ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. НЕФРИТОВЫЙ БУДДА

МОЙ 73-й ГОД (1912-1913)

Вернувшись в Юньнань, я немедленно занялся органи­зацией филиалов Буддистской Ассоциации и созвал общее собрание в храме Вэнь-чан. Там же я попросил Учителя Лао-чэня открыть еще один филиал в провинции Гуйчжоу. Прибыло большое число тибетских хутукту¹ и лам из дальних регионов. Мы решили образовать группы с целью распростра­нения дхармы и открытия буддистских школ, больниц и других благотворительных организаций. В том году про­изошло одно необычное событие, которое стоит отметить. Один сельчанин принес в Буддистскую Ассоциацию юньнаньско-тибетского региона ворона и выпустил его там на свободу. Птица была хорошим имитатором. Сначала ее кормили мясом, но после того, как ее познакомили с отшельническим догматом и научили читать мантру с произнесением имени Будды, она отказалась есть мясо. Она стала ручной, оставаясь на свободе. Весь день напролет она неустанно взывала к Амитабхе и Авалокитешвара Боддхисаттве. Однажды ее схватил орел и поднял в воздух. Но и там она не переставала взывать к Будде. Хоть она и была птицей, она не переставала думать о Будде в тяжелый момент. Тогда как же мы, люди, можем себе позволить быть ниже птицы?

МОЙ 74-й ГОД (1913-1914)

После открытия. Буддистская Ассоциация начала ре­гистрацию монастырской собственности и создавать новые проекты, которые требовали частых контактов с граждански­ми властями. У нас были серьезные проблемы с Ло Юн-сянем, главой гражданской администрации провинции, который чинил нам препятствия. Постоянное вмешательство военного губернатора, заступавшегося за нас, оказалось недостаточно эффективным. Тибетские хутукту и Буддистская Ассоциация попросили меня отправиться в Бэйцзин (Пекин) и обсудить этот вопрос с центральным правительством. Премьер ми­нистр Сюн Си-ли, пылкий последователь Буддизма, оказал нам ценную помощь и поддержку, переведя Ло Юн-сяня в столицу. Вместо него гражданским губернатором был назна­чен Жэнь Кэ-цин. Когда я вернулся в Юньнань я обнаружил, что Жэнь симпатизирует дхарме, оказывая ей полную под­держку.

Примечания

1. Хутукту - это сино-монгольский термин, по значению более или менее приближающийся к тибетскому "тулку", что значит высокопоставленный лама, который обычно счи­тается перевоплощенным адептом, обладающим сверхъестес­твенными силами. В монгольском ламаизме хутукту обычно является главой храмов целого региона.

МОЙ 75-й ГОД (1914-1915)

Генерал Цай-о уехал в Бэйкин, а Тан Цзи-яо был назначен военным губернатором Юньнанй вместо него. Пос­кольку я намеревался вернуться на гору "Петушиная Ступ­ня" для отдыха, я передал руководство Буддистской Ассоци­ации ее комитету. После возвращения на гору, я немедленно начал заниматься ремонтом монастыря Ся-юань и храма Ло-цюань в Сяяне. Как только я закончил составление планов этих ремонтных работ, настоятели монастырей горы Хэ-цин и ее окрестности пригласили меня на гору Лун-хуа с просьбой дать толкование сутрам.

Вслед за этим, настоятель Чжэнь пригласил меня в монастырь Цзинь-шань в Лицзяне с просьбой изложить учение, содержащееся в сутрах. Таким образом, мне предста­вилась возможность совершить паломничество к гроту Тайц-зы на горе Сюэ. Я посетил Вэйси, Чжун-тянь и А-тунь-цзы, оказавшись, в конце концов, на границе с Тибетом, где посетил тринадцать великих монастырей. Затем я возвратился на гору "Петушиная Ступня", где провел новогодние дни. Еще кое-что следовало бы отметить:

В том году, в то время как я остановился на горе Лун-хуа, давая толкование сутрам, во всех четырех районах префектуры Дали неожиданно разразились землетрясения. Практически все здания рухнули, включая городские стены, за исключением пагоды Ю-бао в монастыре, которая устояла. Во время землетрясения образовалось множество трещин в земной коре, извергающих яркое пламя, распространяюще­еся повсюду. Горожане пытались спастись бегством, но почти на каждом шагу земля раскалывалась у них под ногами, нередко ввергая их в расщелины. И именно тогда, когда многие пытались выбраться наружу, земля смыкалась, раз­давливая их тела, притом головы некоторых оставались над землей. Это мрачное зрелище напоминало огненный ад, упоминаемый в буддистских текстах. Смотреть на все это было просто невыносимо. В городе было около тысячи домов, многие из которых ужасно пострадали.

В то время в городе была мастерская, выполнявшая заказы, связанные с позолотой. Ее хозяевами были семьи Чжао и Ян. Свирепствующий огонь таинственным образом утих прежде, чем достиг их жилища, которое также не пострадало от землетрясения. В каждой семье было более десяти человек, и все они оставались совершенно спокойными и не паниковали во время этого ужасающего события. Один человек, знакомый с этими семьями, сказал, что они чтили дхарму в течение многих поколений и старательно следовали практике учения о Чистой Земле, молитвенно произнося имя Будды. Я был очень обрадован, когда узнал об этом случае в разгаре трагических событий.

МОЙ 76-й ГОД (1915-1916)

Весной, после чтения заповедей, произошло странное событие. В префектуре Дэнчуань жил один академик, по имени Дин, принадлежавший предыдущей династии Мань-чу. У него была восемнадцатилетняя незамужняя дочь. Однажды она неожиданно упала в обморок, и семья не знала что делать. Когда она очнулась, она заговорила мужским голосом, и, указывая на своего отца, обругала его и сказала:

"Дин! Пользуясь своим влиянием, ты несправедливо обвинил меня, представив бандитом, и тем самым ты ответственен за мою смерть. В прошлом я был Дун Чжань-бяо из Сычуаня в префектуре Дали. Ты меня еще помнишь? Теперь я вынес тебе обвинительный приговор в присутствии Бога Смерти¹, и собираюсь тебе отомстить за преступление [в отношении ко мне], совершенное тобой восемь лет назад". После этого девушка схватила топор и погналась за отцом. Дин перепу­гался, спрятался где-то, и не осмеливался вернуться домой. Всякий раз, когда дух являлся и вселялся в девушку, она переставала быть собой и доставляла домашним много хло­пот. Соседей это тоже очень раздражало.

В это время монастырь "Петушиная Ступня" послал двух монахов, Су-циня и Су-чжи, в свое представительство в Дэнчуане, и когда они проходили мимо дома Дина, они увидели большое количество людей, окруживших девушку, находившуюся в состоянии одержимости.

Один монах сказал: "Я советую тебе не беспокоить людей".

Девушка ответила: "Ты монах, и не должен вмешивать­ся в чужие дела!"

Монах сказал: "Конечно, это меня никоим образом не касается, но мой Учитель всегда говорил, что вражду не следует продолжать, а следует прекратить. Если этого не сделать, то она усилится и никогда не кончится".

Девушка подумала немного и спросила: "Кто твой учитель?"

Монах ответил: "Почтенный настоятель Сюй-юнь из монастыря Чжу-шэн".

Девушка сказала: "Я слышал о нем, но никогда не встречался с ним. Не согласится ли он дать мне наставле­ния?"

Монах ответил: "Его сердце преисполнено сострада­ния, к тому же он дал обет спасти все живые существа. Почему же он должен отказать тебе?"

Монах также посоветовал девушке попросить Дина выделить деньги на коллективный молебен, призванный ее освободить, но девушка сказала: "Мне не нужны его деньги. Он убийца".

Монах сказал: "А что если жители этого города дадут тебе денег во имя обретения покоя?"

Девушка гневно сказала: "Если я не отомщу, то никог­да не успокоюсь. С другой стороны, если будет продолжаться вражда, ей не будет конца. Я посоветуюсь с Богом Смерти. Пожалуйста, приди сюда завтра".

Когда злой дух покинул девушку, она встала, и заметив скопление народа вокруг, покраснела от растерянности и удалилась. На следующий день одержимая девушка предста­ла перед монахами и обвинила их в том, что они не выполнили обещанного. Монахи извинились, объясняя, что дела монас­тырские задержали их в представительстве. Девушка сказа­ла: "Я посоветовался с Богом Смерти. Он сказал, что монас­тырь Чжу-шэн является святым местом, и что я могу пойти туда при условии, что вы будете меня сопровождать".

Таким образом, монахи вернулись на гору вместе с девушкой и десятью другими людьми, рассказавшими детали предшествующих событий. На следующий день был соору­жен алтарь для чтения сутр и наставлений девушке. После этого в доме Дина воцарился мир, а жители Дэнчуаня стали часто навещать монастырь [Чжу-шэн] в качестве паломни­ков.

Примечания

1. В Ведах говорится о том, что Богом Смерти изначально был Яма, и что в его чертогах пребывают души усопших. В буддистской мифологии он считается царем мира теней и правителем ада. Таким образом, считается, что он судит мертвых и определяет им меру наказания.

 

МОЙ 77-й ГОД (1916-1917)

Поскольку я намеревался привезти в Китай нефритово­го Будду, подаренного мне упасакой Гао несколько лет назад, я снова отправился к Южным Морям [чтобы забрать его]. Узнав, что большинство племен, с которыми мне пред­стояло встречаться по дороге, исповедуют буддизм, я проложил свой путь через их территории. Я снова посетил Рангун где отдал дань почтения Великой Золотой Пагоде (Шведаго-ну). Потом я навестил упасаку Гао, а также дал толкование сутрам в монастыре Лун-хуа, откуда пароходом направился в Сингапур. По прибытии, офицер полиции заявил пассажи­рам: "Наш друг, президент Китайской Республики, восста­навливает монархию на материке, и всех революционеров арестовывают. Все пассажиры, являющиеся китайцами с материка и намеревающиеся остаться здесь, должны подвер­гнуться допросу прежде, чем им будет позволено сойти на берег".

Более пятиста пассажиров было доставлено в полицей­ский участок для допроса, но в конечном итоге их отпустили, за исключением нашей группы из шести монахов. Нас подозревали в принадлежности к левому крылу группировки Гоминьдан. Со всеми нами обращались как с заключенными. Нас связали и избили. Потом нас оставили на солнцепеке и запретили двигаться. Если мы двигались, нас снова начинали бить. Нам не давали ни воды, ни пищи, ни возможности справить нужду. Это продолжалось с шести утра до восьми часов вечера. Когда один мой ученик-эмигрант по имени Хун Чжэн-сян и управляющий одной фирмы по имени Дун узнали о том, что нас задержали, они пришли в полицию и добились нашего освобождения под залог в пять тысяч долларов за каждого. У нас сняли отпечатки пальцев и выпустили. Потом наши заступники пригласили нас на товарный склад Чжэн-сяна, где предложили провести новогодние дни. Позже нам оказали помощь в перевозке нефритового Будды в Юньнань.

МОЙ 78-й ГОД (1917-1918)

Весной началась перевозка нефритового Будды из павильона Гуань-инь. Было нанято восемь грузчиков с услови­ем, что основную сумму денег они получат на горе "Петуши­ная Ступня". Конвою предстояло в течение нескольких недель неведомыми путями продвигаться по горной местнос­ти. Когда мы достигли горы Ежэнь, подозревая, что внутри нефритового Будды могут находиться банкноты, зо­лото и драгоценные камни, грузчики спустили его на землю, заявив, что он слишком тяжелый и дальше они его не донесут. Поскольку они запросили сумму в несколько раз превышающую договорную, я делал все, чтобы их успокоить, но они стали вести себя шумно и агрессивно. Я понял, что бесполезно пытаться их урезонить. Увидев большой валун у дороги, весивший несколько сот катти, я улыбнулся и спросил: "Что тяжелее, валун или статуя?"

Они хором ответили: "Валун в два или три раза тяжелее статуи".

Тогда я двумя руками поднял валун на высоту фута от земли.

Раскрыв рты от удивления, они перестали шуметь и сказали: "Старик-Учитель, ты, наверное, живой Будда!" После этого они перестали спорить, и когда мы достигли горы "Петушиная Ступня", я выдал им существенное вознаграж­дение. Я знаю, что своими собственными силами я бы никогда не поднял тот валун. Я объясняю это божественной помощью.

Позже, я отправился в Данчун, чтоб дать толкование сутрам в местном монастыре.

МОЙ 79-й ГОД (1918-1919)

Губернатор Тан Цзи-яо приказал магистрату Биньцю-аня сопровождать своего личного представителя в пути на нашу гору с письмом, в котором меня приглашали в Кунь-мин. Я отказался от предлагаемого мне паланкина и военного эскорта и пошел пешком в столицу вместе со своим учеником Сю-юанем. В Чусюне какие-то бандиты стали меня обыски­вать. Они нашли письмо губернатора и ударили меня.

Я сказал им: "Нет нужды меня бить. Я хочу видеть вашего главаря".

Они привели меня к Ян Тянь-фу и By Сюй-сяню. Увидев меня, By закричал: "Кто ты?"

"Я настоятель монастыря на горе "Петушиная Ступ­ня"- ответил я.

"Как тебя зовут?"- спросил By.

"Сюй-юнем"- сказал я.

"Зачем ты идешь в столицу провинции? - поинтересо­вался By.

 

 

"Чтобы совершить буддистский ритуал" - ответил я.

"Зачем?"- спросил By.

"Чтобы помолиться во благо народа" - сказал я.

By сказал: "Губернатор Тан Цзи-яо бандит. Почему ты хочешь ему помочь? Он плохой человек, а раз ты его друг, значит и ты плохой человек".

Я сказал: "Трудно сказать о ком-то, хороший он человек, или нет".

"Почему?"- спросил By.

Я ответил: "Если говорить о доброй природе человека, то тогда все люди хорошие. Если говорить о дурной природе человека, то тогда все люди плохие".

"Что ты имеешь в виду?"— спросил By.

Я ответил: "Если бы ты и Тан трудились вместе на благо страны и народа, и если бы твои подчиненные делали то же самое, разве вас не считали бы хорошими людьми? Но если ты и Тан называете друг друга негодяями, и в силу предрас­судков воюете друг с другом и приносите страдания людям, то разве можно вас назвать хорошими людьми? Невинные люди будут вынуждены следовать либо за тобой, либо за Таном, и все станут бандитами, и тогда все будут самыми несчастными людьми".

Услышав это, оба бандита рассмеялись, и By сказал:

"Все, что ты сказал, верно, но что же мне делать?"

Я ответил: "По моему мнению, вам следует прекратить вражду и заключить мир".

By сказал: "Ты хочешь чтобы я сдался?"

Я сказал: "Нет, я не имею этого в виду. Призвав к миру, я имею в виду, что все добрые люди вроде тебя должны жить в мире в этой стране. Я просто призываю тебя оставить свои предрассудки и работать на благо страны и народа. Разве это не хорошо?"

By спросил: "С чего начать?"

"С Тана" - ответил я.

"С Тана? - сказал он, - Нет, он убил и посадил в тюрьму многих наших людей. За это нужно отомстить. Как мы можем капитулировать?"

Я сказал: "Пожалуйста, пойми меня правильно. Я имею в виду следующее: поскольку Тан чиновник центрального правительства, он в силах установить мир, и ты бы тоже тогда стал чиновником, назначенным Бэйцзином (Пекином). Что касается твоих людей, которые были убиты, то и они не будут забыты, так как я отправляюсь в Куньмин, где совершу буддистский обряд во спасение душ всех павших на поле сражения. В отношении заключенных, я попрошу Тана объявить амнистию, которая коснется и их. Если ты не прислушаешься к моему совету, вражда будет продолжаться и чем она кончится для тебя, неизвестно. И ты, и Тан обладаете силой, но твоя сила ограничена и не может срав­ниться с его огромными людскими ресурсами, финансами и мощной поддержкой центрального правительства. Я не про­шу тебя сдаваться. Я здесь оказался не зря, и внутренний голос мне подсказывает, хотя я немощный монах, использо­вать свой язык для того, чтобы призвать к прекращению вражды и помочь стране и народу".

Ян и By были глубоко тронуты, и попросили меня действовать от их имени. Я сказал: "Я не подхожу на эту роль, но если вы изложите свои условия, я передам их Тану". Тогда они тщательно подумали и выдвинули шесть условий:

(1) освободить всех их людей, содержащихся в тюрьмах, (2) не расформировывать их войска, (3) не понижать в чине, (4) дать возможность командовать своими собственными войска­ми, (5) не производить расследования их прошлой деятель­ности, (6) одинаково обращаться с обеими армиями.

Я сказал: "Может быть, Тан согласится. После того, как я обсужу вопрос с ним, официальный ответ будет дан его представителями, которые обсудят все в целом с вами".

By сказал: "Я сожалею о том, что побеспокоил почтен­ного старого Учителя. Если вопрос будет решен удовлетвори­тельно, мы будем очень Вам признательны".

Я сказал: "Не стоит благодарности. Все, что я делаю, это так, между прочим. Ведь я все равно бы прошел через эти места".

Ян и By оказали мне всякие почести, и вечером у нас состоялась дружеская беседа. Они предлагали мне остаться на несколько дней, но поскольку мне нельзя было терять время, я простился с ними на следующее утро. После завтрака они дали мне денег на дорогу, еды и повозку, приказав своим людям меня сопровождать. Я отказался от всего за исключе­нием небольшого количества пищи. Примерно в пол Л1гот их штаб-квартиры, я увидел нескольких человек, которые, стоя на коленях, в поклонах касались головой земли в знак уважения. Я узнал в них бандитов, которые били меня днем раньше. Они умоляюще спрашивали: "Простит ли нас Бодхисаттва?" Я утешил их, призывая совершать добро и воздерживаться от дурных поступков. Они, заплакав, удали­лись.

В Куньмине меня встретили чиновники провинции, посланные губернатором Таном. Я остановился в храме Юань-тун. Вечером пришел Тан и сказал: "Я не встречался с почтенным Учителем в течение нескольких лет. За это время одного за другим я потерял своих близких: бабушку, отца, жену и брата. Я глубоко огорчен. Кроме всего этого, в провинции повсюду орудуют бандиты. Они мешают людям жить. В то же время души убитых ими офицеров и солдат нуждаются в упокоении. Поэтому я хочу сделать три вещи:

(1) совершить буддистский ритуальный обряд, с молитвенной просьбой к Будде защитить нас от бед и с молитвой об упокоении душ умерших, (2) превратить храм Юань-тун в большой монастырь во имя распространения буддадхармы и (3) основать университет для обучения молодежи.

Мои люди могут присмотреть за университетом, но кроме почтенного старого Учителя, никто не может помочь мне решить две другие задачи".

Я сказал: "Вы дали великий и редкий по нынешним временам и для нашего края обет. Он исходит из ума Бодхисаттвы. Я не могу помочь во всем. Но есть много добропорядочных монахов, которые могут помочь Вам в строительстве монастыря, но Юань-тун очень маленький храм и может дать приют примерно сотне людей. Пожалуй­ста, подумайте об этом. Что касается буддистских ритуаль­ных обрядов, то они не потребуют много времени, и я буду рад совершить их для Вас".

Тан сказал: "Вы правы, из Юань-туна не получится большого монастыря. Мы сможем обсудить этот вопрос позже. Теперь о ритуале. В какой форме мы его совершим?"

 

 

Я сказал: "Ум и Будда одной субстанции и взаимосвя­заны. Поскольку Вы решили совершить буддистский культо­вый обряд во благо страны и народа и облагодетельствовать как живых, так и мертвых, я предлагаю сделать три вещи: (1) Запретить забой животных для пищи на время совершения обряда, (2) Объявить амнистию, и (3) облегчить страдания бедствующих".

Тан сказал: "Первое и последнее может быть осущес­твлено, но второе является компетенцией Министерства Юстиции, и мне не подвластно".

Я сказал: "Сейчас накопилось столько проблем в стра­не, что Центральное правительство не способно справиться со всеми. Если Вы договоритесь с Департаментом Юстиции Провинции, Вы сможете объявить амнистию, и снискать божественное благословение для свой страны". Тан кивнул в знак согласия, и тогда я повел речь о двух бандитских главарях, Яне и By, с которыми я встречался по пути в Куньмин, и предложил отпустить с миром их людей, все еще содержавшихся в плену, с целью умиротворения всех мятеж­ников. Тан был доволен моим предложением, и сразу стал обсуждать вопрос об объявлении амнистии.

Год приближался к концу. Когда упасаки Оу-ян, Цзин-ву и Лу Цю-и прибыли в Куньмин для сбора средств на строительство Китайского Центра по Изучению Дхармы в Шанхае, они также остановились в храме Юань-тун. Я предложил им выступить с толкованием Махаяна-сампариг-раха Шастры.¹ Новогодние дни я провел в Куньмине.

Примечания

1. Коллекция махаяна шастр, приписываемых Асанге. Три из них были переведены на китайский язык Парамарт-хой в 563 г.

 

МОЙ 80-й ГОД (1919-1920)

Весной была организована бодхамандала¹ в храме Павших Патриотов, где начались ритуальные буддистские цере­монии в упокоение душ умерших на земле и в воде. В то же время была объявлена амнистия, и убиение животных для пищи было запрещено. Тогда же губернатор Тан послал чиновников на мирные переговоры с Яном и By, с обсужде­нием вопроса об их назначении военными командирами. После этого, эти два мятежника оставались лояльными по отношению к властям провинции.

Примечательным было то, что после начала буддистс­ких ритуальных церемоний пламя свечей в различных свя­тых местах принимало форму цветов, походивших на распус­тившийся лотос во всем удивительном разнообразии красок. Участники церемонии толпами приходили посмотреть на это необычное явление. К концу сорок девятого дня и на протя­жении молитв о благосостоянии, усыпанные драгоценными камнями флаги и купола появились в облаках над головой. Увидев это, толпа опустилась на колени в благоговейной молитве.

После окончания церемонии, губернатор Тан пригла­сил меня в свой дом с просьбой прочесть сутры в упокой души умерших членов его семьи. Когда он снова увидел знамения, он преисполнился твердой веры в дхарму, и все члены его семьи стали буддистами. Я остался в Куньмине на зиму.

Примечания

1. Бодхимандала. Хотя этот термин часто используется в значении "храм" или "священное место" вообще, он имеет специфический контекст в данном случае. "Ритуал Земли и Воды", совершенный Сюй-юнем, включает изготовление таб­личек, предметов культа и тому подобного, в форме защища­ющей мандалы, принесения в дар пищи и символических жертвоприношений, считающихся эквивалентными тантрическому обряду, способному указать мертвым путь к нирване или к благоприятному перевоплощению. Инициатором этого культа был император Лян Ву-ди, живший много веков назад. В первый раз он прибег к нему на горе Цзинь-шань в Чжэньцзяне, после того как увидел во сне некого бхикшу, посоветовавшего ему совершать такие церемонии в упокой умерших.

 

 

МОЙ 81-й ГОД (1920-1921)

Весной, губернатор Тан попросил меня организовать еще одну бодхимандалу и совершить буддистские культовые обряды в упокоение душ умерших на земле и в воде, после чего я давал толкование сутрам.

Монастырь Хуа-тин на западном холме Куньмина пред­ставлял собой древнюю святыню в окружении красивейших пейзажей, но монахи, вместо того, чтобы содержать его в порядке, позволили ему превратиться в развалины. Потом было решено продать его европейцам, намеревающимся пос­троить на его месте клуб, на что было получено разрешение у местных властей. Я был опечален этим, и поговорил с губернатором Таном, призывая его сохранить это святое место. Он выслушал меня, и провел тайное совещание с местной знатью, среди которой были Ван Цзю-лин и Чжан Цзюэ-сянь. После этого последний пригласил меня на вегета­рианский обед, во время которого я получил официальное предложение, написанное на красной бумаге, занять до­лжность настоятеля монастырского храма, что позволило бы им тогда восстановить святыню. Они трижды повторили свою просьбу устно, и я, в конце концов, согласился.

В том году, упасака Чжан Цзюэ-сянь принес двух гусей в монастырь Юнь-си и выпустил их там на свободу. Меня попросили объяснить им правила монастырские, и обе птицы склонили свои головы как бы в знак согласия следовать им. После этого они подняли головы и казались очень счастливы­ми. Потом они стали ходить вместе с монахами в главный зал и глядеть на читающих сутры монахов. В течение трех лет они ходили следом за монахами даже тогда, когда те совершали ритуальное шествие вокруг статуй Будды и Бодхисаттвы. Все служители храма любили их.

Однажды, гусыня [один из гусей] подошла к дверям главного зала и замерла на какое-то время, потом прошла по кругу три раза, подняла голову, и взглянув на статуи, испустила дух. Ее перья оставались глянцевыми, когда ее клали в деревянный ящик-гроб. Гусак беспрестанно крякал, будто не мог перенести разлуки со своей подругой. Через несколько дней, он отказался от пищи и перестал плавать, а затем появился в главном зале и стал смотреть на статуи Будды. Расправив крылья, он умер. Его также положили в небольшой деревянный ящик и похоронили рядом с его подругой.

Заметка Цэнь Сюэ-лу, издателя Сюй-юня Осенью того года, Гу Бинь-чжэнь, командующий армией Юньнани, задумал свергнуть губернатора Тана, который пользовался поддержкой двадцати полков. Так как Тан уважал Учителя Сюй-юня, он пришел к нему однажды ночью за советом. Учитель сказал: "Хотя Вы завоевали сердца людей, но этого нельзя сказать в отношении армии. Если разразится конфликт, ни одна сторона не одержит победы, а наши соседи воспользуются случаем и вторгнутся в Юньнань. Вам лучше всего уехать и ждать до тех пор, пока не настанет время вернуться". Тан прислушался к его совету и отпросил­ся в отпуск, передав пост губернатора Гу. Затем он отправил­ся в Гонконг через Тонкий. Об этом Учитель рассказал мне десятью годами раньше.