Мне было невероятно тяжело осознать, что всю эту ситуацию папа воспринимает так же, как и Гэррет. Я старался не оставаться с отцом наедине. Но в пять часов вечера в пятницу в одном я с ним все же согласился — нужно было организовать барбекю. Все-таки барбекю как-то попроще. А теперь мама носилась по всему дому, раздавая нам с папой приказы таким тоном, будто на ужин придет президент.
Мы постелили на стол самую красивую скатерть и поставили пять дополнительных стульев. И, конечно же, все сделали неправильно, пришлось маме переставить их местами. По-моему, ничего особенно и не изменилось.
Мама поставила на стол подсвечники и сказала:
— Рик, расставь посуду. Потом можешь переодеться. Брайс? А ты что наденешь?
— Мама, это Бейкеры. Ты хочешь, чтобы они почувствовали себя нищими?
— Мы с Триной решили, что все должны быть в вечерних нарядах.
— Но зачем?
Папа положил руку мне на плечо и пояснил:
— Чтобы мы все чувствовали себя одинаково глупо, сынок.
Я взглянул на маму и поинтересовался:
— Мне придется нацепить галстук?
— Нет, но рубашка вместо футболки была бы очень кстати.
Я поднялся к себе в комнату и перерыл весь шкаф в поисках самой красивой рубашки. Я никак не мог выбрать и уже собрался было объявить маминому дресс-коду бойкот, но вместо этого начал по очереди примерять каждую.
Двадцать минут спустя я все еще был не одет и здорово злился на себя. Почему меня так волнует, как я буду выглядеть на этом дурацком ужине? Что я девчонка?
Занавески были задвинуты неплотно, и я увидел их. Вот они вышли из дома, спустились с крыльца, перешли улицу. Мне казалось, что все происходит во сне: Бейкеры словно плыли к нашему дому. Впятером.
Я схватил первую попавшуюся рубашку и быстро застегнул пуговицы.
Через две секунды раздался звонок в дверь и мама крикнула:
— Откроешь, Брайс?
К счастью, меня опередил дедушка. Он принял Бейкеров так, словно они были его близкими родственниками, и он, кажется, даже отличал Мэтта от Майка. На одном была бордовая рубашка, на другом — зеленая, так что запомнить их в общем-то было не сложно, но когда они подскочили ко мне с криками: «Привет, малыш! Как жизнь?» я жутко разозлился и снова их перепутал.
Из кухни показалась мама.
— Проходите, проходите. Так хорошо, что вы все пришли. — Она крикнула: — Лин-ет-та! Рик! У нас гости! — но замолчала, увидев Джули и миссис Бейкер. — Что это? — спросила она. — Домашние пироги?
Миссис Бейкер ответила:
— Сырный торт с черникой и ореховый пирог.
— Какие аппетитные! Просто восхитительно! — Мама явно переигрывала, словно неопытная актриса на сцене.
Когда спустилась Линетта, Мэтт и Майк хором воскликнули:
— Привет, Лин. Классно выглядишь!
Черная юбка, черные ногти, черные глаза — для концерта какой-нибудь готической группы она, конечно, выглядела классно.
Они втроем скрылись в комнате Линетты, а когда я обернулся, дедушка уже уводил миссис Бейкер в гостиную. Мы с Джули остались в коридоре одни. Одни!
Джули не смотрела на меня. Казалось, она смотрела на все, кроме меня. Я стоял рядом с ней, в дурацкой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и чувствовал себя полным идиотом. Я не мог найти нужных слов, и так переживал из-за этого, что мое сердце готово было вырваться из груди.
И, как нарочно, сейчас Джули была опять очень похожа на фотографию в газете — какая-то вся необыкновенная. И вовсе не из-за одежды — обычное платье, обычные туфли, разве что волосы слегка начёсаны. Просто у нее был тот же взгляд — она смотрела мимо меня; гордая посадка головы, подбородок приподнят, глаза сияют.
Мы, наверное, простояли так всего секунд пять, но они показались мне вечностью. Наконец я выдавил:
— Привет, Джули.
Она взглянула на меня, и я все понял — она злилась.
Джули прошептала:
— Я слышала, как в библиотеке вы с Гэрретом смеялись над моим дядей, и я не хочу больше разговаривать с тобой! Понял меня? Никогда!
Я лихорадочно соображал. Где она была? Я же тогда внимательно осмотрелся. Может, она не слышала, а ей кто-то пересказал наш разговор?
Я попытался объяснить, что это все Гэррет. Но Джули не стала слушать, повернулась и пошла в гостиную к отцу.
И вот я остался один. Надо было ударить Гэррета тогда в библиотеке, чтобы Джули не причисляла меня к придуркам, смеющимся над умственно отсталыми. Мои размышления прервал папа.
— Ну, как вечеринка, сынок?
Слова дьявола. Мне хотелось сбросить его руку с плеча.
Он заглянул в гостиную и добавил:
— А папаша сегодня выглядит вполне прилично, да?
Я повел плечом и все-таки сбросил его руку.
— Мистера Бейкера зовут Роберт, папа.
— Да, я знаю. — Он потер руками и добавил: — Пожалуй, пойду поздороваюсь. А ты идешь?
— Не-а. Маме, наверное, нужна помощь.
Но на кухню я не пошел. Я стоял и смотрел, как мистер Бейкер пожал руку моему отцу. Они разговаривали о чем-то, смеялись. Рядом с мистером Бейкером отец казался таким маленьким. Даже лицо как будто сморщилось.
Когда я был маленьким, я был уверен, что папа знает абсолютно все, и на всем белом свете ни один мужчина не сравнится с ним. Но сейчас, глядя на своего отца, я осознал, что мистер Бейкер может раздавить его, как таракана.
Отец вел себя отвратительно. Когда он непринужденно шутил с мистером Бейкером, я понимал, что все это — наигранно. Он лгал всем: мистеру Бейкеру, Джули, дедушке. Почему он не может вести себя естественно? Нормально? Зачем устраивает это представление? Вовсе не из-за того, что не хочет ссориться с матерью. Противно!
Многие бы сейчас сказали, что мое отношение к отцу кардинально изменилось. Не раз я слышал подобное от других. Но никогда бы не подумал, что это может случиться со мной.
Мама объявила, что закуски готовы, и собиралась добавить еще что-то, но увидела меня, одиноко стоящего в коридоре.
— Брайс, а куда подевались твоя сестра и мальчики?
Я пожал плечами:
— Наверное, они в ее комнате.
— Позови их, хорошо? А потом попробуй креветки.
— Конечно, — ответил я.
Дверь Линетты была закрыта. Обычно я стучал и говорил что-то вроде: «Тебя мама зовет» или «Ужин!», но в эту минуту моей рукой словно овладел дьявол, я повернул ручку и вошел.
Думаете, Линетта испугалась, бросила в меня чем-то или попросила убраться? Нет. Она не обратила на меня внимания. Она прижимала к ушам наушники, и все ее тело дергалось в такт музыке.
Мэтт-или-Майк прошептал:
— Уже почти все. Мы сейчас спустимся.
Это прозвучало так, словно у меня не было другой причины появиться здесь, кроме как позвать их к столу. Я почувствовал себя лишним. Эти парни никогда не воспринимали меня всерьез. Для них я был просто младшим братиком Линетты.
Ничего нового, но это причинило мне боль. Словно я вдруг стал никому не нужен. Ни в школе, ни дома... и каждый раз, когда я оборачивался, кто-то еще, кого я знаю целую вечность, становился для меня чужаком. Даже я сам стал чужим для себя.
Наблюдение за тем, как вся компания в гостиной поедает фаршированные креветки и бог знает что еще, не улучшило моего настроения. Мама вела себя как предводительница роя жутко деловых пчел. Она была везде: бегала из кухни в гостиную, подливала напитки, подавала салфетки, диктовала рецепты, только ничего не ела.
Зато братья Бейкеры очень увлеклись чипсами. Я даже боялся, что они так расслабятся, что водрузят ноги на журнальный стол.
Джули, ее отец и мой дедушка стояли рядом и о чем-то увлеченно говорили, а папа болтал с миссис Бейкер и выглядел при этом так же глупо, как я себя чувствовал, сидя в полном одиночестве.
Мама подошла ко мне и спросила:
— Милый, с тобой все в порядке?
— Ага, — ответил я, но она все равно подтолкнула меня к дедушке.
Я постарался влиться в компанию, но толку от этого не было. Никто не сказал мне ни слова. Они просто продолжали говорить о вечном движении.
Вечном движении.
Я понятия не имел, что такое вечное движение. А они говорили об открытых и закрытых системах, сохранении энергии, сопротивлении, магнетизме... Я будто пытался влезть в разговор на языке, которого не понимал. А Джули, Джули говорила что-нибудь вроде: «А что если использовать магниты — тогда полярность изменится?» так, будто понимала, о чем идет речь. Когда же мой дедушка и ее отец объяснили ей, почему эта идея не сработает, Джули только задала новый вопрос.
Я ничего не понимал. И хотя делал вид, что внимательно слушаю, на самом деле изо всех сил старался не смотреть на Джули.
Когда мама позвала всех к столу, я попытался сесть рядом с Джули, чтобы извиниться, но она ушла на другой конец стола, бросив на меня ледяной взгляд. Но разве можно винить ее за это?
Я сел напротив нее и чувствовал себя ужасно. Почему я не сказал ничего Гэррету в библиотеке? Пусть не ударил, но хотя бы просто сказал, что он перегибает.
Когда тарелки у всех наполнились, папа вдруг решил проявить инициативу и заговорил первым.
— Итак, м-ээ, Майк, вы в этом году заканчиваете школу?
— Аминь! — хором ответили братья Бейкеры.
— Аминь? Вы рады, что покидаете школу?
— Конечно.
Папа принялся ковырять свое мясо.
— Но почему?
Мэтт и Майк переглянулись, а потом посмотрели на папу.
— Мы от нее устали.
— Забавно, — ответил папа, уставившись на них. — А для меня это были лучшие годы жизни.
Один из братьев поинтересовался:
— Серьезно? Но ведь это ужасно! — Миссис Бейкер бросила на него строгий взгляд, но парня это не остановило. — Но это правда, мама. Современное образование превращает людей в роботов. Ограничение, опровержение, приспосабливаемость — с меня этого достаточно.
Мой отец переглянулся с моей мамой, словно говоря «я же тебе говорил», и снова обратился к Мэтту-или-Майку:
— Значит, если я правильно понял, в колледж вы не собираетесь?
Господи, да что с ним? Сейчас я готов был броситься на защиту парней, которые хлопали меня по щекам и называли «малюткой Брайсом».
Впрочем, я постарался успокоиться. Не стоит влезать. Это не моя битва.
Кроме того, Мэтта и Майка разговор, похоже, не беспокоил.
— Почему же, вполне возможно, что мы пойдем в колледж.
— Только сначала мы попытаем счастья с карьерой музыкантов.
— А-а, музыкантов, — повторил мой отец.
Мэтт и Майк переглянулись, пожали плечами и вернулись к еде. А вот Линетта посмотрела на отца и заявила:
— Твой сарказм здесь совершенно ни к месту, папа.
— Лин, Айн, — попытался успокоить ее Мэтт или-Майк, — все нормально. Все так реагируют. Тут нужно показывать, а не рассказывать.
— Отличная идея.
С этими словами Линетта поднялась из-за стола и ушла.
Мама напряглась, не зная, как отнестись к поступку Линетты, но миссис Бейкер вдруг сказала:
— Ужин восхитительный, Пэтси.
— Спасибо, Трина. Мне... мне очень приятно видеть вас всех здесь.
Секунды на три воцарилась тишина, а затем в столовую вернулась Линетта с диском в руках.
— Лин, нет! Это плохая идея, — воскликнул один из братьев. — Лин, это неподходящая музыка для такого ужина.
— И все же... — сказала Линетта, добавляя громкости.
Бум, уж! Бум-бум, уж! Свечи чуть не выскочили из подсвечников, воздух прорезали стоны гитар. Мэтт и Майк взглянули на колонки, потом друг на друга, а затем на моего отца:
— Звук вокруг — отличная система, мистер Лоски!
Взрослые умирали от желания вскочить и выключить музыку, но Линетта не отходила от музыкального центра. Когда песня закончилась, Линетта вынула диск, выключила центр и улыбнулась, — улыбнулась по-настоящему — Мэтту и Майку.
Она сказала им:
— Это потрясающая песня. Я хочу слушать ее снова и снова.
Мэтт-или-Майк сказал моему отцу:
— Вам это, наверное, не понравилось, но именно такую музыку мы играем.
— Вы, мальчики, написали эту песню?
— Угу.
Отец попросил Линетту передать ему диск.
— Только одну эту?
Братья рассмеялись и ответили:
— У нас тысяча песен, но на этой демозаписи только три.
Папа взял диск.
— Это демо?
— Да.
Он с минуту изучал его, а потом сказал:
— Но как вы собираетесь издавать диски с таким названием?
— Папа! — шикнула на него Линетта.
— Ничего, Лин. Это просто шутка, да, мистер Доски?
Папа улыбнулся и согласился:
— Да, — но затем добавил: — И все же интересно: эта запись определенно сделана не дома, а я по собственному опыту знаю, что студийное время большинству групп не по карману...
И пока я злился на отца за то, что он поднял вопрос о деньгах, мама решила разрядить атмосферу:
— Когда мы с Риком познакомились, он играл в группе...
Жареная семга внезапно пошла у меня не в то горло, и я закашлялся. Линетта уставилась на отца своими глазами енота и прошептала:
— Ты? Играл в группе? И на чем, на кларнете?
— Нет, милая, — ответила мама, стараясь не выпускать ситуацию из-под контроля, — твой отец играл на гитаре.
— На гитаре?
— Круто! — воскликнули братья. — Рок? Кантри? Джаз?
— Кантри, — ответил папа. — С вами это не сравнится, парни.
— Нет, это просто здорово!
— Когда наша группа захотела сделать демозапись, оказалось, что это непомерно дорого. И это в большом городе. А записать демо здесь? Я даже не знал, что здесь есть студия.
Мэтт и Майк ухмыльнулись.
— Ее здесь нет.
— Так где же вы это сделали? Как вам удалось?
Мама пнула отца под столом, и он сказал:
— Мне просто любопытно, Пэтси.
Мэтт и Майк переглянулись.
— Мы сделали запись сами.
— Сами? Это невозможно, — раздраженно сказал отец. — Откуда вы взяли инструменты?
Мама снова пнула отца, но он повернулся к ней и бросил:
— Перестань, ладно? Мне просто интересно!
Мэтт-или-Майк сказал:
— Все нормально, миссис Лоски. — Он улыбнулся моему отцу и продолжил: — Мы облазили все интернет-сайты в поисках подходящего варианта. Сейчас все покупают новое цифровое оборудование и продают старое аналоговое. Но цифровое, если хотите знать наше мнение, слабовато. Многое теряется. Звук становится слишком чистый, а нам это, как вы, наверное, поняли, совсем не нужно.
Дедушка поднял палец и заметил:
— Но запись на компакт-диске цифровая, значит...
— Это единственный компромисс — иначе не попадешь в струю. Всем нужны компакты. Но записывали и микшировали мы все на аналоговом оборудовании. Мы смогли это себе позволить, мистер Лоски, потому что у нас старое оборудование, и мы подрабатывали и копили деньги с двенадцати лет. — Он ухмыльнулся и продолжил: — Вы все еще играете? Мы могли бы и вас записать, если хотите.
Папа опустил голову, и секунду я не знал, заплачет он или разозлится. Потом он как будто шмыгнул носом и ответил:
— Спасибо, но это меня больше не увлекает.
За весь вечер только сейчас мой отец был честен.
В разговоры он больше не вступал. Время от времени он улыбался, но было видно, что настроение у него отвратительное. Мне даже стало его жаль. Может, он вспоминал счастливые деньки в группе? Представить отца в ковбойских сапогах и шляпе, с перекинутой через плечо гитарой, исполняющего какую-нибудь старую песню Уилли Нельсона у меня не получалось.
Отец был прав — это уже давно не его стезя.
Но ведь когда-то все это было! От этой мысли мне почему-то стало еще более одиноко. А потом, когда вечер закончился и Бейкеры уже стояли у двери, случилась странная вещь. Джули коснулась моей руки. Впервые за весь вечер она посмотрела на меня.
Она посмотрела прямо на меня и сказала:
— Прости, я была так зла, когда мы пришли. Но все отлично провели время, и я очень рада, что твоя мама пригласила нас.
Джули говорила тихо. Почти шепотом. А я просто стоял как идиот и смотрел на нее.
— Брайс? — сказала Джули, снова касаясь моей руки. — Ты меня слышишь? Прости.
Я хотел кивнуть, но тело меня не слушалось, сердце бешено колотилось и мне ужасно хотелось подойти к ней ближе.
А потом Джули ушла. Просто ушла. Я старался восстановить дыхание. Что это было? Что со мной такое?
Мама закрыла дверь:
— Ну вот. Что я вам говорила? Замечательная семья! Мальчики оказались совсем не такими, как я о них думала. Линетта, почему ты не сказала мне, что они такие... такие очаровательные?
— Они торговцы наркотиками, вот они кто.
Все в недоумении повернулись к отцу.
— Что? — удивилась мама.
— Иначе они бы не смогли купить оборудование для записи. — Он посмотрел на Линетту. — Я прав?
Казалось, глаза Линетты вот-вот вылезут из орбит.
— Рик, пожалуйста! — умоляла мама. — Не говори так!
— Но, по-моему, это единственно правдоподобный ответ, Пэтси. Поверь мне, я знаю, какие бывают музыканты. Другого объяснения нет.
Линетта заорала:
— Я точно знаю, что они не принимают наркотики и не продают их. Как ты посмел такое предположить? Ты просто двуличный, узколобый придурок и хам!
На секунду воцарилась полная тишина, а затем отец ударил Линетту по щеке.
Я никогда не видел у мамы такого выражения лица.
Линетта, выкрикивая через плечо оскорбления, убежала в свою комнату.
Мое сердце готово было разорваться. Линетта была права, и я попытался высказать это отцу. Но дедушка схватил меня за руку и увел в комнату.
Я наматывал круги по комнате и боролся с желанием пойти поговорить с Линеттой. Сказать ей, что она была права, что папа зашел слишком далеко. Но я и через стену слышал, как она плакала и кричала в своей комнате, а мама пыталась ее успокоить. Наконец Линетта убежала из дома, никому не сказав, куда, а мама вернулась к папе.
Так что я остался в своей комнате. Вся улица к этому времени уже затихла, а в нашем доме бушевал настоящий ураган. Я его чувствовал.
Лежа в постели и наблюдая в окно за небом, я думал о том, что папа никогда не упускал возможности унизить Бейкеров. Он критиковал их дом, двор, машины, их образ жизни. Он называл их неряхами и смеялся над картинами мистера Бейкера.
А мне эта семья сейчас казалась просто замечательной. Вся семья. Они просто были... настоящими.
А кем были мы? В нашем доме что-то стремительно вырывалось из-под контроля. Было такое чувство, словно мир Бейкеров распахнул окна в наш собственный, и вид открылся не самый приятный.
Откуда все это?
И почему я не замечал этого раньше?
Ужин
Вернувшись домой, я поняла, что бойкотировать ужин у Доски было бы эгоистично. Мама уже потратила кучу времени на поиски рецептов новых пирогов и перерыла весь шкаф, чтобы найти «что-нибудь приличное». Она даже купила папе новую рубашку и теперь решала, что наденут мальчики. Было видно, что для мамы этот ужин очень важен — я, конечно, не понимала почему, но мне вовсе не хотелось портить вечер рассказом о своей новоприобретенной ненависти к Брайсу.
А папе и так было не по себе из-за Дэвида. Об идиотских комментариях восьмиклассников ему уж лучше не знать.
Так что в тот вечер я помогала маме печь пироги и убеждала себя, что поступаю правильно. Один ужин ничего не изменит. Я просто должна пройти через это.
В пятницу в школе я изо всех сил старалась избегать голубоглазого дьявола, но вечером, надевая платье, поймала себя на том, что смотрю на папину картину и снова начинаю злиться. Брайс никогда не станет мне другом, никогда! Он не заступился за дерево, он выбрасывал яйца и смеялся над болезнью моего дяди... Почему я должна вести себя так, будто мы хорошие друзья и добрые соседи?
Когда мама позвала всех вниз, я спустилась с твердым намерением отказаться от ужина у Доски, но она была такая красивая и счастливая, что я не решилась. Я вздохнула, взяла завернутый в фольгу пирог и побрела к соседнему дому за родителями и братьями.
Дверь открыл Чет. Я почему-то не злилась на него за то, что он рассказал Доски о моем дяде. Ведь не просила же я его держать это в секрете, и он-то уж точно не смеялся над Дэвидом.
Вслед за Четом появилась миссис Доски. Она поприветствовала нас и пригласила в дом. На ней было много косметики, и все же под глазами проступали темные круги. Потом моя мама и миссис Доски разговорились о пирогах, братьев увела Линетта, а отец прошел за Четом в гостиную.
Думаете, я этому обрадовалась? Нет, потому что я осталась наедине с Брайсом.
Он поздоровался со мной, но я не ответила. Я подошла к нему и процедила сквозь зубы:
— Не заговаривай со мной! Я слышала, о чем вы с Гэрретом говорили в библиотеке, и я больше никогда не стану с тобой разговаривать!
Я хотела пойти за отцом в гостиную, но Брайс меня остановил.
— Джули! Джули, подожди, — прошептал он. —
Я гак не думал! Это Гэррет. Это все он!
Я уставилась на него.
— Я все слышала.
— Нет! Нет, ты не понимаешь! Я... Мне очень жаль, ну, ты понимаешь, насчет яиц и того, что я наговорил про твой двор. Я ничего не знал о твоем дяде и о том, в каком положении из-за этого оказалась ваша семья, понимаешь? Я просто хотел с кем-то поговорить.
Наши взгляды встретились на минуту, и впервые синева его глаз не затуманила мне сознание.
— Я слышала, как ты смеялся. Он пошутил, что и я умственно неполноценная, и ты рассмеялся.
— Джули, ты не понимаешь. Я хотел ударить его! Правда, хотел! Но мы были в библиотеке...
— И вместо этого ты засмеялся.
Брайс пожал плечами, и выглядел он в этот момент довольно жалко.
— Да.
Я ушла. Просто прошла в гостиную, оставив его стоять в коридоре. Если он все это разыграл, он — отличный актер. Если говорил правду, то Чет прав — Брайс обыкновенный трус. В любом случае я больше не хотела иметь с ним никаких дел.
Я подошла к отцу и постаралась вникнуть в его разговор с Четом. Они обсуждали какую-то газетную статью.
— Но для этого ему потребуется вечный двигатель, а это нереально.
Чет ответил:
— Может быть, при современном уровне развития техники, но ты отрицаешь даже теоретическую возможность?
Мне было вовсе не до науки. Но я так хотела выкинуть из головы Брайса Доски, что спросила:
— А что такое вечный двигатель?
Папа с Четом переглянулись, хохотнули, потом пожали плечами, и у меня возникло чувство, что они решили впустить меня в свой тайный клуб. Папа объяснил:
— Это машина, которая будет работать без источника питания.
— Без электричества, топлива, воды — без всего.
Чет посмотрел поверх моего плеча и как-то рассеянно спросил:
— Ты считаешь, такое возможно?
Что его расстроило? Брайс так и стоял в коридоре? Почему он не ушел?
Я заставила себя сосредоточиться на разговоре.
— Если честно, не знаю. Всем машинам нужна энергия, так? А эта энергия должна откуда-то поступать...
— А если машина будет генерировать ее сама? — спросил Чет, по-прежнему глядя в коридор.
— Разве это возможно?
Ответа не последовало. Вместо этого папа протянул руку и произнес:
— Добрый вечер, Рик. Спасибо за приглашение.
Мистер Лоски пожал папину руку и присоединился к нам, сказав что-то о погоде. Когда эта тема была исчерпана, он заявил:
— А ваш двор полностью преобразился. Я сказал Чету, что вам стоит сдавать его в аренду. Отличная мысль, правда?
Он шутил. Я думаю. Но мой отец и Чет восприняли это иначе. Я уже испугалась того, что может случиться, но тут миссис Лоски пригласила всех попробовать закуски.
Все оказалось очень вкусно. Но когда папа прошептал мне, что маленькие черные ягодки на крекере, это вовсе не ягодки, а черная икра, я перестала жевать. Яйца рыб? Отвратительно.
Тогда папа напомнил, что я ем куриные яйца, — чем же мне не угодила икра? Он всегда знает, что сказать. Немного поколебавшись, я съела крекер, и вскоре уже жевала следующий.
Брайс сидел в одиночестве в другом конце комнаты, и каждый раз, когда я смотрела на него, оказывалось, что он смотрит прямо на меня.
Наконец я просто повернулась к нему спиной и сказала папе:
— Так кто пытается изобрести вечный двигатель?
Папа рассмеялся.
— Сумасшедшие ученые во всем мире.
— Правда?
— Да. Уже сотни лет.
— А что они делают? На что он похож?
Вскоре к нам вернулся Чет. И когда я уже полностью погрузилась в рассуждения о магнетизме и берущейся ниоткуда энергии, я заметила, что кто-то стоит у меня за спиной.
Это был Брайс.
Я почувствовала, как мои щеки запылала от гнева. Неужели он не понимает, что я не хочу общаться с ним? Я отступила, но из-за этого в нашем кружке появилась брешь, он подошел ближе — и вот он уже стоит рядом и слушает наш разговор.
Его конечно совсем не интересовал вечный двигатель. Меня, правда, тоже! Но я решила продолжать разговор, чтобы Брайс ушел. А когда разговор начал затухать, я предложила свою собственную модель вечного двигателя. Какую-то ерунду, первое, что пришло в голову.
Но Брайс все равно не уходил. Он не произнес ни слова, просто стоял и слушал. А когда миссис Лоски объявила, что ужин готов, Брайс схватил меня за руку и прошептал:
— Джули, прости меня. Я в жизни ни о чем так не сожалел. Ты права, я был придурком, и я прошу прощения.
Я вырвала свою руку и прошептала в ответ:
— С некоторых пор ты что-то очень о многом стал жалеть! Только этим и занимаешься! — С этими словами я ушла.
Но очень быстро я поняла, что совершила ошибку. Надо было позволить Брайсу попросить прощения, а потом просто игнорировать его. Я поступила грубо, не дав ему высказаться.
Я бросала на него взгляды через стол, но он смотрел на своего отца, который расспрашивал моих братьев об окончании школы и их планах насчет колледжа.
Конечно, я не раз видела мистера Доски, но обычно на некотором расстоянии. Странно, что я никогда не обращала внимания на его глаза. Они были голубыми. Сверкающе-голубыми. И хотя они были глубоко посажены и отчасти скрыты бровями, было ясно, что Брайс унаследовал их от него. Волосы у него были такие же черные, как и у Брайса, а зубы ровные и белые.
Чет упоминал, что Брайс — уменьшенная копия своего отца, но я как-то об этом никогда не задумывалась. А они и правда похожи, хотя его отец кажется очень самодовольным, а Брайс... ладно, он выглядит злым.
Тут с другого конца стола до меня донеслось:
— Твой сарказм сейчас абсолютно неуместен, папа.
Миссис Доски вздрогнула, и все посмотрели на Линетту.
За все годы, что мы прожили по соседству с этой семьей, я не сказала Линетте и десяти слов, а она мне и того меньше. Я ее побаивалась. Поэтому я не удивилась тому, как она сейчас смотрела на своего отца: от этого взгляда мне стало не по себе. У миссис Доски на лице застыла улыбка, но она часто моргала и нервно переводила взгляд с одного человека на другого. Может быть, у них за ужином всегда так?
Внезапно Линетта вскочила и убежала куда-то, но очень быстро вернулась с диском в руке. Когда она включила проигрыватель и музыка хлынула через колонки, я узнала одну из песен моих братьев.
«Ледяная свеча», эта песня столько раз грохотала из комнаты братьев, что мы давно к ней привыкли. Я посмотрела на маму, подумав, что она может смутиться из-за громкой музыки и не очень приличного текста. Эта песня явно не для ужина с черной икрой.
Мама вовсе не смутилась, напротив, казалась вполне счастливой. Они с папой улыбались друг другу, и, если честно, мне показалось, что она даже хихикала. Папу забавляла ситуация, хотя он и старался это скрыть. Но вот что меня удивило: папа очень гордился, что этот шум производили его сыновья. Правда, я не сразу поняла это.
Странно, ведь папа никогда особенно не поощрял увлечение моих братьев музыкой, хотя никогда и не критиковал их за это. Причину папиной гордости я поняла только тогда, когда мистер Доски начал выяснять, как Мэтту и Майку удалось сделать профессиональную запись, и они рассказали ему про работу, накопленные деньги и удачно приобретенное оборудование.
По братьям было видно, что они тоже довольны. Еще бы! Линетта так расхваливала «Ледяную свечу»! Она говорила совершенно искренне, даже не верилось, что это ее слова.
Я огляделась и вдруг поняла, что мы ужинаем в компании незнакомцев. Мы много лет жили друг напротив друга, но я совершенно не знаю этих людей. Линетта умеет улыбаться. Мистер Доски на улице всегда казался таким безупречным, но этим вечером стало ясно, что под блестящей поверхностью скрывается гнилая начинка. А всегда несколько отстраненная миссис Доски вдруг стала вся какая-то дерганая. Неужели она из-за нас так нервничала?
А хуже всего дела обстояли с Брайсом — мне пришлось признать, что я совершенно его не знала. И, учитывая новые сведения, узнавать ближе не хотела. Я смотрела на него и чувствовала какую-то странную пустоту — ни огня, ни гнева, ни волнения.
Ничего.
Когда с десертом было покончено и пришло время уходить, я подошла к Брайсу и извинилась за свое поведение.
— Я должна была позволить тебе извиниться, и спасибо вам за вечер. По-моему, все прошло замечательно, во всяком случае, моя мама отлично провела время, это для меня очень важно. — Мы смотрели друг на друга, но он словно не слышал меня. — Брайс? Прости меня.
Он кивнул, а потом наши семьи попрощались и пожелали друг другу спокойной ночи.
Я шла за державшимися за руки родителями и братьями, несшими то, что осталось от наших пирогов. Мы все уселись на кухне, Мэтт налил себе молока и сказал Майку:
— Этот мистер Доски нас сегодня здорово достал, да?
— Может, он решил, что мы влюбились в его дочь?
— Только не я, приятель! Может, ты?
Майк тоже налил себе молока.
— Ну уж нет! Это Скайлер. А я об этом и не думал. — Он ухмыльнулся. — А она была в ударе, да? Интересно, с чего бы это?
Папа положил себе кусок пирога.
— Вы, ребята, сегодня проявили железную выдержку. Не знаю, смог бы я сохранить хладнокровие в подобной ситуации.
— Он такой... как бы это сказать... ограниченный, — сказал Мэтт. — Считает, что можно жить только по определенным стандартам. Не хотел бы я, чтобы он был моим, отцом...
Майк чуть не выплюнул свое молоко:
— Только не это!
Мэтт хлопнул папу по спине и сказал:
— Я за своего старика!
Мама улыбнулась:
— Я тоже.
Никогда не видела, чтобы мой отец плакал. Не то чтобы он прямо разрыдался, но на глаза у него, определенно, навернулись слезы. Он заморгал и только спросил:
— Мальчики, не хотите пирога к молоку?
— Как раз об этом я и мечтал! — воскликнул Мэтт.
— Точно, — добавил Майк, — я голоден.
— Возьми и мне кусочек, — попросила я, когда Майк потянулся через стол.
— Но мы же только что поели! — воскликнула мама.
— Да, ладно, Трина. Съешь пирога. Он восхитительный.
В ту ночь я легла спать невероятно счастливой. И лежа в темноте я думала, сколько же всего случилось за день! Как менялось мое настроение... и все же как здорово испытывать то чувство, о котором я, возможно, давно мечтала...
Когда я начала засыпать, мое сердце переполняла удивительная... свобода.
Утром настроение было прекрасное. Я вышла из дома и полила двор, наслаждаясь блеском воды на солнце. Интересно, когда же покажется первая травинка?
Потом я принялась приводить в порядок клетку для кур.
Через забор заглянула миссис Стьюби, увидела, чем я занимаюсь, и спросила:
— Как дела? Готовишь место для петуха, Джулианна?
— Петуха?
— Конечно. Курочкам нужна мотивация, чтобы сносить больше яиц!
Это правда. Мои куры сейчас несли вдвое меньше яиц, чем раньше, но заводить петуха?..
— Вряд ли соседи обрадуются, если я заведу петуха, миссис Стьюби. А кроме того, с курами я умею обращаться, а с петухом, наверное, не справлюсь.
— Чушь. Места у вас много, ты можешь спокойно взять и петуха. Никаких сложностей с ним не будет. А иначе как ты собираешься развивать свой бизнес? Эти птички скоро совсем перестанут нестись!
— Совсем?
— Ну, не совсем. Но яиц будет очень мало.
Я покачала головой, а потом сказала:
— Знаете, я никогда не воспринимала это как бизнес. Просто мои цыплята выросли и стали нестись.
— Что ж, извини, я не подумала об этом. На этой неделе я все равно заплачу тебе всю сумму и, возможно, все же сумею уговорить тебя завести петуха. У меня есть подруга на Ньюкомб-стрит, ей жутко нравятся мои фаршированные яйца. Я дала ей рецепт, но она утверждает, что с магазинными яйцами так же вкусно не получается. — Она подмигнула мне. — Уверена, она с радостью заплатит за яйца и больше меня. — Миссис Стьюби собралась уходить и напоследок добавила: — Пока, Джулианна, ты отлично поработала над двором. Впечатляет!
— Спасибо, миссис Стьюби, — сказала я, когда она уже открывала свою дверь. — Большое спасибо.
Я закончила уборку и раздумывала над словами миссис Стьюби. Может, и правда, завести петуха? Я слышала, что куры в его присутствии несутся больше, даже если и не контактируют с ним. Я даже могу вырастить еще кур. Но хочу ли я снова через все это пройти?
Не особенно. Если мои девочки перестанут нестись, значит, так тому и быть.
Я поцеловала каждую курочку и пошла в дом. Мне понравилось управлять собственной судьбой! Я чувствовала себя сильной и готовой к действиям.
Я понятия не имела, что несколько следующих дней полностью разрушат мои планы.
Влюблен
После того ужина отношения ко мне изменилось. Она была вежливой, спокойной и какой-то отстраненной. Мне это не нравилось. Лучше бы она злилась. Все, что угодно, только не равнодушие. Я словно был для нее незнакомцем, и это мучило меня. Жутко мучило.
А потом пришло время аукциона, и проблем у меня только прибавилось.
Школа использует этот дурацкий аукцион для сбора средств в свой бюджет. Считается, что участие в нем — огромная честь, но эго полная чушь! Для аукциона выбирают двадцать парней. Они должны принести с собой корзину для пикника, наполненную всякими вкусностями, потом их выстраивают перед всей школой и девчонки начинают торговаться за возможность пообедать с ними.
Угадайте, кто в этом году попал в счастливую двадцатку?
Думаете, матери возмущаются: «Ну уж нет, я не позволю, чтобы моего сына продали той, кто больше заплатит!»
Ошибаетесь. Они гордятся тем, что их сыновья станут мальчиками с корзинками!
Да, именно так нас называют. И по школьному радио передают вот такие сообщения:
— Собрание мальчиков с корзинками пройдет в кафетерии во время обеда. Все мальчики с корзинками должны присутствовать.
И очень скоро ты просто лишаешься имени. Ты и еще девятнадцать других парией становитесь просто мальчиками с корзинками.
Мама, конечно, тут же с превеликим удовольствием принялась готовить для моей корзины все самое вкусное, чтобы за меня предложили самую высокую цену. Я пытался объяснить, что не хочу попасть в Зал славы мальчиков с корзинками средней школы Мэйфилда, и что на самом деле содержимое корзины не имеет никакого значения. Девчонки ведь выбирают не по корзинам. Если уж быть совсем откровенным, это был настоящий мясной рынок.
— Вы просто пообедаете в школе — вот и все. Никакой это не мясной рынок, Брайс. Это почетно! Кроме того, тебя может купить какая-нибудь хорошая девушка и у тебя появится подруга!
Матери иногда совершенно не слушают своих детей.
А потом Гэррет прожужжал мне все уши о том, что Шелли Сталле рассталась с Митчем Майколсоном, и что она, Миранда Хьюмс и Дженни Аткинсон начали за меня настоящую войну.
— Приятель! — воскликнул он. — Это три самые горячие девчонки школы! Готов поклясться, Шелли бросила Митча из-за тебя. Мне это Шегрир сказал, а Шегрир Ухо знает все. — Гэррет глупо ухмыльнулся и добавил: — Но лично я думаю, что тебе достанется Громила Дженни.
Я попросил Гэррета заткнуться, но он был прав. С моим везением мне точно достанется Громила Дженни. Я уже вижу ее — двухметровую громадину, которая съест весь обед целиком, а потом примется за меня. Из девочек только она может играть в баскетбол. Правда, когда она приземляется, весь спортивный зал дрожит. А поскольку у нее совсем нет... ггу, понимаете, женских форм, она вполне может обрить голову и идти играть в НБА. Ни у кого даже подозрений не возникнет.
Ее родители покупают ей все, что она пожелает. Ходят слухи, что они ради нее переоборудовали свой гараж в баскетбольную площадку.
А это означает, что аукцион может превратиться для меня в кошмар.
Если только, есл