Шелтон стал настолько одиозной фигурой даже в самом госдепартаменте, что сменивший Никсона Форд отправил его в отставку, хотя Сомоса, используя свои контакты в конгрессе США, всячески пытался этому помешать.
Новым послом США в Никарагуа стал ученый‑антикоммунист Джеймс Теберг, опубликовавший, в частности, книги «Россия в Карибском бассейне» и «Советское присутствие в Центральной Америке». Теберг активно работал с «гражданской оппозицией» (консерваторами и бизнес‑кругами), убеждая ее примириться с диктатурой. В свою очередь, он советовал Сомосе сделать хоть что‑нибудь для развития отсталых сельских территорий, чтобы ослабить поддержку СФНО среди крестьян.
В 1974 году против фальсифицированных выборов выступил с открытым протестом давний оппонент Сомосы – консерватор и издатель газеты «Ла Пренса» Педро Хоакин Чаморро, который возглавлял блок оппозиционных партий UDEL (Демократический союз освобождения). Сомоса попросту арестовал 27 политических деятелей, осудивших выборы, и лишил их гражданских прав до марта 1975 года.
В ноябре 1976 года президентом США был избран демократ Джеймс Картер, который сделал центральной темой своей внешней политики борьбу против нарушения прав человека (естественно, прежде всего в социалистических странах). Однако американцам никто не верил, указывая на тесное сотрудничество США со столь одиозным диктатором, как Сомоса. Поэтому Картер стал давить на «Тачо», чтобы тот предпринял хотя бы показные шаги в сторону демократизации.
Уже в июне 1976 года Никарагуа подверглась резкой критике на специальных слушаниях в Палате представителей конгресса США, посвященных положению о правах человека. Никарагуанский историк‑эмигрант Торрес привел конкретные случаи зверств национальной гвардии, включая изнасилования, кастрацию мужчин, пытки электротоком. Он говорил, что если во время пыток заключенные харкают кровью на пол, то гвардейцы заставляют их вытирать пол языком. Излюбленной пыткой гвардии было также подвешивание мужчин за половые органы. «Новыми методами» были раздробление барабанных перепонок, обливание кислотой, вырывание здоровых зубов. Заключенных иногда заставляли стоять без отдыха по девять дней подряд.
28 июля 1977 года с Сомосой случился инфаркт (уже второй в этом году), и его срочно доставили в Майами. Во время первого инфаркта в Институте болезней сердца в Майами за диктатором был зарезервирован целый этаж, на 14 койках в палатах располагались члены семьи и охрана. Во время второго инфаркта Сомосу лечили уже в госпитале ВВС США.
Интересно, что, хотя у Сомосы был собственный самолет, он попросил США прислать за ним военный американский, чтобы тем самым американцы еще раз публично подтвердили поддержку никарагуанской диктатуры. Картер в своей типичной лицемерной и двойственной манере согласился прислать самолет, но потребовал, чтобы Сомоса оплатил перелет.
В Никарагуа пошли слухи о смерти диктатора[560]. Однако 7 сентября 1977 года поправившийся Сомоса вернулся в Никарагуа.
Диктатора преследовали и неудачи в семье. В 1976 году его старшая дочь Каролина вышла замуж за Виктора Уркуйо, но брак быстро распался, и Каролина уехала в Лондон. Там же жила и другая дочь Сомосы, Карла, которая уехала из Никарагуа, после того как спецслужба национальной гвардии донесла отцу об ее увлечении молодым человеком Алехандро Лакайо, который оказался членом СФНО.
Учившийся в США сын диктатора Хулио присоединился к хиппи, ходил босым по Майами и употреблял наркотики. В те времена подобные вещи многими расценивались как явные признаки психического расстройства. Жена Сомосы добилась направления сына в специальную клинику, хотя точный диагноз замалчивали. Младший сын Сомосы Роберто учился в Коннектикуте.
Несмотря на гибель Фонсеки и фактический раскол, СФНО не прекращал борьбу против диктатуры. В апреле 1977 года городской отряд СФНО «Селим Шибле» одновременно захватил две радиостанции – «Мундиаль» в Манагуа и «Сентро» в Леоне. 7 апреля во время нападения на казарму национальной гвардии в Рио‑Бланко (департамент Матагальпа) погиб член национального руководства СФНО Карлос Агуэро. 6 июня в Леоне группа СФНО уничтожила экипаж патрульного джипа БЕКАТ.
Сомоса ознаменовал свое выздоровление 19 сентября 1977 года отменой действовавшего с декабря 1974‑го осадного положения, главным образом для того, чтобы успокоить Картера. Диктатор объявил также муниципальные выборы. И сразу же страницы оппозиционных газет, освобожденных от цензуры, наполнились критическими статьями в адрес диктатуры. Застрельщиком оппозиционной деятельности снова стала «Ла Пренса» Чаморро.
В бедных кварталах крупных городов («барриос») стали, как грибы после дождя, возникать стихийные демонстрации и митинги. Люди захватывали церкви и школы, нападали на принадлежавшие Сомосе предприятия. В рабочих кварталах жгли покрышки и автобусы, кое‑где строились первые баррикады. Люди требовали одного – ухода Сомосы в отставку и улучшения жизненного уровня. Сандинисты из «пролетарской тенденции» стали активнее формировать рабочие организации. Возникла и женская оппозиционная организация AMPRONAC.
СФНО, которым в то время руководили «терсеристы», уже с апреля 1977 года стал распределять в бедных кварталах городов оружие, готовя вооруженное восстание. Причем 80 % новых бойцов были уже не студентами, как раньше, а рабочими. Большинство жителей «барриос» были сезонными сельскохозяйственными рабочими и, как правило, с сентября по апрель они жили в городе до следующего урожая. Это была питательная среда для всеобщего восстания в стране. Однако и «пролетарисо», и сторонники «длительной народной войны» полагали, что время для восстания еще не наступило.
Тогда «терсеристы» решили действовать на свой страх и риск. 4 мая 1977 года Сандинистский фронт (фактически его терсеристское руководство) опубликовал «Военно‑политическую программу СФНО для ликвидации диктатуры». Этот документ ориентировал народ Никарагуа на восстание: «Сегодня… сандинистская народная революция вступила в высшую и завершающую стадию революционного подъема… Налицо союз рабочих и крестьян, готовых… начать борьбу с целью свержения сомосистской банды. Затем мы намерены создать революционное народно‑демократическое правительство, которое позволит нам, опираясь на пролетарскую идеологию и исторические заветы Сандино, добиться триумфа в построении социализма и создания общества свободных людей, о чем так мечтал Аугусто Сандино»[561].
Программа была чисто марксистским документом и ставила две равноправные задачи: избавление Никарагуа от иностранного империализма и ликвидацию эксплуатации человека человеком: «Обе эти исторические цели будут достигнуты при наличии марксистско‑ленинского подхода и сплоченного авангарда, который будет руководить революционным процессом»[562].
Восстание «терсеристы» были намерены инициировать, как обычно, эффектной военной акцией фронта. Для ее осуществления избрали основанную в 1965 году на юге страны, на острове Солентинаме (озеро Никарагуа) христианскую общину, которой руководил Эрнесто Карденаль. 20 ее членов присоединились к СФНО в 1977 году, так как считали Христа первым пролетарским революционером и основоположником социализма (эта концепция, получившая наименование «теология освобождения», и по сей день очень популярна среди христиан Латинской Америки).
В качестве цели для нападения были избраны казармы национальной гвардии в городке Сан‑Карлос на южном берегу озера Никарагуа. У нападавших имелись только одна винтовка «гаранд», автомат М‑3, карабин М4 и два охотничьих ружья. После успешного выполнения первой боевой задачи группа должна была двинуться на Масайю, а оттуда – на Гранаду. Однако атака была отбита ввиду подавляющего огневого превосходства национальной гвардии над двенадцатью сандинистами. Бывшая христианская община превратилась в партизанский отряд и ушла в горы. Национальная гвардия разгромила здания общины на острове Солентинаме, превратив церковь в казарму[563].
12 октября 1977 года стало началом первого генерального наступления СФНО сразу по всей стране.
В этот же день отряд сандинистов из Северного фронта «Карлос Фонсека» атаковал национальную гвардию на севере у города Окоталь. Были убиты 15 национальных гвардейцев. 15 октября населенный пункт Мосонте недалеко от Окоталя был занят отрядом сандинистов.
А через четыре дня сандинисты провели самую эффектную операцию, атаковав гарнизон национальной гвардии прямо в центре крупного города Масайя. Одновременно был организована засада на шоссе Манагуа – Масайя, и в течение нескольких часов гвардия не могла перебросить из столицы в Масайю подкрепления. В бою погибли член национального руководства СФНО Педро Араус Паласиос и еще пять сандинистов.
Таким образом, синхронными атаками в разных частях страны СФНО умело создал иллюзию наличия у него крупных сил. И хотя атаки в основном были отбиты, они произвели на население нужное впечатление. «Ла Пренса» цитировала Умберто Ортегу (руководство СФНО находилось на территории Коста‑Рики), который заявил, что у сандинистов действует 50 лагерей по подготовке партизан[564].
Однако и «пролетариос», и группа «длительной народной войны» резко осудили октябрьские атаки как проявление «путчизма» терсеристов, хотя и высоко оценили героизм рядовых бойцов.
Наступление СФНО заставило активизироваться и легальную оппозицию, которая стала требовать проведения в стране национального диалога между властями и оппозицией.
В октябре 1977 года «Ла Пренса» опубликовала обращение 12 видных общественных деятелей, которые ранее сторонились политики. В «группе двенадцати» были два юриста, два предпринимателя, два священника, профессор, агроном, архитектор, банкир и дантист. Они констатировали, что политическое урегулирование в Никарагуа уже невозможно без СФНО, который проявил возросшую степень «политической зрелости» и кровью своих молодых бойцов заслужил в стране высокий авторитет.
Уже через неделю руководство СФНО (включая терсеристов и сторонников «длительной народной войны») официально уполномочило «группу двенадцати» представлять фронт в политическом диалоге. Сандинсты считали ее той силой, вокруг которой могут временно объединиться все противники режима Сомосы, в том числе и буржуазия.
Сама идея «национального диалога» с целью эволюционного реформирования режима Сомосы в сторону его демократизации была выдвинута американцами через консервативную оппозицию UDEL осенью 1977 года. Консерваторов поддержал союз малого и среднего бизнеса COSEP (Cosejo Superior de la Empresa Privada – Верховный совет частного предпринимательства). Для американцев главным было не допустить победы марксистского СФНО и передать власть проамериканским буржуазным кругам, прямо не связанным с семьей Сомосы. Предпринимателей и консерваторов поддержали иерархи католической церкви.
В конце октября 1977 года буржуазная оппозиция избрала комиссию, которая должна была вести диалог с Сомосой. Помимо архиепископа Мигеля Обандо‑и‑Браво (Сомоса называл его за симпатии к сандинистам «команданте Мигель») в нее входил производитель растительного масла Альфонсо Робело. Именно на этого «свежего» и «незапятнанного» политика и делали ставку американцы.
Однако Сомоса явно не хотел помочь сам себе и отверг идею «национального диалога» с оппозицией как «антиконституционную»[565]. Он был уверен в своей национальной гвардии, а силы сандинистов оценивал невысоко.
Точно такого же мнения было и ЦРУ, которое оценивало боевой потенциал СФНО в ноябре 1977 года в 50 бойцов: «Вооруженная оппозиция никарагуанскому правительству ограничена Сандинистским фронтом национального освобождения, партизанско‑террористической организацией, основанной в начале 1960‑х годов при поддержке Кубы. Несмотря на рост ее активности в последнее время, эта группа по‑прежнему мала и неспособна на продолжительную конфронтацию с достаточно хорошо обученной Национальной гвардией»[566].
28 декабря 1977 года СФНО атаковал полицейский участок в Манагуа, а 2 января 1978‑го – город Окоталь. 9 января сандинисты распространили заявление с отказом от любого диалога с Сомосой. Диктатора это не особо впечатлило, так как он и сам не хотел никакого диалога с оппозицией.
Однако все в Никарагуа изменилось во вторник утром 10 января 1978 года, когда по дороге на работу был убит в своем автомобиле «сааб» лидер легальной оппозиции и главный редактор «Ла Пренсы» Педро Хоакин Чаморро. Машину Чаморро прижал к обочине темно‑зеленый пикап «тойота». Оттуда выскочили три человека и через лобовое стекло расстреляли Чаморро из автоматов. Он получил около 20 ранений в голову, руки, грудь и горло и скончался по дороге в госпиталь[567].
Все никарагуанцы сразу же спонтанно обвинили Сомосу в смерти видного оппозиционного политика, хотя тот оправдывался, утверждая, что если бы хотел, то мог бы убить Чаморро гораздо раньше. Он был одноклассником Чаморро и ненавидел его с детства. Эта ненависть особенно сильно выросла к 1977 году, когда Чаморро опубликовал «Энциклопедию прегрешений Сомосы». «Ла Пренса» постоянно разоблачала коррупцию режима при ликвидации последствий землетрясения 1972 года Мешал Чаморро и американцам, так как, несмотря на консервативную политическую принадлежность, был непримиримым борцом против Сомосы. Чаморро вряд ли одобрил бы «национальный диалог» на условиях освобождения Сомосы от наказания. Для США (которые даже подозревали Чаморро в марксизме) он был гораздо более выгоден в роли «мученика». Ведь до сих пор «мученики» были только у сандинистов, что и составляло основу авторитета фронта среди населения. Теперь свой идол появился и у буржуазной оппозиции.
В любом случае убивать Чаморро Сомосе было никак не выгодно. Чаморро много лет представлял легальную оппозицию, позволявшую Сомосе заявлять, что никакой диктатуры в Никарагуа нет. Наконец, надо понимать, что в Никарагуа было не принято убивать представителей олигархии. Клан Чаморро при Сомосе активно участвовал в бизнесе, и именно поэтому диктатор и не боялся этой семьи. Убивали крестьян, рабочих и студентов, но никак не людей своего круга. Чаморро в 1959 году с оружием в руках участвовал в попытке свержении Сомосы и мог быть убит на законных основаниях, в бою. Но его никто не тронул.
Уже через день после убийства Чаморро Сомоса объявил об аресте четырех подозреваемых. На них указал репортер газеты «Новедадес», принадлежавшей Сомосе, что только усилило подозрения в адрес самого диктатора. Вдова Чаморро Виолетта (будущий президент Никарагуа) прямо обвинила Сомосу в причастности к убийству своего мужа.
За день до покушения Чаморро обсуждал возможность налаживания постоянного контакта между СФНО и легальной оппозицией, но он по‑прежнему считал сандинистов незрелой и не очень влиятельной силой.
Власти представили организатором убийства кубинского эмигранта Педро Рамоса, который продавал за границу кровь, собранную у никарагуанских бедняков и бомжей (по 5,5 доллара за литр). «Ла Пренса» посвятила его фирме «Плазмафересис» ряд критических материалов. Рамос подал на Чаморро в суд за клевету и за день до убийства уехал в США, где он постоянно проживал.
Хотя некоторым и казалось странным, что Сомоса вдруг ни с того ни с сего убил своего давнего, но предсказуемого недруга, появилась еще одна версия, по которой убийство организовал «Крутой», который после инфаркта отца стал позволять себе излишнюю самостоятельность.
В любом случае убийство Чаморро стало катализатором давно копившегося у населения протеста против диктатуры. Как вспоминал лидер СФНО Умберто Ортега, после убийства Чаморро тысячи людей впервые вышли на улицу в знак солидарности с Сандинистским фронтом.
Тело Чаморро провожала на кладбище многотысячная толпа, в которой были представители всех оппозиционных партий: от консерваторов до коммунистов и маоистов. Люди стали жечь покрышки, а потом подожгли здание фабрики «Плазмафересис», которую в народе называли «домом Дракулы». Тысячи демонстрантов не подпустили к горящему зданию пожарные машины. Затем такая же участь постигла принадлежавшую Сомосе текстильную фабрику «Эль Порвенир»[568]. Всего 11 января 1978 года демонстранты подожгли 15 зданий, включая банки, заводы и склады.
Люди были готовы к восстанию, но у них не было оружия, а СФНО все эти события застали врасплох.
На третий день, когда хоронили Чаморро, в антиправительственных митингах участвовали уже около 50 тысяч человек, хотя буржуазная оппозиция уговаривала семью погибшего изменить время проведения похорон, чтобы снизить накал напряжения.
23 января 1978 года союзы предпринимателей Никарагуа объявили невиданную прежде забастовку. Рабочих и служащих отправили домой, и некоторые хозяева даже платили им зарплату. Закрылось 80‑90 % предприятий. Однако предприниматели уговаривали рабочих сидеть дома и не выходить на улицу. Они хотели использовать забастовку, чтобы выбить из Сомосы уступки для буржуазной оппозиции и для несвязанного с тремя олигархическими кланами бизнеса, который просто хотел, чтобы и ему дали нормально работать. Сомоса отнесся к забастовке снисходительно, назвав ее – в общем, правильно – «стачкой капиталистов». Он по собственному опыту знал, что жажда прибыли скоро заставит торговцев открыть свои магазины.
Так и получилось. Торговцы потихоньку стали открывать свои магазины (тем более что к этому их призвало посольство США в Манагуа), но к тому времени инициатива была уже не у буржуазно‑предпринимательской оппозиции. В городах формировались Комитеты народного сопротивления, в которых участвовали в основном левые силы, в том числе коммунисты и сандинисты.
Часть предпринимателей на второй неделе забастовки желали стоять до конца, то есть вплоть до отставки Сомосы, но большинство хотели снова зарабатывать деньги. 5 февраля 1978 года предприниматели решили прекратить забастовку. В этот же день избиратели фактически бойкотировали муниципальные выборы, в которых приняли участие менее 20 % граждан, причем 52 из 132 кандидатов консервативной партии сняли свои кандидатуры[569].
Сандинисты решили использовать народные протесты для активизации вооруженной борьбы. Бойцы СФНО перешли костариканскую границу и напали на город Ривас, который они смогли удерживать несколько часов. В это же время другая колонна Южного фронта СФНО под командованием Камило Ортеги атаковала казармы национальной гвардии Ла‑Польвора в Гранаде. Сандинисты находились в городе пять часов и даже сумели провести народную ассамблею. После этого они в полном порядке и с минимальными потерями отошли. На севере бойцы сторонников «длительной народной войны» атаковали контрпартизанский центр национальной гвардии в Санта‑Кларе.
Таким образом, попытки буржуазно‑предпринимательской оппозиции перехватить инициативу после убийства Чаморро провалились, зато популярность СФНО выросла. Теперь повсюду в городах на антиправительственных митингах и манифестациях (даже тех, которые созывали буржуазные партии) были видны черно‑красные флаги СФНО.
UDEL и предприниматели, объявляя забастовку после убийства Чаморро, надеялись лишь на помощь США, которые заставят Сомосу уйти по‑хорошему и передадут власть консервативно‑либеральному правительству, сохранив национальную гвардию под другим командованием.
Но американцы считали, что Сомоса контролирует положение и давить на него не следует. Для вида и с оглядкой на Вашингтон Сомоса произвел в правительстве ряд перестановок, убрав оттуда несколько наиболее одиозных персонажей, вроде своего дяди Луиса Мануэля Дебайле, который был символом коррупции и возглавлял государственную энергетическую компанию. Покинул свой пост и министр финансов Монтьель, ранее возглавлявший ненавистную населению службу безопасности национальной гвардии. Но время для таких полумер было уже упущено – люди требовали ухода самого Сомосы.
В начале февраля 1978 года посол США в Манагуа Маурисо Солаун посетил Сомосу, и тот прямо спросил, что он должен делать, чтобы Вашингтон был доволен. Посол не имел из госдепартамента никаких указаний, но от себя заметил, что, возможно, для успокоения умов хватило бы заявления Сомосы, что он не будет баллотироваться на следующих президентских выборах в 1981 году[570].
Сомоса не возражал и 27 февраля 1978 года действительно сделал такое заявление. Но ему никто не поверил. Ведь в прошлом Сомосы уходили только для того, чтобы не уходить, и никто не хотел терпеть «Тачо» еще три года. Сомоса собрал для своего заявления огромный митинг (официальная пресса писала, что пришли более 150 тысяч человек). Однако ситуация в стране была уже такой, что Сомосе пришлось обращаться к своим сторонникам из‑за пуленепробиваемого стекла.
21 февраля 1978 года по случаю 40 дней со дня смерти Чаморро и в очередную годовщину убийства Сандино неожиданно для всех, в том числе и для сандинистов, вспыхнуло настоящее восстание в индейском квартале Масайи Монимбо (примерно 20 тысяч жителей), славившемся изделиями национальных ремесленников. Восстание спровоцировала сама национальная гвардия, которая 21 февраля сначала применила против людей слезоточивый газ и приклады, а потом обстреляла с воздуха траурную процессию. Прямо на пороге церкви Сан‑Себастьян был застрелен юноша Лоренсо Лопес. Его похороны 25 февраля привели к перестрелкам между жителями Монимбо и национальными гвардейцами. У людей не было ничего, кроме пистолетов и охотничьих ружей, но все улицы квартала быстро перегородили баррикадами, а главным оружием восставших стали знаменитые «бомба де контакто» – обычные пакеты и свертки с самодельной взрывчаткой.
Командующий местным гарнизоном национальной гвардии полковник Гонсало Мартинес сконцентрировал свои войска в центре Масайи, явно пребывая в замешательстве. Но диктатор отправил в Масайю своего сына с приказом навести порядок любыми средствами. Вместе с «Крутым» прибыли самые ненавистные генералы гвардии: Фернандес, Гутьеррес, Алегретт и другие. Так как восстание было изолированным и сами восставшие окопались в своем квартале, Сомоса‑младший смог спокойно сосредоточить против Монимбо элитные части гвардии.
Гвардия атаковала баррикады новенькими винтовками М‑16, танками, артиллерией, минометами и вертолетами. У повстанцев были палки, ножи, мачете и все, что попадалось под руку. Ворвавшись в квартал, гвардейцы вели себя там, как в завоеванной стране. Тем, кто размахивал сандинистскими флагами, отрезали руки. У тех, кто кричал «Вива Сандино!», вырывали языки. Были убиты более 200 мирных жителей. Тем не менее повстанцы сначала даже сумели захватить в плен несколько гвардейцев и устроили для них импровизированную тюрьму.
Для терсеристов, призывавших народ к восстанию, это восстание оказалось полной неожиданностью. Однако СФНО направил в Монимбо несколько самых толковых своих организаторов, которые должны были составить кадры командования силами восставших и придать борьбе упорядоченный характер. Один из членов руководства фронта, Камило Ортега был убит в бою в Монимбо 26 февраля.
После того как восстание в Монимбо подавили, СФНО создал специальную оперативную группу в 40 человек, которая должна была в случае спонтанной вспышки восстания где‑либо еще срочно прибыть для оказания помощи. Произошли спорадические столкновения молодежи с национальной гвардией в Леоне, Чинандеге и Манагуа.
Но уроки Монимбо состояли в том, что если людей для борьбы хватало, оружия не хватало катастрофически, причем не только артиллерии или минометов, но и обычного стрелкового. До сих пор многие «терсеристы» считали, что в случае массового восстания национальная гвардия либо разбежится, либо даже частично перейдет на сторону народа – и проблема оружия будет решена. Но восстание в Монимбо показало безусловную преданность гвардейцев Сомосе и их готовность пойти на самые жестокие меры против собственного народа.
Весной 1978 года главной опорной базой сандинистов стала Коста‑Рика. Правительство этой страны недолюбливало Сомосу, которого подозревали в территориальных притязаниях. К тому же в Коста‑Рике боялись вторжения мощной национальной гвардии диктатора и считали, что сандинисты могли стать в этом случае буфером. На территории Коста‑Рики функционировали шесть лагерей подготовки СФНО. В пограничных с Никарагуа районах имелось много частных аэродромов, на которые можно было незаметно доставлять оружие из‑за границы.
В мае 1978 года новым президентом Коста‑Рики стал Родриго Карасо, который через своего министра безопасности заключил с сандинистами негласное соглашение: правительство Коста‑Рики «терпит» деятельность фронта на своей территории, но активно поддерживать ее не будет, опасаясь вмешательства США.
Сандинисты надеялись получить оружие от дружественно настроенных по отношению к ним (или скорее враждебно настроенных по отношению к Сомосе) правительств Панамы и Венсуэлы.
В Панаме неформальным лидером страны был командующий тамошней национальной гвардией генерал Омар Торрихос, пришедший к власти в 1968 году не без помощи того же Сомосы. Торрихос мечтал вернуть Панамский канал под контроль панамцев и поссорился с Сомосой в 1972 году, когда последний прилетал в Панаму по поручению Никсона, чтобы уговорить генерала умерить свои амбиции.
В Венесуэле у власти стоял социал‑демократически настроенный президент Карлос Андрес Перес, который ненавидел Сомосу по принципиальным политическим соображениям, и убийство Чаморро только усилило эти настроения. К сандинистам президент Венесуэлы относился настороженно, так как считал их оружием коммунистической Кубы.
28 марта 1978 года Перес встретился с Картером в Каракасе и стал убеждать американского президента надавить на Сомосу и заставить его уйти в отставку. Власть, по словам венесуэльского лидера, следовало передать консервативно‑либеральной коалиции и сохранить национальную гвардию как основу правопорядка, в противном случае ход событий в Никарагуа будет непредсказуемым[571].
То же самое предложил Торрихос вице‑президенту никарагуанского конгресса, родственнику Сомосы Луису Паллейсу Дебайле, которого он специально для этого тайно пригласил в Панаму. Торрихос ссылался на Картера, который в духе своей борьбы за права человека не хотел видеть в Латинской Америке военные правительства, откровенно опирающиеся на армию.
Сомоса предложение Торрихоса отверг, но 19 июня 1978 года выступил с целым рядом инициатив по демократизации жизни в Никарагуа. В частности, объявлялась амнистия для ряда заключенных, а «группе двенадцати» было разрешено вернуться в Никарагуа. Сомоса обещал также реформу избирательной системы и пригласил комиссию Организации американских государств (ОАГ) прибыть в Никарагуа, чтобы на месте ознакомиться с положением в области прав человека.
После этого Сомоса отбыл в США, чтобы заняться там лоббистской деятельностью в свою пользу. Для этого он даже посетил удивленного губернатора Нью‑Мексико, надеясь, что тот замолвит за него словечко Картеру.
Но Картер и так не собирался давить на Сомосу. И ЦРУ, и Совет национальной безопасности (СНБ), и часть госдепартамента сходились во мнении, что Сомоса при помощи национальной гвардии может держаться у власти сколь угодно долго, во всяком случае до выборов 1981 года.
30 июня 1978 года вопреки желанию некоторых специалистов госдепартамента Картер отправил Сомосе довольно ободряющее письмо, в котором, в частности, говорилось:
«Уважаемый господин Президент, я прочитал Ваше заявление для прессы 19 июня с большим интересом и высоко его оцениваю. Шаги в сторону уважения прав человека, которые Вы рассматриваете, являются важными и ободряющими сигналами; и, если они будут претворены в жизнь, они будут означать большое продвижение вперед для Вашей нации в качестве ответа на некоторую критику, направленную против никарагуанского правительства в последнее время…»[572]
Американцы вели двойную игру, не желая, чтобы «морального апостола» Картера слишком уж ассоциировали с его никарагуанским другом Сомосой. Поэтому посол США в Манагуа сначала вообще не хотел передавать Сомосе текст письма и зачитал его устно. Но госдепартамент поручил передать текст, правда, оговорившись, что публиковать письмо не надо.
Однако Сомоса верно понял главное в этом послании: США отнюдь не настаивают на его отставке, им достаточно косметических мер для подкраски изрядного обветшавшего фасада диктаторского режима. Поэтому Сомоса немедленно организовал секретную встречу с президентом Венесуэлы Пересом, которая состоялась на венесуэльском острове Орчила в Карибском море в июле 1978 года.
Сомоса несколько часов убеждал Переса, что в случае его отставки к власти придут коммунисты из СФНО, которых поддерживает Куба. Чтобы перехватить инициативу у сандинистов, умеренная оппозиция должна вступить в диалог с правительством Сомосы (и тем самым поднять его престиж в глазах мировой общественности). Перес обещал над этим поработать.
Под умеренной проамериканской буржуазной оппозицией и Сомоса, и Вашингтон имели в виду прежде всего Альфонсо Робело, который сложил с себя обязанности главы предпринимательского союза и образовал собственную политическую партию – Демократическое никарагуанское движение (испанская аббревиатура МДН). При основании, по оценкам самого Робело, в партии были примерно три тысячи членов[573]. Программа партии примерно совпадала с требованиями УДЕЛ. В основном Робело представлял интересы мелких и средних предпринимателей, которые хотели лишь равных условий конкуренции и участия в системе принятия решений. Коренной смены режима они не желали. Робело постоянно подчеркивал свою «свежесть» и «незапятнанность», и язык его публичных выступлений все время «левел» вместе с общей ситуацией в стране.