ШАЛЬНОВ НИКОЛАЙ
ГОЛОДНЫЕ ИГРЫ
ОРЕНБУРГ, 2016
Дорогой подруге
Фаттаховой Динаре
В благодарность за моральное и эстетическое вдохновение
На долгую память от автора
С пожеланиями счастья, любви и терпения.
Октября, лето Господне 2016
СЮЖЕТ ТРИЛОГИИ С. КОЛЛИНЗ «ГОЛОДНЫЕ ИГРЫ»
Действие происходит в постапокалиптическом мире, где после неизвестной глобальной катастрофы на территории бывшей Северной Америки образовалось антиутопичное государство Панем (англ. Panem). Его столица Капитолий расположена в районе Скалистых гор, разделявших когда-то США и Канаду, а вокруг неё сосредоточены двенадцать (изначально тринадцать) округов — дистриктов, снабжающих столицу разнообразным сырьем. Весьма характерно описано классовое деление Панема: богатые жители Капитолия шикуют за счёт бедных, голодающих и угнетённых жителей дистриктов (притом чем выше дистрикт по номеру, тем он отдалённее от Капитолия и беднее). За 74 года до описываемых в романах событий, недовольные таким положением вещей, тринадцать Дистриктов восстали. Бунт был жестоко подавлен, двенадцать дистриктов перешли под полный контроль Капитолия, а 13-й дистрикт (поскольку там производилось ядерное оружие) — официально уничтожен. В память об этой войне (и в назидание другим дистриктам) Капитолий устраивает ежегодный развлекательный турнир — Голодные игры.
Правила игр просты: из каждого дистрикта посредством жеребьёвки (так называемая церемония Жатвы) выбираются двое молодых людей (юноша и девушка) в возрасте от 12 до 18 лет, которые в числе 24 участников (по двое от каждого дистрикта) становятся трибутами — игроками реалити-шоу на выживание. Мероприятие проводится на арене, где за каждым шагом трибутов следят многочисленные видеокамеры, а события транслируются по всей стране. В таких особенностях турнира просматривается схожесть с событиями романа Косюна Таками «Королевская битва ».
|
|
Каждая пара трибутов имеет двух наставников — менторов, которые во время игр собирают деньги и находят спонсоров, чтобы помочь своим участникам: высылая различные необходимые для выживания артефакты (вещи, лекарства, припасы). Поэтому очень важно привлечь к участникам внимание зрителей, для чего всем трибутам выделяется команда различных визажистов, стилистов и парикмахеров.
Чтобы стать трибутом Голодных игр, необходимо, чтобы билет с твоим именем вытянули из числа всех остальных. Что примечательно, количество билетов каждого потенциального трибута зависит от его возраста, чем старше участник, тем больше билетов с его именем участвуют в жеребьёвке. Также в бедных дистриктах существует акция, согласно которой за дополнительные билеты можно получить годовой продовольственный паёк для всей семьи. Кроме этого, любой желающий может вызваться добровольцем на игры, жеребьёвка в таком случае не проводится. В случае, если вызвалось несколько добровольцев, отбор проводится между ними. В некоторых богатых дистриктах практически всегда вызываются добровольцы на игры.
Главная героиня, 16-летняя Китнисс Эвердин, становится добровольной участницей игр (жребий падает на её младшую сестру, поэтому Китнисс вызывается вместо неё). Вместе со вторым участником из своего Дистрикта-12, Питом Мелларком, Китнисс вступает в борьбу за жизнь. Сыграв на том, что они безумно влюблены друг в друга, Китнисс добивается того, что организаторы игр вынуждены изменить условия для победы: если раньше победителем мог стать только один трибут, то теперь, если последние двое оставшихся в живых участника принадлежат одному дистрикту, то победителями объявляются оба. Китнисс даже пригрозила двойным самоубийством (или выживают оба, или никто), и Капитолий, в лице главного распорядителя игр, вынужден смириться с такой выходкой, нарушающей сложившиеся за 75 лет правила игр. Угнетённые жители дистриктов, воодушевленные тем, что девушке своими силами удалось переиграть правительство, получают надежду. В стране зреет недовольство.
|
|
На фоне всего этого присутствует также и любовная интрига. Друг детства Китнисс, Гейл Хоторн, с которым она убегала в лес (притом, что выход за территорию дистрикта строжайше запрещён), явно в неё влюблён. А сама она, вынужденная изображать влюблённую в Пита перед телекамерами и пытающаяся восстановить дружеские отношения с Гейлом, не может разобраться в своих чувствах (в связи с этим нередко сравнение с сюжетной линией серии романов Стефани Майер «Сумерки», где героиня Белла Свон также заключена в любовный треугольник, однако, как замечают критики, у Китнисс, в отличие от Беллы, на первом месте стоят не отношения с молодыми людьми, а вопросы выживания и забота о близких ей людях)[32].
Президент Сноу, отлично осведомлённый обо всем, что связано с Китнисс, угрожает ей расправой над Гейлом и родными, отчего Китнисс и Пит снова становятся участниками Голодных игр, а именно Квартальной бойни, проводимой каждые 25 лет. Именно на таких играх стал победителем ментор Китнисс — Хеймитч Эбернети, единственный на тот момент живой победитель Дистрикта-12. На этот раз участниками Квартальной бойни становятся победители всех прошлых игр. Но и на этот раз Игры заканчиваются не так, как планировал Сноу. С Арены Китнисс и нескольких трибутов (Финника Одейра и Бити) вытаскивают повстанцы. От Гейла, примкнувшего к мятежникам из Дистрикта-13, Китнисс узнает, что Дистрикт-12 уничтожен.
|
|
В заключительном романе трилогии Китнисс и Гейл участвуют в восстании, вновь поднятом Дистриктом-13, где собрались беженцы из других округов. Во время акции, организованной с целью убийства президента Сноу, многие из участников восстания погибают, в том числе и младшая сестра Китнисс, Примроуз. Когда новоявленный президент Койн решает устроить Голодные игры с участием молодёжи Капитолия, Китнисс убивает Койн и попадает под суд. В результате она возвращается в Дистрикт-12, где единственным неразрушенным объектом является Деревня победителей. Вскоре в деревню приезжает Пит.
Главные персонажи
- Китнисс Эвердин (англ. Katniss Everdeen, имя происходит от названия растения стрелолист) — главная героиня трилогии, девушка трибут Дистрикта-12, от лица которой и ведётся повествование. Она живёт со своей младшей сестрой Примроуз (англ. Primrose) и матерью. После того как её отец умирает в результате взрыва в шахте, она охотится и занимается собирательством вопреки законам Капитолия, чтобы обеспечить семью.
- Пит Мелларк (англ. Peeta Mellark) — сын пекаря, юноша трибут Дистрикта-12, одноклассник Китнисс. С пяти лет Пит тайно влюблён в Китнисс (несмотря на то, что Пит и Китнисс учились в одном классе, они не дружили и практически не общались, так как Пит принадлежал к семьям состоятельных торговцев, а Китнисс — к жителям Шлака, самого бедного района Дистрикта-12). Узнав об этом факте, ментор решает сыграть на их влюблённости, вызвав симпатии публики и спонсоров.
- Гейл Хоторн (англ. Gale Hawthorne) — восемнадцатилетний парень из родного дистрикта Китнисс, её лучший друг, с которым они вместе охотились, собирали съедобные растения. Имея схожие характеры, Гейл и Китнисс договорились всегда заботиться о семьях друг друга. Гейл давно влюблен в Китнисс, он даже предлагал ей сбежать из дистрикта, чтобы избежать жеребьёвки.
- Хеймитч Эбернети (англ. Haymitch Abernathy) — единственный живой из жителей Дистрикта-12, кто когда-либо побеждал в Голодных играх до событий, описанных в трилогии. Страдает алкоголизмом. В виду своего давешнего чемпионства (Хеймитч выиграл предыдущие Квартальные Игры в возрасте 16 лет, использовав силовое поле вокруг арены, чтобы обхитрить своего противника), Эбернети становится ментором Китнисс и Пита.
- Примроуз (Прим) Эвердин (англ. Primrose (Prim) Everdeen) — младшая сестра Китнисс. Вместе с матерью лечит людей, учится врачеванию, имея к этом большие способности. Очень нежна и ласковая, как цветок примула. Очень любит своего кота Лютика, который никого не признает, кроме неё, а Китнисс ненавидит (она хотела его утопить ещё котенком). Была выбрана трибутом на 74-е Игры, прежде чем сестра заняла её место, вызвавшись добровольцем.
- Президент Сноу (англ. President Snow) — тиран и деспот. Видя, что Китнисс становится символом восстания, принимает меры (запугивание, угрозы, убийства), дабы сохранить власть Капитолия (и свою, соответственно) над дистриктами.
- Альма Коин (англ. Alma Coin) — лидер повстанцев из Дистрикта 13, население которого переселилось под землю.
ДВЕНАДЦАТЫЙ ДИСТРИКТ
На руинах встречусь старых
Я с тобой, присядь у стен:
Гаснет свет закатов алых,
Гаснет окнами Панем.
Мы забыли, как блистают
Звёзды в дальних небесах,
Как закаты обещают
Новый день и новый страх,
Как порой дожди смывают
Кровь с утоптанных дорог,
Будто радость предвещают
После стольких лет тревог.
Мы забыли, как порою
Величавый блеск зари
Освещает мир, стеною
Окружённый: посмотри
В небеса, что ранят часто
Светом измождённый дух.
Трудно говорить бесстрастно,
Ты скажи, и я пойму.
Было ль время, что дарило
Нам дни смеха и тепла?
Мнится мне, что стало мирно
На недолгие года…
Что-то будет… Бойня снова
Наш разрушит хрупкий сон,
Дни печали, что сурово
Увенчали нам чело
Цветом смерти, припадают
К ранам нашим, как вампир...
Спит Панем, не испугает
Он не изменивших мир.
ПИТ МЕЛЛАРК
Так нечасто звёзд свеченье
В чистоте ночного сна.
Чёрствый хлеб и чай с печеньем -
Чаю, вечность чтит меня.
Чувствуй времени теченье:
Час молчанья утончён,
Челн плывёт без назначенья,
Лик твой чисто очерчён,
Отличённый от венчанья
Личиной различных дней
Величавою вуалью,
Частой сменою свечей.
Чёрным чувством расставанья,
Чередой печальных снов
Разлучён наш изначальный
Дух с предвечным естеством.
В чудном мареве беззвучном
Чертит чёрточку болид.
Я с тобою неотлучно,
Только Червь так чутко спит,
Что честнее стража чувство
Только честь лишь сторожит.
Всё к чертям послать бы: грустно,
Волчьим воем выть бы... Мчит
Ветром песни часового -
Как смычком по нервам. Чар
Этих песен чернозвонных
Не смолчит сердечный жар.
Млечный Путь венчает небо,
Чувству трудно отличить
Чистый звон любви от бреда
Страха с мрачной жаждой жить.
MORTURI TE SALUTANT*
Видишь то, что нам мерцало
В череде ушедших лет?
Ты, быть может, раньше знала
То, что я увижу свет,
Хоть и он - заката рана,
Угасающий привет.
Песня Сойки обещала
Радость там, где света нет.
Там, где мрамором вознёсся
Капитолий над землёй,
Червоточиной разросся
Чёрных зол побег густой.
Ясно сказано, что можно
Переплавить страх немой
В то, что исцеленьем должно
Пасть росой на мир земной.
Солнце тонет в грязной луже,
Мнится: гаснет сердца пыл.
Во дворцах бывает хуже -
Состраданья дух остыл
Вместе с днём ушедшим: пламя
Освещает мёртвый бал,
Только где-то ткётся знамя
И пылает гнева жар.
Брошу в лица на трибунах
Я привет прощальный свой:
"Не на смерть иду, паскуды,
Вы - на смерть, а я - на бой".
___________________________
*«Идущие на смерть приветствуют тебя» (лат.)
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПИТА
Глядит во тьму разбитый околоток,
Оскал луны, светящий серебром...
Мне кажется, что были мы до срока
С тобой за пазухой у Бога своего.
Теперь с другим – иль с Молохом, иль с Керой,
Иль с Морриган мы ищем своего…
Мне кажется, что в нашем мире с верой
Исчезнут боги все до одного.
Мы ищем смерть и прокляли надежду,
И за громадой города горит
Кровавый лик светила – как прилежно
Оно листву на водах сторожит!
Застыл увядший лист на перепутье
Течений. Мы похожи на него,
Но нам – на дно, на дно озёрной мути,
И нам доплыть к закату не дано.
Исписаны проклятиями стены,
Одно – «Зачем?» - мозолит мне глаза.
Зачем, действительно? Ты вспомни про Елену,
И про всё то, что Трое столько зла
Нежданно причинило. И вопросы
Так множились, когда Пергам горел…
Давно так было это… Если спросят,
Откуда знаю я про грека, что напел
Мотив про град Приама, не отвечу:
Забыто то, откуда мы пришли.
Зачем я зажигаю эти свечи,
Когда в душе погасли все огни?..
ПРИЗНАНИЕ
Часто, Китнисс, так бывает,
Что, когда вперёд идти
Трудно, нам пинча подарят
Те, кто рвутся позади
В бой озлобленных трибутов,
Слава, смерть – не всё ль равно?
Вечной ночью будет утро,
То, что вряд ли бы взошло.
Я любил тебя? Поверить
Остаётся лишь тебе,
Это чувство сложно мерить
Словом этих сволочей.
Развернём на поле брани
Страсть – как будто напоказ.
Кто ж узнает, как на грани
Чувство расцветает в нас?
Эта страсть сильнее смерти,
Глубже моря, ярче звёзд,
И нежней всего на свете,
И свежее майских гроз.
И могло ль такое статься,
Что узнала б тайну ты
Парня дистрикта двенадцать,
Если б не было войны?..
ДВА ЧАСА ДО РАССВЕТА
Дальний шум Панема слышен
В тишине ночного сна.
Ясен путь во тьму. Ты дышишь
Так, что хочется утра
Поскорей дождаться: лишний
В этой песне только я,
Может, ты меня запишешь
В свои лучшие друзья?
Давит тишь на перепонки,
Жаль, что глуше только смерть,
Жаль, что нам нельзя, девчонка,
Взять и просто умереть.
Слышен гул столицы мира,
Мыслей ход нарушит тишь.
Только мысль может сирых
Обогреть. Мы жаждем лишь
То, что, может быть, обрушит
Гром оваций новым днём
На трибутов, и закружит
Нас – на время хоть – вдвоём.
Ты прислушайся к затишью
Перед битвой насмерть: жить
Нам недолго. Ты услышишь
Звёзд послание в тиши.
Полумрак напишет строки
На шершавых сколах плит
О любви, которой сроки –
Час предутренней зари.
ПОДРУГА СМЕРТИ
Разве смерть – не подруга любви?
Это я говорю кроме шуток.
Не смотри, что уже двое суток
Мы не спим. Не молчи, говори:
Что ты прячешь во взгляде холодном?
Может, тайну лесов и полей
И озёр, молчаливо-бездонных,
И отсветы закатных огней?
Мы сгодились. Прикольно быть годным
Хоть для зрелищ. Как хлеб, алчет нас
Капитолий. И на смерть сейчас
Я иду. Я хотя б не голодный.
Вряд ли я добреду до победы.
Но не светит так ярко, как светят
Глаз победные факелы эти,
Ничего на земле. Рад я в небе,
Что мерцает в рассветной крови,
Лик твой, милый для памяти, видеть,
И триумф наш печальный провидеть.
Разве смерть – не подруга любви?
СИЛА ЧУВСТВ
Пойти за тобой до конца, не спросив
У сердца, живёт ли оно иль остыло...
Так просто оставить, что ранее было,
Так просто добавить, что я ещё жив.
Молитвой рассеять рассветные тени,
Развеять подкравшийся страх по ветрам –
О, всё что угодно, лишь выиграть бы нам
Не битву – минуту прощанья… Видений
Так много пред взором уставшим прошло…
Их не было вовсе в часы перед битвой,
Когда сон смежил нам глаза… Точно бритвой
Отчерчено прошлое наше от снов
Последних признаний… Их много ли надо,
Чтоб нам умереть, зная то, что любим
Один из нас был, или оба любимы?..
Хоть так утолим пред смертью мы жажду.
Но смерть так слаба… Чуть любви смерть слабее,
Надежда сильнее на то, что вдвоём
Мы счастливы будем на свете ином,
Где звёзды другие и чувства сильнее.
НОЧЬ НАД КАПИТОЛИЕМ
Где-то гаснет Капитолий
Сонмом блекнущих огней,
Где-то на далёкой воле
Волны ржи во мгле степей
Мчат свой бег под лун мерцанье,
Где-то смерть поёт о нас,
Где-то в радость созерцанье,
Где-то невозбранно глаз
Ищет звёзд сиянье, в радость
Нам пылающих с небес.
К сожалению, мира старость
Не застать нам. Дышит лес
Издали привольем диким.
Взять бы просто и упасть
В кущи дикой земляники
И из памяти пропасть
Тех, чей новый день запишет
Нас в заклятые враги,
Кто-то будет третьим лишним,
Память только береги
О последних днях в столице,
Тех, что стали для меня
В бесконечной веренице –
Откровением огня.
Вот последний догорает
Над столицей свет в ночи,
Наши щёки так пылают,
Наши руки горячи...
Я зажгу гореньем взгляда
Одинокую свечу.
Я с тобой, и мне не надо
Ничего. Я лишь молчу.
НА АРЕНЕ
Вяло и хмуро тянется день над Ареной,
Небо под тяжестью туч провисает унылым шатром.
Видишь: ручей убегает с кровавою пеной
Мёртвых трибутов… Теперь им не всё ли равно,
Кто победит? А об этом тревожился каждый
Пару часов, отшумевших над нами вот-вот.
Ты отдохни, ну а я пока встану на стражу
Жизней, которых не ценит, быть может, никто.
Странно подвижной мишенью быть в игрищах этих,
Цель может быть и нигде, и везде: ухвати
Сердцем биенье сердец, что, быть может, на свете
Бились поменьше, чем мы; но не можем, увы, их спасти.
В чаще таятся опасности, дышат отравой
Воды озёр, и напоен тревогою мрак.
Где вся отвага, где радость последняя, слабой
Искрой надежды светящая?.. Даже слабак
Веру имеет, и сильный боится себя же:
Силою трудно владеть, как любовью, что светит во мне
Ярче всего, ярче света небесного даже.
Китнисс!.. При этой последней, быть может, луне
Я говорю: может быть, мы погибнем, друг друга
Н`асквозь пронзив, как в потерянном Риме – рабы,
Но лучше смерть, чем я буду, проклятый, поруган,
Смерти предав тебя первым, а чувство – веленью судьбы.
ПЛАМЯ ГЛАЗ
"Нам вроде бы проще стоять пред толпою
Вдвоём и Панему нести ерунду,
Как будто мы связаны этой любовью,
Которую я до конца не пойму", -
Так думаешь ты. Но в глазах у народа
Навеки сиянье останется глаз
Твоих: ты сказала столичному сброду
Что трепет сердец навсегда не угас
Всех тех, кто погиб. Этот свет непостижный,
Хотя он едва лишь мерцает: огни
Лампад так колеблются в память о ближнем,
Но время придёт – будут солнцу сродни.
Пылает огонь Пересмешницы. Знаю,
Что, может, не веришь ты в правду тех слов,
Которые я говорю, озирая
Толпу, чей укор для нас нем и суров.
Но мир неизменен, и наша природа
Печальна, слаба. Только два огонька
В которых слились лёд с алмазом, как воды
Из Леты, целят и мерцают слегка.
НОЧЬ ПЕРЕД БИТВОЙ
Так нежна заката поступь…
Сядь со мною у окна.
Что сидеть вот так вот - просто,
Я не думал никогда.
Как же это всё же странно -
Смерти ждать и не робеть,
Я не думаю, что рано
Просто взять и умереть,
Раз уж выпал этот жребий.
Смерти нам не миновать.
Вот лежит на полке гребень –
Расчешись, ложись в кровать…
Так спокойно ночью этой
Свет мерцает в небесах
Точно радостным приветом
Звёзды рады встретить крах
Наших первых размышлений
О грядущем… Странно так
Знать, что эта ночь – как терний
Из забытой книги – мрак
Покрывает эти страсти
Искупленья на кресте.
Это было так напрасно,
Это было ль?.. В темноте
Слышу я твоё дыханье,
Вижу отблеск ясных глаз,
Свеч угасло трепетанье –
Так надежда стынет в нас.
Что ж, быть может, встретить жребий,
Что отмерила судьба,
Будет проще, если время
До последнего утра
Мы убьём, играя в нарды
Или будем пить вино,
Подыграем этим гадам,
Будем с ними заодно…
Всё равно… Присядь со мною,
И взгляни на небеса:
Окружённая стеною
Смерти, слушай голоса
Птиц последних – ночи рады
Все они, так будь же ты
Рада с ними: нет отрады
Лучше сумрачной поры.
ТРИБУТУ
Догорает город дальний
Блеском призрачных огней.
Ты со мною, друг мой давний,
Бродишь кромкою степей.
То, что было, миновало,
То прекрасное, как сон,
Что навеки милым стало –
В мыслях только… Суждено
Нынче нам в воспоминаньях
О начале наших дней
У истоков нежно-ранних
Слушать шум земных морей,
Что в безумии стихии
Страх с восторгом пополам
Души нам с тобой поили
Тем, что будет. Тем мечтам
Счёту не было, и сбыться
Многим им не суждено…
Как хотелось бы забыться
Снова мне у кромки волн!..
Ты прекрасней год от года,
Не угас надежды пыл:
На челе твоём суровом
Вместе с мудростью застыл
Знаком, точно стигма… Вправе ль
Грустью я тебя грузить?
Мы с тобою замолчали –
Да и нужно ль говорить,
Когда Вечность в час молчанья
Напитала нас собой?
В этот миг очарованья
С опадающей листвой
На греховный мир, казалось,
Спали звёздные огни.
Помолчи ещё с минутку,
Помолчи, не говори!..
В этот миг, как те трибуты,
Мы идём встречать судьбу.
Завтра снова будет утро,
Завтра снова бой и труд.
Был бы рад я быть убитым,
Зная, что ты будешь жить,
Только Смерть моим молитвам
Вряд ли внемлет… Нам испить
Чашу всю дано Всевышним
До победного конца.
Кто-то будет третьим лишним…
Вот бутылочка винца.
Ты не хмурь свои так брови:
Лучше нам себя взбодрить.
Выпей: завтра много крови
Надо будет нам пролить.
ГОЛОС МОРЯ
Бывает, вся природа торжествует,
Забыв всегдашний светлый свой покой,
Когда вдруг арфой, флейтой иль трубой
Лик моря бурный ураган волнует.
И города огни так далеко горят,
Что можно и забыть о жизни нашей
В её суетной скуке, и шумящий
Прибой нам дарит песнь, и пенный ряд,
Как облаков барашки, вдаль устало
Уносит сны во тьму, и будто нет
Ни Жатвы, ни Арены… И привет
С лучом последним шлет закат нам алый.
ЗАКАТНЫЕ ОГНИ
Я люблю часы заката:
В нём как будто видно то,
Что оставлено когда-то
Нами в прошлом… Всё одно –
То, что было, то, что будет,
Нет страданиям числа,
То лишь только не забудем,
Что когда-то нам судьба
Подарила в дни печали –
Грусть делить напополам,
И стихи, что написали
Мы с тобою в те года,
Когда мир ещё так не был
Злом безмерным изнурён:
Та бумага пожелтела,
На которой мы вдвоём
Упражнялись в красноречье,
Рисовали завитки…
Помнишь, жгли с тобою свечи
И плели с тобой венки?..
Было всё… В игре заката
Можно нам на миг узреть
То, что станет нам отрадой…
От тоски не умереть
Не дают воспоминанья
О невинных прежних днях,
В них, как праотец из рая,
Зла с добром не знали… Я
Зарываюсь в сено, к звёздам
Обратив усталый взгляд:
Вдалеке трепещут грозы,
Окна города горят.
Так безмолвно, так печально –
Тишь нашла на землю… Вдруг
Стало страшно в час молчанья,
Стало страшно, милый друг.
Сердцу больно знать, что будет
В этом худшем из миров…
Снова нам вернуться к людям
Надо из волшебных снов…
Их печали – наши беды,
Кратких радостей забыт
День с надеждой на победу
Над режимом – мглой покрыт
Мир, стенающий с зарёю
Новых дней... Беги, мой друг,
Встреть его с своей судьбою…
Посмотри сейчас вокруг:
Ночь и мрак, и свет небесный,
Влажность, холод, тишина…
Говор леса так прелестен,
И прекрасна так луна!
Завтра вновь с тобою встретим
Мы закатные огни…
Мы побеждены, но светел
Дух, и бунт у нас в крови.
ЗАВЕРШЕНИЕ
Мы завершаем цикл прежних дней,
Любовь и смерть, борьба и состраданье –
Всё то, что порождается желаньем
Жить на Арене среди гор, степей
Просторов и чащоб… Всё то, что мы
Любили, мы оставили… И, может,
Воспоминание, что душу ещё гложет,
В крови утонет в новый день борьбы.
Как нам остыть, как нам, не зная жара,
Сказать, что сердце лёд сковал? И вот –
Опять встречать нас вышел наш народ...
На смерть на радость вам идти мы рады.
И рады позабыть про то, что мы
Ещё храним тепло в воспоминаньях –
Тепло печали нашей матери, признанья
Возлюбленных… И первый день войны
Встречаем мы ещё с какой-то болью,
Как будто жаль ещё нам то, что было, но
Нам встретить смерть, конечно, суждено,
Иль смыть позор победы чуждой кровью.
Ведь то, что будем видеть мы во снах
О тех, кого оставили на поле,
Не даст забыть о грустной нашей доле –
Нести с собою ненависть и страх
До цикла нового, до новых дней войны.
Обычай старый отменить не вправе,
Мы вновь бредём, как будто бы в тумане,
Среди проклятой этой серой тьмы,
В которой ищем мы возможности оставить
Не только кровь, но слёзы на пути,
И сострадание, что будет нам светить
И в циклах новых миром будет править.
ВОСПОМИНАНИЕ
Я помню то чувство, с которым на смерть провожал вас,
Детей той страны, что мне будущим виделась мира.
Я помню и грусть, и предчувствий печальных усталость,
И Смерти виденье, что примет в объятия сирых,
Уставших трибутов с Арены, забрызганной кровью…
О, как не свихнуться тому, кто остался в живых,
Прошедшему ад, а потом его проходящему вновь
В кошмаре и снов, и жутких видений своих?
Я помню ту музыку, что мне отзвучала в последний
Вечерний час, алый, кровавый, как бойня сама.
Казалось мне странной и страшною песня вселенной,
Но гимном прощальным она для вас лучшим была.
Я помню любовь, что вдруг вспыхнула ярким сполохом
На диких полях, где смерть пожинала свою
Безумную жатву, и хрип, и предсмертные вздохи
Ей вторили странно, ужасно, но всё же - «люблю» -
Одно это слово с старухи, врага человека,
Что рок отвела от любимых трибутов моих,
Спесь сбила, и летопись этого мрачного века
Иной стала песнею, новую грусть породив.
Как странно, быть может, любить и, не зная пощады,
Вершить самосуд над такими же точно, как вы,
Как странно прощаться навек, встретив друга, и раны
Пытаться его залечить, выбирая из палой листвы
Целебные травы… Целебнее их быть ли может
Вся вера в другой, новый, светлый и радостный мир,
Который так выстрадан вами был с кровью? И гложет
Меня только грусть обо всём, что оставлено: вир
Достаточно выплатил каждый из вас, предавая
Себя на закланье, и часто под вечер, в тиши
Я с странной тоской вспоминаю про ваше свиданье:
Лишь ты, Пит, подруга твоя, и вокруг – ни души.
СЕРДЦЕ ПИТА
В руках моих верный стальной топор,
Но можно ль верным его назвать
На сцене, там, где кровавый спор
Верней всего научает лгать?
Со мною память о той, чей час
Посмертный, может, уже пробил:
Я слышал выстрел уже не раз,
И с каждым выстрелом меньше сил:
Чем дальше в лес, тем страшнее жить,
И смерть уже не страшна, поверь,
Когда нигде не найдёшь испить
Воды, как загнанный дикий зверь.
Тебя толкает вперёд судьба,
И что-то в разуме чутко бдит -
Надежда есть: вдруг она жива,
Надежда есть: может, победит.
И я не спешу отыскать в ночи
Кого-нибудь, чтобы его убить:
Молю: молчи, враг иль друг, молчи,
Здесь некого радовать, как и злить.
Последний раз видел я её:
В борьбе поник её первый цвет,
С собою она забрала моё
Последнее то, что живёт во мне.
ТЫНЕ ПРОСТИШЬ
Ты поймёшь и не простишь
Меня в последний час заката,
Ты не простишь меня, и тишь
Одна душе моей отрада.
За то, что я в игре с тобой,
За то, что враг я поневоле,
За то, что вместе на убой
Мы шли – такая наша доля…
Ты не простишь меня, увы,
За то, что в мире есть молчанье,
За смех раскрашенной толпы
И за фиктивное венчанье.
Ты не простишь меня, хоть плачь,
За то, что предал поневоле,
За пепел вечных неудач,
За то, что я с тобой на воле.
Ты не простишь меня, ведь знать
О том, что где-то есть отрада,
Невыносимо, и мне стать
Не суждено твоей наградой.
Ты не простишь меня: к чему
Прощать в последний миг – прощенье
Не к месту… Только почему
Вершится то, чему свершенье
Уже загадано тобой?..
Ты не простила, только плачешь…
Быть может, в мыслях нам домой
Пора вернуться: может, станешь
Ты той, кого во снах молил
Простить за всё, что будет с нами.
Просил задолго, как испил
Я чашу бойни той кровавой...
Простил тебя давно, венец
Приняв того, кого любила
Ты с сердцем тяжким как свинец,
Что ты с собой, как крест, носила.
АКРОСТИХ
П екарь добрый когда-то, затем – трибут,
И боец за правду, добро и честь,
Т ихий парень, и скромный, и верный друг –
М ожет быть, таким быть хотел я… Есть
Е жедневный бой за любовь свою,
Л юбишь – значит биться умей вдвойне,
Л юбишь – значит бейся, и бой вничью -
А дский бой - не может закончить дней
Р ядовых бойцов, что судьбу теперь
К ак и Пит, встретят с сердцем открытым, верь.
АКРОСТИХ 2
П ечаль легла на сердце вдруг,
И песня духа полуночи,
Т акой прекрасной, что жесточе
М елодий нет на скрипке, друг,
Е два рассеет грусть и страхи,
Л юбить научит все мечты.
Л юби, покуда нам до плахи
А рены добрести. Цветы
Р аскрыли венчики до срока,
К ак поминальные вьюнки...
/
К расиво сплетены венки
И з цвета их... В предвестье рока
Т равой пахучей украшали
Н аш дом в честь нас, детей печали,
И слёзы собирали в чашу
С вином разбавив. Как, скажи,
С крестились наши две межи -
Э ти пути, что за ночь старше
В друг сделали обоих нас?
Е жеминутно смерти снова -
Р аз смерть грозит, - мы ждём сурово.
Д ень есть и ночь, и пламень глаз,
И тень ещё надежды в нас
Н а то, что дух наш не угас.