- Да на кой черт ты мне сдался? - спросил он. - Здесь всем плевать на музыку. Сюда напиваться приходят, а не слушать. У нас тут бар, а не эстрада.
- Дайте мне хотя бы шанс, - взмолился Калеб. - Кто знает, вдруг мне удастся создать хорошую атмосферу и тогда алкоголь будут заказывать еще чаще. Может быть, кому-нибудь понравится моя игра и тогда они не захотят уходить. Останутся послушать и будут заказывать выпивку без остановки.
Мексиканец задумчиво поскреб подбородок.
- Я хорошо играю и пою, - не отставал Калеб. - У себя в городе я часто играл в барах и людям нравилось, так что у меня достаточно опыта.
- Они не люди, а животные, - брезгливо сказал мексиканец и смерил Калеба взглядом своих маленьких глаз. - Ладно, попробуй. Десятку заплачу, если добьешься чего-нибудь, но выпивкой угощать не буду.
Калеб улыбнулся и, схватив гитару, устремился в дальний угол бара. В это же время мексиканец выключил долбящую из динамиков музыку, благодаря чему из звуков в баре осталось лишь ржание женщин.
Не обращая внимания на пьяниц, Калеб взял поудобнее гитару, откашлялся и принялся играть, решив начать с чего-то легкого.
Прозвучала первая песня, и посетители бара теперь лениво пялились не в свои стаканы, а на Калеба, продолжавшего петь. После второй песни утих женский хохот. Воодушевленный, Калеб принялся играть третью песню, когда в его сторону полетела и разбилась вдребезги об стенку бутылка.
- Черт побери, хватит уже бремчать, голова болит, - раздался следом чей-то голос.
- Вот именно, убирайся отсюда, - сказал свиноподобный мужчина. - Мешаешь.
- Вали, вали! - гаркнул еще кто-то. - К дьяволу твою гитару!
Выйдя из оцепенения, Калеб спрятал гитару в чехол и быстро прошел мимо всех недовольных пьяниц к бармену, смотревшему на него с кривой улыбкой на пол лица.
- Я же сказал, что ничего не получится, - произнес он злорадно.
Калеб в ответ протянул руку и потребовал деньги.
- Ах да, гонорар, - протянул мексиканец и вложил в руку Калеба мятый доллар. - А теперь катись отсюда и не смей возвращаться, музыкант гребаный!
Сам не свой, Калеб еле нашел выход и на ватных ногах выбрался на свежий воздух. Солнце клонилось к западу, а Калеб стоял в толпе спешащих прохожих, чувствуя себя совершенно измотанным.
Он медленно добрел до угла улицы и остановился. Смысла идти домой не было, рабочий день еще не закончился, надежда пока жива.
Калеб в который раз достал гитару, положил чехол открытым под ноги и, тяжело вздохнув, принялся играть прямо на морозе.
***
Руби прибыла в театр на прослушивание вовремя. Грациозно пройдя по главному этажу, она зашла в примыкающую к сцене гримерку и тут же поняла, что все будет не так просто.
Внутри довольно просторного помещения находилось с десяток девушек в возрасте от девятнадцати до двадцати пяти лет. Каждая слонялась из угла в угол, шевеля губами и иногда взмахивая руками. На вошедшую Руби они обратили внимание лишь после ее вопроса:
- А где здесь проходит прослушивание?
Несколько пар женских глаз мигом впились в ее милое личико и принялись мысленно изрезать его в клочья.
- Там, - кивнула головой низкорослая блондинка в сторону двери у себя за спиной.
- Благодарю, - улыбнулась Руби и с ледяным спокойствием устремились прямо к той двери, сопровождаемая испепеляющими взглядами со всех сторон.
- Вообще-то здесь очередь, - резко сказала блондинка, преградив ей путь. - И теперь в этой очереди ты последняя.
- Но у меня назначено, - возразила Руби, стараясь обойти блондинку, но та упрямо не позволяла ей пройти вперед.
- У всех назначено, - сказала блондинка, скрестив руки на груди и смерив Руби презрительным взглядом.
Руби лишь пожала плечами и, гордо вздернув носик, отошла в сторону, опустилась в софу и закинула ногу на ногу.
Блондинка фыркнула.
- И откуда только берутся такие коровы, - язвительно сказала она, глядя на Руби.
- Из Колорадо, - наивным голосом ответила она.
- Наверное, их там выращивают, подобно картофелю, - сказала одна из девиц, чем вызвала одобрительный хохот.
- Лучше так, чем приходить сюда от отчаяния, работая домохозяйками, - спокойно сказала Руби, изобразив на лице некое подобие улыбки.
- Мы не домохозяйки, а свободные девушки, - сказала рыжеволосая. - И имеем куда больше прав претендовать на роль, чем ты. Тебя кто вообще звал в наш город, а?
- Вот именно, понаедут со всего мира, а мы потом вынуждены работу с трудом искать, - послышался еще чей-то женский голос.
Помолчав, Руби сказала:
- Это исключительно ваши проблемы. Я сюда приехала с точной целью и мне наплевать, что вы там говорите. От вашего нытья тошно становится.
- Давай, поважничай еще тут, - раздраженно сказала блондинка. - Ты здесь никто и звать тебя никак. Не знаю, кем ты себя возомнила, но советую поскорее спуститься на землю, где тебе самое место среди остальной грязи, липнущей к ногам. Здесь всем плевать, какие у тебя цели и мечты, они тебя на делают лучше нас, грешных. Так что сними поскорее корону, а не то сама поранишься.
- Если ты признаешь свою слабость, то так и скажи, - парировала Руби. - Нечего тут мусор изо рта сыпать.
Некоторые девушки невольно усмехнулись, в то время как глаза блондинки недобро загорелись.
- Этот город еще поставит тебя на колени, милочка, - прошипела она. - Пыль будешь глотать и вспоминать мои слова.
- Конечно, вот только получу главную роль.
- Даже не мечтай, тебе ее не видать. Такой бездарности я бы даже не доверила подметать улицы.
- Потому что справилась бы с этим лучше?
Не известно до чего могла бы дойти эта словесная перепалка двух девушек, самолюбие которых было сильно задето, если бы в этот момент дверь не открылась, и низкий мужской голос не произнес:
- Следующий.
Блондинка тут же забыла о Руби и со скоростью света шмыгнула за дверь, унося с собой всю гнетущую атмосферу ядовитой вражды, царившей в гримерке. Больше она уже не возвращалась, как и другие девушки, эти наивные, но прекрасные искательницы славы, постепенно приглашаемые на сцену мужским голосом. Через сорок минут в плохо освещенной гримерке осталась лишь одна Руби, не сдвинувшаяся со своего ложа на мягкой софе и просидевшая в позе королевы, ожидающей важных вестей от своих вассалов. Поэтому когда дверь открылась, и мужской голос в который раз пригласил следующего, Руби еле устояла на своих онемевших ногах и, чувствуя, как сердце колотится в груди, грациозной походкой двинулась вперед, в неизвестность.
Почти сразу же она оказалась на освещенной софитами широкой сцене, по бокам которой свисал серый бархатный занавес. Когда глаза привыкли к яркому свету, Руби увидела прямо перед собой в зале несколько человек. Двое мужчин и трое женщин, все одетые в строгие серые костюмы.
И все они смотрели прямо на нее, причем женщины глядели с любопытством, а мужчины с безразличием, слегка раздраженно и устало.
- Представьтесь, - произнес голос, исходивший будто из под земли.
- Руби Картер, - сказала она, чувствуя, как похолодели кончики ее пальцев.
- Отлично, - сказал мужчина, делая пометку в листе. - Ну, показывайте, что вы для нас приготовили.
К такому вопросу Руби была готова.
- Двенадцатая сцена, диалог между Фаустом и Маргаритой из трагедии Гёте "Фауст", - произнесла Руби и, не дожидаясь какого-либо сигнала, начала.
Ее речь была превосходна, а софиты будто подсвечивали ее внешнюю красоту. Прижав руки к груди, она с упоением отыгрывала две ключевые роли великой пьесы, меняя в зависимости от персонажа тембр голоса. Прикованная к одному месту ярким светом и взглядами пяти молчаливых зрителей, она вкладывала душу в каждое слово, благодаря чему ее мягкий голосок пел, заполняя собой все пространство. Руби наслаждалась мгновением, забыв обо всем, даже о себе самой. Душой она была не на сцене, а где-то далеко, рядом со своими героями, мило беседовавшими в саду много веков назад. Она была так далеко, что любой случайно вошедший человек, взглянув на неё, мог бы посчитать, что видит божество, готовое взлететь в небеса.
На середине монолога Руби была прервана строгим мужским голосом.
- Достаточно, спасибо.
В горле у Руби образовался ком, и она уставилась на зрителей, ожидая услышать то, что и так знала.
- Благодарим вас за представление, но, к сожалению, вы нам не подходите, - сказал все тот же безжалостный мужской голос, после чего добавил. - Можете быть свободны.
Мужчина указал рукой на дверь в левой части зала.
Руби хотела что-то сказать, но так и не сумела произнести ни слова, поэтому молча сошла со сцены и на ватных ногах проследовала к выходу. Длинный темный коридор, затем еще одна дверь и вот она уже на улице, стоит возле черного хода и слушает тихое биение собственного сердца. Освещенная сцена осталась позади вместе со всеми надеждами.
- Поверить не могу, неужели такая красотка им тоже не подошла? - вдруг услышал она бодрый мужской голос, заставивший ее очнуться.
Повернувшись, Руби увидела мужчину среднего роста, одетого с ног до головы во всё черное с солнцезащитными очками на глазах, доводившими облик незнакомца до абсурда, ведь на улице была зима.
Он подскочил к ней и протянул руку. Руби робко пожала ее, все еще с подозрением всматриваясь в небритое лицо мужчины.
- Кто вы такой? - спросила она.
- Это неважно, - отмахнулся незнакомец, улыбнувшись. - Важно не кто я, а кто ты. Вернее, кем ты явно можешь стать, милочка.
- Я вас не понимаю... это какая-то реклама?
- Скорее предложение. Ты уже четырнадцатая девушка, которая выходит из этого бездарного театра. Не смотри на меня так, он именно бездарный, раз швыряет на ветер таких красоток. И как они вообще посмели? А еще искусствоведы!
Руби улыбнулась, приняв похвалу.
- Я сама не знаю, что им не понравилось, - сказала она. - Они просто прервали меня и выгнали, указав на дверь. Я ведь так старалась!
- Понимаю, понимаю, я все понимаю, милочка! Этот мир жесток и его населяют глупые люди, не умеющие отличать алмаз от стекляшки. Что поделаешь? Ты не первая талантливая девушка, которую они с такой жестокостью отбрасывают в сторону. Но поверь мне, милочка, это не повод грустить, а лишь стимул бороться, чтобы потом доказать этим невеждам, как они ошибались. Уж я-то знаю.
- Все так, я согласна, но что же теперь делать?
- Действовать, милочка! Сегодня ты проиграла лишь битву, но далеко не все войну. И вот судьба послала тебе в утешение меня, а мне - тебя, богиню красоты, девушку, наделенную сказочный красотой.
Руби смущенно поправила прядь золотистых волос. К таким комплиментам она не привыкла.
- Я понимаю, - продолжал мужчина, - что ты мечтала быть актрисой, возможно, даже грезила о большом кино, но что тут скажешь? Тебя несправедливо отвергли... да и черт с ним, с этим кино и театром! Ты выше этого, милочка, ты настоящая модель. Как тебе такое, а?
- Модель? Я?
- Ну не я же!
- Даже не знаю, - задумалась Руби. - Стать моделью еще труднее, как я считаю.
- Я здесь именно за тем, чтобы помочь тебе. Протягиваю руку помощи, когда ты терпишь крушение. Ты редкий самородок, милочка, я бы хотел увидеть тебя на обложке модного журнала, усыпанную жемчугом. Как тебе такая жизнь? Скажи лишь слово, молочка, и я помогу тебе добраться до твоего законного Изумрудного Города. У тебя ведь все есть для этого! Не хватало лишь меня, но теперь я здесь и готов помочь тебе стать известной. Ну, как тебе такая идея?
Оглушенная собственной фантазией, которая принялась за дело после напыщенных слов незнакомца, Руби уже не знала, что следует ответить. Мужчина, видя ее замешательство, приблизился и прошептал:
- Между нами говоря, из всех девушек, вышедших сегодня из театра после несправедливого провала, ты самая прекрасная.
Эти слова вызвали эффект, и Руби, очнувшись ото сна, тут же спросила:
- Что нужно делать?
- Другой разговор! - обрадовался мужчина. - Удобно ли тебе будет подъехать завтра в мой офис в это же время, чтобы мы могли провести фотоссесию?
- Конечно.
- Очень хорошо. Ну, тогда вот моя визитная карточка. Буду ждать!
Сверкнув зубами в последний раз, незнакомец быстро удалился, оставив Руби стоять и смотреть на визитку так, будто та была сделана из чистого золота.
На карточке было написано: "Энтони Грауд; Модельное агентство. Гэйт-стрит 66".
В это же время харизматичный незнакомец в солнцезащитных очках, спускаясь в метро, набрал нужный номер и, дождавшись соединения, сказал в трубку:
- Привет, Гарри. Хотел поблагодарить за ту прелестную девочку, что была у вас сегодня на прослушивании... Последняя, ага. Без вопросов, старина, с меня бутылка коньяка, как и договаривались!
***
Разобрав багаж, Бетани повесила на ручку двери своего номера табличку с просьбой "не беспокоить", тем самым став первым постояльцем, не воспользовавшимся данной табличкой с целью защитить от постороннего вмешательства свои любовные утехи.
Переодевшись, она тут же села за стол и, достав из сумки пухлую тетрадку, принялась за работу над романом, занимавшего уже более трехсот листов.
Перечитав последние строки, она начала писать:
"Ранним утром, когда еще не проснулась соседская собака, Элизабет разбудил странный шум. Она с трудом открыла глаза, опустила ноги в серые тапочки и подошла к окну. Выглянув наружу, она с удивлением увидела..."
Здесь Бетани остановилась и задумалась, после чего зачеркнула написанное и начала заново:
"Утром ее разбудили странные звуки, доносящиеся с улицы. Поборов сонливость, Элизабет выглянула наружу и с удивлением увидела юношу, лопатой копавшего сырую после дождя землю, нещадно пачкаясь в грязи.
- Что ты творишь? - спросил она обеспокоенно."
Бетани снова остановилась и задумалась. А действительно, что он творит? Зачем он роет землю?
Она встала и принялась ходить по комнате, пытаясь найти ответ на свой вопрос. Просто так продолжать работу было нельзя, ведь самое важное в книге - причинно-следственная связь. Все должно быть логично, поступки героев необходимо объяснять, они не должны быть бездумными.
Так почему же он роет землю? Что ищет?
Бетани покосилась на рукопись, после чего подошла к телефону и заказала вина в номер. Проблему явно было не так уж просто решить.
Выпив половину бутылки, она еще немного посидела над романом, ища разгадку собственного сюжета, после чего сама не заметила, как уснула.
Весь следующий день надоедливый вопрос не покидал ее, из-за чего она никак не могла сдвинуться с мертвой точки. Вдохновение развеялось, наступил творческий кризис, столь ненавидимый Бетани.
На четвертые сутки она не выдержала и поздним вечером вышла на прогулку, как она делала всегда, когда страсть продолжать работу пропадала. Перед выходом она взяла сумочку, решив после прогулки поужинать в одном из местных кафе.
На улице в тот вечер были особенно холодно, шел снег, хлопья которого кружились по велению сильного ветра. Улицы, погруженные во мрак и освещаемые лишь редкими фонарными столбами и неоновыми вывесками, были погребены под слоем снега, хрустевшего под ногами Бетани, пока она шла в неизвестном направлении и думала о своем, глядя под ноги, чтобы случайно не упасть.
Бредя так по незнакомым кварталам, Бетани сама не заметила, как заблудилась. Со всех сторон ее окружали огромные черные глыбы - дома, нависшие над ней и грозящие окнами, в которых горел тусклый свет. Судя по всему, она отошла довольно далеко от густо населенных районов, поскольку здесь было как-то уж особенно тихо. Бетани бросила взгляд на небо, но не увидела ни единой звезды, поскольку весь небосвод скрывался под грязно-алым свечением, исходящим от города.
Мучаясь от холода, Бетани стала неспеша пытаться найти дорогу назад, как вдруг от темной стены впереди отделилась черная фигура, преградившая ей путь.
Бетани остановилась и испуганно уставилась на фигуру. Человек тоже стоял молча в нескольких футах от нее, не двигаясь. Выйдя из оцепенения, Бетани осторожно развернулась к неизвестному спиной и пошла обратно, однако тут же увидела, что на углу улицы ее поджидает еще один черный силуэт.
Бетани резко остановилась, а затем приняла единственное логичное решение и побежала прямо на пустую дорогу, решив перебраться на другую сторону улицы, где между домами имелся проход во дворы.
Когда ее ноги уже достигли заснеженной брущатки, чья-то сильная рука схватила ее за плечи. Страх полностью подчинил себе разум, и Бетани закричала, стараясь вырваться. Однако почти сразу же еще одна рука зажала ей рот, из-за чего крик превратился в глухое мычание.
Осознав бессмысленность сопротивления, Бетани сделала единственное, что могла - закрыла глаза и принялась молиться, чтобы ее оставили живой. В это же время две руки крепко держали ее, пока еще одна зажимала ей рот, поскольку кричать Бетани продолжала инстинктивно, а другая старалась вырвать у нее что-то из рук. Сквозь плотную завесу страха просочилась здравая мысль, и Бетани поняла, что именно нужно нападавшим. И тогда она разжала трясущиеся руки, позволяя тем самым вырвать у нее сумку. Сделала она это весьма вовремя, ведь один из нападавших уже думал воспользоваться холодным оружием, чтобы ускорить процесс.
Заполучив желаемое, нападавшие ослабили хватку и, толкнув чуть ли не плачущую Бетани лицом в сугроб, растворились во тьме.
Через несколько минут двери местного полицейского участка открылись, и внутрь зашла девушка, вызвавшая удивление у дремавшего дежурного.
- Мэм, с вами все в порядке? - спросил он настороженно.
Вместо ответа Бетани рухнула на пол и принялась рыдать так сильно, что по спине дежурного пробежал холодок. Он набрал нужный номер, после чего устремился к сходящей с ума от пережитого шока девушке.
***
Всю неделю Калеб выступал на улицах города, вынужденно меняя места, чтобы полицейские не забрали его за бродяжничество. Он выходил из дома Лесли каждый день в десять утра в любую погоду и первым делом шел на пересечение Хоуп-стрит и Лесс-роуд. Там он останавливался возле газетного киоска и, положив возле ног раскрытый чехол, принимался играть. Пел он обычно что-то доброе, чтобы подбодрить людей, шедших мимо него. Прохожие, однако, смотрели на него из-под лобья и редко швыряли что-нибудь в качестве награды за старания в чехол. Однажды Калеб обнаружил там пачку мятной жвачки. Правда, ожидал он найти хотя бы несколько долларов, чтобы купить чашку горячего капучино в кафе неподалеку. В такой мороз он отдал бы все что угодно ради стаканчика горячего напитка. К сожалению, денег не было. Зато была жвачка.
Через час он перемещался ближе к метро. Вниз он больше не спускался, предпочитая оставаться на улице и бороться с холодом. Пока он играл, пальцы его синели и превращались в деревянные палочки, которые били по металлическим струнам, вызывая мелодичное дребезжание. Калеб пел и смотрел на лица прохожих, стараясь увидеть что-нибудь кроме безразличия и брезгливости. Что именно? Он и сам не знал. Может, хоть долю человеческого понимания.
Ближе к обеду Калеб заскакивал домой к Лесли, где вытряхивал из чехла заработанную мелочь. Пока он обедал, Лесли хмуро смотрела на эти гроши и, качая головой, уходила. Калеб не обращал на это внимание и лишь говорил иногда, что это временная черная полоса.
По утрам он старался вставать только с правой ноги, хотя до этого совершенно не думал об этом. Однажды он шел по улице, как вдруг ему дорогу перебежала черная кошка. Параллельно ему в тот же момент шла закутанная в серую шубку девушка, которая при виде пробегающей кошки резко остановилась и двинулась дальше только после того, как Калеб прошел первым. Тогда он по обыкновению не придал этому значения, однако после того, как в этот же день он едва не поскользнулся на ступеньках, рискуя сломать себе шею, его отношение к черным кошкам резко изменилось. Дошло до того, что теперь он сам останавливался, позволяя другим прохожим забрать неудачу.
Пообедав, Калеб отправлялся кочевать по разным улицам города, играя то на одном, то на другом углу, все больше убеждаясь, что в Стэрингстоуне уличные артисты приравниваются к падающим с неба снежным хлопьям, обреченных на гибель под ногами прохожих.
Вечером он отправлялся на центральную площадь, где обычно собиралось много народу. Однако его совершенно не замечали в толпе, из-за чего уходил он обычно ни с чем.
- Может пора найти нормальную работу? - спрашивала его Лесли, пока Калеб грелся возле батарей, завершив еще один день.
- Ну уж нет, мне скоро повезет, вот увидишь, - упрямо отвечал он и утром вновь отправлялся на холодные и неприветливые улицы города.
Жизнь шла таким чередом до тех пор, пока на Калеба не напали.
Случилось это в разгар дня. Калеб стоял на углу одного из жилых домов и спокойно перебирал пальцами струны. В этот момент из дома вышел полный мужчина с лицом-булыжником. Он подошел к Калебу и гаркнул в ухо:
- Какого черта тебе здесь надо, идиот?
Калеб отшатнулся от рассерженного мужчины в полном недоумении.
- Извините, сэр, я...
- Чё ты там лепечешь, гад? - заорал мужчина и принялся махать руками. - Лентяй проклятый, крыса канавная! Тебе кто разрешил здесь горланить, а? В полиции давно не был?
Калеб стал медленно пятиться назад.
- Сэр, я всего лишь хотел...
- Да мне плевать, что ты там хотел, блоха вшивая! - крикнул мужчина и, схватив гитару, выдернул ее из рук Калеба, после чего ударил ей сначала самого Калеба, от чего тот упал на асфальт, а затем разбил инструмент вдребезги об стену дома.
Швырнул деревянные ошметки в лицо парализованного Калеба, мужчина закричал на всю улицу:
- И что б я больше тебя на видел, иначе голову проломлю!
После этого он развернулся и ушел, скрывшись внутри дома. Калеб же с трудом поднялся, стараясь не смотреть на прохожих, которым было абсолютно наплевать на него. Он подобрал то немногое, что осталось от его гитары, сложил все это в чехол и быстрым шагом направился домой. В глазах его блестели ледяные слезы.
Лесли дома не оказалось. Прибывая в шоковом состоянии, Калеб вытряхнул из банки на полке все накопленные им деньги и выскочил обратно на мороз, чувствуя, как у него кружится голова. Он все еще не мог поверить в произошедшее.
Он шел по улицам, но сам не знал, куда именно. Было понятно, что нужно купить новую гитару, но где ее искать Калеб не имел ни малейшего понятия. Поэтому он просто шел вперед через сугробы, ведомый некой манией.
Совершенно сбившись с пути, Калеб забрел в грязную подворотню, где сел на мусорный бак и пересчитал деньги. Всего лишь двадцать долларов. Этого не хватит даже на подержанную гитару. А остаться без инструмента означало остаться совсем без ничего - без мечты, без возможностей, без амбиций... все равно что оторвать себе руки. Все. Конец. Теперь он никто.
- Эй, мужик, ты чего приуныл? - услышал Калеб незнакомый голос и поднял голову, увидев перед собой опухшую рожу незнакомца.
- Отвали, - буркнул Калеб, закрыв лицо руками.
Но незнакомец не ушел, а присел рядом.
- Что, все хреново, да? - спросил он Калеба. - Ну ты не грусти, у меня тут как раз есть кое-что бодрящее, мигом обо всем забудешь. Гляди-ка...
И он протянул Калебу пакетик, полный белого порошка.
***
На следующий день Руби с нетерпением ждала назначенного часа, в предвкушении то и дело мусоля в пальцах визитную карточку. Все утро она потратила на макияж и маникюр, умножив тем самым свою естественную красоту в несколько раз. От зеркала она почти не отходила, любуясь собственным отражением и представляя себя на обложке модного журнала.
Из мира грез ее вырвал неожиданный звонок жениха. Обрадованная, Руби поспешили снять трубку, чтобы сообщить радостную новость.
- Джордж, милый, ты не поверишь! - пропела Руби, не сдерживая эмоций. - Я получила предложение от модельного агентства.
- Это значит, что свадьбы не будет? - услышала она в ответ настороженный голос.
- Опять ты начинаешь. Сколько раз еще повторять, что я люблю тебя и только тебя?
- Ладно, прости. Так что там с этим агентством?
Руби рассказала, а точнее протараторила в трубку историю своей небывалой удачи.
- Но разве ты не мечтала быть актрисой? - спросил Джордж. - Ты ведь ради этого и приехала туда...
- Да, Джордж, ради этого. Но иногда мечтой нужно жертвовать, иначе рискуешь остаться с ничем. Неужели ты не рад за меня?
- Конечно рад, но...
- Но что?
Джордж помолчал.
- Ничего, - сказал он наконец. - Ничего, делай как знаешь. Я просто скучаю по тебе и надеюсь увидеть как можно скорее.
- Ох, Джордж, это так мило, - улыбнулась Руби, глядя на визитную карточку в левой руке.
- Позвони как только все уладится, хорошо? И... я люблю тебя.
- И я тебя, милый.
Сказав это, Руби повесила трубку и принялась собираться. Ровно в назначенное время она уже была на Гейт-стрит.
Дверь ей открыл знакомый небритый мужчина. Солнцезащитных очков на нем на этот раз не было. Он вежливо поприветствовал ее и с улыбкой на лице провел в небольшую комнатку, которую он гордо назвал студией. Руби он попросил снять верхнюю одежду и встать возле хромокея, пока он настраивал камеру.
- Нам придется сделать очень большое количество снимков, - сказал он.
Руби пожала плечиками.
- Меня это не пугает, я никуда не тороплюсь.
- Тогда приступим! - сказал мужчина, наводя на Руби объектив камеры.
Засверкала ослепительная вспышка. Руби проворно наклоняла голову и все тело в разные стороны, улыбалась, смеялась, смотрела убийственным взглядом, будто намереваясь хладнокровно растерзать того, кто встретится с ней взглядом. Она не имела никаких комплексов и потому под взором камеры не краснела от смущения, а вела себя уверенно, с полна примеряя роль топ-модели. Фотографу оставалось лишь иногда отдавать команды, советовать и успевать щелкать затвором: щелк, щелк, щелк.
Сделав больше пятидесяти снимков, мужчина остановился и, просмотрев отснятые кадры на дисплее камеры, восторженно сказал:
- Какие замечательные фотографии! Ты просто рождена для камеры, молочка. И если не в качестве актрисы, то как модель точно.
В ответ на эту похвалу Руби скромно улыбнулась. Мужчина же задумчиво посмотрел на нее и добавил:
- А ты не могла бы немного оголить свое прелестное тело?
- Что?
От неожиданности и наглости просьбы Руби впала в ступор.
Фотограф замялся.
- Ну, понимаешь, - сказал он, - публике больше нравятся обнаженные модели, так больше шансов добиться успехов и понравиться каждому. Безусловно, ты очень красива, но без одежды была бы еще краше.
- Но у меня есть жених, как он воспримет это? - попыталась защититься Руби.
- А разве ему обязательно знать об этом? Уверен, потом, когда ты станешь знаменитостью в модельном бизнесе, он поймет тебя. Ведь нужно рисковать, милочка! Такова жизнь.
Руби явно не спешила соглашаться.
- Или ты стесняешься? - продолжал наседать фотограф. - В этом дело? Что за глупости! Ты взрослая женщина, понимаешь ведь, что я не насильник какой-то, а профи в своем деле. Кроме того, нужно привыкать к подобным откровенным фотоссесиям, в модельном бизнесе без этого никак. В нем твое тело и красота - главные инструменты, с помощью которых ты идешь к славе. Глупо скрывать их и не использовать, так кашу не сваришь. Так что брось это, милочка, тебе совершенно нечего стесняться, ты в полной безопасности.
Руби с неуверенностью смотрела за спину фотографа, взвешивая все "за" и "против".
- Если мы сделаем эти снимки, - добавил фотограф, - то любой журнал вырвет их у нас с руками за бешеную сумму в кратчайшие сроки, обещаю.
Последние сомнения тут же испарились, и Руби уверенно сказала:
- Ладно, давайте попробуем.
После чего поспешила раздеться, прежде чем уверенность в правильности принятого решения уйдет, заменив себя легкой застенчивостью. Как не крути, но обнаженной перед камерой она почувствовала себя некомфортно. Фотограф же наоборот ободрился и направил на нее объектив.
- Другое дело, милочка, - сказал он и принялся щелкать еще быстрее. - Теперь вся модная индустрия этого города у тебя в руках.
Руби лишь тяжело вздохнула, стараясь привыкнуть к наготе, в то время как каждая новая вспышка обжигала ее белоснежную кожу.
***
Главный редактор, долгое время рассматривающий пухлую рукопись с присущим ему безразличием, вновь и вновь переводил взгляд с пачки листов в своих руках на скромно стоящую перед ним Бетани и обратно. Он не знал, как максимально тактично вернуть рукопись ее владельцу, ведь Бетани походила на человека, готового вот-вот расплакаться из-за любой мелочи. Но от рукописи избавиться было необходимо. Выпачканные чернилами листы жгли пальцы.
- Мне кажется, - решился сказать редактор, протягивая Бетани рукопись, - что вам не удалось разработать многообещающую тему.
К его удивлению, Бетани спокойно взяла рукопись, бережно сложила ее в сумку, поблагодарила и...
"Наконец-то свалила!" - подумал редактор и закурил. Он ненавидел свою работу и его тошнило от всех этих рукописных романов.
Благо, Бетани всего этого не знала. Она медленно шла по заваленной снегом улице, вспоминая все свои неудачи за последние несколько дней. Дописав роман, она принялась рассылать его по издательствам, уверенная в собственном успехе. Первое издательство ответило отказом, причем в грубой форме: