В 1954‑1955 годах Сомоса организовал вторжение реакционных костариканских эмигрантов в Коста‑Рику с целью свержения реформистского правительства Фигереса.
«Вина» Фигереса состояла в том, что он отказался прибыть в Каракас на созванную США для осуждения гватемальского правительства Арбенса X конференцию Организации американских государств (ОАГ).
В январе 1955‑го костариканские реакционные оппозиционеры и никарагуанские войска вторглись с территории Никарагуа в Коста‑Рику. Фигерес пошел на уступки США, и никарагуанские войска ушли на свою территорию, передав урегулирование конфликта ОАГ. За исполнение роли регионального жандарма Сомоса 20 апреля 1954 года попросил США продать ему 12 новейших истребителей Ф‑47 и четыре бомбардировщика Б‑25. Эти самолеты превратили бы Сомосу в хозяина Центральной Америки, так как никарагуанская авиация смогла бы наносить удары по территории любой центральноамериканской страны.
Американцы предложили Сомосе истребители Ф‑80 и бомбардировщики Б‑26. Тогда Сомоса стал угрожать, что закупит самолеты в Швеции, как уже делал его друг Трухильо, и потребовал у американцев еще 60 танков и 7000 винтовок М‑1 с семью миллионами патронов, а также четыре гаубицы калибром 105 мм. В конце концов, американцы продали требуемые винтовки и три истребителя Ф‑47.
Однако 60 танков США предоставлять Сомосе не хотели, так как понимали, что для обороны Никарагуа от соседей столько боевой техники не нужно. Если бы Сомоса получил такое огромное (по меркам Центральной Америки) количество боевой техники, то это наверняка вызвало бы гонку вооружений со стороны всех соседей Никарагуа, особенно Коста‑Рики.
В январе 1955 года посол Никарагуа в Вашингтоне потребовал «немедленно» продать его стране четыре истребителя Ф‑51, чтобы противостоять четверке машин той же марки, которые Коста‑Рика недавно купила в США. Мол, это личная просьба Сомосы, которому самолеты нужны для «обороны». Представитель Американского агентства помощи (АРА) Спаркс не выдержал и спросил, верит ли сам посол в то, что говорит. Как отмечает запись беседы в документах госдепартамента, «посол не смог дать ясного ответа».
В мае 1956 года США наконец‑то дали согласие на поставку одержимому манией величия Сомосе четырех танков, но, как оказалось, это был последний успех диктатора. Первоначально Сомоса предложил, чтобы США продали через него десятки танков Израилю («как стране, борющейся с коммунизмом»), а в награду за посредничество дали бы ему бесплатно хотя бы 10 танков. Американцы отказались, на что Сомоса заметил: «Ну что же, игра окончена».
Диктатор и не подозревал, что его слова вскоре окажутся пророческими.
В 1955 году Сомоса в очередной раз изменил конституцию, чтобы дать себе возможность снова баллотироваться в президенты в 1956‑м. Заявление о намерении вновь стать президентом Никарагуа Сомоса сделал в городе Окоталь, где Сандино в 1927 году дал первый бой американским интервентам (свое выступление диктатор назвал «клич Окоталя»). Когда диктатор в феврале 1956 года посетил Леон, его не впечатлили рисунки с черепом и перекрещенными костями и огромные надписи «Смерть Сомосе!» на стенах.
Еще в 1954 году старинный враг Сомосы Эмилиано Чаморро и его родственник, редактор газеты «Ла Пренса» Педро Хоакин Чаморро пытались убить диктатора. Бывшие военнослужащие национальной гвардии решили устроить 4 апреля засаду на Панамериканском шоссе. Однако один из участников заговора оказался предателем. Покушение провалилось, и его организаторов посадили в тюрьму, где жестоко пытали[478]. Некоторых заговорщиков просто казнили без всякого суда.
Сомоса прочно контролировал правительство, расставлял на ключевые посты своих родственников. Зять Сомосы был послом в Вашингтоне, два племянника супруги («доньи Сальвадоры») – послом в Мексике и министром иностранных дел, ее брат – министром здравоохранения и президентом электроэнергетической компании. Старший сын Сомосы Луис был спикером конгресса, что означало, что именно он станет главой государства, если с отцом что‑нибудь случится. Второй, любимый сын Сомосы Анастасио‑младший (по кличке «тачито» – «маленький мерзавец») командовал военной академией, а фактически и всем репрессивным аппаратом. Дядя Сомосы заведовал телефонной и телеграфной связью.
Портрет своей дочери Лилиан Сомоса распорядился поместить на денежных купюрах. Многие никарагуанцы подрисовывали Лилиан усы или писали под портретом «пута» («шлюха» по‑испански).
13 мая 1929 года в городе Леоне родился Ригоберто Лопес Перес. Юноша любил стихи и уже в 17 лет написал свою первую поэму «Признание солдата». Чуть позже Лопес научился играть на виолине и стал писать романтические и лирические песни. В 1952 году Лопес эмигрировал в Сальвадор, где одно время работал коммивояжером, продавая грампластинки. Потом он поступил на государственную службу, став санитарным инспектором. Лопес был членом независимой либеральной партии и ненавидел Сомосу. По некоторым данным, он получил в Сальвадоре военную подготовку при помощи бывших солдат национальной гвардии.
При покушении на диктатора в апреле 1954 года погибло двое друзей Лопеса, и он решил отомстить. 17 сентября 1956 года Лопес приехал в Манагуа, откуда поездом добрался до родного Леона. Он знал, что 21 сентября Сомоса будет присутствовать на торжественном вечере в «Рабочем доме», который организовали проправительственные профсоюзы. Перед уходом из дома в этот день юноша читал матери свои стихи, а затем, надев белую рубашку и голубые брюки, сказал, что хочет умереть, одетый в цвета национального флага. Проникнуть на вечер Лопес смог с помощью брата своей невесты, журналиста Армандо Селайи.
Вечер окончился балом, на котором довольный, выпивший шампанского Сомоса милостиво разглядывал красивых девушек – это была его слабость. Около 23:30, когда диктатор уже собрался уходить, Лопес в танце с одной из дам приблизился к нему и выстрелил пять раз из револьвера «смит и вессон». Три пули попали в цель, и на Лопеса сразу же обрушился град выстрелов со стороны личной охраны диктатора. Уже лежа на полу, истекая кровью, Лопес перед смертью успел сделать еще один выстрел и попал диктатору в пах. Две другие пули задели легкое и позвоночник.
Сандино был отомщен, и его убийце тоже было суждено погибнуть от пули.
В Никарагуа было немедленно объявлено осадное положение, была прервана телефонная и радиосвязь с внешним миром (за исключением сообщений американского посольства, которое проинформировали о покушении уже через час). Американский посол немедленно направился в Леон.
Однако Сомоса был жив, хотя и испытывал нестерпимую боль. Его быстро перевезли в госпиталь в Манагуа, и рядом с палатой диктатора поселился американский военный атташе. В Вашингтоне сначала хотели прислать бригаду лучших врачей, но потом (23 сентября) переправили Сомосу в американский военный госпиталь в зону Панамского канала. Все эти меры принимались по личному указанию президента США Эйзенхауэра.
Но американские хирурги не спасли Сомосу. 29 сентября 1956 года он умер. В своем соболезновании президент США подчеркнул, что Сомоса скончался от «руки подлого убийцы»[479].
Между тем «подлый убийца» Лопес сначала хотел казнить Сомосу 14 сентября на мероприятии по случаю 100‑летия одного из сражений, но отказался от этого, узнав, что на празднике будет много молодежи: он не хотел, чтобы собравшиеся пали жертвами произвола национальной гвардии.
Никарагуанская официальная печать сообщала, что мимо гроба Сомосы прошли тысячи людей. Но на самом деле многие никарагуанцы просто хотели убедиться, что ненавистный диктатор действительно мертв.
Газета чилийских коммунистов «Эль Сигло», пожалуй, верно оценила царившие в Вашингтоне после смерти Сомосы настроения: «Понятно, почему Вашингтон так разъярен в связи с кончиной генерала Сомосы. На звездном знамени Соединенных Штатов Америки стало одной звездой меньше. От выстрелов молодого патриота Лопеса Переса задрожали все тираны, состоящие на службе у госдепартамента и североамериканских монополий»[480].
Но 24 сентября, когда «Тачо» еще лежал в американском госпитале, начальник центральноамериканского отдела госдепартамента Нил подготовил для заместителя госсекретаря по Латинской Америке Работтома секретный меморандум. Документ содержал оценки перспектив развития Никарагуа[481]. В нем отмечалось, что смерть или паралич Сомосы создаст в Никарагуа вакуум власти, так как сама эта власть была крайне централизована и замкнута на одного человека. Вице‑президента в Никарагуа не было, а парламент играл роль учреждения, «штампующего решения Сомосы». Старший сын диктатора полковник Луис Сомоса был «номинальным главой» этого учреждения[482]. «Полковник Анастасио Сомоса‑младший (Тачито), младший сын. Ныне стал временным исполняющим обязанности командующего национальной гвардией, а также ВВС. Говорят, что его не любят большинство офицеров и прочих граждан. Луис в последнее время стал больше интересоваться политикой, хотя в целом он предпочитал бизнес и сельское хозяйство. В случае полного переворота под угрозой окажется вся семья Сомосы»[483]. Поэтому кто‑либо из членов семьи, согласно анализу госдепартамента, просто обязан был стать президентом.
Однако американцы были убеждены, что национальная гвардия является «солидной основой» господства клана Сомосы.
Оппозицию в госдепартаменте считали «неопределенной силой». Понимая, что консервативная партия явно без энтузиазма отнесется к перспективе шестилетнего правления еще одного президента‑Сомосы, равно как и независимые либералы, Нил совершенно справедливо отмечал, что большая часть членов этих партий занимаются бизнесом и поэтому политически индифферентны. Никарагуанская оппозиция, говорилось в меморандуме, расколота и не имеет общей программы. «Есть некоторые данные, что никарагуанские коммунисты проникли в отдельные оппозиционные группы или что экстремисты обратятся к коммунистам за содействием»[484]. Под экстремистами американцы понимали бывших офицеров национальной гвардии, перешедших в оппозицию к клану Сомосы и стремившихся физически уничтожить всех представителей клана (например, бывшего полковника гвардии Мануэля Гомеса Флореса).
27 сентября 1956 года специальный документ «Перспективы политической стабильности в Никарагуа» подготовило и разведсообщество США. Американская разведка пришла к следующим выводам.
«1. Если президент Сомоса выздоровеет и вернется к исполнению своих обязанностей, то его режим может продержаться у власти неопределенное время, хотя, наверное, политическое недовольство в Никарагуа будет нарастать.
2. Если президент Сомоса умрет или будет неспособен выполнять свои обязанности, то Луис Сомоса, его сын и юридически оформленный преемник, по‑видимому, будет принят (обществом) в качестве временного президента при условии скорейших выборов… Решающей будет позиция гвардии.
3. Согласно нынешним данным, сомосисты попытаются заменить Луисом Сомосой его отца в качестве кандидата либеральной партии на пост президента и выбрать его в той же манере, в которой они выбрали бы его отца… Сомоса не станет столь же сильным президентом, как его отец, но почти наверняка сумеет сохранять свои позиции, пока будет пользоваться сплоченной поддержкой гвардии».
Что касается оппозиции, американская разведка отмечала рост недовольства в рядах консерваторов и даже предполагала, что те намечали на февраль 1957 года «революцию» против Сомосы и были удивлены неожиданным для них покушением на диктатора. Серьезным фактором, по мнению американцев, могла оказаться независимая либеральная партия, показавшая свою силу на выборах 1947 года. «Запрещенная коммунистическая партия, у которой в Никарагуа менее 200 членов, не всегда была последовательно против Сомосы. Некоторые коммунисты, как известно, входят в просомосовский рабочий фронт, другие принадлежат к антисомосовскому рабочему фронту»[485].
Следует отметить, что Никарагуанская социалистическая партия в то время работала в легальных организациях (в том числе и в профсоюзах), чтобы вести в них политическую пропаганду против диктатуры. Других возможностей у коммунистов просто не было. Ведь если консерваторы и независимые либералы формально существовали вполне легально, то компартия была запрещена.
Американская разведка описывала Анастасио Сомосу‑младшего (официально употребляя кличку «Тачито») как «склонного к насилию, импульсивного и высокомерного человека, не очень популярного в гвардии».
В день смерти Анастасио Сомосы 29 сентября 1956 года никарагуанский конгресс единогласно утвердил его сына Луиса Сомосу временным президентом. Американцы убедили Луиса и «Тачито» отказаться от массовых репрессий, хотя последний к ним явно склонялся.
Либералы послушно выдвинули Луиса Сомосу кандидатом в президенты на съезде в Леоне. При этом в городе были введены драконовские меры безопасности, а всю церемонию выдвижения в городском театре свели до минимума – она длилась менее часа, после чего Луис Сомоса спешно отбыл в Манагуа[486].
«Выборы» потрясли даже уже привыкших к фальсификациям никарагуанцев. Сомоса‑младший набрал в феврале 1957 года 450 тысяч голосов. Например, в местечке Блуфф он получил 503 голоса, хотя все население там (включая несовершеннолетних) составляло 158 человек.
Новый президент Луис Сомоса Дебайле родился 18 ноября 1922 года в Леоне. В 1940 году он вступил в национальную гвардию и к моменту смерти отца был полковником. В 1944‑1945 годах служил военным атташе Никарагуа в Вашингтоне. Луис женился на костариканке Исабель Уркуйо (причем по любви, а не по расчету), и у них было шесть детей.
Первоначально Луис Сомоса по совету американцев решил немного разрядить ситуацию в стране. Была ослаблена цензура печати, из тюрем выпустили политзаключенных. В 1958 году университет Леона перестал быть государственным и получил статус автономного. США всячески поддерживали «либерализацию» в Никарагуа, и в июле 1958 года Никарагуа в знак особого внимания посетил Милтон Эйзенхауэр – младший брат президента США. Американцы вздохнули с облегчением, когда визит Эйзенхауэра‑младшего в Центральную Америку прошел без инцидентов. Ведь незадолго до этого вице‑президента США Никсона в Каракасе забросали яйцами.
Еще 27 мая 1958 года директор ЦРУ Даллес назвал высокой вероятность антиамериканских демонстраций по случаю визита Эйзенхауэра в Панаме и Гватемале. При этом Даллес вынужден был признать, что антиамериканские проекты скорее отражают настроения широких слоев населения, нежели взгляды изолированных коммунистических групп.
Американский посол 20 мая 1958 года сообщил из Манагуа: он верит, что «доктора Эйзенхаура» (на самом деле докторской степени у брата президента не было) удастся уберечь от слишком явных проявлений невежливости о стороны местного населения. Однако любые публичные дебаты, по мнению посла, только заставили бы Эйзенхаура занять оборонительные позиции и укрепили антиамериканские настроения в стране.
В духе времени Милтон Эйзенхауэр встретился в Никарагуа не только с Сомосой, но и с представителями оппозиционных партий. В это время никарагуанские студенты активно протестовали против планов присвоения Эйзенхауэру звания почетного доктора.
Луис Сомоса позиционировал свой режим как «мост к демократии», и некоторые никарагуанцы в это даже поверили.
Но к началу 1959 года американцы стали получать сведения о готовящемся покушении на Луиса Сомосу. В стране то и дело возникали мелкие вооруженные группы самой разной политической окраски, пытавшиеся поднять восстание против режима. Пока национальная гвардия успешно и быстро подавляла партизанское движение в зародыше.
1 января 1959 года все в одночасье изменилось. В этот день в Гавану вошла победоносная Повстанческая армия во главе с Фиделем Кастро. Был свергнут режим кубинского диктатора Фульхенсио Батисты – друга семьи Сомосы, которого никарагуанская диктатура активно поддерживала оружием. Кастро, прекрасно это знавший, заявил: «Батиста получает постоянную помощь от Соединенных Штатов, как неспоредственно из США, так и через Трухильо и Сомосу»[487]. 9 ноября 1958 года, всего за два месяца до победы революции на Кубе, Сомоса отправил Батисте партию оружия. У Батисты кончались снаряды для 37‑миллиметровых танковых пушек, и по его просьбе уже на следуюющий день Сомоса самолетом прислал 4 тысячи снарядов. Помощь никарагуанского диктатора была для Батисты жизненно важной, так как США с 1956 года формально не поставляли на Кубу оружие. Без Сомосы армия Батисты не смогла бы продержаться до января 1959 года.
Всего Сомоса направил своему другу Батисте 40 американских БТР Т‑17 (сам Сомоса купил их для Батисты в Израиле[488]; именно эти бронемашины имели на вооружении 37‑миллиметровые пушки) с 90 пулеметами, 16 тысяч 37‑миллиметровых снарядов, напалмовые и осколочные бомбы крупного калибра, а также миллион патронов калибра 7,62 мм. БТР Т‑17 были главной ударной силой Батисты в борьбе против Повстанческой армии Кастро.
Консервативная оппозиционная никарагуанская газета «Ла Пренса» сообщала, что победа кубинского народа «была встречена как праздник по всей республике, особенно в Манагуа, где целый день запускали фейерверки и петарды»[489]. На улицы столицы вышли молодежные группы консерваторов, независимых либералов и просто противников режима, которые скандировали «Да здравствует свобода!», «Да здравствует Фидель!», «Да здравствует свободная Куба!». Демонстрация была разогнана национальной гвардией. Симпатии к кубинцам были настолько сильны, что демонстрации состоялись даже в мелких городах и поселках.
Никарагуанская молодежь увидела для себя пример, убедилась, что народ может победить в вооруженной борьбе даже самую сильную армию самой жестокой диктатуры. Например, 10 января 1959 года «Ла Пренса» сообщала из одного из самых консервативно настроенных городов страны: «С самых ранних часов утра 1 января отмечался радостный, преисполненный энтузиазма обмен мнениями между многочисленными консерваторами и оппозиционными либералами, когда они узнали о падении деспота Батисты и окончательной победе благородного дела героя Фиделя Кастро, знаменосца справедливости и демократии»[490].
Десятки никарагуанцев отправились в Гавану, чтобы своим глазами увидеть торжество революции и заручиться поддержкой кубинцев для свержения собственной диктатуры. Однако среди них было немало бездельников и авантюристов. Так, никарагуанец Честер Лакайо выдавал себя за командующего повстанческой армией и записывал в нее всех желающих за пять долларов. Набрав определенную сумму, он бежал в США, где обвинил Кастро в подрывной деятельности в Латинской Америке.
Но среди попавших тогда на Кубу никарагуанцев был и один серьезный не по годам молодой человек, которому предстояло сыграть решающую роль в свержении диктатуры клана Сомосы.
Как и Аугусто Сандино, Карлос Фонсека Амадор был незаконнорожденным ребенком. Он появился на свет в Матагальпе 23 июня 1936 года. Его мать, Августина («Тина», как звали ее подруги) Фонсека была поденщицей и служанкой. Один из двух двухэтажных домов в Матагальпе принадлежал отцу ребенка, богатому кофейному плантатору Фаусто Амадору Алеману, который никак не участвовал в воспитании сына.
Репутация у Августины Фонсеки была ужасной. Работая горничной в отеле, она родила двойню – по слухам, от лейтенанта американской оккупационной армии Пеннингтона. Один из близнецов, Карлос, умер, и в его честь мать назвала другого сына, о котором и идет речь в этой книге. Говорили, что Тину бог наказал дважды, создав ее очень бедной и очень красивой. После Карлоса Тина родила еще трех детей от разных отцов, но никогда не была замужем и не имела собственного крова. Обычно она жила у своей тетки Изауры, которая была ненамного ее старше. Изаура время от времени выкидывала Августину с детьми из дома за «аморальное поведение», но потом жалость брала свое, и она сменяла гнев на милость. Комната, которую Изаура сдавала племяннице за пять долларов в месяц, не имела даже нормально закрывающейся двери, и дверь приходилось подпирать кроватью.
С ранних лет Карлос видел страдания матери, которую бросал очередной мужчина, не желавший брать ее в жены из‑за бедности. На протяжении всей своей жизни Карлос Фонсека Амадор всегда подчеркнуто уважительно относился к женщинам, и терпеть не мог распространенного в никарагуанском обществе «мачизма». В ранние юношеские годы он избегал случайных сексуальных связей именно потому, что боялся причинить женщинам душевную боль. При этом Карлос был красивым высоким юношей с нехарактерной для большинства населения бледной кожей и голубыми глазами.
Карлос был единственным из детей Августины, кто смог получить полное среднее образование, – в 1950 году она сумела устроить сына в единственную государственную гимназию Матагальпы. Он, как мог, помогал своей задавленной тяжелой работой матери, продавая после школы газеты. В 1960 году Карлос написал отцу письмо с просьбой помочь Августине: «Бедная женщина, которая до сих пор в своей жизни не жила в собственном доме. Она всегда была рабыней на кухне у тех, на кого она работала, и кухня была единственным домом, который я знал… Я надеюсь, Вы вспомните, что она ничего не знала в жизни, кроме грусти, и поэтому она очень страдает, когда на нее презрительно смотрят»[491]. Однако Карлос зря наделся на великодушие отца – тот (получивший образование в США) не дал матери своего ребенка ни цента.
В начале 50‑х годов Карлос, активно интересовавшийся политикой, участвовал в собраниях консервативной партии. Однако консерваторы не казались ему истинными революционерами, поскольку были богатыми людьми.
В поисках ответа на волновавшие его вопросы, прежде всего, причины столь несправедливого устройства общества Карлос Фонсека обратился к марксизму. Он пытался найти в магазинах любую марксистскую литературу. Его друг Рамон Гутьеррес дал ему почитать «Манифест Коммунистической партии» на французском языке, а также несколько произведений Мао Цзедуна на испанском. Эти книги Рамон привез из Гватемалы, где у власти стоял прогрессивный президент Хакобо Арбенс (позднее свергнутый США при помощи Сомосы). Гутьеррес, Фонсека и Франсиско Буитраго организовали в гимназии в 1954 году «Культурный центр», который начал издавать оппозиционный журнал «Сеговия».
Журнал привлек внимание консервативной «Ла Пренсы», сообщившей, что «красные пустили корни в Матагальпе»[492].
Неудивительно, что вскоре Фонсека стал членом запрещенной компартии – Никарагуанской социалистической партии.
Блестяще окончив гимназию, Карлос Фонсека в 1956 году поступил в университет в Леоне и стал изучать юриспруденцию. Он поражал своих однокашников тем, что не пил, не курил и не увлекался девушками. Его обычно можно было видеть с книгами под мышкой. Фонсека создал в университете первую и единственную коммунистическую студенческую ячейку в стране и стал главным редактором университетской газеты. В ячейку входил Томас Борхе – участник студенческих протестов 1944 года.
Оппозиционные настроения «красного» Карлоса были всем известны, и после покушения на Сомосу в сентябре 1956 года он был арестован вместе с сотнями оппозиционеров по всей Никарагуа. Его продержали в тюрьме два месяца. Как и большинство коммунистов, Фонсека осудил теракт Лопеса Переса, считая, что диктатуру можно свергнуть только путем массовой политической борьбы трудящихся.
В 1957 году Карлос Фонсека был направлен компартией в качестве делегата на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москву (он посетил также ГДР). Он был потрясен жизнью в Советском Союзе и после возвращения написал восторженную книгу «Никарагуанец в Москве». В 1958‑м она была издана Никарагуанской социалистической партией с предисловием генерального секретаря Мануэля Переса Эстрады. Фонсека убедился, что социализм в короткие сроки может превратить отсталую аграрную страну в передовую сверхдержаву. Именно таким путем, по мнению Карлоса, и должна была идти Никарагуа. Он подчеркивал, что вопреки распространенному мнению русские не скрывают своих ошибок и открыто пишут о них в газетах[493]. Интересно, что Фонсека не принял критику Сталина со стороны Хрущева, отметив, что Сталину поставили много памятников, а «Никите» ни одного.
16 декабря 1957 года, по возвращении из СССР, Фонсеку арестовали в аэропорту Манагуа и отобрали у него фотоаппарат и книги.
Книгу Фонсеки по поручению компартии редактировал Родольфо Ромеро, который боролся в Гватемале в 1954 году против организованного ЦРУ переворота. Он рассказал Фонсеке, что познакомился там с молодым аргентинским врачом Эрнесто Геварой, которого он научил стрелять из автомата.
Фонсека активно продавал свою книгу во время митингов, на железнодорожных станциях и на городских площадях. Он даже послал по почте один экземпляр Сомосе, требуя вернуть отобранные у него книги.
В июле 1958 года Фонсека организовал в университете протестное движение против присуждения Милтону Эйзенхауэру степени почетного доктора. В октябре 1958‑го он принял активное участие в первой в истории Никарагуа общенациональной студенческой забастовке, участники которой требовали немедленного освобождения всех студентов, арестованных после покушения на Сомосу, в том числе и друга Фонсеки Томаса Борхе. 15 октября Луис Сомоса принял делегацию студентов, в которую входил и Карлос Фонсека. Видимо, визит не прошел бесследно, так как в ноябре Фонсеку снова арестовали без объяснения причин, правда, на сей раз отпустили довольно быстро.
В том же 1958 году ветеран сандинистского движения 68‑летний генерал армии Сандино Рамон Раудалес организовал вооруженную группу из 25 человек (в основном студентов), назвав ее Революционной армией Никарагуа. Как и сандинисты в свое время, бойцы армии дали клятву бороться против диктатуры Сомосы не на жизнь, а на смерть. Помимо политических требований (образование коалиционного консервативно‑либерального правительства) армия Раудалеса выступала за аграрную реформу, национализацию иностранных горнорудных предприятий и экспроприацию имущества клана Сомосы. Борьба отряда Раудалеса длилась 45 дней, и партизанам даже удалось сбить самолет национальной гвардии. Но 18 октября 1958 года Раудалес погиб в бою в горах под Матагальпой, и его отряд распался и отошел в Гондурас.
После кубинской революции Фонсека организовал в марте 1959 года движение «Никарагуанская демократическая молодежь», которое официально не примыкало ни к одной из партий, что было новым для Никарагуа.
В мае 1959 года Комитет гражданских действий, в котором объединились основные оппозиционные партии, предъявил Сомосе требование уйти в отставку, не дожидаясь окончания срока полномочий в 1963 году. 1 июня 1959‑го в Манагуа началась всеобщая забастовка протеста против диктатуры. Таких массовых акций протеста Никарагуа при Сомосе еще не знала. Были закрыты банки, магазины и даже государственные учреждения.
Одновременно консерваторы попытались свергнуть Сомосу вооруженным путем. С декабря 1958 года они готовили в Коста‑Рике вторжение на территорию Никарагуа с помощью бывщих офицеров национальной гвардии. 31 мая 1959 года на самолете ДС‑46 из Коста‑Рики прилетела первая вооруженная группа повстанцев в количестве 62 человек. Группа высадилась в местечке Моллехонес (департамент Чонталес). Одну из «колонн» (отрядов) группы возглавлял Педро Хоакин Чаморро. Партизан обнаружили через два часа и обстреляли с воздуха с помощью двух полученных из США самолетов «мустанг». Партизаны отступили в горы, но 10 июня практически без боя сдались национальной гвардии.
Другая группа консерваторов (51 человек) приземлилась в районе Олама (департамент Боако) 1 июня. Их самолет застрял в грязи и был уничтожен национальной гвардией с воздуха.
Высадка должна была совпасть с объявленной оппозицией всеобщей забастовкой, которая, как надеялись консевраторы, перерастет в вооруженное восстание. Но этого не случилось.
Партизаны 15 дней бродили по горам, и местные крестьяне снабжали их продуктами. В боях с национальной гвардией партизаны смогли убить трех солдат противника, сами потеряв одного человека. После этого их постигла участь первой группы. Арестованных доставили в Манагуа и приговорили к восьми годам тюрьмы.
Интересно, что консерваторы не получили помощи на Кубе, так как принявший их Че Гевара усомнился в их революционном настрое. После этого они обратились за содействием к послу США в Коста‑Рике, который обещал помочь при условии, что Сомосу свергнут быстро и без лишнего кровопролития[494]. К повстанцам хотел присоединиться один из будущих лидеров сандинисткой революции Томас Борхе, но взгляды консерваторов были для него слишком буржуазными. Другого будущего лидера сандинистской революции, Хермана Помареса, отвергли за радикальные взгляды сами консерваторы.
Начать вооруженное восстание против Сомосы решила и коммунистическая партия. Ее активисты прошли подготовку на Кубе, где в феврале 1959 года побывал и Карлос Фонсека. При возвращении в Никарагуа, 2 апреля 1959‑го, он был арестован и на вертолете депортирован в Гватемалу. Там он вступил в контакт с Комитетом освобождения Никарагуа, который поддерживали кубинцы.
Че Гевара доверил формирование партизанской армии Никарагуа бывшему офицеру национальной гвардии Рафаэлю Сомаррибе, который долгое время жил в эмиграции в США. Формировавшийся при содействии кубинцев в Гондурасе партизанский отряд получил наименование «Бригада имени Ригоберто Лопеса Переса». К ней и присоединился Карлос Фонсека, хотя Сомаррибе он не доверял.
Бригада (примерно 55 человек, в том числе и кубинцы) сконцентрировалась на никарагуанской границе неподалеку от местечка Чапарраль. Посольство США в Гондурасе немедленно потребовало от правительства этой страны силой разоружить партизан и не допустить их вторжения на никарагуанскую территорию. 24 июня 1959 года национальная гвардия Никарагуа и гондурасская армия совместно напали на лагерь партизан и разгромили бригаду. Были убиты девять человек, остальных взяли в плен. Карлос Фонсека получил опасное ранение в правое легкое.