потому, что лающие соседские собаки превратили его жизнь в сущий ад.) Каждый год четыре с половиной миллиона американцев бывают укушены собакой, а более двух десятков человек, большинство из которых дети, погибают от собачьих клыков.
С точки зрения собаки, взаимоотношения человека с его питомцем тоже нельзя назвать безоблачными. Каждый год в приютах для бродячих животных усыпляют два-три миллиона никому не нужных псов. В попытке вывести идеального питомца мы породили кошмарные генетические коктейли в собачьей шкуре. Взять хотя бы английского бульдога — породу, которую специалист по поведению собак Джеймс Серпелл называет «тридцать три несчастья». У бульдогов такие крупные головы, что девяносто процентов щенков могут появиться на свет только с помощью кесарева сечения. Из-за деформаций морды и носовых ходов им тяжело дышать даже во сне. Бульдоги страдают болезнями суставов, хроническими заболеваниями челюстей, глухотой и целым спектром дерматологических заболеваний, причиной которых является морщинистая кожа. И это еще не все — вдобавок английские бульдоги легко перегреваются, склонны пускать слюни, сопеть, пукать и падать замертво от остановки сердца.
Впрочем, в Корее собакам приходится еще хуже — там щенок может быть как домашним питомцем, так и строчкой в меню. Собаки мясных пород обычно имеют короткую шерсть, крупные размеры, сильно смахивают на бродячую собаку из диснеевского «Старого горлопана» и выращиваются в кошмарных условиях, а в конце концов умерщвляются, как правило, электрическим разрядом.
Мы склонны не обращать внимания на такую противоречивость, но меня как психолога она прямо-таки завораживает.
От поведения животных к поведению их владельцев
Я поймал себя на том, что в течение нескольких недель после появления слуха о скормленных удаву котятах больше думал о парадоксах в наших отношениях с животными, чем о своих исследованиях в области поведения животных. С точки зрения общепринятых стандартов мои исследования были весьма успешны. Я опубликовал несколько статей в солидных журналах, получил свою долю грантов и не раз делал доклады на всевозможных научных мероприятиях. Однако я все отчетливее понимал, что вокруг предостаточно умных молодых ученых, исследующих такие темы, как использование голосовых сигналов хлопковыми хомяками, применение воронами орудий труда и оригинальное репродуктивное поведение пятнистой гиены (самки гиены рожают щенков через пенис). И наоборот, мало кто из исследователей пытается разобраться в запутанных связях человека с представителями других видов. Это была нетронутая целина, где я мог начать работу с самых азов и, возможно, сделать свой вклад в науку. Через год я закрыл свою лабораторию, где изучал животных, и целиком отдался изучению психологии взаимоотношений человека и животных.
Переключившись с изучения животных на изучение их владельцев, я стал уделять много внимания людям, которые любят животных, однако при взаимодействии с ними сталкиваются с трудностями морального характера — это и студент-ветеринар, который едва сдерживает слезы, усыпляя щенка; и активный борец за права животных, который не может найти себе девушку, потому что даже простой обед в компании с ним становится мукой; и дюжий цирковой дрессировщик, отдавший всю жизнь медведям-гигантам, которых он возит по стране, обрекая на вечное катание на велосипеде; и седой любитель петушиных боев, который сияет от гордости, когда я хочу сфотографировать его любимого семикратного чемпиона, сплошь покрытого боевыми шрамами.
Я посещал митинги в защиту прав животных, службы в церквях змеепоклонников и подпольные петушиные бои. Я брал интервью у ухаживавших за животными лаборантов, у солидных профессиональных хендлеров и куда менее солидных цирковых дрессировщиков. Я наблюдал за тем, как студенты впервые в жизни препарируют эмбрион свиньи, и помогал фермерам и их рабочим резать скот. Я проанализировал обширный интернет-диалог между медиками-исследователями и защитниками прав животных — и те и другие пытались прийти к согласию, но им это так и не удалось. Мои студенты изучали женщин-охотниц, спасателей собак, бывших вегетарианцев и владельцев ручных крыс. Мы опросили тысячи людей, узнав об их отношении к родео, к промышленным методам ведения сельского хозяйства и к использованию животных в научных исследованиях. Стремясь разобраться в современных культурных мифах, связанных с животными, мы даже перелопатили несколько сот номеров желтых бульварных газетенок. (Первоначально наша статья, посвященная газетным историям о животных, называлась «Женщина родила девятерых крольчат», однако редактор журнала, получив рукопись, счел заголовок недостаточно научным и потребовал его изменить.)
Как и у большинства людей, моральные обязательства перед животными вызывают у меня внутренний конфликт. Философ Страчан Доннелли называет эту темную область этики «беспокойной серединой». Обитатели беспокойной середины живут в очень сложном мире. Я ем мясо — но меньше, чем раньше, и в рот не беру телятину. Я протестую против того, чтобы кто-то проверял на животных токсичность чистящего средства для плиты или теней для век, однако в поисках лекарства от рака готов пожертвовать легионом мышей. И хотя я не могу не признать убедительными умозаключения мыслителей, ратующих за освобождение животных, я также верю в то, что значительно более выраженная способность к языку символов, культура и способность мыслить этическими категориями ставят человека на иную ступень морали, отделяя его от животных. Мы, обитатели беспокойной середины, видим мир в оттенках серого, в то время как для поборников прав животных и их наиболее громогласных оппонентов мир состоит лишь из черного и белого цветов. Кто-то обвиняет нас в нерешительности и пассивности. Однако я лично убежден в том, что обитатели беспокойной середины появились на свет не случайно, ибо моральные дилеммы — неизбежный удел существа, наделенного большим мозгом и большим сердцем. Есть мораль — есть дилемма.
Я написал эту книгу для всех, кого интересуют взаимоотношения людей и животных. Будучи исследователем, я, как правило, пишу для специалистов, которые по долгу службы вынуждены читать жаргонную заумь, от которой читателя тут же тянет в сон. Однако я убежден в том, что ученый обязан поддерживать связь с обществом, с людьми, которые не знают разницы между дисперсионным и факториальным анализом, однако хотят быть в курсе результатов современных исследований и жарких споров, которые ведутся в научном мире. Нелегкая задача автора состоит в том, чтобы увлекательно рассказать читателям о последних достижениях науки, ничего при этом не упрощая и честно признаваясь в своем неведении, буде таковое обнаружится.
Многие затронутые в книге темы неоднозначны. Так, исследователи до сих пор спорят о том, чувствует ли собака себя виноватой, когда наложит кучку на ковер посреди гостиной; действительно ли дети, которые мучают животных, вырастают жестокими; какова роль мясоедения в эволюции человека как вида. Общество горячо интересуется самыми разными проблемами, связанными с животными, — например, следует ли запретить содержание питбулей или допустимо ли вести поиски лекарства от рака, если оно будет оплачено гибелью миллионов мышей в год. Порой споры на эти темы вызывают высокий накал страстей, а их участники защищают свою позицию с почти религиозным фанатизмом. (По этой причине имена некоторых из опрошенных мною людей были изменены.)
В большинстве случаев я стремился подходить ко всем вопросам как можно более объективно. Безусловно, разумные и исполненные добрых намерений представители как одной, так и другой стороны порой будут со мной несогласны. И это правильно. На этот случай я привожу в примечаниях обширный список выдержек из исследований, а также список рекомендованной литературы. Если вы захотите лучше разобраться в том, как домашние животные влияют на здоровье хозяев, или побольше узнать о деятельности движений в защиту прав животных, я дам вам ссылки на соответствующие материалы. Моя задача заключается не в том, чтобы заставить вас по-другому относиться к животным, а в том, чтобы побудить вас глубже задуматься о психологической и моральной стороне одной из самых важных сторон нашей жизни: наших отношений с существами, не принадлежащими к роду человеческому.
Однажды вечером 1986 года я стоял в холле шикарного бостонского отеля и беседовал с Эндрю Роуэном, директором Центра государственной политики в отношении животных университета Тафтса. Мы приехали на одну из первых международных конференций, посвященных взаимоотношениям людей и животных, и обсуждали парадоксы, которые так часто обнаруживаются в нашем отношении к животным. Например, почему в одних странах собака получает еду с обеденного стола хозяев, а в других — сама попадает к ним на стол? Как вышло, что у истоков реализации наиболее прогрессивного законодательства о защите животных стоял Адольф Гитлер? Почему 60 % людей одновременно убеждены в том, что животное имеет право на жизнь, и в том, что человек имеет право это животное съесть? Как мы можем уравновесить этический аспект выращивания свиней на огромных производственных фермах и удовольствие, которое мы получаем, поедая великолепно приготовленную свиную тушенку? Эндрю посмотрел на меня и сказал: «Закономерность здесь только одна, и заключается она в том, что никакой закономерности в отношении к животным у людей нет».
Объяснению этого парадокса и посвящена моя книга.
1
Антрозоология
Новая наука о взаимоотношениях человека и животных
Есть немало причин тому, что мы неспособны изучить свои взаимоотношения с другими животными… Большинство этих причин сводится к двум равно непривлекательным свойствам человеческой натуры: гордыне и невежеству.
Клифтон Флинн
Тридцатиминутный путь из аэропорта Канзас-Сити до гостиницы, где проходила конференция, оказался гораздо интереснее, чем все три часа перелета из Северной Каролины. Я ехал на ежегодную встречу Антрозоологического общества. Моей попутчицей оказалась женщина по имени Лейла Эспозито, социальный психолог, недавно закончившая работу над кандидатской диссертацией, посвященной агрессии в школьной среде. Я очень удивился и спросил, зачем же она едет на конференцию, где будут обсуждаться отношения человека с животными. Лейла ответила, что она сотрудничает с Национальным институтом детского здравоохранения и развития человека — руководит одной из его программ, — а на конференцию приехала затем, чтобы рассказать исследователям о новой федеральной программе, финансирующей исследование влияния животных на человеческое здоровье и благосостояние. Спонсорами программы выступают институт и корпорация «Марс», та самая, что производит «сникерсы» для меня и кошачьи консервы Tempting Tune Treats для моей кошки. Институт особенно интересуется воздействием, которое оказывают домашние животные на детей. Возможно ли эффективно лечить аутизм с помощью домашних питомцев? Действительно ли дети, имеющие собаку, больше играют и реже страдают детским ожирением? Какую роль в нашей привязанности к домашним животным играет окситоцин (так называемый «гормон любви»)? Можно ли утверждать, что дети, выросшие в семьях, где есть домашние животные, менее подвержены астме?
«И сколько же вы готовы на это выложить?» — спросил я. «Два миллиона долларов в год», — ответила Лейла. «Отлично! Именно это нам и нужно», — сказал я. А сам подумал, что в следующие пару дней у Лейлы не будет отбоя от собеседников.
Наши отношения с животными — кого это волнует?
Два миллиона долларов в год — сущая безделица по сравнению с теми шестью миллиардами, которые Национальный институт детского здравоохранения ежегодно выкладывает на исследования рака, однако для антрозоологии, области малоизвестной, это будет настоящий дар небес. Антрозоологи — народ разношерстный. Они изучают практически все аспекты нашего взаимодействия с представителями других видов. Так, на конференции в Канзас-Сити мы говорили о том, как уход за питомцами, страдающими хроническими заболеваниями, влияет на качество жизни их хозяев; повышает ли домашнее животное вероятность выживания после инфаркта; на какие признаки опирается ребенок, когда решает, опасна или нет незнакомая собака; как различается поведение котов и кошек в зависимости от пола (кастрированные коты привязаны к людям больше, чем стерилизованные кошки); и наконец, существует ли у других видов животных понятие морали.
Животные играют огромную роль в самых разных областях человеческой жизни, однако до недавних пор ученые не занимались изучением наших отношений с представителями других биологических видов. Взять хотя бы мою область — психологию. Психологи не одну сотню лет корпели над изучением таких поведенческих процессов, как мотивация, восприятие и память, но не уделяли никакого внимания таким важным аспектам повседневной жизни, как пища, религия, способы проведения досуга. В ту же копилку попали и наши отношения с животными, особенно с домашними — это часть повседневной жизни, которая не оставляет равнодушным никого, кроме психологов.
Одна из причин, по которым ученые не пускались в изучение взаимодействия человека и животных, заключается в том, что многие специалисты считали эту тему тривиальной. Такое отношение в корне неверно. Понимать, какие психологические механизмы управляют нашим поведением и отношением к другим видам, важно, и вот почему. Домашних животных имеют в среднем два американца из трех, причем многие люди устанавливают со своими питомцами глубокую связь. Кроме того, наши убеждения относительно того, как необходимо обращаться с представителями других видов, не остаются неизменными — многие люди не могут решить, допустимо ли использование животных в биомедицинских исследованиях или их убийство ради вкусного мяса. Споры о том, какое отношение к животным является этичным, стали настолько острой социальной проблемой, что представители ФБР даже назвали радикальных активистов за права животных «самой крупной внутренней террористической угрозой Америки». И наконец, люди просто неравнодушны к антрозоологическим исследованиям. Когда я говорю, что изучаю взаимодействие человека и животных, большинство людей тут же начинает рассказывать мне о своих чокнутых собаках, или о том, почему они не едят мяса, или о своей тетушке Салли, которая держит свору плоттхаундов и охотится с ними на медведей.
О чем думают антрозоологи
Антрозоология не признает границ между науками. В наших рядах вы можете встретить психологов, ветеринаров, специалистов по поведению животных, историков, социологов и антропологов. Как и в других областях, среди антрозоологов не всегда царит единодушие. Мы по-разному относимся к некоторым скользким этическим вопросам, связанным с отношениями человека и животных. Даже название нашей дисциплины нравится не всем. (Некоторые предпочитают называть ее изучением взаимодействия человека и животных.) И все же, несмотря на различия, исследователи отношений человека и животных имеют между собой много общего. Все мы убеждены в том, что взаимодействие с представителями других видов является важной частью человеческой жизни, и надеемся, что наши исследования могут улучшить жизнь животных.
По сравнению с другими науками антрозоология выглядит очень скромно, однако за последние двадцать лет она прошла большой путь. У нас есть несколько журналов, в которых печатаются отчеты об исследованиях в области взаимодействия человека и животных, а Международное общество антрозоологии проводит ежегодные конференции, на которых специалисты рассказывают о своих последних открытиях и спорят о том, можно ли похудеть, гуляя с собакой, или о том, каким образом кошка стала домашним животным. Курс по взаимодействию человека и животных читается более чем в ста пятидесяти американских колледжах, университетах, а такие заведения, как университет Пенсильвании, Пурдью и университет Миссури, создали у себя научно-исследовательские антрозоологические центры.
Чтобы было лучше понятно, чем занимаются антрозоологи, приведем несколько примеров горячих тем из новой науки о взаимодействии человека и животных. Насколько эффективны дельфины в лечении людей? Как мы выбираем себе питомца? Какова связь между жестоким обращением с животными в детстве и криминальными наклонностями во взрослом возрасте?
Какой врач выйдет из дельфина?
Один из наиболее спорных вопросов в антрозоологии таков: может ли взаимодействие с животными облегчить страдания человека? Лечение при помощи животных (антрозоологи называют его ААТ — animal assisted therapy) существует уже не первое десятилетие. Термин «терапия питомцами» был создан в 1964 году Борисом Левинсоном, детским психиатром, который обнаружил, что порой дети, с которыми ему было особенно трудно работать, полностью раскрывались при игре с собакой врача, которую звали Джинглз. Обитатели дома для престарелых, где живет моя матушка (ей девяносто два года), очень радуются, когда несколько раз в неделю к ним приводят специальных собак. Я сам обнаружил, что для решения своих мелких проблем мне бывает полезно пожаловаться на жизнь нашей кошке Тилли. (Тилли — очень любящий и суровый психотерапевт. Стоит мне начать ныть, как она фыркает и уходит прочь. Наверное, мне бы лучше подошел ленивый золотистый ретривер с печальными глазами — эдакая собачья версия доктора Мелфи, терапевта Тони Сопрано.)
Однако можно ли с уверенностью утверждать, что верховая езда, игры с собачкой или поглаживание кошки излечивают депрессию или помогают развитию коммуникативных навыков у детей с аутизмом? Дженелл Майнер и Брэд Лундал из университета Юты проанализировали результаты сорока девяти опубликованных исследований, посвященных ААТ-работе с детьми, подростками, взрослыми и пожилыми людьми, проводившейся в самых разных условиях, от медицинских учреждений до домов престарелых. Исследователи обнаружили, что наиболее часто в ААТ используются собаки и что эта методика чаще применяется при лечении психических, нежели физических заболеваний. В большинстве (но не во всех) исследований общение с животным-врачом действительно принесло больному пользу. В среднем же полученные изменения были сравнимы с теми, которые могли бы быть получены, если бы пациенты принимали прозак или аналогичные препараты.
А вот дельфинотерапия вызывает куда больше споров, нежели ААТ с привлечением собак или лошадей. В конце концов, используемые в ходе лечения дельфины — это дикие животные, которых удерживают в неволе против их желания. Кроме того, многие утверждения о целительной пользе общения с дельфинами явно преувеличены: дельфины-де излечивают синдром Дауна, СПИД, хронические позвоночные боли, эпилепсию, церебральный паралич, аутизм, нарушения обучаемости и глухоту, а также уменьшают размеры опухолей. Утверждается, что происходит это за счет биоэнергетических полей, высокочастотного пощелкивания и урчащих звуков, с помощью которых дельфины общаются между собой, и даже за счет их способности напрямую влиять на волновую активность человеческого мозга.
Красиво звучит — дельфинотерапия! Знай плавай да поправляйся. Но все-таки прежде, чем на пару недель занырнуть в бассейн к дельфинам, стоит поинтересоваться, какова научная подоплека всех этих утверждений. В большинстве своем они основаны на слухах, непроверенных утверждениях или же стали результатами неадекватных экспериментов, проводившихся весьма пристрастными исследователями. Дельфинотерапия особенно привлекает отчаявшихся родителей, которые готовы заплатить любые деньги, лишь бы исцелить своего ребенка от аутизма или синдрома Дауна. Они пополняют собой более сотни терапевтических дельфиньих программ, проводящихся на островах Флорида-Кис, на Бали, в Великобритании и России, на Багамах, в Австралии, Израиле и Дубай, — приезжают и надеются, что дельфины с их загадочными, как у Моны Лизы, улыбками с помощью неизвестной науке силы сотворят чудо. Между тем дельфинотерапия — занятие не из дешевых. Две недели в Научно-исследовательском центре дельфинотерапии Куракао (Нидерландские. Антильские острова) обойдутся вам в 7 тысяч долларов — то есть примерно по 700 баксов за каждый проведенный в воде час. Не выброшенные ли это деньги? Свершится ли чудо?
Природа нелегко расстается со своими секретами. Чтобы проникнуть в них, ученым приходится трудиться в поте лица. Исследователь, как и любой другой человек, может ошибаться, особенно если имеет личную заинтересованность в деле. Именно поэтому в магистратуре студентам читают специальные курсы по методам исследования и статистике: чтобы остаться честным, нужно изучить все секреты мастерства. Мы не скупимся на такие слова, как «внутренняя и внешняя валидность», «плацебо-контроль», «случайное распределение», «слепые и дважды слепые испытания» и «корреляция не есть случайность». Не буду утомлять вас подробностями, скажу лишь, что эти приемы и инструменты снижают число случаев, когда испытатель непреднамеренно подыгрывает сам себе.
Хорошие ученые стремятся не упускать и альтернативных объяснений, даже если те разносят вдребезги наши идеи, касающиеся домашних животных. В 1924 годы менеджеры фабрики в Хоторне неподалеку от Чикаго пригласили группу психологов, чтобы те выяснили, как надо изменить условия работы, дабы добиться максимального повышения продуктивности груда. Психологи стали планомерно вносить разнообразные мелкие изменения. Поначалу они велели сделать поярче освещение в цехах, затем внесли небольшие изменения в систему оплаты, похимичили с расписанием смен и с длительностью перерывов. Исследователи обнаружили, что практически каждое вносимое ими изменение сопровождалось кратковременным повышением эффективности работы, даже если само изменение сводилось лишь к отмене предыдущей инициативы. Из этого был сделан вывод, что повышение продуктивности труда рабочих было связано не с улучшением освещения, лучшей оплатой или более длинными перерывами — причиной временных улучшений стало нарушение привычной рутины.
А не может ли быть так, что прогресс у пациентов, проходящих дельфинотерапию, объясняется тем самым эффектом фабрики «Хоторн» и является всего лишь следствием переживания нового опыта. Подумайте сами. Мало того что вы проводите время едва ли не с самыми очаровательными существами на Земле, так еще и едете в какое-то прекрасное место, плаваете в тропических морях и какое-то время живете в среде, где все вокруг поддерживают вас и ожидают только успехов.
Как же отделить истинный эффект взаимодействия с дельфинами от всего прочего, что может произойти с человеком за две недели жизни рядом с этими существами? К счастью, существуют методы, которые позволяют отличить реальный результат дельфинотерапии от результатов, порождаемых неосознанными убеждениями и искажающих весь эксперимент.
Чтобы решить непредвзято, основывается ли эффект дельфинотерапии на чем-то большем, нежели приятное времяпрепровождение, мы используем подход а-ля отчет для потребителей. К примеру, что на самом деле показали исследования, в ходе которых изучалось воздействие издаваемых дельфинами звуков на сверхвысоких частотах на детей-инвалидов? Группа немецких ученых тщательно наблюдала за занятиями, в ходе которых группа детей-инвалидов и умственно отсталых проходила дельфинотерапию на островах Флорида-Кис. Было обнаружено, что большинство дельфинов не обращало внимания на детей и практически не издавало ультразвуковых сигналов. По сути, во время каждого занятия на долю детей приходилось в среднем десять секунд ультразвукового дельфиньего «разговора», то есть совершенно незначительное и не дающее эффекта воздействие. Исследователи пришли к выводу, что дети извлекли бы больше пользы из игр с собаками.
А как же якобы имеющаяся у дельфинов способность исцелять людей положительными флюидами, чудодейственной улыбкой и загадочными электрическими полями? Была проведена тщательная проверка, в которой приняли участие несколько исследователей. Среди них были Лори Марино и Скотт Лилиенфилд из университета Эмори. Лори обожает животных. По субботам она занимается тем, что пристраивает бездомных кошек. Однако сердце ее принадлежит дельфинам. Поначалу Лори, тогда еще студентку магистратуры кафедры нейробиологии, привлекло необычное строение их мозга. На настоящий момент она изучает дельфинов уже почти двадцать лет и стала первым ученым, доказавшим, что дельфины способны узнавать себя в зеркале (это ставит их на одну ступень с людьми, приматами, слонами и сороками). Что касается Скотта, то он психолог-клиницист, построивший свою карьеру на потрясении всего самого святого, что есть в психологии, — например, в свое время он выяснял, действительно ли пятна Роршаха могут многое сказать о вашей личности (нет, не могут).
Благодаря имевшемуся у Лори опыту работы с дельфинами и умению Скотта продираться сквозь психологическую заумь эти двое ученых составили отличную команду, взявшуюся проверить, действительно ли дельфинотерапия оказывает реальное влияние на больные тела и души. Лори и Скотт тщательно оценили методы, с помощью которых производились различные исследования, авторы которых затем заявляли в печати, что дельфинотерапия эффективно излечивает такие заболевания, как депрессия, дерматит, умственная отсталость, аутизм и тревожность. Они обнаружили, что в каждом случае имелись методологические ошибки: слишком малая выборка, отсутствие объективных критериев улучшения состояния, неверно подобранные контрольные группы, неспособность отделить воздействие собственно терапии от влияния положительных эмоций, связанных с новыми занятиями в приятной обстановке, а также конфликт интересов исследователей.