Двор, обсаженный кустарником и высокими деревьями, был выложен бетонной плиткой с геометрическим рисунком. Во дворе стоял садовый столик, кроме того там были цементный бассейн для птиц и скворечник на шесте, а посредине были разбиты две клумбы, обсаженные кустами живой изгороди. С севера и юга сад был обнесен высокой стеной, спереди и сзади стояли два жилых дома. Клочок голубого неба над головой вносил в эту картину умиротворяющую ноту.
Окна квартиры Бхактиведанты Свами, расположенной на втором этаже в заднем корпусе дома номер 26 по Второй авеню, выходили во двор. Здесь ему предстояло жить, работать и поклоняться Господу. С помощью своих друзей с Бауэри он привел квартиру в порядок и устроился на новом месте. В задней комнате — своем кабинете — он положил на пол у стены тонкую подушку в наволочке с набойкой, изображавшей слонов, а перед ней поставил свой некрашеный металлический сундучок, служивший ему письменным столом. На него он поместил пишущую машинку, а вокруг разложил свои бумаги и книги. Здесь будет его рабочее место. Рукописи, завернутые в шафрановую ткань, экземпляры "Шримад-Бхагаватам" и немногочисленные личные вещи он сложил в шкафу у противоположной стены, а над своим рабочим местом повесил индийский календарь с изображением Господа Кришны. (Юный Кришна играет на флейте, а позади Него корова. Господь Кришна стоит на планете Земля, которая похожа на небольшой холм у Него под ногами.) В восточной стене было два окна, и лучи утреннего солнца, проходившие сквозь пожарную лестницу, косыми полосами ложились на пол.
В другой комнате не было ничего, кроме фигурного кофейного столика, который стал алтарем Бхактиведанты Свами. На него он поставил картину в раме, изображавшую Господа Чайтанью и Его спутников, а на стену повесил индийский календарь с четырехруким Господом Вишну и небесным змеем Анантой-Шешей. Здесь, как в мансарде на Бауэри, он протянул веревку для сушки белья.
|
Обе комнаты недавно покрасили. Полы были выстелены дубовым паркетом. Недавно отремонтированная ванная тоже сияла чистотой, так же как и узкая, обставленная мебелью кухня. Там, у окна, Бхактиведанта Свами будет часто стоять, глядя поверх стены, которой огорожен двор. Он переехал сюда, не зная, удастся ли ему заплатить аренду за следующий месяц.
За несколько лет до переезда Бхактиведанты Свами в трущобы Нижнего Ист-Сайда туда пришли новые обитатели. Несмотря на многочисленные социологические и культурологические исследования, до сих пор остается неясным, почему они вдруг появились здесь, словно огромная стая птиц или животных, которые одновременно двинулись в путь, послушные зову инстинкта, и почему спустя несколько лет исчезли.
Первые пришельцы в большинстве своем были молодыми художниками, музыкантами и интеллектуалами, вроде хиппующей публики, которая собиралась у Прабхупады на Бауэри. Затем появились молодые бунтари, выходцы из семей среднего класса Америки. Поскольку здесь было больше пустующих квартир, а квартплата ниже, чем в соседнем Гринвич-Вилледже, они оккупировали Нижний Ист-Сайд, который на языке квартирных маклеров стал называться Ист-Вилледжем. Многие из них даже не пытались найти себе жилье, а устраивались прямо в подъездах домов. Привлеченные дешевым жильем и перспективой богемной жизни, эти молодые представители среднего класса — авангард общенационального молодежного движения, те, кого средства массовой информации вскоре окрестят «хиппи», — двинулись в трущобы Нижнего Ист-Сайда, выражая протест против мещанских идеалов американского общества.
|
Словно повинуясь зову инстинкта, за хиппи постарше потянулись молодые беглецы-подростки, а следом за ними в Нижний Ист-Сайд пришла полиция, адвокаты, работники социальных служб, появились молодежные общежития и консультативные наркологические центры. На площади Св. Марка расцвела новая коммерция — магазины для наркоманов, магазины плакатов, магазины грампластинок, художественные галереи, книжные лавки, в которых было все — от папиросной бумаги до одежды хиппи и психоделических светильников.
Хиппи приходили в Нижний Ист-Сайд в полной уверенности, что нашли наконец, так же как когда-то их предки-иммигранты, землю обетованную. Когда взорам иммигрантов прошлого, которые приезжали в Америку из Европы, в конце концов открывался силуэт Манхэттена и статуя Свободы, гавань Нью-Йорка казалась им воротами в сказочную страну богатств и неограниченных возможностей. Теперь, в 1966 году, американская молодежь со своими надеждами устремилась в Нью-Йорк, и вид только что открытой мистической земли — трущоб Нижнего Ист-Сайда — наполнял их сердца восторгом.
Соседство было беспокойное: с одной стороны — хиппи, с другой — пуэрториканцы, поляки и украинцы. Коренные жители этих районов возмущались пришельцами, которых, в отличие от них, никто не заставлял жить в трущобах. И действительно, многие молодые хиппи происходили из семей иммигрантов, поколениями боровшихся за то, чтобы занять место среди представителей американского среднего класса. Тем не менее молодежная миграция в Нижний Ист-Сайд была такой же реальной, как в свое время иммиграция пуэрториканцев, поляков или украинцев, хотя причины ее, разумеется, были другими.
|
Хиппи отвергали мещанский образ жизни своих родителей, идиотский оптимизм телевидения и рекламы и отказывались от эфемерных целей и идеалов американского среднего класса. Они разочаровались в родителях, учителях, священнослужителях, политических лидерах, в средствах массовой информации, были недовольны американской политикой во Вьетнаме. Их привлекали радикальные политические идеологии, рисовавшие Америку жестоким, эгоистичным гигантом-эксплуататором, который должен либо измениться, либо погибнуть. Они искали подлинной любви, подлинного мира, подлинной жизни и подлинного духовного сознания.
Этим летом, когда Бхактиведанта Свами переехал на Вторую авеню в дом номер 26, первая волна великого молодежного бунта шестидесятых уже докатилась до Нижнего Ист-Сайда. Здесь они обрели долгожданную свободу — свободу жить просто и бедно, выражая себя в искусстве, музыке, наркотиках и сексе. Все только и говорили что о духовных поисках. ЛСД и марихуана открыли им доступ в новые сферы сознания. В моде были восточные культуры и восточные религии. С помощью наркотиков, йоги, братства или просто свободы они надеялись обрести просветление. Каждому полагалось сохранять непредубежденность, широту взглядов и творить собственную космическую философию, замешанную на непосредственных переживаниях, экспериментах с наркотиками и застрявших в памяти отрывках из случайно прочитанных книг. Даже если их жизнь казалась бесцельной, они, по крайней мере, гордились тем, что вышли из бессмысленной игры, где игрок продает душу за материальные блага и тем самым поддерживает уже прогнившую социальную систему.
Итак, в 1966 году тысячи молодых людей бродили по улицам Нижнего Ист-Саида — не просто одурманенные наркотиками или сошедшие с ума (хотя были среди них и такие), а в поисках смысла жизни. Они презирали идеалы «истэблишмента» и повседневную жизнь, которую вели миллионы «добропорядочных» американцев.
Бхактиведанта Свами был удивлен тем, что в процветающей Америке могло появиться столько недовольных молодых людей. Это лишний раз доказывало, что материальное благополучие, которым так гордилась Америка, не способно сделать людей счастливыми. Бхактиведанта Свами не пытался объяснить трагизм жизни окружающих его людей какими-нибудь социальными, политическими, экономическими или культурными факторами. Ни условия жизни в трущобах ни молодежные бунты сами по себе не имели первостепенного значения. Все это было лишь симптомами всеобщего несчастья, единственным лекарством от которого является сознание Кришны. Он сочувствовал страданиям каждого из них, но ему было известно универсальное средство, которое поможет людям раз и навсегда избавиться от страданий.
До переезда в Нижний Ист-Сайд Бхактиведанта Свами не занимался изучением молодежного движения в Америке. Он никогда не задавался целью поселиться именно среди молодежи. Но в течение десяти месяцев, прошедших после его отъезда из Калькутты, Бхактиведанта Свами силою обстоятельств или, как он сам говорил, «по воле Кришны» был вынужден постоянно переезжать с места на место. По указанию своего духовного учителя он приехал в Америку и по воле Кришны оказался в Нижнем Ист-Сайде. Его миссия оставалась здесь той же, что и на Бауэри, в студии доктора Мишры и даже в Индии. Он твердо следовал указаниям своего духовного учителя и придерживался ведической философии — взглядов, на которых не могли сказаться радикальные перемены, происходившие в обществе в середине шестидесятых. Если случится так, что вследствие изменений в культурном климате Америки эти молодые люди окажутся более восприимчивыми к его словам, то он будет только рад этому. И если это произойдет, то также по воле Кришны.
Несмотря на революцию хиппи, это время из-за пагубного влияния века Кали было, в сущности, самым неблагоприятным для духовного развития. На Бхактиведанту Свами была возложена задача, которую не приходилось решать никому из духовных учителей прошлого: он пытался пересадить ведическую культуру на самую неподходящую для нее почву. Поэтому он знал, что работа ему предстоит необычайно трудная. И все же, даже в этот неблагоприятный для духовной практики век, как раз накануне переезда Бхактиведанты Свами в Нижний Ист-Сайд толчки недовольства и протеста против культуры Кали-юги стали сотрясать американское общество, выбрасывая на улицы Нижнего Ист-Сайда в Нью-Йорке толпы молодых людей, искавших то, чего не могла дать им повседневная жизнь, — альтернатив и духовного удовлетворения. Этой молодежи, сошедшей с проторенных путей материалистического образа жизни и собравшейся теперь в Нижнем Ист-Сайде, суждено было — случайно или по воле провидения — стать паствой Бхактиведанты Свами, который в своем магазинчике предлагал им «бесценные дары» — киртаны и духовное знание.
Приезд Бхактиведанты Свами прошел почти незамеченным. Соседи говорили, что какой-то приезжий занял помещение магазина сувениров рядом с прачечной. В витрине появилась странная картина, но никто не знал, что все это значит. Никто из них не знал, что такое «Бхагавад-гита», а те, кто знал, подумали: «Наверное, лавка, торгующая книгами по йоге, или что-нибудь в этом роде». Жившие в квартале пуэрториканцы иногда останавливались у витрины, разглядывали картину Харви Коэна, на которой был изображен поющий и танцующий Господь Чайтанья со Своими спутниками, и молча отходили. Управляющего соседней автозаправочной станцией «Мобил» совершенно не интересовало, кто туда вселился — для него это не имело никакого значения. Это нисколько не заботило и торговцев могильными плитами, а также владельцев похоронных бюро напротив. Что же до водителей бесчисленных машин и грузовиков, проезжавших мимо, то для них дома, в котором поселился Свами, вообще не существовало. Однако нашлись молодые люди, которых эта картина заинтриговала. Они подходили к окну и читали объявление на листке бумаги. Некоторые из них даже слышали о «Бхагавад-гите», хотя картина с Господом Чайтаньей и танцующими фигурами как будто не имела к ней никакого отношения. Кое-кто решил сходить на лекции Свами Бхактиведанты и разведать обстановку.
Однажды июльским утром Говард Уилер торопился к своему приятелю, жившему на Пятой улице, в тихой квартире которого он надеялся немного отдохнуть. С Мот-стрит он дошел до Хьюстон-стрит, повернул направо и пошел на восток, через Бауэри. Обходя пошатывающихся бродяг, он шел навстречу потоку машин в сторону Второй авеню.
Говард: Я перешел Бауэри и, не доходя до Второй авеню, увидел Свамиджи. С высоко поднятой головой, он бодро шел по тротуару, держа руку в мешочке с четками. Увидев его, я остолбенел. Это было все равно что встретить на улице знаменитого актера из какого-нибудь нашумевшего фильма. Он казался пришельцем из вечности. На нем была традиционная одежда санньяси шафранового цвета и странные белые туфли с острыми носами. Здесь, на Хьюстон-стршп, он казался джинном, выскочившим из лампы Алладина.
Говарду исполнилось двадцать шесть лет, это был рослый молодой человек с длинными темными волосами и густой бородой, носивший очки в черной оправе. Он преподавал английский язык в университете штата Огайо и только что вернулся из Индии, где пытался найти настоящего гуру.
Бхактиведанта Свами заметил Говарда, и они остановились почти одновременно. Говард сказал первое, что пришло в голову: «Вы из Индии?»
Бхактиведанта Свами улыбнулся: «Да, а вы?»
Говард: Я ответил отрицательно, но сказал, что недавно был там и очень интересуюсь Индией и философией индуизма. Он рассказал мне, что приехал из Калькутты и что в Нью-Йорке он уже около десяти месяцев. Глаза у него были ясные и добрые, как у ребенка, и, даже стоя на тротуаре Хьюстон-стрит, по которой с ревом и гулом проносились грузовики, он излучал невозмутимое спокойствие, источник которого был неиссякаем и находился где-то очень далеко от огромного города, грохотавшего вокруг нас.
В тот день Говард так и не дошел до своего друга. Он вернулся к себе на Мот-стрит, к Кейту и Уолли, своим соседям по комнате, и рассказал им и всем, кого знал, о гуру, который непостижимым образом появился совсем рядом с ними. Он рассказал, как он и Свами стояли и разговаривали и как Свами сказал, что живет недалеко, на Второй авеню, где собирается читать лекции.
Говард: Я дошел с ним до угла. Он указал на здание с магазинчиком на первом этаже дома, который находился между Первой и Второй улицей, рядом с заправочной станцией «Мобил». Раньше это была антикварная лавка. Над витриной красовалась вывеска «Бесценные дары». В то время я еще не понимал пророческого смысла этих слов. «Как по-вашему, это хороший район?» — спросил он меня. Я сказал, что, на мой взгляд, район вполне приличный. Я понятия не имел, о чем он собирается говорить на своих «лекциях», но знал — все мои друзья будут рады тому, что по соседству поселился индийский свами.
Молва о новом свами быстро разлетелась по округе. Для Карла Йоргенса и других приходить сюда с Бауэри и из Чайнатауна стало не так-то просто — у них было много других дел, но Рой Дюбуа, двадцатипятилетний автор текстов для комиксов, который бывал у Свами еще на Бауэри, услышав, что Свами переехал, решил непременно зайти к нему. Не забыли о Свами и Джеймс Грин с Биллом Эпштейном — они тоже намеревались прийти. Ресторан «Парадокс» по-прежнему собирал посетителей, многие из которых хотели побывать на лекциях Свами. Другие, как, например, Стивен Гуарино, увидели объявление Свами в витрине. Стиву было двадцать шесть лет, он занимался организацией помощи неблагополучным семьям в городском управлении социального страхования, которое находилось на углу Пятой улицы и Второй авеню. Когда однажды в обеденный перерыв он шел с работы домой, то увидел приклеенное к витрине объявление Свами. Стив, недавно прочитавший дешевое издание «Гиты», решил прийти и послушать его лекции.
В тот день, когда Говард вместе со Свами стоял возле витрины, он тоже обратил внимание на небольшое объявление:
ЛЕКЦИИ ПО БХАГАВАД-ГИТЕ А.Ч. БХАКТИВЕДАНТА СВАМИ ПОНЕДЕЛЬНИК, СРЕДА, ПЯТНИЦА
19.00-21.00
— Вы приведете своих друзей? — спросил Прабхупада.
— Да, — пообещал Говард. — В понедельник вечером.
* * *
Был теплый летний вечер. Окна, выходившие во двор и передняя дверь в магазинчик были распахнуты настежь. На полу сидели молодые люди в черных джинсах и спортивных рубашках в широкую неяркую полоску. Свои потрепанные спортивные тапочки они оставили у входа. Большинство из них было с Нижнего Ист-Сайда, и, чтобы попасть сюда, никому не пришлось идти далеко. В небольшой комнате не было ничего — ни картин, ни мебели, ни ковра, ни даже стула. Только несколько простых соломенных циновок. Посреди комнаты с потолка свисала единственная лампочка без абажура. Было семь часов вечера, собралось уже человек двенадцать, когда неожиданно открылась боковая дверь и в комнату вошел Бхактиведанта Свами.
Он был без рубашки, его тело покрывала шафрановая ткань, так что руки и часть груди оставались обнаженными. Кожа у него была ровного золотисто-коричневого цвета, и, по мере того как они разглядывали его — его обритую наголо голову, уши с длинными мочками и серьезное лицо, — он все больше и больше казался им похожим на Будду, погруженного в медитацию, каким его обычно изображают на картинах. Он был стар, но держался прямо, выглядел бодрым и энергичным. Его лоб был украшен вайшнавскими знаками, нанесенными желтоватой глиной.
Заметив широкоплечего, бородатого Говарда, Бхактиведанта Свами улыбнулся:
— Вы привели друзей?
— Да, — ответил Говард своим громким басом.
— Очень хорошо.
Бхактиведанта Свами снял белые туфли, сел на тоненькую циновку, оглядел своих слушателей и знаком велел им сесть. Он раздал несколько пар литых бронзовых тарелочек и быстро показал, как отбивать ритм: раз-два... три. Он заиграл — раздался необычный звон — и запел: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Теперь очередь была за ними. «Пойте», — сказал он. Некоторые уже знали эту мантру, постепенно ее подхватили другие, и после нескольких повторов уже пели все.
Большинство молодых людей и несколько присутствовавших здесь девушек не раз и не два отправлялись в психоделическое путешествие, стремясь расширить свое сознание и получить доступ в новые сферы бытия. Очертя голову они кидались в бурные, запретные волны ЛСД, мескалина и колдовских грибов. Готовые рискнуть всем, они не хотели слушать никаких предостережений. Но в их безрассудной отваге был один положительный момент — стремление отыскать другие измерения своего «Я», выйти за пределы будничной жизни, — даже если они не знали, что ждет их за этой гранью и вернутся ли они когда-нибудь к комфорту обыденности.
Но какие бы истины они ни находили, ничто не могло их удовлетворить, и каких бы миров они ни достигали в своих психоделических путешествиях, они неизменно возвращались в Нижний Ист-Сайд. Теперь они решили попробовать мантру Харе Кришна.
Когда в руках у Свами внезапно зазвенели тарелочки и он своим звучным голосом повел киртан, они тут же почувствовали, что происходит нечто необыкновенное. Это был еще один шанс «улететь» и они охотно подчинились настроению киртана. Они хотели полностью отключить свой ум и узнать, что даст им это пение. У многих мантра уже ассоциировалась с мистическими Упанишадами и «Гитой», которые взывали к ним словами таинства: «Вечный дух... Отрицание иллюзии...» Но какой бы ни была эта индийская мантра, пусть она звучит, думали они. Пусть ее волны унесут нас далеко-далеко и высоко-высоко. Мы принимаем ее и хотим испытать на себе ее воздействие. Чего бы это ни стоило, пусть она унесет нас с собой. Пение казалось довольно простым и естественным. Оно ласкало слух и никому не могло причинить вред. Это было нечто совершенно потрясающее и ни на что не похожее.
Бхактиведанта Свами пел, погрузившись в состояние внутреннего экстаза, но при этом внимательно наблюдал за пестрой группой своих слушателей. Он поднимал целину, начинал новое дело в новой стране. Под звон тарелочек многоголосое пение мантры Харе Кришна, в котором один голос вел, а другие вторили, росло и крепло, заполняя собой теплый летний вечер. Некоторых соседей это начало раздражать. Пуэрториканская ребятня, привлеченная пением, столпилась в дверях и прилипла к витрине. Наступили сумерки.
Хоть мантра и казалась экзотикой, каждому было ясно, что Свами возносит какую-то древнюю молитву во славу Господа. Это был не рок и не джаз. Он был святой личностью, санньяси, и совершал публичное богослужение. Но сочетание было странное: пожилой индийский Свами поет древнюю молитву вместе с молодыми американцами-хиппи, которые собрались в магазинчике в Нижнем Ист-Сайде.
Бхактиведанта Свами продолжал петь. Его бритая голова была высоко поднята и слегка наклонена в сторону, а тело подрагивало от переживаемых эмоций. Чистый преданный, он уверенно вел киртан, а они вторили ему. У витрины и у открытых дверей собрались случайные прохожие. Кое-кто из них выкрикивал насмешки, но пение было слишком мощным, и его не так легко было заглушить. На фоне киртана даже автомобильные гудки стали казаться слабым стаккато. Рев автомобильных двигателей и грохот грузовиков по-прежнему сотрясал улицу, но эти звуки, казалось, доносились откуда-то издалека, и на них никто не обращал внимания.
Люди, собравшиеся в пустой комнате под тусклой лампочкой, пели мантру вслед за ведущим. Слабый, то и дело сбивающийся хор на глазах превращался в довольно стройное созвучие голосов. Все хлопали в ладоши в надежде проникнуть в тайну мантры и вкладывали в пение всю свою душу. Этот свами устраивал не какой-то пробный показ продолжительностью в пять минут. На время он стал их лидером, проводником в царство неведомого. Говард и Кейт были среди них единственными, кому происходящее было не в новинку — побывав в Калькутте, они уже знали, что такое киртан. Но такого пения — прямо в центре Нижнего Ист-Сайда, вместе с настоящим свами — прежде не слышал никто.
В их головах плавала мешанина из психоделических надежд увидеть лик Божий, фантазий, обрывков индуистских учений и представлений о том, что «ОНО» суть ослепительно яркий безличный свет. У Бхактиведанты Свами уже была подобная аудитория на Бауэри, и он знал, что у этих молодых людей нет ни подобающего ученикам благоговения к тому, что они делают, ни понимания смысла происходящего. Но он позволял им петь так, как они хотят. Со временем к ним придет смирение перед духовным звуком, они обретут знание, очистятся и ощутят экстаз от повторения и слушания мантры Харе Кришна.
Он закончил киртан. Пение на время заставило их забыть об окружающем мире, но теперь Нижний Ист-Сайд вновь ворвался в комнату. Стоящие в дверях дети принялись болтать и смеяться. Снова стал слышен рев машин. Кто-то кричал из соседней квартиры, требуя тишины. Было полседьмого. Полчаса пролетели, как одна минута.
* * *
Его лекция была очень простой, но непоседливой молодежи она казалась слишком философской. Некоторые просто не могли ее слушать и после первых же слов Свами бесцеремонно поднялись и, надев у входа обувь, вышли на улицу. Другие ушли, как только поняли, что пение закончилось. И все же пока это была его лучшая аудитория. Пришел кое-кто из старой группы, с Бауэри. Пришли молодые люди с Мот-стрит, которые ищут гуру. Многие из присутствующих уже читали «Бхагавад-гиту», но они не стыдились признаться, что ничего в ней не поняли.
За дверьми — жаркий и шумный июльский вечер. У детей летние каникулы, и они торчат на улице дотемна. Рядом гавкает собака, в ушах стоит гул машин, под окном визжат девчонки. Все это мешает читать лекцию. Но, несмотря на то что дети, машины и собаки отвлекают его, Свамиджи хочет, чтобы дверь оставалась открытой. Если кто-нибудь закрывает ее, он спрашивает: «Зачем закрыли дверь? Ведь могут прийти люди». Он уверенно продолжает говорить, цитируя стихи на санскрите, завладевая вниманием аудитории и стараясь донести до нее свое послание, столь важное и безотлагательное. А неумолкающая какофония звуков грозит заглушить каждое его слово...
«Гав! Гав! Гав!»
«Иииииииииик! Яааааааа!» Крики девчонок действуют на нервы всему кварталу. Где-то неподалеку из окна раздается мужской голос: «Брысь отсюда! Пошли вон!»
Бхактиведанта Свами: «Попросите их не шуметь».
Рой (один из юношей в храме): «Сейчас он их прогонит».
Бхактиведанта Свами: «Да-да, эти дети мешают. Попросите их...»
Рой: «Сейчас. Сейчас этот тип прогонит их».
Бхактиведанта Свами: «Они шумят».
Рой: «Он их уже прогнал».
Мужчина прогнал детей, но они вернутся снова. Их нельзя прогнать с улицы — они здесь живут. И пес никогда не перестанет лаять. А кто остановит машины? От них никуда не деться. Прабхупада использует их в одном из своих примеров: когда машина, проезжая по Второй авеню, на какой-то момент попадает в поле нашего зрения, мы, разумеется, не думаем, что она не существовала до того, как мы ее увидели, или перестанет существовать, как только скроется из виду. Точно так же, когда Кришна, покидая нашу планету, уходит на другую, Он вовсе не перестает существовать, даже если кому-то кажется, что это так. На самом деле Он просто исчез из поля нашего зрения. Кришна и Его экспансии приходят и уходят, периодически воплощаясь на бесчисленных планетах в бесчисленных вселенных материального мира.
Пока Бхактиведанта Свами говорит, машины с ревом и гулом проносятся мимо. Дверь открыта, и он словно стоит на берегу реки из угарного газа, разогретого асфальта, шороха шин и нескончаемых волн дорожного движения. Он проделал долгий путь, приехав сюда с берегов Ямуны во Вриндаване, где на протяжении веков великие святые и мудрецы, собираясь вместе, проводили время в беседах о сознании Кришны. Но его слушатели живут здесь, в этих условиях, и потому он пришел сюда, на берег бурного потока машин, мчащихся по Второй авеню, чтобы во весь голос проповедовать им вечное учение Господа Кришны.
Он не устает повторять: чтобы вы ни сделали в сознании Кришны, пусть даже совсем немного, это принесет вам вечное благо. Только теперь, а не в студии доктора Мишры и не на Бауэри, он стал призывать своих слушателей целиком посвятить свою жизнь сознанию Кришны и стать преданными. Он убеждает их...
«Итак, не имеет значения, что человек делал раньше и какие грехи совершил. Сначала он может не быть совершенным, но, посвятив себя служению, он непременно очистится».
Внезапно в дверях появляется бродяга с Бауэри. Он насвистывает какую-то песенку и что-то выкрикивает пьяным голосом. Все слушатели в растерянности остаются сидеть на своих местах.
Пьяный: «Здорово! Подожди, я сейчас. Я принес тут одну штуку».
Бхактиведанта Свами: «Не мешайте. Садитесь. У нас серьезный разговор».
Пьяный: «Я принесу ее сюда. В церковь. О’кэй? Я сейчас».
У мужчины седые волосы, короткая борода с проседью и грязная одежда. От него разит перегаром на весь храм. Пошатываясь, он выходит и исчезает за дверью.
Бхактиведанта Свами усмехается и сразу возвращается к лекции.
...Но через пять минут старый бродяга появляется вновь, сообщая о своем приходе: «Здорово!» Он что-то несет. Он обходит сидящих и идет вглубь помещения, прямо туда, где сидит Свами, открывает дверь в уборную, кладет туда два рулона туалетной бумаги, закрывает дверь и идет к раковине, кладет на нее несколько бумажных полотенец, а под раковину — еще два рулона туалетной бумаги и еще несколько бумажных полотенец. Потом встает и поворачивается к Свами и ко всем собравшимся. Свами смотрит на него и спрашивает: «Как это понимать?» Бродяга молчит, он сделал свое дело. Свами смеется и благодарит гостя, который уже направляется к двери: «Спасибо. Большое спасибо». Бродяга выходит на улицу. «Вот видите, — Бхактиведанта Свами обращается теперь к своей аудитории. — Служить — это так естественно. Смотрите, этот человек немного не в себе, но он думает: „Здесь что-то происходит. Сделаю-ка я для них что-нибудь". Видите, это получается совершенно непроизвольно, потому что такова наша природа».
Молодые люди в аудитории переглядываются. Пожалуй, такого они еще не видели — сначала они пели под звон тарелочек, потом Свами, похожий на Будду, говорил о Кришне и пел молитвы, а теперь эта дурацкая история с пьяницей.
Но Свами остается невозмутимым, он совершенно спокоен, сидит себе на полу так, как будто ничего на свете не боится, и говорит о своей философии, о душе, о том, что все мы станем святыми, даже этот старый алкоголик — и тот станет святым!
Прошло около часа, собака по-прежнему лает, а дети как визжали, так и визжат. Свами отвечает на вопросы, после чего начинает новый киртан. И Нижний Ист-Сайд затихает вновь. Начинается пение — звенят бронзовые тарелочки, голос Бхактиведанты Свами выводит мелодию, а аудитория подпевает ему. Это продолжается еще полчаса.
Собравшиеся сидят перед Свами, один парень приносит ему яблоко, небольшую деревянную чашку и нож. Пока большинство из них прислушивается к своим ощущениям и старается оценить эффект пения, словно они попробовали какой-то новый наркотик, Свами режет яблоко пополам, потом на четыре части, потом на восемь, пока ломтиков не становится достаточно много. Он берет один себе и просит одного из ребят обнести всех остальных. Свами откидывает голову, изящным движением, не касаясь пальцами губ, отправляет ломтик яблока в рот и в задумчивости жует.
Вся его паства молча жует маленькие ломтики яблока. Они видят, как Свами встает, надевает туфли и выходит через боковую дверь.
* * *
«Мы назовем наше общество ИСККОН[2]— „Международное общество сознания Кришны"». Придумав эту аббревиатуру, Бхактиведанта Свами весело рассмеялся.
Он начал подготовку к юридической регистрации общества еще весной, когда жил на Бауэри. Но даже до того, как оформить его официально, он уже говорил о «Международном обществе сознания Кришны», упоминал о нем в письмах в Индию и в интервью для «Вилледж войс». Один из новых друзей Бхактиведанты Свами предложил название, которое, по его мнению, для жителей Запада звучало бы более привычно — «Международное общество сознания Бога», но «Бог» — понятие расплывчатое, а «Кришна» — это было и точно, и научно. С духовной точки зрения «сознание Бога» звучало слабее и не указывало непосредственно на личность. А если жители Запада не знают, что Кришна — Бог, то Международное общество сознания Кришны расскажет им об этом, прославляя Его «в каждом городе и каждой деревне».