С тяжелым сердцем я прикрепила клетку к поясу. Я обещала, что понесу ее в руках, если они будут здоровыми, но руки были мне нужны для лука. Я забросала костер землей, но оставила палатку. Если все пройдет хорошо, я вернусь сторожить деревню у круга Звездных камней. Мне нужны были все припасы. Подумав миг, я убрала запасной хворост в палатку. Будет проще развести огонь на сухом хворосте, хотя дождь закончился.
Яркие звезды усеяли ясное небо, пока я шла по высокой траве с луком в руке. Боль меня уже не отвлекала, и я ощущала легкость и оптимизм, каких не было днями. Странно было осознавать, как сильно меня подавляла боль – словно бремя на спине.
Я не давала думать о другом, что теперь давило на меня. Вина. Не только за судьбы отца, певчего, Олэна и Хуланны – я была виновата – но и за судьбу Скувреля. Я старалась, но не могла распутать клубок эмоций и понять, ощущала вину за то, что заперла его, или за то, что выпустила. За поцелуй или то, что мне это понравилось. И я ненавидела себя за стыд. Ненавидела сильнее, потому что не могла решить, стоило ли ощущать вину еще сильнее.
Я давала этому гневу толкать меня по тропе. Не тони в нем, Элли! Пусть придаст сил.
Мне придется снять повязку. Я не подумала взять лампу, и хоть звезды светили ярко над долинами, их свет не проникал в лес. Придется слепо блуждать и в мире духов, и в реальном мире. Я фыркнула, пытаясь что-нибудь увидеть в тусклом свете. Я не хотела снимать повязку. Не хотела сталкиваться с тем, что скажет или сделает Скуврель.
Я провела ладонью по волосам и посмотрела на ладонь, удивляясь, что на ней не было темно-зеленых лоз с шипами. Татуировку магии было видно только в мире духов. Я стиснула зубы. Мне не нравилось, что это оставило след. И что Скуврель сделал это, не предупредив меня. И эта ненависть еще скажется на мне.
Но через пару шагов от тропы я врезалась в дерево и замерла. Придется снять повязку. Я с неохотой сдвинула ее, дала глазам привыкнуть к миру духов. И увидела сияние зеленых татуировок. Я поежилась от этого, любой фейри сразу увидит, что я была колючей и сложной. И что? Лучше быть нежной, как цветок, который просто раздавить? Как Хуланна? Нет уж.
Существа фейри выжгли следы в лесу. Клетка Скувреля ярко сияла посреди них, и он в ней тщательно мылся кусочком ткани и водой из наперстка.
Я игнорировала процесс. Он не был скромным.
- Пытаешься решить, какое существо поймать и убить? – игриво спросил он. – Я могу подсказать, но за цену.
- Хватит сделок, - буркнула я.
- Не нравятся мои игры?
- Я не играю в игры, - фыркнула я.
- О, играешь. Ты плетешь игры, как паук – паутину, и ты даже не знаешь, что делаешь это. Как очаровательно.
Летающие существа были маленькими. Я могла оставить их на потом. Меня больше волновали существа на земле, которые явно были хищниками. И единорог. Лошади были вспыльчивыми. А лошадь с рогом была еще хуже.
Я прикусила губу, пытаясь решить, какой из сияющих следов был его. Какой заставлял думать о единороге?
- Так обиделась из-за татуировки? – невинно спросил Скуврель. – Она почти идет тебе.
- Я могу жить с татуировкой, - парировала я, выбрав лиловый след. Он вызвал мысль о единороге. Он ощущался сильно, непредсказуемо и немного безумно. – Меня мутит после поцелуя.
Он рассмеялся, словно я хорошо пошутила. Я не слушала его, шла по следу, но медленно, чтобы не споткнуться об упавшие деревья и пни. Я могла избегать деревья, держась следа – единорог не мог проходить сквозь деревья, но он легко перешагивал спутанные кусты, которые я обходила минуты.
- Ты выбрала единорога, - Скуврель изобразил интерес. – Ты хоть знаешь, что единороги прокляты?
- Да, я – проклятие, - пробормотала я. Я продвигалась медленно. Если существо фейри выпустили навредить, оно легко могло это сделать.
- Если убьешь единорога, придется платить за голову.
- В смысле? – я пыталась отвлечься от страха, который возник от мысли, что я убью существо, которое видела. Оно было большим и прекрасным. Разве такое нужно убивать?
- Разные единороги из разных Дворов, - сказал Скуврель, голос был приглушен, словно что-то было на его голове. Я не смотрела. Это было не мое дело, он мог делать, что хотел, с тем, что получил в сделке. – Убьешь одного, заплатишь Двору то, что там попросят.
- Как налог?
- Да, - согласился он. – Но они могут попросить не монеты. Например, дни. Или пользоваться твоей ладонью. Или твое чудесное чувство юмора. Ты будешь ужасно скучной без него.
- Да, это страшнее всего, - я перебралась через бревно. – Быть скучной.
- Это ужасно, - сказал Скуврель и сделал паузу. – Хотя я не знаю. Я не бываю скучным.
- Угу, - сказала я, но я не слушала. Я что-то уловила. Шорох и приглушенный крик.
Я поспешила, насколько могла, не спотыкаясь. Лиловый след стал ярче, огибал призрачную версию леса.
Первым делом я увидела мертвого мужчину.
Он был смазанным призраком, словно его дух оставил после себя только шепот.
Над ним гордо стоял единорог, подняв рог в воздух. Он мерцал, будто тысяча звезд слетала с его кожи, будто пар от настоящей лошади. Он стоял на задних ногах, передними бил по воздуху, фыркая. Его дух был острым, угловатым, словно волк переродился конем.
От ужаса во рту пересохло, сердце запнулось. Он был огромным. И стоял тут.
Он уже кого-то убил. Наверное. Или мужчина был уже мертв до прибытия единорога.
Я проверила тетиву лука, глядя на сцену передо мной.
Я уловила скуление мужчины, увидела второго на дереве над единорогом. Но то дерево не могло выдержать его вес, и он свисал с гнущейся ивы, его голая спина была в дюймах от рога единорога, все еще бьющего передними ногами воздух. Ива не выдержит. Она сломается от его веса.
Я сглотнула, вытащила стрелу из колчана, ощупала перья, проверяя, что она не повреждена.
Шанс был один. Один выстрел, и единорог заметит меня.
Я забыла обо всем, кроме меня и добычи. Я осторожно и тихо поправила стойку и вложила стрелу в лук. Я поправила повязку, чтобы она закрыла один глаз. От этого мутило, но я уже так делала. Смогу еще раз.
Стрелять придется, стоя на ногах. Движение привлечет внимание. Я подняла лук, руки болели от давления, но исцеленной руке хватало сил. Я натянула тетиву до носа, до правильного места.
Единорог застыл, пылающие глаза смотрели на меня. Он видел, как я натянула тетиву.
Один шанс.
Мое сердце колотилось, я выбрала место. Единорог был чуть отвернут от меня. Не идеально, но сойдет. Я попаду за его плечом.
Один шанс.
Я подавила головокружение от двойного зрения, сглотнула и выпустила стрелу.
- Бу! – сказал Скуврель.
Единорог вздрогнул от его голоса.
Я услышала свое ругательство, стрела попала… далеко. Я не видела, куда, но это мог быть круп. Я снова выругалась, он прыгнул к деревьям, я потянулась за второй стрелой.
- Зачем ты это сделал? – я посмотрела на Скувреля двойным зрением. Мне пришлось сглотнуть тошноту, а он лишь скрестил триумфально руки на груди, его морок скрывал фейри чище и опрятнее, но все же дикого под его напускной красотой.
- Охотница? – спросил дрожащий голос с дерева. – Это ты?
Глава тридцать пятая
Хуже было бы, только если бы я попала во Флетчера вместо единорога. Хотя и это не было бы самым худшим вариантом.
- Ты будешь оттуда спускаться? – грубо спросила я, подняв повязку, чтобы осмотреть мертвого мужчину на земле.
- С таким милым поведением удивительно, как у тебя нет пары, - сказал Скуврель, но я игнорировала его. Я это уже слышала. Больше раз, чем могла сосчитать, и от тех, кто мог задеть меня больше, чем он.
Мертвым был Вудривер. Судя по дыре в груди – шире моего кулака – он умер мгновенно, но это не помешало желчи подступить к горлу, жжение намекало, что меня стошнит, если я не возьму себя в руки.
Я всю жизнь имела дело с мертвыми животными, даже крохой сидела с папой, пока он зачищал куропаток, открывал их зобы, чтобы я видела листья и шишки, которые они ели, а в семь я получила от него первую куницу, чтобы я распотрошила и зачистила ее, сказав:
- Хорошо постараешься, монету за шкурку можешь оставить себе.
Но у меня не было опыта с мертвыми людьми. Это было совсем не близко. Было что-то ужасно неправильное в виде Вудривера, которого я знала всю жизнь, бледного и без жизни в луже его крови. Я была от этого рада, что потеряла зрение. Я могла сорвать повязку и перестать видеть. Но мне казалось, что стереть этот вид из головы не удастся. Он всплывет в темные часы, или когда гули выйдут поиграть.
На южной окраине деревне в маленьком домике женщина с тремя детьми больше не услышат голос Вудривера. Я знала их всех. Я буду видеть месяцами и годами, как они будут мириться с этой ночью.
Горло болело от мысли. Что-то ревело в ушах.
Я кашлянула.
- Мы просто гуляли, - заикался Флетчер. Он был вдвое меня старше, а то и больше. Ближе к сорока. Как и Вудривер.
Я смотрела на него, щурясь. Что они делали в лесу посреди ночи? Точно не рубили дерево и не собирали перья для стрел.
Я скрестила руки на груди.
- Ночью. В лесу.
Он взглянул на меня.
- Это не то, что ты думаешь.
Но мне было всего семнадцать, я была защищенной дочерью охотника. Я видела, что он имел в виду нечто важное, но не могла понять, что. Он думал, что я подозревала его в чем-то постыдном? Я сделала лицо холодным. Сделала вид, что знала, пока не выясню.
- Тогда что это было?
Он нервничал. Отчасти это было интересным. Я еще недавно была ребенком. Разве он не должен спрашивать, что я тут делала? Но это так не работало. Вина была сильным оружием, и она не давала подумать, что делали другие, а вдавливала человека в землю.
Я это понимала.
- Просто… - его голос утих, и мои глаза расширились под повязкой от запаха его дыхания.
- Вы пили, - я вспомнила, как отец ворчал зимой пару лет назад маме. В лесу горел костер. Зимой. Странное дело – даже неслыханное. Он говорил что-то о дураках и напитках, а мама шептала о самогоне. Я не знала тогда, что это значило, а они мне не рассказали. – Вы прячете самогон в лесу.
Я сказала это наугад, но попала, и он кивнул.
- Этот лес сейчас полон созданий фейри, - мрачно сказала я. – Пока что самогон в лесу – непозволительная роскошь. Помоги с Вудривером. Он слишком тяжелый для меня одной.
Флетчер кивнул, двигался быстро от облегчения, помогая мне поднять Вудривера.
Мы понесли его в деревню. Я едва справлялась. Если бы Флетчера не было, я бы его не дотащила.
Я тяжело дышала и устала, когда мы миновали первые окна, сияющие светом. Я сосредоточилась на своих ногах, каждый шаг давался с трудом, сил почти не осталось.
Он был слишком тяжелым. Руки и грудь болели от усилий.
Дорога тянулась с севера на юг, озаренная светом луны, и я боролась с болью в теле, пытаясь подстроиться под шаги Флетчера. Мы миновали кузню и постоялый двор, свет горел, несмотря на поздний час, и добрались до площади.
Я так сосредоточилась на грузе, что не заметила там толпу. Шепот тревожил.
- …жуткая с этой повязкой, но ходит так, будто видит…
А потом в ужасе:
- О, звезды, это Вудривер!
- Кто-нибудь, приведите его жену!
- И матушку Хербрен. Скорее!
- …пронзен!
Мы опустили его, и я подняла голову и увидела, что собрались почти все взрослые в деревне. Они оделись в спешке – ночные сорочки были заправлены в штаны. Шали поверх ночных рубашек, хотя вечер ранней осенью был теплым.
Их лица были мрачными, пока они смотрели на труп Вудривера на площади. Его лицо уже не было человеческим, стало незнакомым.
Флетчер сел рядом с другом и зарыдал. Мое сердце сдавило. Я не знала, стал он таким беспомощным от горя или выпивки, но эти люди уже злились на меня. Уже винили меня в потере певчего и охотника. Что они сделают теперь, когда я принесла Вудривера к их двери? Особенно, когда единственным свидетелем был пьяница?
- Что тут случилось? – спросил ледяной голос. Алебрен, хозяин постоялого двора. Он скрестил руки на груди.
- Осторожно, маленькая охотница, - прошептал Скуврель. – Это толпа. Я люблю толпы. Они чудесно слепы, и игры с ними заманчивы, но ты готова играть?
- Я нашла его в лесу. Мертвого, - я не слушала Скувреля. Правда была моим единственным оружием тут.
Алебрен оглядел кольцо жителей деревни, и я не понимала выражение его лица. Но, пока госпожа Тэтчер улыбалась ему, это не обещало ничего хорошего. Я искала в толпе маму, но не видела ее. Как и госпожу Чантер. Во рту пересохло.
- Об этом мы говорили, когда вы выбрали меня мэром пару часов назад.
Мэром? В этой деревушке никогда не было мэра.
- Жадные до власти обожают конфликты. Как весело, - слова Скувреля вызвали во мне холод. Я сжала его клетку, еще привязанную к моему поясу, свободной рукой, сглотнула, нервничая.
- Ты убила существо, убившее его, Эластра Хантер? – спросил новый мэр.
- Нет, - сказала я. – Я вернусь…
Он поднял руку и перебил меня:
- Ты не тронешь существо фейри. Никто не тронет, пока не прибудут Рыцари Света.
- Но оно убило Вудривера, - возмутилась я. – У него в крупе моя стрела.
Мэр цокнул.
- Охотники всюду ищут жестокость. Во что ты превратила нашу мирную деревню?
Он указал на труп Вудривера. На краю толпы послышался шум, и вой жены Вудривера разбил ночь, она растолкала людей и рухнула на грудь мертвого мужа.
Моя голова кружилась, горло обжигала рвота.
- Твоя семья принесла трагедию, - строго сказал мэр. – Охотник – старая работа. Старая, как зимние бури, и такая же ненужная. Мы встретились и решили, что в деревне больше не будет охотника. Такая работа нам не нужна. Мы не будем провоцировать их. Мы дождемся Рыцарей, они решат, как справиться с проблемой. Может, великий лорд или леди сжалятся над Скандтоном и возьмут нас под свое крыло.
Мой рот раскрылся. Я резко закрыла его.
- А что с единорогом, сделавшим это? – спросила я в ужасе, указывая на Вудривера.
- Ты сказала, что попала в него стрелой, - тихо сказал мэр.
- Но…
Он поднял руку.
- Она выстрелила до того, как его пронзили, или после, Флетчер?
Флетчер встряхнулся, пьяные рыдания утихли на миг.
- Не знаю.
- Думай, - попросил мэр Алебрен, и впервые в жизни я увидела жадный блеск в его обычно скромных глазах.
- Я… это могло быть до, - сказал Флетчер. Предатель.
- Нет, - возразила я. – Если его не остановить, он пронзит больше людей. Рыцари будут ехать неделями. За эти недели все мы падем жертвами существ фейри, если я их не остановлю!
- Хватит, Элли, - сказал новый мэр. – Мы не будем беспокоить существ фейри, и они не тронут нас.
Но это так не работало. Хищники охотились. Такими они были созданы. Люди выживали, если охотились лучше. Я открыла рот, но он заговорил громко, чтобы все слышали:
- Ты уберешь силки охотников, - громко заявил он. – И перестанешь тут охотиться. До решения Рыцарей Света все ловушки и охота отменены. Это наше решение для Скандтона.
- А если я откажусь? – спросила я, толпа притихла. Они не ожидали такого от меня. Так могла бы сделать Хуланна, смелая и красивая, но не Эластра с ее едкими замечаниями и молчаливой натурой.
Мэр вздохнул.
- Ты подвергнешь всех нас опасности. Мы достаточно страдали.
Он махнул на жену Вудривера, лежащую на муже, ее всхлипы сотрясали обоих. Мое сердце болело. Вудриверы не нравились мне, но их боль почти калечила меня. И так больно было бы за любого из деревни. Я знала только это место, знала его хорошо – каждого человека, каждого зверя, каждую тропу и каждое укрытие.
Я должна найти ключ к порталу. Я должна была уже решить ту загадку и освободить отца и сестру. Если бы я это сделала, трагедия не произошла бы.
- Твоя мать у Тэтчеров, - сказал мэр Алебрен, и я охнула. Мама не пошла бы к Тэтчерам по своей воле. Я была в этом уверена. Он продолжил стальным тоном. – Принеси силки и оружие завтра на постоялый двор, и вы сможете вернуться в дом и растить коз. Но больше никаких убийств. Никаких смертей.
Я ощутила грубые ладони на спине, попыталась развернуться, но с меня уже сняли колчан. Я не ожидала нападения, никогда не боялась, что жители деревни мне навредят. Я не думала, что такое было возможно.
- Это мои лук и стрелы, - мои губы онемели, словно не могли признать это предательство.
- Они теперь тебе не понадобятся, - сказал властно мэр. – Мы – мирная деревня. И я повешу того, кто нарушит покой.
Охнула не я одна. Он повернулся и позвал мужчину в конце толпы:
- Могильщик!
Могильщик прошел вперед с женой. Она с жалостью посмотрела на меня, этот взгляд пронзал. Я поняла в тот миг, что, даже если не все были согласны с новым мэром, никто не выступит против. Никто не вернет мне лук или титул охотницы. Это было все, что у меня было. И я лишилась этого.
Я смотрела, онемев, как они забрали Вудривера, новый мэр ушел на постоялый двор. Я смотрела, онемев, как народ Скандтона расходится по домам.
Мое сердце смертельно похолодело.
А потом, словно мир ощутил ту же ледяную боль, снег пошел над деревней. Снег во время сбора урожая.
Мне не хватило тепла, чтобы удивиться.
Глава тридцать шестая
- Я вижу, почему эта деревня популярна, - сказал едко Скуврель, когда я села на край колодца в центре деревни. – Люди тут очаровательны, как лорд Кубков.
- Надеюсь, я его не встречу, - прорычала я.
Я сняла повязку и посмотрела на него впервые с нашей сделки. Он стал еще милее? Темные волосы идеально обрамляли лицо, а крылья будто из дыма сильнее оттеняли голую грудь и спину, татуировки из перьев тянулись по рукам, и его ладони будто пропадали в ночи, но в одной он сжимал иглу, как меч. Его камзол был чистым и свисал на нити с одного из прутьев – наверное, сушился.
- Тебе не холодно? – спросила я, чтобы убрать молчание, а не из переживаний. Он развернул под собой ткань, края поднимались у прутьев, чтобы, если я буду двигаться, он съехал по полу клетки и ударился об ткань, а не железо.
- Нет, - он сверкнул улыбкой. – Но некоторые говорят, что мое сердце изо льда.
- Я запомню это, - сказала я, но думала о другом. Мне нужно было принять решение. Отдавать деревне луки, стрелы и силки отца ради свободы матери или попытаться пройти в круг Звездных камней и вернуть его?
Я могла представить жизнь без него или Хуланны – мы с мамой в домике и козы. Мы могли так жить. Но это разобьет ее. И ненависть, уже проросшая в моем сердце, поглотит меня, и одной черной ночью…
- Ты знаешь, что мы порой слышим злые мысли? Твои – черные, - сказал Скуврель.
- Тебе какое дело?
Он пожал плечами.
- Пока я у тебя в плену, я не хотел бы, чтобы ты погибла. Кто знает, что тогда будет со мной?
Я хмыкнула.
Я решила, что меня устраивал только поход в круг. Мама поймет. И она найдет способ освободиться. Она лучше договаривалась с людьми, чем я.
- Но мне понадобится ключ. Мог ли тот стишок из книги помочь его найти? Я произнесла его вслух, вспоминая каждое слово.
- Глубоко иди в кольцо, - пробормотала я.
Скуврель рассмеялся.
- Там, где ветер не дует в лицо.
Его улыбка стала хитрой, и он смотрел на меня так, словно хотел и меня сделать такой.
- Глубоко, но не в земле.
Он облизнул губы.
- Не дыши, там смерть везде.
- Очаровательно, - он растянул слово, словно пробовал его на вкус впервые. – Ты – поэтесса. Ты всегда сочиняешь стихи о том, на чем сидишь? Можешь сесть на меня. Я был бы рад еще одной поэме о своей доблести.
- Еще одной? – сухо спросила я. – Ага, обойдешься.
Но я думала о его словах и блеске его глаз.
Стихи о том, на чем я сидела.
Колодец.
Он был старее деревни, первым был построен тут.
Я обдумала строчки стишка. Он был прав. Это мог быть колодец. И ключ мог быть спрятан под водой. Придется задержать дыхание, чтобы достать его. И спускаться придется долго, так что пытаться достать его было опасно.
- Там будет темно, - пробормотала я.
- Как насчет игры? – сказал Скуврель.
- А похоже, что я в настроении для игр? – прошипела я, глядя на площадь. Огни в домах угасали, пока не остались только в постоялом дворе. Лучи оранжевого света падали на площадь, но не внутрь колодца. Я поежилась от мысли, что окажусь под водой, куда еще и сыплется снег.
- Я всегда готов к хорошей игре, - сказал Скуврель. – А эта тебе поможет.
- Как? – я постаралась вложить весь яд в одно слово.
- Под водой не будет приятно. Игра может тебя отвлечь. И, если ты найдешь, что ищешь. Тебе понадоблюсь я, чтобы это использовать. Почему не сыграть? Если ты победишь, я научу тебя использовать ключ.
- А если ты победишь?
- Возьму еще поцелуй.
- Кто бы думал, что ты так желаешь капли симпатии, - пробормотала я, но меня обеспокоило то, как загорелись его глаза, словно я попала по больному. – Что за игра? – я отвязала клетку от пояса. Он следил за мной, а я опустила клетку на сверкающий снег.
- Правда или ложь, - сказал он с улыбкой.
- Я думала, ты мог говорить только правду.
Я не могла лезть в колодец в одежде. Она будет тянуть на дно, и если я всплыву в мокрой одежде, могу замерзнуть и умереть. Я с неохотой стала раздеваться, сложила сначала шерстяной плащ так, чтобы внутренняя сторона осталась без снега, а потом сняла сапоги и пояс.
- Или мы можем поиграть в Соблазнение, - сказал Скуврель, пока я раздевалась. – Я люблю эту игру.
Я огляделась, надеясь, что никто не смотрел в окно.
- Заткнись.
- Тогда правда или ложь, - широко улыбнулся он.
Я старалась не смотреть на него, снимая остальное, но надела повязку для последнего шага. Я неловко опустила ведро в колодец, чтобы вся веревка размоталась. А потом дважды проверила узел на конце. Он выдержит мой вес? Должен.
- Правда или ложь – ты мило смотришься обнаженной в снегу, - сказал он.
- Я не голая, я в нижнем белье.
Он рассмеялся.
Я сняла повязку и оставила ее на груде вещей, убийственно посмотрела на Скувреля. – Почему тебе не придерживаться менее личных тем?
В этот раз он хохотал задорно. Ему это нравилось.
- Тогда ты заплатишь?
- Почему нет? – сказала я. – Но награда будет уточнена в конце.
- Обещаю, - он поднял руку, - что ты можешь добавить все условия, чтобы вернуть меня в клетку, если дашь мне поцелуй.
Я закатила глаза и сунула петлю клетки в рот. Я не осмелилась оставить ее тут, пока буду в колодце. А если ее украдут? А если откроют дверцу?
Я нашла вслепую пояс, продела его в петлю и закрепила. Я смогу привязать его к веревке по пути вниз.
Было сложно отыскать веревку. Я боялась потерять равновесие, потянувшись слишком далеко, но не видела веревку.
- Чуть правее, - подсказал Скуврель.
Я ничего не сказала. Рот был занят.
Я поймала веревку, сжала ее обеими руками, не дала себе испугаться и бросила на нее вес, замерла во тьме над пропастью.
Вперед.
Лучше бы это сработало.
Глава тридцать седьмая
Мои ладони уже онемели от холода, пока я спускалась по шершавой веревке. Я не спешила. Я не хотела порвать кожу ладоней, съезжая, так что использовала метод, которому меня давно научил отец – спускалась ладонями и ступнями, веревка была хитро намотана на левой голени на всякий случай.
Осторожно, Элли. Глубоко дыши. Двигайся осторожно. На голой коже выступили мурашки от холода. Я не видела в темноте, узнать, что добралась до воды, могла, только когда ноги коснутся ее, и тогда станет еще холоднее.
Я хотела бы тут духовный след, и меня беспокоило, что его не было. Может, просто колодец так часто использовали, что он рассеялся, а пещера, где была клетка, использовалась периодически. Или я просто зря гналась за этой догадкой. Я гонялась с отцом за дикими гусями в горах, отбиваясь от гулей, бежала, смеясь, к огромным стаям. Отец любил рагу из гуся. Все любили. Обычно мы продавали это на Зимнюю ночь.
Я старалась не думать о Зимней ночи, зубы стучали.
- Правда или ложь, - сказал Скуврель из клетки. – Я танцевал на этих землях во снах и видел тебя там.
- Глупая игра, - сказала я со стуком зубов. – Ты не можешь врать.
- Может, это ложь – что мы не можем врать. Может, так только люди говорят о нас.
- Правда, - я стиснула зубы. Веревка казалась длиннее, чем я помнила. Все фейри говорили «О, ты мне снилась» и ждали, что девушки станут маслом в их руках? Если я была маслом, то только маслом зимой – холодным и твердым. – Это правда.
- Да. Твоя очередь.
- Правда или ложь, - сказала я. – Я хотела убить тебя, когда посадила в клетку.
- Правда, - сказал он. – Попробуй спрашивать что-нибудь сложнее.
- Ты знал это и не боялся?
- Правда или ложь? – спросил он, игнорируя вопрос. – Тебе понравилось целоваться со мной.
Его глаза сияли ярче, когда он это спросил. Словно он хотел узнать ответ. Но он его не получит.
- Любой ответ ты назовешь неправильным, - сказала я. – Ты жульничаешь.
Я вздрогнула, зашипев сквозь зубы – пальцы ног коснулись холодной воды. Осторожно, стараясь удержаться на веревке ногами, я привязала к ней пояс.
- Я не жульничаю. Я добываю информацию. Что лучше игры? – Скуврель подмигнул, и я нахмурилась во тьме. Я хотя бы видела его.
- Надеюсь, узел выдержит, и ты не утонешь, пока я не вернусь, - сказала я.
- Я очарован твоими переживаниями.
- Не стоит.
Я спрыгнула с веревки, не дав ему ответить, резко вдохнув при падении, скривившись, когда я рухнула в воду. Как только я погрузилась, я увидела золотой след в воде. Я повернулась в тесноте колодца и поплыла за следом. Я хотя бы знала, что тут что-то было. Я не гналась за тенями. Грубая веревка задевала ногу – только она связывала меня с воздухом и небом.
Как далеко плыть? Я могла представить склизкие стены вокруг, грубые камни сгладились за века. Я видела это в годы, когда воды было мало, когда уровень воды был в тысяче лиг от вершины. Мы не знали, как глубоко он тянулся, но вода в колодце была всегда, какой бы ни была засуха.
Хватит ли мне дыхания, чтобы добраться до ключа и вернуться с ним? Как глубоко предки его спрятали?
Я старалась не паниковать. Это только все ухудшило бы.
Ощущалось как в стишке – я играла со смертью, спустившись сюда. Словно я была в могиле. Если бы мама знала, что я делала, упала бы в обморок от страха.
Мама. Отец. Хуланна. Я должна преуспеть ради них.
Я старалась направить страх в силу для себя, пока плыла в чернильной глубине.
Может, Хуланна не была моим врагом. Может, так показалось, когда она появилась в круге. Может, это был только морок.
Я двигала ногами сильнее. Легкие начали гореть, но золотой след вел все глубже.
Я не смогу. Воздуха не хватало.
Я думала уже только о том, как болели легкие. Они кричали, когда золотой след, наконец, закончился в небольшой нише в стене колодца. Я сунула ладонь во тьму – там просто не хватало камня. Внутри был вонзен ключ. Я недовольно потянула его, дергала его.
Время было на исходе.
Я умру так.
Ярость наполнила меня от несправедливости. Я – Эластра Хантер – умру в дурацком колодце со злорадствующим фейри, пока я пыталась забрать ключ, который никто и не должен был тут прятать!
Ключ подвинулся.
Я повернула ладонь, и он освободился.
Времени не хватит!
Я направилась к поверхности, боль ослепляла, пока я отчаянно отталкивалась ногами. Я не успею.
Я ощущала, как угасало сознание.
Заставь это стать твоей силой, Элли!
Мне нужно было вдохнуть.
Паника наполнила меня, я двигала ногами сильнее, ударялась ступнями и ладонями об камни до синяков.
Я набрала в легкие воду, задыхалась, тонула, умирала.
А потом моя голова вырвалась из воды, и я кашляла, сплевывала воду. Меня стошнило ею, пока я сжимала веревку. Я сомневалась, что удержусь. Я выпущу ее и утону.
- А ты говорила, что мне нужно за собой следить. А сама плаваешь в своей рвоте.
Злость из-за его насмешки закипела во мне, и я обвила дрожащей ногой веревку и поднялась к клетке.
- Поразительно, но я все еще был бы рад поцеловать тебя, - дразнил фейри.
- Ты ужасен, - прохрипела я, сняла пояс с веревки и прикрепила к своей талии. Я не могла сейчас нести клетку в зубах – я едва могла дышать ртом. Я прислонилась головой к веревке, цеплялась, но забраться сил не было.
Если я не начну подниматься, я ослабею и умру тут от холода или утону.
И загрязню колодец хуже, чем уже сделала.
- Сказала девушка, пристегнувшая меня к телу почти без одежды, - Скуврель напомнил мне, что тонкое промокшее нижнее белье прилипало к коже.
Он не должен был смотреть! Это было унизительно! Гнев придал мне силы карабкаться. Я забиралась все выше, пока он болтал:
- Знаю, невозможно найти в твоем мире мужчину моей красоты, но если тебе приходится держать любовников в клетке и привязывать их к почти обнаженному телу, ты делаешь что-то не так.
- Я тебя ненавижу, - выдавила я. Горло болело, и в легких будто еще осталась вода. Я будто тонула в ней. Но ярость от его слов гнала меня наверх, пока я не добралась до перекладины, с которой свисала веревка. Еще порыв гнева, и я перебралась через каменный бортик и рухнула на тонкий слой снега.
Клетка ударилась об камень, и Скуврель громко выругался.
- Так тебе и надо, - простонала я в снегу. – За твои слова.
- Ты должна меня благодарить, - прошипел он. – Я только что спас тебе жизнь.
Глава тридцать восьмая
Когда мне было четырнадцать, я думала, что Олэн будет танцевать со мной на празднике Небесных огней. Вся деревня радовалась, потому что королеву Анабету короновали в городе Фарамор, и ночные вспышки послали во все деревни в честь празднования ее коронации. Видимо, Скандтон входил в ее границы, нашу ночную вспышку днем принес торговец.
- Гулей в лесу не будет месяцами, когда мы это запустим, - пообещал он нам.
Я робко намекнула Олэну, что хотела бы танцевать в этом году, и он улыбнулся своей загадочной улыбкой, намекая, что мог исполнить это желание.
Но той ночью, пока я ждала в стороне от танца, надеясь на шанс, подошла Хельдра.
- Я решила танцевать с Олэном всю ночь, - заявила она, улыбаясь Хуланне. – Разве не мило с моей стороны, когда многие могли отказать из-за его хромоты?
Я взглянула на Олэна, где он стоял последние десять минут, нервно глядя на свои ладони. Он посмотрел на меня, покраснел, а потом увидел Хельдру и не сводил с нее взгляда всю ночь. Я должна была уже тогда знать, что это были не просто издевки Хельдры.
- Жаль, тут нет таких хороших парней, как я, да, Элли? – спросила Хельдра. – Тогда один из них мог станцевать с простой девушкой, и тебе не пришлось бы стоять тут и увядать.
Гнев наполнил меня, но заговорила Хуланна, склонившись ближе, с ее привычным милым и мечтательным видом:
- Я слышала, сын Бранчтриммера женится на Лейси Тернхилл.
Хельдра побелела и ушла прочь. Все знали, что она встречалась с Дэленом Брантриммером до прошлого месяца, когда он стал встречаться с Лейси.
- Это было жестоко, - медленно сказала я.
- Нельзя угрожать моей сестре, - тихо сказала Хуланна и посмотрела на меня. – Не танцуй с Олэном. У него две левые ноги.
Я танцевала бы с ним, даже если бы у него были деревяшки вместо ног, как у старого Майнбашера. Но я не смогла в ту ночь и все ночи после нее.
Глава тридцать девятая
Я с трудом добралась до палатки на горной равнине и развела костер. Это заняло в пять раз больше времени, чем должно было. Пальцы были толстыми и неуклюжими, разум затуманился, каждая часть меня устала. Если бы не замечания Скувреля, я сдалась бы и потеряла сознание по пути. Я могла бы умереть от холода. Я не могла заставить себя переживать.
Я подумала, что видела галлюцинации, когда то, что Скуврель назвал совогрифином, пролетело мимо и опустилось за костром, устроилось спать в высокой траве и снеге, когда я смогла заставить дерево загореться. Я даже не помнила, как взяла одеяло из палатки и украл им клетку Скувреля и свое уставшее тело.
Когда я проснулась, рассвет давно прошел. Кто-то звал меня.
- Элли? Ты там?
Я охнула. Олэн!
Я вскочила на ноги, ничего не осознав, коснулась спутанных волос, замерзших, с кусочками травы там, где голова лежала на холодной земле. Я убрала пряди с глаз, попыталась как можно быстрее убрать лед с пальцев и заплести привычную косу, лежащую на плече.
- Ты можешь хоть снять одеяло с клетки? – пожаловался Скуврель.
Я надела повязку на глаза и осторожно убрала одеяло с его клетки.
- Элли? – позвал Олэн.
- Я тут! – мой голос был хриплым. Я закашлялась, легкие болели. Я вдохнула воду прошлой ночью. Я должна была умереть.
Я хотела заплакать, вспомнив это, но девочки, которые находили второй артефакт для спасения своего народа, не плакали. Я выпрямила спину и сожгла этот… эту эмоцию… питая свой огонь внутри.
Олэн оказался передо мной раньше, чем я стала чистой. Я потерла глаза и лицо, убирая замерзшую траву и хвою. Я, наверное, выглядела ужасно. Я ощущала себя комком надежд и боли.
Он не спешил, шагал с болью, судя по тому, как кривился.
- Я заварю чай, - сдавленно сказала я, но он покачал головой. Он не сел. Просто смотрел на меня, пока мое лицо не покраснело.
- Так ты ушла, - сказал он.
Я окинула взглядом долину. Я не спала под крышей.
- Видимо, да.
- То есть, ты больше не охотница. Ты ушла с работы.
Я думала, Скуврель разозлил меня прошлой ночью, но это не могло сравниться с яростью от его холодных слов тут. Ему было все равно. Я увидела мандолину на ремешки на его спине.
- Ты пришел поиграть? – спросила я, лед покрывал каждое слово.
Ему было плевать, что у меня забрали мой мир.
- Никому уже нет дела до этого глупого круга, Элли, - он покачал головой.
Тогда почему он поднялся сюда, если ему было больно ходить по дому?
- Я думала, ты переживал. Ты настаивал на его защите, - сказала я с вызовом.
«Помоги мне! – думала я в его сторону. – Помоги сторожить его! Спасти их!».
Он пнул замерзшую траву.
- Я был дураком. Мэр прав. Угроза тут появилась из-за нашего вмешательства. Мы сделали хуже. Если мы так оставим, угроза пропадет.
- А твой отец? – я уперла руку в бедро.
- Он пропал, - резко и с болью сказал Олэн.
Я фыркнула, качая головой.
- Тогда что ты тут делаешь?
- Я слышал, что тебе сказали в деревне. Я помогу тебе убрать силки и отдать луки. Я переживаю за тебя, Элли. Я не хочу видеть тебя в беде.
Голова гудела, будто гнев сжигал логичные мысли. Он пришел свергнуть меня? Разобрать по кусочкам, и он считал, что помогал мне?
- Я думала, тебе нравилась Хельдра, - я сделала свои слова сталью.
Он отвел взгляд, его щеки покраснели.
- Ты тоже важна для меня.
Я громко фыркнула, он посмотрел на меня, сделал шаг, обвил рукой мою талию и поцеловал меня. Это было так неожиданно, что я не сразу отреагировала.
Мне всегда нравился Олэн. Я думала о поцелуе с ним. Думала о многом.
Но…
Не так. Не когда он не доверял мне.
Мне не понравилось. Казалось, он делал это, чтобы получить что-то от меня.
Хуже, я невольно сравнивала это с вчерашним поцелуем со Скуврелем.
Он хотел поцеловать меня. Это была награда, а не способ получить награду. Тот поцелуй был… я все еще думала о нем, все покалывало, и я краснела от мыслей о нем. Но не тут. Этот поцелуй был безжизненным. Я должна была хотеть его, ведь мечтала о нем годами, но он был пустым.
Олэн закончил и отодвинулся, его глаза пылали не страстью, а раздражением.
- И зачем это было? – возмутилась я.
- Ты можешь вернуться, Элли. Вернись в Скандтон, и все будет как всегда. Мы будем друзьями. Будем сидеть в стороне и смотреть, как люди болтают. Мы будем наедаться козьим сыром с медом на танцах и помогать матерям носить хворост, и мы оставим эту… травму… позади. Вернись со мной.
- И что? – спросила я, голос был резче, чем я хотела прозвучать, потому что мне это не казалось счастливым будущим. В нем не было отца или Хуланны. И я не была там охотницей деревни. И там не учитывали, что будет, если круг откроется снова. Это было будущее людей, сунувших головы в сугроб. Будущее для идиотов. Холодный ветер бросил кусочки льда в наши лица, и я укуталась в плащ. – А потом? Ты женишься на Хельдре?
Он отвел взгляд.
- Тогда за<