Робело считал, что американцы заставят Сомосу уйти еще до конца 1978 года, и тогда его партия возглавит правительство без всякой вооруженной борьбы.
Но народ явно был уже на стороне таких деятелей, как Робело. Это ясно показало триумфальное возвращение «группы двенадцати» (к этому времени она состояла уже из 11 человек; из нее вышел владелец супермаркета Фелипе Мантика, для которого бизнес оказался важнее) в Никарагуа 5 июля 1978 года. Группу рассматривали как легальных представителей подпольного СФНО, и это было абсолютно верно. «Двенадцать» вернулись на родину с лозунгом «Диктатура – это труп, и мы приехали ее хоронить». Группу на пути из столичного аэропорта встречали десятки тысяч никарагуанцев, скандировавших лозунги в поддержку сандинистов.
Сами сандинисты прекрасно понимали, что американцы могут своими маневрами и при помощи буржуазной оппозиции сохранить сомосизм без Сомосы и украсть у них победу. Для противодействия этому СФНО решил, во‑первых, ускорить подготовку общенародного восстания, а во‑вторых, создать собственное легально политическое движение, которое должно было деюре возглавить будущее правительство. Причем это правительство должно было включать в себя и представителей буржуазии, чтобы не вызвать антагонизма и военной интервенции США под прикрытием лозунга борьбы с коммунизмом или Кубой.
Левые партии, близкие к СФНО, образовали Движение единого народа (испанская аббревиатура МПУ). 15 пунктов «немедленной программы» МПУ фактически представляли собой и программу СФНО:
– союз все антисомосистских сил при сохранении их организационной самостоятельности;
– создание «правительства демократического единства» с участием всех партий и групп, борющихся против диктатуры;
– полная гарантия всех демократических свобод;
– создание независимых судов;
– ликвидация национальной гвардии и замена ее народной, демократической армией;
– внешняя политика на базе неприсоединения к военным блокам;
– экономическая политика, включающая в себя конфискацию всего имущества клана Сомосы, национализацию всех полезных ископаемых и транспорта, введение элементов планирования, контроль над ценами;
– аграрная реформа на основе земель, конфискованных у диктатора и его приспешников;
– промышленная политика на базе принципа смешанной (то есть и государственной, и частной) экономики;
– ликвидация торговых монополий;
– реформа налоговой системы;
– введение трудового кодекса, предусматривающего 48‑часовую рабочую неделю и запрет любой дискриминации на рабочем месте, а также детского труда;
– всеобщее, обязательное и бесплатное образование, активная борьба против неграмотности;
– создание государственной системы медицинского обслуживания с упором на профилактику заболеваний;
– строительство социального жилья для обитателей «барриос»[574].
В целом эта программа была весьма умеренной, и все ее требования давно уже были реализованы во многих странах Западной Европы. МПУ стало активно вести пропаганду в пользу единства всех антидиктаторских сил. Но, в отличие от буржуазной оппозиции, левые полагали, что сам Сомоса не уйдет и без восстания не обойтись. МПУ активно работало на местах, создавая рабочие, крестьянские и студенческие организации для активного сопротивления диктатуре.
В это же время буржуазная легальная оппозиция учредила Широкий оппозиционный фронт (испанская аббревиатура ФАО). «Группа двенадцати» вошла в ФАО, чтобы влиять на эту организацию изнутри. ФАО своей главной задачей считал диалог с Сомосой с тем, чтобы попытаться убедить его разделить власть с буржуазной оппозицией, а самому уйти в отставку. ФАО пользовался полной поддержкой американского посольства в Манагуа. Однако «группа двенадцати» сразу же заняла жесткую позицию, настаивая на немедленном уходе Сомосы и ликвидации национальной гвардии как главного инструмента господства диктатуры. В заявлении для прессы группа подчеркнула, что «некоторые капиталисты» хотят с помощью церкви сохранить сомосизм, чтобы не повредить собственному бизнесу, который может быть затронут народной революцией[575].
Под давлением МПУ, да и общих настроений в стране, ФАО 21 августа 1978 года опубликовал собственную программу из 16 пунктов, которая явно была смоделирована с программы левых (и содержала всего на один пункт больше требований). Однако было и одно ключевое различие – ФАО стоял за сохранение национальной гвардии при смене ее командования.
Между тем сандинисты приступили к реализации второй части своего плана – организации новой эффектной военной акции, которая станет началом всеобщего восстания. На этот раз они решили нанести удар прямо в сердце диктатуры и захватить Национальный дворец – место заседаний конгресса.
Национальный дворец – массивное двухэтажное здание с десятью помпезными колоннами у главного входа – занимал целый квартал Манагуа. После землетрясения 1972 года его со всех сторон окружало пустое пространство (само здание не пострадало). Сенат размещался на первом этаже, нижняя палата – на втором. В здании располагались также министерство финансов и внутренних дел и Главное налоговое управление Никарагуа.
Возглавить смелую до безрассудства операцию поручили Эдену Пасторе («команданте ноль» – так, по терминологии сандинистов, называли руководителей тех или иных отрядов или фронтов).
Пастора родился 22 января 1937 года в департаменте Матагальпа (ныне город Сьюдад‑Дарио, ранее – Метапа). К сандинистам его привело чувство мести, а не политические убеждения, – когда Эдену было семь лет, его отца убили. Пастора обвинял в этом национальных гвардейцев, хотя на самом деле несчастье произошло в результате спора из‑за земли. Он никогда не считал себя марксистом (в отличие от всех руководителей СФНО) и именовал себя христианином. Пастора закончил Центральноамериканский колледж, который Сомоса специально создал в качестве идейного противовеса слишком либеральному университету Леона. Колледжем руководили иезуиты. Затем он изучал медицину в университете Гвадалахары в Мексике (самый католически настроенный вуз страны), но, не завершив образования, вернулся в Никарагуа. В 1966 году Пастора вступил в Единый оппозиционный союз (УНО) легальных буржуазных партий (в него же входили на первых порах и коммунисты). 22 января 1967 года он был арестован, когда ехал из Матагальпы в Манагуа с оружием, чтобы принять участие в массовой демонстрации УНО, закончившейся бойней на авениде Рузвельта. Национальные гвардейцы подвергли Пастору пыткам.
После расстрела на авениде Рузвельта Пастора решил бороться против диктатуры с оружием в руках и присоединился к СФНО. Однако в начале 70‑х годов он ушел из партизанского отряда в северных горах и уехал в Коста‑Рику, где зарабатывал на жизнь, ловя акул, а затем работал на местной электростанции. Только в начале 1977 года Пастора опять вернулся в СФНО. Он принял участие в вооруженных акциях октября 1977‑го и утверждал, что вынашивал идею захватить национальный дворец с 1970 года.
Последние недели перед операцией Пастора жил в Манагуа на конспиративной квартире Внутреннего фронта СФНО. Согласно плану операции группа сандинистов под видом бойцов элитных частей пехотной школы национальной гвардии («черных беретов») должна была на грузовиках подъехать к дворцу, захватить там заложников и предъявить диктатуре требования об освобождении заключенных сандинистов и уплате выкупа. Но главная цель операции была в самом захвате здания – центра всей государственной машины режима. Эта операция в случае ее удачи должна была показать никарагуанцам, что с диктатурой можно успешно бороться и малыми силами.
Фронт захватывал высокопоставленных заложников и до этого, но опыт был не слишком удачным. 8 марта 1978 года сандинисты похитили генерала Рейнальдо Переса Вегу, который руководил карательной операцией национальной гвардии в Монимбо («Операция Стремительность»)[576]. Сандинисты потребовали от Сомосы в обмен на жизнь генерала освобождения 60 политзаключенных, уплаты выкупа в 10 миллионов долларов (в фонд пострадавших в Монимбо) и вывода национальной гвардии из северных районов страны. Сомоса отказался, и генерала казнили. Был сделан правильный вывод, что Сомоса ценит жизни только представителей своего семейного клана.
Разведка национальной гвардии получила информацию, что сандинисты готовят в столице какую‑то крупную операцию, возможно, захват Национального дворца. Охрану усилили до 65 человек, но в день налета ее почему‑то не было. Президент нижней палаты попросил немедленно прислать во дворец отряд национальной гвардии, что ему и было обещано. Однако гвардейцы опоздали.
Утром 22 августа 1978 года Пастора приступил к осуществлению «Операции Свинарник» (неофициальное название акции). Помогали Пасторе два руководителя отдельных групп его отряда (всего в отряде было 26 человек) – «команданте один» (Уго Торрес) и «команданте два» (22‑летняя Дора Мария Тельес)[577]. Два грузовика с одетыми в форму пехотной школы сандинистами (они сбрили бороды и подстриглись) точно в срок встретились перед супермаркетом и двинулись к дворцу. По дороге их перехватили два джипа антитерористического подразделения БЕКАТ, но, увидев форму любимчиков «Крутого парня», два джипа пристроились спереди и сзади маленькой колонны (грузовики сопровождали на легковой машине сандинисты в штатском – это было обычным делом для национальной гвардии) и эскортировали ее часть пути.
В 11:50 в Голубом зале Национального дворца началось обсуждение бюджета нижней палатой конгресса. В 12:20 к центральному и боковому входам во дворец одновременно подъехали два грузовика. Группа Пасторы спрыгнула с машин у главного входа, группа Тельес – у запасного. Пастора (в форме офицера пехотной школы) властным тоном приказал двум полицейским у входа сдать оружие: «Дорогу! Идет шеф!» («Шефом» называли самого Сомосу.) Для охраны такое поведение представителей элитных частей было нормальным делом, и она не сопротивлялась. Входные двери были немедленно блокированы толстыми цепями, которые сандинисты привезли с собой. Группа Пасторы проникла на второй этаж и убила одного из охранников у дверей Голубого зала. Другого обезоружили.
Пастора ворвался в Голубой зал, выстрелил из автомата в воздух и закричал, чтобы никто не двигался. Испуганные депутаты (49 человек) попадали на пол. Некоторые из них, судя по форме нападавших, решили, что происходит военный переворот. В это время «команданте один» занял кабинет министра внутренних дел Хосе Антонио Мора, и тот тоже стал заложником. «Команданте два» в баре захватила пятерых депутатов[578].
Вся операция по захвату дворца заняла пять минут. В руки сандинистов попали около 1500 заложников, и самым ценным среди них был генерал Хосе Сомоса, сводный брат диктатора. Пастора сообщил председательствующему на заседании нижней палаты родственнику Сомосы Луису Паллейсу Дебайле (он один не лег на пол и продолжал сидеть на своем месте), что дворец захвачен «народной армией – Сандинистским фронтом национального освобождения» и что если Сомоса не выполнит требований СФНО, все заложники будут уничтожены.
Один из бойцов Внутреннего фронта СФНО позвонил по телефону в конгресс. Трубку на столе председателя поднял Пастора: «Национальный конгресс. Свободная территория Никарагуа». Теперь сандинисты знали, что операция удалась.
В течение всего лишь нескольких минут примерно в 12:35 друг Сомосы‑младшего, инструктор пехотной школы и бывший американский спецназовец Майкл Эчаннис окружил дворец солдатами на грузовиках. Сандинисты открыли огонь и убили капитана национальной гвардии. Пастора бросил из дворца гранату, после чего приказал Луису Паллейсу Дебайле немедленно позвонить Сомосе, чтобы тот приказал прекратить стрельбу. В противном случае, сказал он, сандинисты начнут расстрел заложников и каждые два часа будут убивать по одному из них. Эчаннис просил разрешения на немедленный штурм, но ему велели прекратить огонь.
Однако Сомоса сначала все же отдал приказ стрелять по дворцу. Группа Пасторы не выдержала бы длительного боя – у сандинистов было всего пять автоматов, полсотни гранат и 20 винтовок. К этому добавилось оружие, конфискованное у охраны. Отдали сандинистам свои пистолеты и многие депутаты.
В 14:20 Луис Паллейс Дебайле позвонил своему родственнику в «бункер» на холме Тискапа и попросил прекратить стрельбу. Эчаннис в это время тоже был в «бункере» и уговаривал Сомосу дать разрешение на штурм. Американец обещал отбить дворец за 15 минут[579]. По плану атаки предполагалось обстрелять дворец из танков и выбить ворота из безоткатного орудия. Во время обстрела Эчаннис с бойцами спецподразделений должен был с вертолета проникнуть во дворец через люки в крыше. Правда, ожидалось, что при этом погибнут 200‑300 человек из числа заложников.
Сомоса отказался принять план Эчанниса только по одной причине: среди заложников был «сын Папы Чепе», то есть Хосе Сомоса.
Группа Пасторы попросила (опять через Луиса Паллейса) прибыть во дворец архиепископа Мигеля Обандо‑и‑Браво, который должен был стать посредником на переговорах с правительством. В 14:35 архиепископ в сопровождении трех епископов пришел во дворец. Переговорщики передали Сомосе требования сандинистов:
– освободить 85 заключенных‑сандинистов (сандинисты знали, что по крайней мере 20 из них уже нет в живых, но диктатор это отрицал – теперь он был бы вынужден это признать);
– уплатить выкуп в размере 10 миллионов долларов;
– зачитать по телевидению и радио, а также напечатать в газетах коммюнике СФНО на 50 страницах;
– предоставить самолет для вылета команды Пасторы («группа Ригоберто Лопес Перес») и освобожденных сандинистов из страны.
В 21:00 22 августа Сомоса запросил 24 часа на размышление. Один из епископов остался во дворце в качестве гарантии того, что национальная гвардия не предпримет штурма. Но на всякий случай сандинисты отвели в отдельную комнату трех самых видных заложников (включая Луиса Паллейса Дебайле), пригрозив немедленно убить их, если прекращение огня будет нарушено[580].
В 0:50 23 августа группа депутатов по приказу сандинистов вывесила в центре зала заседаний черно‑красное знамя СФНО. Сандинисты обнаружили в одном из помещений приемник, настроенный на волну национальной гвардии, и отныне были в курсе замыслов противника. В 4:00 партизаны передали представителям Красного Креста тела убитых национальных гвардейцев, а также выпустили из дворца беременных женщин и детей.
В ходе переговоров Сомоса согласился отпустить примерно 50 заключенных (тех из списка сандинистов, кто был обнаружен в тюрьмах) и обеспечить беспрепятственный отъезд сандинистов из страны. Другие требования диктатор выполнять не хотел. В 10:25 Пастора дал Сомосе три часа на полное принятие всех требований. В 13:20 Сомоса согласился. Правда, в качестве выкупа он был готов выделить всего 500 тысяч долларов – мол, больше в кассе Национального банка просто нет. Деньги для сандинистов не являлись главным пунктом, и соглашение было заключено.
Диктатор хотел, чтобы партизаны уехали из страны поздним вечером 23 августа, стремясь избежать массовых демонстраций в поддержку СФНО. Однако Пастора этот маневр разгадал (к тому же он не исключал, что гвардия под покровом темноты может напасть на его колонну по пути в аэропорт) и сообщил, что его группа покинет дворец только утром 24 августа. Пастора вспоминал: «Мы, зная, насколько коварен диктатор, способный на любую подлость, отказались покинуть захваченный нами дворец вечером 23 августа. Ехать в темноте в аэропорт значило дать Сомосе возможность попытаться уничтожить нас или во время переезда, или во время посадки в самолет. Кроме того, мы хотели, чтобы жители Манагуа своими глазами видели позор Сомосы, почувствовали, что с диктатурой не только можно, но и нужно бороться»[581].
С 16:30 до 18:00 23 августа 1978 года по радио читали документы СФНО. Панама и Венесуэла изъявили готовность прислать за партизанами и освобожденными узниками два самолета. В 6:30 24 августа освобожденных заключенных доставили в столичный аэропорт, а в 9:30 группа Пасторы с четырьмя заложниками (в том числе и с Хосе Сомосой) на автобусе отправилась от дворца в аэропорт. По пути автобус приветствовали тысячи людей, которые скандировали «Долой Сомосу!» и «Сомосу – на виселицу!». Пастора охотно позировал перед камерами с автоматической винтовкой Г‑3 (западногерманского производства) и ручной гранатой на поясе. На память об удачной операции он захватил золотой «ролекс» Хосе Сомосы[582]. За один день Пастора стал самым популярным сандинистом в мире.
В 10:30 венесуэльский транспортный самолет С‑130 «геркулес» и панамский «электра» взяли курс на Панаму.
Популярность СФНО после успешного завершения «Операции Свинарник»[583]взлетела на невиданную доселе высоту. Это никак не устраивало ни американцев, ни буржуазную оппозицию. 25 августа 1978 года с санкции американского посольства ФАО объявила очередную «забастовку предпринимателей»[584]. Сомоса приказал прекратить выделение государственных кредитов всем участникам забастовки: «Настало время свернуть кое‑кому головы». 300 солдат были отправлены на патрулирование Манагуа, чтобы защитить тех торговцев, которые решатся открыть свои магазины. В 26 августа в результате забастовки было закрыто 90 % всех коммерческих предприятий в Матагальпе и 80 % – в Манагуа.
Но если предприниматели объявляли забастовку с целью переключить внимание людей со смелой акции фронта на самих себя, то сандинисты решили использовать эту же забастовку для организации вооруженного восстания.
На улицы вывели женщин, протестовавших против роста налогов и цен. В Матагальпе группы молодежи выкрикивали оскорбительные для национальной гвардии лозунги. В «барриос» этого города 29 августа возникли первые баррикады, рылись траншеи. На крышах домов появились первые снайперы фронта. Сторонники «длительной народной войны» выпустили листовки, в которых рассказывали об опыте партизанской борьбы в Панкасане в 1967 году.
30 августа 1978 года «барриос» Матагальпы Эль‑Чорисо и Ла‑Чиспа были захвачены практически безоружными повстанцами (у них имелись несколько карабинов, охотничьи ружья и пистолеты). Однако на сей раз гвардия не дала повстанцам укрепиться в Матагальпе. В город были немедленно переброшены части пехотной школы, танки «шерман» и авиация. Район восстания был локализован, и гвардия начала методически уничтожать его с воздуха и путем артиллерийского обстрела. Церкви Матагальпы были превращены в наблюдательные пункты и пункты корректировки огня. Опасаясь полного уничтожения, две трети населения Матагальпы бежали из города[585]. 3 сентября 1978 года части национальной гвардии после очередной варварской бомбардировки взяли Матагальпу под контроль.
9 сентября 1978 года СФНО выпустил коммюнике, в котором призвал народ Никарагуа к всеобщему вооруженному восстанию: «Час сандинистского народного восстания пробил. Все на улицы! Сандинистская армия, сандинистская милиция (под армией понимались регулярные части партизан, а под милицией – вооруженное партизанами гражданское население из числа созданных раньше рабочих и молодежных организаций – прим. автора) и сандинистский народ должны взяться за оружие против национальной гвардии Сомосы. Всем необходимо сплотиться вокруг временного правительства во главе с «группой двенадцати»[586].
Сандинисты провозгласили временное правительство из трех человек: Серхио Рамиреса («группа двенадцати»), Альфонсо Робело и консервативного адвоката Рафаэля Кордовы Риваса. Такой крайне умеренный состав объяснялся тем, что сандинисты не хотели давать США ни малейшего повода для вмешательства под лозунгом борьбы с «мировым коммунизмом».
Коммюнике исходило только от «терсеристов», однако две другие группировки СФНО также поддержали восстание. Но все три группы боролись без должной координации друг с другом. Сторонники «длительной народной войны» дрались в своем традиционном районе – на севере и играли руководящую роль в восстаниях в Леоне и Эстели. «Пролетариос» сражались в Манагуа и Карасо. «Терсеристы» пытались вторгнуться в Никарагуа с юга из Коста‑Рики. Зачастую единство действий между тремя группировками складывалось уже в ходе боев.
9 сентября в условиях охватившей всю страну всеобщей забастовки восстание вспыхнуло в традиционном оплоте левых сил – Леоне, а также в Эстели (30 тысяч жителей), Чинандеге и Дириамбе. В 6 часов утра в этот день СФНО предпринял скоординированные нападения на посты и казармы национальной гвардии в Манагуа, Леоне, Чинандеге и Эстели. Было убито несколько десятков гвардейцев и захвачено определенное количество оружия.
К 10 сентября часть городов Масайя, Эстели, Чинандега, Леон и Чичигальпа контролировались восставшими. Однако у СФНО не было ни достаточного количества оружия, ни хорошо подготовленных многочисленных отрядов. Поэтому повстанцы закрепились в рабочих пригородах и начали готовить их к обороне. Обычно каждой баррикадой руководили два‑три хорошо вооруженных бойца СФНО. под командованием которых были плохо вооруженные (иногда просто камнями и палками), но полные энтузиазма люди, в основном молодежь.
В качестве одной из первых, символических операций СФНО захватил и разрушил пост национальной гвардии в Монимбо.
В столице были атаковано 10 полицейских участков, однако единого очага восстания в «барриос» Манагуа создать не удалось. Этому мешала топография разрушенного землетрясением города. Кварталы отделяли друг от друга громадные пустые пространства, которые было невозможно оборонять легким стрелковым оружием.
Видя, что очаги восстания разрознены и у повстанцев нет сил для генерального наступления на столицу с разных концов, национальная гвардия стала методично, один за другим окружать и уничтожать восставшие города.
Для начала в районе восстания были объявлены на 30 суток военное положение и комендантский час. Это означало полное прекращение доступа прессы в окруженные города. Патрули национальной гвардии на улице арестовывали (и иногда расстреливали на месте) всех молодых мужчин. Очевидцы рассказывали, что в Манагуа патрули уничтожали всех мужчин старше 15 лет, которые попадали к ним в руки. Женщин насиловали и отрезали им груди.
Через три дня восстание было локализовано гвардией в четырех городах – Эстели, Леоне, Масайе и Чинандеге. Их подвергли таким массированным авиаударам, что они стали известны как «четыре никарагуанские Герники». Потом под прикрытием танков и бронемашин, а также минометов и безоткатных орудий гвардия стала методично «зачищать» города. Если у сандинистов и было стрелковое оружие (включая пулеметы), то ни зенитных, ни противотанковых средств у них не имелось. Неудивительно, что в этих условиях потери среди плохо вооруженных повстанцев были очень большими. В 12 сентября в Масайе погибли уже 200 человек[587].
Сомоса заявил, что полностью контролирует положение, и в военном смысле это было недалеко от истины. Однако очевидцы сообщали, что в боях принимают участие подразделения стран КОНДЕКА, прежде всего из Гватемалы и Сальвадора. Люди видели в рядах национальной гвардии и азиатов, которых считали южными вьетнамцами или тайваньцами. В некоторых газетах США появились объявления, приглашавшие наемников в Никарагуа.
13 сентября 1978 года для оказания помощи блокированным в городах повстанцам хорошо вооруженные части Южного фронта СФНО под командованием Пасторы (по его данным, около 1100 человек, на самом деле – в два раза меньше) атаковали из Коста‑Рики пограничный никарагуанский городок Карденас. В идеале Пастора должен был занять на юге страны крупный город Ривас, где намеревались разместить временное правительство Никарагуа. Однако гвардия отбила атаку Южного фронта, и партизаны так и не смогли продвинуться вглубь территории. Дело в том, что на этом участке боев не было гор и партизанам приходилось наступать на многократно превосходившие их огневой мощью части гвардии на открытом пространстве.
Коста‑Рика, опасаясь ответных репрессий Сомосы, попросила Панаму и Венесуэлу направить на помощь самолеты и вертолеты. 14 сентября группа партизан все же просочилась в Ривас, но занять город так и не смогла.
Национальная гвардия в ходе восстания сохранила полную лояльность диктатуре. Хотя, по признанию самого Сомосы, только с 9 по 13 сентября из нее дезертировали 700 солдат[588], все дезертиры были недавно набранными рекрутами. Элитные же части были готовы выполнить любой, даже самый зверский приказ командования.
В Леоне было разрушено или повреждено два из каждых трех зданий. Материальный ущерб от боев оценивался в 500 миллионов кордоб. Гвардия бомбила город зажигательными бомбами. 15 сентября гвардейцы взяли город под контроль и приказали населению покинуть дома, после чего начали методично их поджигать. В городе (95 тысяч жителей) не было ни электричества, ни воды. Гвардейцы расстреливали всех «подозрительных», включая медсестер Красного Креста. В одном месте захваченных юношей построили прямо на улице в два ряда и приказали им встать на колени, после чего их разом расстреляли из пулеметов. Затем гвардейцы прошлись по трупам трактором, облили останки бензином и подожгли[589]. 16 сентября организованное сопротивление в Леоне было подавлено.
Гвардия не жалела боеприпасов, хотя США формально приостановили военную помощь Никарагуа после убийства Чаморро в январе 1978 года. И гвардейцам пришлось бы тяжело, если бы не обильные поставки боеприпасов из Израиля. В 1978 году Никарагуа получила из Израиля 98 % всех поступивших в страну оружия и снаряжения.
15 сентября 1978‑го СФНО заявил, что на стороне Сомосы воюют около 500 кубинских эмигрантов.
16 сентября гвардия отбила ставший символом сопротивления диктатуре квартал Монимбо в Масайе. Там зверства гвардейцев приняли особенно массовый характер. Чтобы помочь своим никарагуанским товарищам, гватемальские левые партизаны совершили 16 сентября покушение на посла Никарагуа в Гватемале бригадного генерала Эдмундо Менесеса Контрераса. Через несколько дней генерал скончался от ран.
17 сентября Южный фронт Пасторы атаковал национальную гвардию в местечке Пенья‑Бланка. Впервые у сандинистов на вооружении были замечены противотанковые гранатометы.
На улицах Чинандеги собаки грызли останки людей. К 19 сентября все три восставших города были захвачены и «защищены» гвардией один за другим. Последним 19 сентября пал Эстели, находившийся в руках повстанцев десять дней.
При этом из 7,5 тысячи солдат и офицеров национальной гвардии в подавлении очагового городского восстания 1978 года в основном участвовали только 2000 бойцов элитной пехотной школы («черные береты»), которые передвигались из одного города в другой. Сандинисты получили важный урок: изолированные очаги сопротивления даже в городах не смогут выстоять под натиском танков и авиации. Но главным уроком восстания был все же другой – то, что к поражению, не в последнюю очередь, привела катастрофическая нехватка оружия, прежде всего автоматов, пулеметов и артиллерии (в том числе зенитной). Надежда, что на сторону народа перейдет хотя бы одно подразделение национальной гвардии, не оправдалась. Ни одна из крупных казарм национальной гвардии не была захвачена сандинистами, и все они успешно выдержали осаду в охваченных восстанием городах. Ведь взять их можно было только с помощью артиллерии или хотя бы противотанковых ручных комплексов.
Стратегия сандинистов была успешно осуществлена лишь на самом первом этапе восстания. СФНО удалось 9 сентября между 6 и 6:30 утра провести скоординированные по всей стране нападения на посты национальной гвардии во многих городах. Предполагалось, что таким образом части гвардии будут прикованы к местам дислокации, а в это время самый сильный, Южный фронт сандинистов начнет наступление из Коста‑Рики. Однако приковать гвардию можно было только крупными и хорошо вооруженными силами, каковыми сандинисты в городах не располагали. К тому же фронт Пасторы так и не сумел пробиться через границу. Наконец, сандинисты не учли только что созданную пехотную школу «Крутого парня» – высокомобильные, прекрасно обученные и вооруженные части, которые быстро двигались от одного города к другому, пока восставших приковывали там к себе местные части гвардии и полиции.
Таким образом, гвардия успешно провела операцию по последовательному уничтожению очагов восстания в четырех городах страны относительно небольшими силами, уповая на мощные артиллерийские и авиационные удары. Сначала элитные части гвардии взяли Масайю, так как она была расположена всего в 31 километре от столицы и контролировала дороги, ведущие на юг страны. Потом пришел черед Леона, затем – Чинандеги и, наконец, Эстели.
21 сентября 1978 года национальная гвардия официально объявила о завершении операции «Омега», как было названо подавление восстания. Были убиты, по некоторым данным, около 5000 человек (половина из них – в Леоне), в основном гражданских лиц. 7 тысяч человек были ранены[590]. Сомоса в интервью американской телевизионной компании Эн‑Би‑Си заявил, что полностью удовлетворен действиями гвардии: «В любой стране… где приходится вылавливать мятежников, некоторые люди страдают безвинно»[591]. 28 сентября в знак протеста против зверств национальной гвардии отказался от своего поста представитель Никарагуа в ООН.
По данным СФНО, фронт потерял в ходе восстания всего 66 человек, а национальная гвардия признала потерю только 30 солдат и офицеров[592].
Но если сандинисты потерпели военное поражение, то в политическом смысле они одержали полную победу. Теперь даже буржуазная оппозиция признала лидирующую роль СФНО в борьбе против диктатуры. Сотни людей, бежавших в Коста‑Рику и в горы от преследований гвардии, пополнили ряды СФНО, который впервые стал по‑настоящему массовой организацией. К тому же зверские репрессии Сомосы против собственного народа сделали диктатора слишком одиозной личностью даже в глазах США, не говоря уже о большинстве стран Латинской Америки.