Демон в творчестве Михаила Врубеля

Михаил Врубель - талантливый и очень сложный художник. Он интересовался творчеством Лермонтова, его духовным миром, выраженным в лирике поэта. Врубель всю творческую жизнь "решал" трагедию идеального чело­века, сильной личности, достойной пера классика. Ему бы­ли близки ушедшие идеалы романтиков, поэтому картина "Демон" вместила в себя все символы, всю многозначность и грусть.

На полотне выражена трагедия благородной личности, отрицающей зло, но бессильной ему противиться. Если обратиться к Лермонтову, то его Демон скорее - порожде­ние зла, а не его создатель, и Врубель хорошо понял эту идею. Картина выстроена на цветовых контрастах, олицетворяющих добро и зло. В ней выражены борьба све­та и тьмы.

Герой Врубеля по-микеланджеловски мощный, сильный. Он печально созерцает то, что ему чуждо, бессильно обхва­тив колени руками. Художник сознательно выбрал узкий формат холста, поэтому Демону "тесно", он как бы скован. Его мощь сжата, укрощена, в жесте рук и рисунке муску­лов ощущаются усталость и бессилие. При этом Врубель подчеркнул, что герой полотна — его идеал прекрасного человека.

Граненые кристаллы, составляющие полотно, заставляют сверкать одеяние Демона голубыми и синими красками. За фигурой мерцает причудливый пейзаж. Картина наполнена "мозаичными" золотистыми, красными, лилово-синими объем­ными, гармоничными пятнами.

Значительность героя соответствует выбранному худож­ником средству выражения, подчеркивающему символику ра­боты. В Демоне также имеется очевидный, демонический на­лет красивости.

Образ Демона символизирует всю сложность реального, "мсзаичного" мира, страх за современного человека, в надежде, что он в поисках найдет выход.

Грусть и почти граничащая с депрессией скорбь в соче­тании с просветами надежды — вот тема творчества Врубеля.

Трагическая судьба народа во второй мировой войне

(По рассказу К. Воробьева "Это мы, Господи")

Кровью сердца написана повесть К. Воробьева "Это мы, Господи" — еще одна страница, самая кошмарная и бесчело­вечная, из летописи второй мировой войны. В этом произве­дении мы видим новый трагический лик войны — плен. Мои друзья утверждают, что в плену были разные люди: муже­ственные находили силы бороться, устраивали побеги; сла­бые узники покорились и ждали своей участи, такие вызыва­ют только жалость и презрение. Я с этим не согласна. Плен­ные заслуживают нашего милосердия. Меня до сих пор не отпускает боль, которую я почувствовала, прочитав повесть "Это мы, Господи". В самом заглавии мне слышится голос-стон измученных пленных: "Мы готовы к смерти, к тому, чтобы быть принятыми Тобой, Господи. Мы прошли все кру­ги ада, но свой крест несли до конца, не потеряли в себе человеческое".

Потрясают картины плена, в которых отразилась неверо­ятная трагедия безвинных жертв: "В лагере были эсэсовцы, вооруженные... железными лопатами. Они уже стояли, выст­роившись в ряд. Еще не успели закрыться ворота лагеря за изможденным майором Величко, как эсэсовцы с нечеловече­ским иканьем врезались в гущу и начали убивать их. Брыз­гала кровь, шматками летела срубленная ударом лопаты кожа. Лагерь огласился рыком осатаневших убийц, стонами убива­емых, тяжелым топотом ног в страхе метавшихся людей. Умер на руках у Сергея капитан Николаев. Лопата глубоко вошла ему в голову, раздвоив череп". Безмерные страдания, жуткое обличье полуживых существ, скелетов, обтянутых ко­жей, стон, вырывающийся из окровавленного рта: "Это мы, Господи", — картины, обрушившиеся на меня со страшной

силой. Что же ожидало людей? Свобода? Да, но очень крат­ковременная, а потом снова плен, но теперь уже в советских концлагерях, где человеческая жизнь превращалась в лагер­ную пыль...

Мои размышления были прерваны появлением молодо­женов. Они несли к гранитному постаменту цветы, чтобы поклониться светлой памяти тех, кто сберег для них сегод­няшний день и возможность осуществить свою мечту, И именно в этот миг я отчетливо поняла, как справедливы строки поэта:

В восьмидесятых рождены Войны не знаем мы, и все же В какой-то мере все мы тоже Вернувшиеся с той войны.

Люди в белых халатах

(сочинение-рассуждение)

Профессия врача — это одна из самых древних и ува­жаемых профессий. В глубокой древности люди уважали и ценили тех, кто мог снять боль, зная средства лечения болезней.

В русской литературе образ доктора занимает видное мес­то. Особенно глубокое впечатление производят рассказы А. П. Чехова.

О нравственном падении молодого человека А. П. Чехов поведал читателям в рассказе "Ионыч". С какими благород­ными намерениями, высокими стремлениями приехал в гу­бернский город С. молодой доктор Старцев! Вначале он боял­ся даже на короткое время оставить больницу. Но постепен­но, под влиянием пошлой обывательской среды, он изменил­ся. Тяга к деньгам, жажда наживы погубили в нем все чело­веческое. Он забыл о долге врача помогать людям бескорыст­но. Целью его жизни стали деньги. В другом чеховском рас-

сказе, "Попрыгунья", мы видим другого врача. Доктор Дымов, по мнению товарищей, великий ученый, будущее светило на­уки. Однако для него важна была не только наука сама по себе, но и жизнь конкретного человека. Спасая тяжело боль­ного мальчика, Дымов от него заразился, заболел и умер. Он прекрасен в своем благородном порыве спасти человека. Та­ким же был и сам Чехов, свято пронесший звание врача до конца своей жизни.

Имена многих врачей стали поистине легендарными. Че­ловеком самоотверженным и преданным своему делу был польский врач и педагог Януш Корчак. В 1940 году вместе со своими воспитанниками он попал в гетто. Друзья пытались устроить ему побег, но Корчак отказался. Как истинный вос­питатель и педагог, он предпочел разделить участь своих пи­томцев и остался с ними до конца. Идя в последний раз по улицам Варшавы, он нес на руках самого слабого ребенка. Януш Корчак погиб в газовой камере. Свой долг врача и педагога он выполнил до конца и погиб вместе с теми, кого лечил и воспитывал.

В годы Великой Отечественной войны наш народ прояв­лял массовый героизм. А сколько врачей отдали свои жизни, помогая раненым! Под вражеским огнем, рискуя собственной жизнью, санинструкторы, юные медсестры выносили с поля боя раненых. А врачи под вражеским огнем проводили слож­нейшие операции. Многие медики были удостоены правитель­ственных наград.

В рассказе М. А. Шолохова "Судьба человека" есть такой эпизод. Андрей Соколов, шофер, везший снаряды на передовую, попал под обстрел, был контужен и потерял сознание, а когда очнулся, вокруг были немцы. Его вместе с другими военнопленными погнали на запад. Ночью их закрыли в полуразрушенной церкви. У Андрея страшно болела вывихнутая рука. И вдруг он услышал в темноте вопрос: "Раненые есть?" Это был врач. Он вправил плечо Андрею, и боль отступила. А доктор пошел дальше с тем же вопросом. И в плену, в страшных условиях он продол­жал "свое великое дело делать".

О героизме врачей, выполнявших интернациональный долг

в Афганистане, рассказывает книга Олейника "Памятник в Кабуле". В тяжелых условиях приходилось работать совет­ским медикам. Полевые госпитали обстреливались душма­нами. Спасая солдат, врачи отдавали им свою кровь, а порой и жизнь. Это они в мирные дни становились героями. Это им приходят письма от бывших солдат-"афганцев" со словами: "Спасибо Вам за то, что я жив!"

О сложной работе врача рассказывает Н. М. Амосов в книге "Мысли и сердце". Его искусные руки вернули к нор­мальной жизни сотни людей, в том числе детей. Сколько счастливых детских глаз смотрело вслед этому замечательно­му хирургу!

Всем известно имя замечательного офтальмолога С. Фе­дорова. Скольким людям он вернул возможность видеть! Это замечательно, когда после тьмы, застилавшей глаза, вновь сможешь видеть яркое солнце, синее небо и весь мир. Разум ученого и чуткие руки доктора способны творить чудеса.

Но не только радость победы испытывают врачи. К сожа­лению, медицина не всесильна. Как тяжело, глядя в глаза близким больного, которого не удалось спасти, произнести: "Мы сделали все, что могли, но..." Тяжело сознавать свое бес­силие перед болезнью.

Древний ученый Авиценна сказал так: "Врач должен об­ладать глазами сокола, руками девушки, мудростью змеи и сердцем льва". Эти слова можно отнести ко многим врачам и в наше время.

Самоотверженность и бескорыстие, любовь к людям и стремление им помочь — неотъемлемые качества современ­ного врача. Через всю свою жизнь он должен пронести слова из клятвы Гиппократа: "В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного".

•» -0- <-

"Дута обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь"

(сочинение-рассуждение)

По древнегреческой легенде, великие и всемогущие боги сотворили на земле пять веков.

Первый — золотой. Во времена золотого века люди были совершенно счастливы, не знали ни болезней, ни горя.

Второй век — серебряный. Люди серебряного века были воинственными, жестокими и гордыми. Они не приносили жертв богам, за что боги их и уничтожили.

Третий век — бронзовый. Четвертый — каменный век — век героев. Сейчас на земле пятый век. Покинули людей Доброта и Справедливость. Спит, спрятанная в кув­шин по велению Зевса-громовержца, Надежда. Раздор, За­висть, Ненависть и Равнодушие ходят среди людей. Беды — дочери хмурого, мрачного Тартара — рассеялись по всему миру.... Не знаю, правдива ли эта легенда. Но, с грустью глядя вокруг себя, вынуждена признать, что пророчества греков относительно пятого века оказались правдивыми. Где доброта, где человечность? Среди людей действует волчий закон. Лучше тот, кто сильнее, точнее, тот, кто в состоянии обидеть, оскорбить, унизить человека ни за что, просто так... Эта трясина пошлости, вульгарности затягивает в себя все большее количество людей, среди которых, к величайшему сожалению, множество подростков — личностей совсем не сформированных, столь легко поддающихся пагубному вли­янию. Есть ли спасение?

Есть! "Не позволяй душе лениться!" — писал Николай Заболоцкий, открывая для всех универсальное средство за­щиты. Человек должен постоянно развиваться духовно. Лев Толстой, уже после того как ему исполнилось восемьдесят лет, сожалел о том, что жизнь так коротка, ведь еще столько' всего неизведанного, полного загадок.

Духовному развитию человека способствуют книги. Иван Франко, понимая важное значение литературы, писал:

Книги — морсъка глибина. Кто в них трне аж до дна,

зоз'

Той, хоч i труду мае досить, ДивнИ перли виноситъ,

Книги — своеобразный мостик между поколениями, через который к нам приходит все то лучшее, чего достигли наши предшественники. Именно лучшее. Ведь только хорошая книга сможет проникнуть в человеческую душу, остаться там, дать ростки доброго, светлого и прекрасного.

Душевные качества человека всегда были основой мнения о нем других людей. Сострадание, умение сопереживать все­гда ценились среди людей. Вспомните Бориса Пастернака:

Душа моя, печальница О всех в кругу моем, Ты стала усыпальницей Замученных живьем...

Сердце, после прочтения этих строк, страдает, думая о всех замученных, среди которых и Марина Цветаева, и, намой взгляд, Владимир Маяковский, своим выстрелом положивший ко­нец всем терзаниям...

Литература - песнь души. И чтоб понять, проникнуться ею, необходимо "учить" свою душу, чтоб

..Жить с тобой по-человечьи, Училась заново она...

И мне хотелось бы, чтоб каждый человек, независимо от рода его занятий, поставил перед собой такую цель: ни дня без литературы.

Моя любимаякяига

(сочинение-рассуждение)

Книг написано очень много и нет ни одного человека в митре, кто прочитал бы их все. Книги — это история и вкусы каждой эпохи. Некоторые из них безнадежно утра-

тили свою прелесть, другие — актуальны и читаются с интересом и сегодня. Каждый писатель мечтал писать на века, а вот получилось у него или нет, выясняется в по­следующих поколениях.

Я не могу сказать, что люблю какую-то одну книгу. У меня их много, они разноплановые, одни художественные, другие познавательные. Например "Игра в бисер" Гессе открыла мне совершенно иной мир, наполненный вкусом к познанию, ра­достью бескорыстного труда, благоговейным отношением к культуре. А повести В. Крапивина навеяли тоску, потому что мне уже не вернуться в детство, не мечтать о бескорыстном друге, потому что мы выросли и стали влюбляться, мы вхо­дим в фазу взрослых отношений. И здесь, на смену Крапиви­ну ко мне приходит М. Булгаков. В романе "Мастер и Марга­рита" я нахожу сарказм и иронию, которыми наполнен сам, любовь, о которой мечтает каждый; и еще - непередаваемую пушкинскую ноту в диалоге Воланда и Левия Матвея:

"Почему же вы не возьмете его к себе, в свет? - Он не заслужил света, он заслужил покой".

Это перекликается со словами:

"На свете счастья нет, но есть покой и воля..."

Если сказать о заветных именах, то это Честертон, Толки-ен, Вудхауз. Я люблю не какие-то отдельные произведения этих авторов, а тот взгляд на жизнь, ту глубокую нравствен­ную и радостную философию, на которой выросли их миры.

Добрый сказочник Толкиен, завершающий своих "Храни­телей" трагической истиной: "Я должен погибнуть, чтобы Хоббитания жила."

Честертон, знавший, что настоящий социалий "так же не­способен украсть бриллианты, как и египетские пирамиды", но "это человек, который считает, что ваша собственная сажа вам не принадлежит". Честертон всю жизнь, как чумы, бе­жавший славы и величия, но для истории ставший тем кам­нем, который будучи поначалу отвергнут зодчими, впослед­ствии встал во главу угла.

Вудхауз, каждым словом преданный своей Великобрита­нии и смертельно оскорбленный ею. Он уехал в США, про­жил там всю жизнь, отказавшись приехать даже для того,

чтобы принять рыцарский титул. Но в каждой его книге — светлое солнце английской весны, любимые простодушно-лу­кавые герои, сражающиеся... нет, не со злодеями, а с унылым, расчетливым, холодным и бездушным "взрослым миром". Вечные дети, как дядя Фред, который обожает "расточать ра­дость и свет".

Юрий Олеша говорил, что вся история литературы стоит на одной полке. Это значит, что книги — не конкуренты друг другу, они — грани одного мира. Но у каждого есть такой кристалл, через который преломляется все остальное. У меня это Пушкин. Все, к чему стремится развитие человеческой души и разума, уже было сказано либо намечено у него. Пуш­кин - это всеобъемлющая объективность, мудрость, но при этом согретая сердцем. Это острейший ум и тончайшее по­этическое чувство. Больше всего я люблю прозу Пушкина, его публицистику и его письма. Смешно и неловко после него читать некоторых писателей, скрывающих за многосло­вием скудость мысли и бедность чувств.

Я росту сам и растет моя библиотека. Каждая прочитан­ная мною книга занимает положенное место в моих мыслях и душе. Я честно не могу сказать, какая книга мною особенно любима. Все настолько разнообразно, интересно и неинтерес­но, что остается пожелать себе долгой жизни, чтобы узнать и изучить хоть крохотную часть мира.

♦ <> ♦

КЛАСС