В. Я. БРЮСОВ Мои размышления над строкой В. Я. Брюсова

Вокруг талантливые трусы И обнаглевшая бездарь!.. И только вы, Валерий Брюсов, Как некий равный государь...

И. Северянин

Мне кажется, что поэзия Валерия Брюсова стоит как-то особняком от основного потока "серебряного века". И сам он, как личность, резко отличается от современных ему по­этов. Он весь городской, кубообразный, жесткий, с хитринкой и очень волевой человек. Этот облик возник у меня после прочтения мемуаров о нем и различных литературоведческих статей, где его имя так или иначе фигурировало. Его не любили, как О. Мандельштама, Вяч. Иванова, И. Северяни­на или Е. Бальмонта. В нем,.видимо, не было определенного личного обаяния. Как, впрочем, нет обаяния в городском пей­заже. Я уверена, что на любой, пусть даже самый красивый город никто не взглянет с таким умилением, как на сельский пейзаж.

Следует отметить, что такое направление его творчества было подготовлено семейными традициями. Воспитывали Брюсова, как он вспоминал, "в принципах материализма и атеизма". Особо почитавшимися в семье литераторами были Н. А. Некрасов и Д. И. Писарев. С детства Брюсову прививались интерес к естественным наукам, независимость суждений, вера в великое предназначение человека-творца. "От сказок, от всякой "чертовщины" меня усердно оберегали, — вспоминал Брюсов, — зато об идеях Дарвина и о прин­ципах материализма я узнал раньше, чем научился умно­жению. Нечего говорить, что о религии в нашем доме и помину не было... после детских книжек настал черед био­графий великих людей... Эти биографии произвели на меня сильнейшее впечатление: я начал мечтать, что сам непре­менно сделаюсь "великим..." Такие начала воспитания

сказались на всем дальнейшем жизненном и творческом пути Брюсова.

Основой поэтической практики и теоретических взглядов молодого Брюсова на искусство стали индивидуализм и субъективизм. В тот период он считал, что в поэзии и искус­стве на первом месте сама личность художника, а все осталь­ное — только форма.

Другой темой Брюсова стала тема города, прошедшая че­рез все творчество поэта. Продолжая и объединяя разнород­ные традиции (Достоевского, Некрасова, Верлена, Бодлера и Верхарна), Брюсов стал, по сути, первым русским поэтом-ур­банистом XX в., отразившим обобщенный образ новейшего капиталистическогр города. Вначале он ищет в городских лабиринтах красоту, называет город "обдуманным чудом", любуется "буйством" людских скопищ и "священным сумра­ком" улиц. Но при всей своей урбанистической натуре Брю­сов изображал город трагическим пространством, где сверша­ются темные и непристойные дела людей: убийства, разврат, революции и т. д.

Стихи Брюсова перекликались со стихами сверхурбаниста В. Маяковского. Брюсов писал:

Ах, не так ли Египты, Ассирии,

Римы, Франции, всяческий бред, —

Те империей, теутлее, сирее, -

Все в былом, в запруду, в запрет.

Так в великом крушенъи (давно ль оно?)...

Брюсов пытается предрекать падение и разрушение горо­дов как порочного пространства, но у него это получается хуже, чем у Маяковского или, например, Блока.

Протест против бездушия городской цивилизации приво­дил Брюсова к раздумьям о природе, оздоравливающих начал которой поэт не признавал в своем раннем творчестве. Те­перь он ищет в природе утраченную современным человеком цельность и гармоничность бытия. Но следует отметить, что его "природные" стихи значительно уступают его урбанисти­ческой лирике.

С большой художественной силой миру растворенной в

городе пошлости противостоит у Брюсова поэзия любви. Стихи о любви сгруппированы, как и стихи на другие темы, в особые смысловые циклы - "Еще сказка", "Баллады", "Элегии", "Эрот, непобедимый в битве", "Мертвые напевы" и др. Но мы не найдем в стихотворениях этих циклов на­певности, душевного трепета, легкости. У Брюсова любовь -всепоглощающая, возведенная до трагедии, "предельная", "героическая страсть". За Брюсовым, как известно, всю жизнь влачился темный хвост различных сплетен и слухов. Он появлялся в самых шумных ресторанах, имел романы с известными дамами.

Во времена новых революционных преобразований в го­роде наступила довольно неуютная и тревожная жизнь, нищета была всеобщей. Но Брюсов относился к этому с присущим ему сарказмом. Недаром в свое время было написано:

Прекрасен в мощи грозной власти Восточный царьАссаргадон, И океан народной страсти, В щепы дробящий утлый челн.

В поэзии Брюсова город неотделим от его личности, и в тра­гедийности города прежде всего чувствуется трагедия самого автора, для которого нередко трагедии превращаются в фарс:

Вновь я хочу все изведать^ что было, Ужас и скорбь, и любовь!..

Мне кажется, что отобразить трагедийный мир современ­ного города Брюсову удалось более полно в его знаменитом цикле стихотворений "В стенах":

Словно нездешние тени, Стены меня обступили. Думы былых поколений! В городе я как в могиле. Здания — хищные звери С сотней несытых утроб/

Страшны закрытые двери: Каждая комната — гроб!

Или еще:

Мы дышим комнатною пылью, Живем среди картин и книг...

Поэт с живой страстью откликался на все важней­шие события современности. В начале века русско-японская война и революция 1905 года становятся темами его твор­чества, во многом определяют его взгляд на жизнь и искус­ство. В те годы поэт заявлял о своем презрении к бур­жуазному обществу, но и к социал-демократии проявлял недоверие, считая, что она посягает на творческую свободу художника. Однако в революции Брюсов видел не только стихию разрушения, он воспевал счастливое будущее "ново­го мира" как торжество демократии, "свободы, братства, равенства" ("К счастливым", 1904—1905), славил певцов борьбы:

Поэт — всегда с людьми, когда шумит гроза, И песня с бурей — вечно сестры...

Стихи Брюсова о первой русской революции, наряду со стихами Блока, являются вершинными произведениями, на­писанными на эту тему поэтами начала века.

А вот в годы реакции поэзия Брюсова уже не поднима­ется до высокого жизнеутверждающего пафоса. Перепева­ются старые мотивы, усиливается тема усталости и одино­чества:

Холод, тело тайно сковывающий, Холод, душу очаровывающий...

Все во мне — лишь смерть и тишина, Целый мир — лишь твердь и в ней луна.

Гаснут в сердце невзлелеянные сны, Гибнут цветики осмеянной весны...

Но и в этот период творчества поэт продолжает славить человека-труженика, искателя и созидателя, верит в будущее торжество революции.

Послеоктябрьские стихи Брюсова открывают последний период его литературного пути, представленный сборниками "В такие дни", "Миг", "Дали". Поэт ищет новые художе­ственные формы для выражения нового поворота в своем мировоззрении и воссоздания в искусстве революцион­ной действительности ("Третья осень", "К русской револю­ции"). В сборниках "Дали" и "Меа" Брюсов представляет образцы "научной поэзии" ("Мир электрона", "Мир N-изме-рений" и др.)

Оригинальное художественное творчество Брюсова не ог­раничивается стихами. Зная основные классические и евро­пейские языки, Брюсов активно занимался переводами. Он переводил Метерлинка, Вердена, Гюго, Эдгара По, Верхарна, Райниса, финских и армянских поэтов.

В Бргосове помимо дара художника жил неукротимый дух исследователя, который искал рационалистические "ключи тайн" к самым сокровенным человеческим чувствам, а так­же стремился понять причины рождения новых, форм в искусстве, логику их развития. Брюсов внес значительный вклад в русскую культуру; современные читатели благодар­ны этому человеку и поэту за то, что он своим творчеством создавал эпоху "серебряного века", эпоху блистательных достижений русской поэзии.

Н. С. ГУМИЛЕВ