Мэтью не знал этого наверняка, но одна лишь мысль вызвала в нём гнев. Он принялся изворачиваться, стараясь высвободить голову из мешка. Ему это почти удалось, но вдруг нечто острое вонзилось в его живот. Следующий колющий удар был нанесен в печень.
Изо рта пошла кровь, которая быстро впиталась в ткань мешка. Густая кровь лилась и из полученных ран, заливая одежду, а вместе с ней из тела Мэтью вытекали остатки тех сил, которые были вызваны вспышкой гнева. Шери, Шери... Господи, Шери, пусть с тобой такого не сотворят! Ты не должна почувствовать эту чудовищную боль.
На слабеющее тело Мэтью было обрушено еще три ножевых удара. Первые два были нанесены под ребра, а последний проткнул насквозь правое легкое. Но ни один удар так и не был нанесен в сердце.
Не выдержав последнего удара, Мэтью рухнул на снег, к тому моменту успевшему пропитаться кровью и стать бардовым.
Лёжа в луже ещё тёплой крови, Мэтью постепенно терял сознание, чувствуя вкус собственной крови и ужасную боль, овладевшую всем телом, каждой костью. Шери, боже, Шери... Надеюсь, ты не видишь этого.
Окровавленный снег под ним будто выжигал кожу, а промерзшая земля готовилась вобрать в себя его тело, больше напоминавшее мешок с раздробленными костями.
Он понимал, что умирает. Понимал, что сердце его бьется все медленнее. Он всё понимал и потому ждал, когда смерть наконец заберет его.
Но еще до того, как последние крупицы жизненной силы покинули его израненное и залитое кровью тело, он услышал, то чего слышать не должен был:
- Он точно мертв?
Этот прелестный голосок Мэтью узнал бы из тысячи. То был голос Шери.
- Не беспокойся, с ним покончено, - раздался в ответ незнакомый, грубый мужской голос, заглушаемый хрустом снега.
Мэтью, к тому моменту уже наполовину находившийся в ином мире, неожиданно понял, свидетелем чего он, поверженный и истерзанный, случайно становится.
- Каково чувствовать себя вдовой, милая?
- Поистине великолепно, - Шери засмеялась. - Особенно когда осознаешь, что ты богатая вдова.
То рушилась сего жизнь, то горело его счастье, то умирала любовь, в которую он поверил.
Кусочки пазла неохотно вставали на свои места. Нет ничего хуже, чем прозреть перед смертью и, оглянувшись назад, признать свою ошибку. Но именно это и делал Мэтью. Дыхание смерти сделало его мудрее и несчастнее. Этим он был вынужден расплачиваться, чтобы взамен получить самое ужасное, что только может подарить смерть умирающему и разочарованному влюблённому - ненависть.
- Тебя не пугает перспектива носить до конца жизни траурные наряды и кольцо на цепочке?
- Ради денег чего только не стерпишь. Побуду немного вдовой, отыграю свою роль, пока о трагически погибшем муже все не забудут, а потом можно и новую свадьбу устроить.
- Мне местечко в твоем плане найдется?
- Безусловно!
Следом Мэтью услышал самый отвратительный звук из всех, которые когда-либо издавал человек - звук соприкосновения губ. Заговорщики целовались возле его почти остывшего тела. Когда-то Шери точно так же целовала и его... После этого вкус собственной крови показался Мэтью омерзительным.
О, ненависть! Ты первая приходишь на догорающие останки счастья и вершишь свои ужасные дела. Ты даешь силу слабым, желание отомстить проигравшим. Ты, богиня возмездия и слепой ярости, настолько же благородна, насколько и зла.
И только ты способна поднять мертвеца из могилы. Вернуть жизнь тому, кто был готов умереть.
Нетронутое лезвием коварного ножа сердце стало биться чаще. Несмотря на кровавые, рваные раны, что зияли в его теле, Мэтью смог сжать руки в кулаки и начать дышать полной грудью.
Они всё ещё целуются. Здесь, совсем рядом... Он слышал это, он это чувствовал, и это злило его ещё больше.
Невероятно, но Мэтью стал с трудом подниматься на ноги, не чувствуя своих ран. Кровь лилась из него, но сердце продолжало бешено биться в груди, разнося остатки сил по всему телу.
Он встал на ноги позади упоенной черной романтикой парочки. Он не чувствовал ничего, кроме вкуса собственной крови. Мешок с головы он снимать не стал - ему и так было всё прекрасно видно. Его вела ненависть.
На этот раз чужое счастье сыграло ему на руку.
Шатаясь, Мэтью подошел к парочке и схватил своего невезучего убийцу за голову. Кто-то закричал.
От испуга неизвестный мужчина выпустил из руки окровавленный нож, который Мэтью с легкостью поймал ещё в полете. Резко взмахнув им, он перерезал вырывающемуся мужчине горло, после чего небрежно оттолкнул его обмякшее тело в сторону. Упав, мужчина принялся издавать булькающие звуки и хвататься руками за горло, из которого фонтаном хлестала кровь, окрашивая снег вокруг в грязно-алый цвет. Жить ему оставалось меньше минуты.
Звон в ушах не затихал. Потребовалось время, чтобы холод ночи взбодрил Мэтью и выветрил тошноту с головной болью. Лишь после этого он понял, что то был вовсе не звон, а удаляющийся крик Шери - она спасалась бегством и уже успела пробежать больше пятисот футов.
Ох, Шери...
Ослепленный мешком, Мэтью бросился в погоню за бывшей возлюбленной. В руке он мертвой хваткой сжимал нож. Бежал он так быстро, будто в его теле не зияло пять кровоточащих ран. Мэтью был живее всех живых, а его преданное сердце продолжало бешено колотиться. Он стремительно настигал свою жертву, чувствуя, как испаряется её лживая уверенность, а бразды правления получает животный страх.
...Неужели не понимаешь, что спасения нет? Шери, Шери... Раньше твоё имя было музыкой для ушей. Теперь оно ассоциируется с мерзким вкусом крови.
Шери бежала, перепрыгивая сугробы и продолжая громко кричать. Она не верила в происходящее, но, похоже, кошмар был реален - Мэтью, который должен был быть мертв, гнался за ней вслепую. И теперь его вела не любовь.
Шери кричала, но никто не слышал её. Она находилась в глубине безлюдного парка, где в былые времена они гуляли, держась за руки. Где она изображала любовь. Ради чего?
Она бежала, а мокрый снег облеплял ей лицо, из-за чего уже стало невозможно понять, замерзают ли то слёзы на её щеках, или снежные хлопья тают при соприкосновении с кожей.
Заметив вдалеке очертания кирпичного здания, Шери инстинктивно бросилась туда, при этом едва не подскользнувшись. Она не знала, что раньше, на ещё не огороженной территории парка, располагалась скромная церквушка с колокольней, в который любой желающий мог поставить свечку или помолиться в тишине. Это был небольшой дом господа, пристанище всех верующих, функционирующий вплоть до пожара. Огонь изуродовал церквушку, превратил её побеленные стены в обугленные кирпичи и голые бетонные блоки. Внутри тоже ничего не уцелело - пол был застлан слоем пепла. Здание превратилось в обдуваемый со всех сторон кирпичный, полый бункер, внутри которого ещё находилась покрытая трещинами лестница, ведущая на колокольню, где после пожара уже не висело ни одного колокола.
Именно в это здание устремилась доведенная страхом до сумасшествия Шери. Устремилась прямо в западню.
Возможно, если бы она продолжала бежать, то вскоре смогла бы встретить людей и получить помощь, но вместо этого страх приказал ей прятаться. Глупая попытка, Шери и сама стала понимать это, когда начала прыжками взбираться на колокольню.
В этот момент следом за ней в церковь ворвался залитый кровью Мэтью. Покрытый пятнами крови мешок всё еще скрывал его лицо. И ни одному врагу нельзя желать увидеть его!
- Ты говорила, что не веришь в призраков! - закричал Мэтью не своим голосом. - Что скажешь теперь?
Сердце его продолжало бешено биться, когда он принялся бежать по лестнице наверх. Шери, Шери... Где же твой спаситель этой ночью, когда все ангелы упали с небес?
Тем временем Шери взбежала на небольшую площадку колокольни. На высоте 170 футов над землей, она неожиданно поняла, что это конец. Единственным выходом был прыжок вниз, но на такой шаг у неё не хватало смелости, потому, прижавшись спиной к стене подальше от лестницы, она принялась дрожать всем телом то ли от холода, то ли от предательского страха.
Ждать ей пришлось совсем недолго. Из темноты лестницы вдруг показалась фигура Мэтью, сжимающего в руке нож. Поднявшись на колокольню, он молча приблизился к ней.
Но вот она в отчаянии бросается перед ним на колени, льет слёзы и умоляет дать ей шанс. И тогда Мэтью снимает с головы мешок, и она целует его в губы, тем самым завершая весь этот кошмар... Всё это было так прекрасно, но то были лишь её романтичные мысли, промелькнувшие в голове, прежде чем рука Мэтью сдавила ей горло, не позволив пискнуть хоть что-нибудь. Следом нечто острое вонзилось ей в живот, отчего во рту появился вкус крови, а глаза застилала черная мгла. И сквозь свист ветра она услышала жуткий голос Мэтью:
- Моя любовь к тебе стала нашей могильной ошибкой.
Она хотела выдавить из себя какой-нибудь звук, но так и не смогла, а затем почувствовала, как её ослабевшее тело что-то тянет за собой вниз, прямо в холодную бездну ночи. Вниз с колокольни, в объятия снежной бури.
Амфис
По ту сторону света можно найти Тропу, которая поросла пожухлой травой, лишенной своего привычного зеленого цвета. Тропа представляет из себя длинную, но очень узкую дорогу, которая с левой стороны грубо заканчивается обрывом, а с права — густым непроглядным туманом. Дорога эта везде одинакова, она не имеет начала или конца, но в то же время обычный путник может легко потеряться на ней. Здесь невозможно пойти вперед или назад — здесь все пути ведут в неизвестность.
Тропа ограничена с двух сторон. Резкий обрыв заканчивается морем густой, черной и липкой жидкости, не имеющей вкуса и запаха. На этом черном, бескрайнем море никогда не плавают корабли, никогда нельзя увидеть волн, не бывает здесь бурь, приливов и отливов. Жидкость просто течет, медленно, размеренно и неизвестно опять таки куда именно. Невероятно спокойно полотно черной жидкости, которая ничего общего не имеет с водой, но назвать ее не иначе как настоящее море просто невозможно.
Если встать на колени у самого края Тропы и аккуратно наклониться, подставив свое ухо почти к самой жидкости, которая течет внизу, то можно услышать мерзкий шепот, а иногда и дикие, лишенные жизни крики. Услыхав их хочется тут же отступить подальше, убежать туда, откуда не будет видно это черное, мертвое, но в тоже время до сих дышащее море. Однако сделать у вас это не получиться, поскольку бежать некуда.
Некоторым, правда, хотелось не бежать, а наоборот нырнуть прямо в эту жидкость. Они искренне хотели, чтобы густая черная вода поглотила их, засосала в себя и сделала их одним с ним целым. Единым. Таких людей называют там Эндонами. Теми, кто хочет и может погрузиться внутрь этой жидкости, кто будет чувствовать себя там как дома, кто приживется внутри этого моря и уже никогда не захочет выйти наружу. К сожалению, именно Эндоны населяют тот мир в большем количестве.
Но есть и Амфисы — те, кто не могут прижиться в стандартных для всех условиях, которых зажимаю рамки из-за чего они стараются выбраться наружу и стать индивидуальными. Амфисы не любят смешивать себя с той Массой из которой они вышли, они всегда считают себя особенными, лишенными всех негативных качеств, которые присущи их Массе. Амфисы возникают случайно. Им очень сложно выбраться из той среды, в которой они родились и прожили большую часть своей жизни, но когда им это все таки удается, они самоутверждаются и в скором времени становятся самыми светлыми душами, лишенными всех ужасов Массы. Уже после этого превращения Амфисы никогда не желают вернуться в свою Массу, никогда больше не хотят слышать мерзкий шепот и захлебываться густой черной жидкостью.
Амфисам жить всегда сложно. Они не избранные, не обладают чем-то невероятным. Они просто выделились, смогли выбраться из ямы своей Массы, сохранив при этом основную сущность и лишиться негативных качеств. Подобные случаи очень редкие, поэтому всегда привлекают внимание нас, людей.
Справа Тропу ограничивает ровная, непроглядная стена густого тумана. Если протянуть руку внутрь этого тумана, то возникнет ощущение будто твоя рука прикасается к пуху или очень мягкой ткани. Туман этот имеет цвет сахарной ваты, а запах сладкий приятный и дурманящий. Если резко шагнуть внутрь тумана, то ты резко погрузишься в идеальную тишину, которая так приятно расслабит тебя и успокоит. Затем ты сделаешь глубокий вдох... восхитишься этому чудному запаху, тебе захочется спать. Потом ты почувствуешь себя так, будто попал на небеса и с закрытыми глазами шагнешь еще дальше, еле перебирая ногами. Шагнешь прямо в успокаивающую тишину розоватого тумана. И больше ты никогда не сможешь вернуться на Тропу, ты навсегда станешь частью этой нежной Массы. Станешь Эндоном.
Так и шли года, затем века на Тропе. Трава оставалась примятой и лишенной красок, справа лениво текла черная густая Масса, а слева возвышалась розоватая стена из непроглядной Массы тумана, а внутри этих масс вели свое существование Эндоны.
Неожиданно на гладкой черной поверхности Массы начали появляться редки и сравнительно небольшие волны. Впервые подул легкий ветерок, а шепот внутри Массы усилился. В этот же момент из густой черной воды вынырнула и резко вздернулась вверх рука. Затем показалась и вторая. Обе руки начали размахивать во все стороны, ища то, за что можно было бы ухватиться. Раздался странный булькающий звук, будто кто-то старался говорить что-то находясь под водой.
Вскоре руки опустились и начали быстро, резкими движениями грясти, постепенно подплывая к обрыву Тропы. Вот сначала одна рука со всей силы схватилась за край, а затем и вторая. Уже через несколько секунд на Тропу упало массивное тело, полностью облитое липкой черной жидкостью Массы, из которой тело только что выбралось.
Это был человек.
Он уперся руками в Тропу и начал сильно кашлять и плеваться. Одной рукой он неожиданно схватился за живот, после чего его скрутила судорога, все тело его содрогнулось и человека вырвало. Изо рта полилась все та жа мерзкая черная жидкость.
Человек продолжал плеваться, стараясь вылить из себя всю эту жидкость. Руками он начал стряхивать её с одежды, пальцами убирать с волос и лица. Однако делать ему это особенно и не нужно было — черная жидкость сама постепенно стекала с него и под невероятный вопль, который смешивался с рычанием и кашлем человека, стекала вниз по обрыву обратно в Массу.
Одежда начала уже просыхать, лицо тоже стало видно, а человек выплевывал изо рта остатки жидкости. Он старался избавиться от всего, что связывало его с Массой. Жидкость эта несколько лет заполняла его внутренность, затапливала сердце и разум, тянула на дно, скрывала от света и заставляла молчать и не дышать, полностью сделав из человека раба. И человеку это нравилось, нравилось слушать шепот себе подобных и утопать в густой черной Массе. Нравилось, но в один момент он вдруг понял, что ему здесь не место, что он не тот, кто должен всю жизнь тонуть в Массе. Что ему нужно выбираться, что ему здесь не место, что он не похож на всех остальных. А Масса, почувствовав, что нечто внутри нее является изъяном, вредным веществом, которое не желает подчиняться течению, просто выплюнуло его наружу. Зачем Массе бесполезный человек? Зачем нужен тот, кто не хочет тонуть, кто вносит беспорядок в течение? Вот поэтому то Масса и извергла человека из себя, позволив ему делать что угодно в забытом мире. В таком же забытом, как и человек, поскольку снаружи своей Массы человек этот никому будет не нужен и никогда не сможет прижиться. Там нет жидкости. Там свет, там нет тьмы и шепота. Как ему жить там? Так думала Масса, позволяя человеку вырваться наружу.
Жидкость полностью стекла с тела человека. Протерев пальцами глаза он наконец смог подняться, ощущая невероятную усталость. Все тело его было перенапряжено после борьбы с течением Массы. Сейчас он был слаб, шокирован и явно не готов к тому, что ждало его дальше.
Парень наконец открыл глаза и тупо посмотрел вперед. Он старался полностью избавиться от жидкости, которая заполняла его организм, но сделать этого он так и не смог. Поэтому глаза парня остались полностью черными, а вены — иссиня-черными. Цвет кожи стал мертвенно-бледным, из-за того что тело человека много лет провело в Массе. Там, где никогда не было света. Он хоть и выбрался из Массы и потерял все отвратительные качества характера, но тем не менее не изменил свою главную сущность.
Парень облизал свои губы, глотнул и провел рукой по лицу. Затем запустил руку в свои волосы, которые тоже имели цвет вороньего пера. Убедившись в том, что вся жидкость стекла с него, он моргнул пару раз и нерешительно повернул голову то в одну сторону, то в другую.
«Тропа» - пронеслось у него в голове. Он знал, что она не имеет начала и конца, он знал, куда попал.
Черные глаза парня внимательно осматривались. Его бледное лицо не выражало никаких эмоций, а дыхание было ровным и спокойным. Он отлично знал, что произошло, но почему-то не радовался этому и не грустил. Он просто принял этот как факт.
«Вот он я, на Тропе» - вновь подумал парень и обернулся, посмотрев через плечо на мору густой, черной жидкости из которой он только что выбрался. Брови его нахмурились, а рот слегка скривился. Вид его Массы вызвал в парне омерзение, он не мог и не хотел поверить в то, что он так много времени провел именно там, на дне.
Он отвел взгляд и стал смотреть в другую сторону.
Парень пошевелил руками и зевнул. Его черные глаза равнодушно смотрели на стену из тумана, пытаясь проглядеть что-то внутри него. Туманная Масса не вызывала в парне никаких эмоций, даже обычного интереса или страха. Он просто смотрел на неё, будто видел уже много раз.
Устав смотреть на туманную Массу, парень еще раз посмотрел по сторонам, окончательно убедившись в том, что выхода с Тропы нет, и присел прямо на пожухлую траву, широко раскрыв черные глаза и вновь уставившись на туман впереди себя.
Он стал ждать. Неизвестно чего именно, но ждал. Парень сидел на Тропе, за его спиной тихо текла его Масса, а впереди была стена из тумана. Слегка прикрыв черные глаза, он смотрел прямо на нее и ни о чем не думал. Так прошли минута, а затем час. Вскоре счет времени был совсем утрачен, да и время не сильно то волновало парня. Его вообще ничего не волновало. Он просто ждал, сидя на Тропе, которая не имела начала или конца.
Вдруг в глубине туманной Массы глаза парня смогли различить силуэт. Темный, неясный, но точно силуэт. Силуэт человека, который постепенно приближался к нему.
Парень прищурился, напряг свое зрение и наконец различил, что это силуэт девушки, которая становилась все ближе и ближе, выбираясь из объятий дурманящего тумана.
Вскоре девушка показалась из тумана. У неё была такая же бледная кожа, а глаза вместо черных были молочно-белыми. Волосы были достаточно длинными, походка легкая, слегка робкая. Взглянув на неё можно было понять, что она слегка напугана, что это для неё новые, чужие края. Но в то же время, она, кажется, была рада тому, что смогла выбраться. Попасть на Тропу, да еще и встретить другого человека.
Парень бросил на незнакомку быстрый оценивающий взгляд, после чего отвел взгляд и перестал замечать девушку. Он не дурак, он все прекрасно понял, но думать об этом сейчас не хотел. Уставившись в землю, он остался так же сидеть и не шевелиться, притворяясь, кажется, мертвым.
Девушка оказалась очень любопытной, поэтому она молча, шаг за шагом, подошла к сидящему парню и тихонько присела рядом, обхватит руками колени. Секунду она смотрела своими белыми глазками на туманную Массу, из которой она только что вышла и думала, вспоминала...
Затем она перевела взгляд на парня, с интересом посмотрела на него, после чего обернулась и посмотрела на черное море, которое мирно текло у них за спиной. Подумав о чем-то своем, она повернулась к парню и, слегка улыбнувшись, сказала:
- Ты из той Массы, правда?
Парень слегка кивнул головой, продолжая смотреть в землю.
- По Тропе уже давно никто не ходит... - тихо сказал он.
- Откуда ты знаешь? - спросила девушка.
- Не знаю. Я просто предполагаю.
Девушка помолчала:
- Ты хоть что-нибудь знаешь?
- Ничего я не знаю. И ты не знаешь...
- Я знаю! - не согласилась девушка. - Я знаю кто мы, я знаю, что произошло и еще...
- Правда? - ухмыльнулся парень. - И что ты теперь будешь делать? Многое ты, как я вижу, знаешь. Это тебе поможет. Тебе, но не мне.
Девушка повернула голову и вновь посмотрела на стену из тумана:
- Говорят, что все люди сначала рождаются здесь, на Тропе, а потом уже попадают в их Массы, - сказала она задумчиво.
- Это все бред, - не согласился парень. - Люди изначально рождаются в Массах, а потом, если захотят, выбираются на Тропу.
Девушка посмотрела на парня и улыбнулась:
- А говорил, что ничего не знаешь.
Парень поднял голову и посмотрел на нее. Их глаза встретились и оба человека с интересом посмотрели друг на друга.
Первой глаза отвела девушка. Тяжело вздохнув она спросила:
- И что мы теперь будем делать?
- Мы? - переспросил парень, - Почему мы?
- Ведь мы с тобой одинаковы. Пусть и из разных Масс, но все таки мы оба выбрались. Мы Амфисы и должны держаться вместе.
- Это ничего не значит. Вместе или раздельно... какая разница? Все равно мы ничего не сможем сделать. Куда бы мы не пошли — мы все равно стоим на месте. Мы можем лишь прыгнуть обратно в свои Массы и жить дальше...
- О нет! Туда я больше не вернусь! А ты? Ты хочешь?
Парень помолчал и подумал:
- Не хочу.
- Вот и славно, - улыбнулась девушка и поднялась на ноги. - Давай, вставай, мы не можем оставаться тут всю жизнь. Не ради этого мы ведь выбирались оттуда, правда?
Парень вновь посмотрел на незнакомку, поморгал, подумал немного, после чего все таки поднялся:
- И что теперь? - спросил он повернувшись к девушке.
- Я тебя о том же спрашивала — что будем делать теперь?
- А я тебе уже отвечал, что не знаю! Может, у тебя есть идеи?
Девушка посмотрела по сторонам:
- Н-у-у... мы могли бы пойти по Тропе...
Парень усмехнулся:
- И что потом? Мы ведь даже не знаем в какую сторону нам нужно идти! Мы ничего не знаем!
- Так давай узнаем! - ответила девушка и протянула парню руку.
Тот посмотрел на нее внимательно, сначала не понял, что именно от него хотят, а затем все таки взял ее.
Девушка развернулась и пошла по Тропе, ведя за собой парня, который так до сих пор и не принял окончательное решение.
Они шли долго и уходили все дальше продолжая держаться за руки. Они шли, но пейзаж вокруг них не менялся, а если б кто-то в этот момент вышел на Тропу, то спокойно смог бы увидеть их темные силуэты вдали, постепенно удаляющиеся и идущие неизвестно куда.
Лизмония
Джимми много чего слышал об этом старике, но никогда лично не видел.
Местные жители рассказывали, что он живёт на каменистом берегу возле морского грота, на западе острова. Он никогда не поднимается по скользкому склону наверх вовсе не потому, что он стар, а лицо его покрывает длинная белая борода. Ему просто нет надобности уходить с берега. Именно там, совсем рядом с морем, был его дом.
Увидеть его мог каждый — для этого было достаточно спуститься по склону. Со стариком можно было даже поговорить, правда, многие не понимали и половины его старческих бредней. Некоторые считали его мудрецом, некоторые глупцом, а кто-то и вовсе бездомным отшельником. Он никого не трогал, не причинял никаких неудобств, а потому и жители не стремились беспокоить его. В беспокойстве не было надобности. Старик был лишь местной достопримечательностью, взглянув на которую, люди навсегда удовлетворяли свой интерес и не желали увидеть его вновь. Он был скучной легендой, стариком, сидящим на берегу и глядящим на горизонт. Слава, о которой позорно мечтать.
Теперь Джимми тоже собирался повидать старика. Он аккуратно скользил по склону, хватаясь руками за вся подряд. Ему было всего восемь лет, и подобный спуск казался ему настоящим приключением.
Ступив ногами на мокрые камни берега, он сразу же увидел его. Старик сидел на идеально гладком валуне, положив обе жилистые руки на колени. Старик обладал самой заурядной внешностью — морщины, седина… Для Джимми это оказалось настоящим разочарованием, ведь на камне сидел самый обыкновенный, ничем не примечательный старик, одетый в темно-синий комбинезон. Джимми сравнил его с моряком, возможно даже с капитаном. Может он и был и капитаном, который, потеряв своё судно, никак не мог оправиться от горя?
Никто не знал этого.
Джимми подкрался к старику на расстояние вытянутой руки. Старик не обращал на мальчика внимания. Взгляд его был прикован к горизонту. Там, где голубые волны моря соединяются с небосводом. В тот день был штиль, что совсем не характерно для моря в тех краях.
Старик сидел неподвижно, из-за чего казался продолжением камня. Джимми встал рядом с ним и тоже вгляделся в горизонт, но ничего не увидел. Тогда он спросил у старика:
- Сэр, почему вы сидите здесь?
- Я жду, - в который раз ответил старик. Интонация его голоса была очень странная, будто бы он разговаривал вслух с самим собой.
- Чего вы ждёте, сэр?
Этот вопрос старик пропустил мимо ушей, даже когда Джимми повторил его.
- Вы ждёте корабль?
- Нет.
- Просто наблюдаете за морем?
- Нет, я жду.
- Вы художник маринист? Вы ищите вдохновение?
- Нет.
- Может быть, вы наблюдаете за погодой? Папа рассказывал…
- Нет.
- Значит, вы просто ждёте?
- Да, жду.
- И не скажете чего именно?
Старик промолчал. За время беседы (если её можно так назвать) он ни разу не взглянул на мальчика. Его интересовали лишь морские волны.
Вдали слышался звон буйка.
- Как долго вы ждёте? - спросил Джимми.
- Всю жизнь.
- Неужели всю жизнь сидите здесь и ждёте?
- Да.
Джимми не нашёлся, что сказать. Всё это было как минимум странно.
Джимми предпринял ещё несколько попыток расспросить старика, но так ничего и не смог выудить.
Джимми ещё немного постоял рядом со стариком, наблюдая за умиротворенной игрой волн, прежде чем его окончательно поразила скука. Махнув рукой, он пошёл обратно и вскоре уже карабкался по склону обратно. Приключение, от которого он так многого ждал, не принесло в его жизнь ничего, кроме разочарования.
О старике Джимми вспомнил лишь спустя двадцать лет. К тому времени мальчик уже вырос, из юноши он превратился во взрослого мужчину, у которого уже были собственные дети. Он был вполне счастлив и всё ещё жил с семьей на том же самом острове.
Как-то вечером, когда сияющий диск солнца плавился за горизонтом, Джимми, находясь на западной стороне острова, неожиданно для себя вспомнил о старике, задумчиво глядевшего на море в ожидании чего-то. Движимый некими чувствами, Джимми нашёл знакомый склон и принялся спускаться к берегу.
Внизу он не обнаружил никакого старика. Возле валуна лежали лишь обласканные солеными волнами моря человеческие кости. Лежал там и череп, обмытый и отполированный. Лишь эти жуткие останки и обнаружил Джимми на берегу.
Старик ждал чего-то, и от него остались лишь никому не нужные кости.