Американцы назначили за голову Сандино награду 100 тысяч долларов[357] – больше, чем Никарагуа тратила в год на образование. Эти же деньги обещали выплатить самому Сандино, если он пожелает сдаться. Но такие меры только вели к росту престижа «генерала свободных людей». В 1931 году симпатии в сандинистам стали распространяться уже и в городах. Например, в школах дети отказывались учить английский язык. В Манагуа во время парада американских войск детям велели петь гимн США, но они отказались и вместо этого несколько раз прокричали «Смерть предателям!».
В ноябре – декабре 1931 года основные удары сандинисты нанесли уже в западной части Никарагуа – сердце страны. Характерно, что в связи с этим Садино обратился 15 ноября к капиталистам Хинотеги, Матагпальпы, Эстели и Окоталя: «Я имею сведения, что в Хинотеге создается так называемое торговое объединение, которое по замыслу капиталистов заслуживает большой поддержки со стороны марионеточного правительства и интервентов, действующих в Никарагуа. Но пока в Никарагуа не прекращена иностранная интервенция, не может быть и речи о каких‑либо особых гарантиях в отношении интересов капиталистов… Лица, которые внесены в список нашим главным командованием, должны уплатить положенную им контрибуцию. В противном случае они будут нести ответственность»[358].
Интересно, что на волне успехов партизан 1931 года в манифестах и заявлениях Сандино и его главного штаба все больше и больше звучали антикапиталистические мотивы. Сообщали, что в лагерях партизан часто поют «Интернационал». Сомоса позднее писал о «коммунистических идеях» Сандино и приводил в качестве примера письмо генерала Боланьосу от 9 августа 1931 года. В нем Сандино писал: «Хочу подчеркнуть, что наша Армия ожидает новой расстановки сил в мире, которая приближается, для того, чтобы начать реализовывать свой гуманитарный план в интересах мирового пролетаритата»[359].
|
|
Эта риторика практически буквально повторяет распространенный в то время главный тезис Коминтерна о мировом кризисе и грядущем крахе капиталистической системы. Видимо, поворот от национальной к социальной борьбе объяснялся тем, что вывод американских войск был уже не за горами и Сандино мог сосредоточиться на проблемах социального и политического развития Никарагуа.
На 1932 год в Никарагуа были намечены очередные президентские выборы, и на сей раз Сандино был преисполнен решимости сорвать их проведение по всей стране, а не только в Сеговии, как в 1928‑м. Американцы решили сделать сильный, с их точки зрения, политический ход и рекомендовали Монкаде выдвинуть кандидатом от либеральной партии Сакасу. Сандино не раз в самом начале своей борьбы заявлял, что воюет за попранные конституционные права «доктора Сакасы». Если бы Сакаса стал президентом, то, по замыслу американцев, Сандино было бы трудно объяснить своим людям необходимость продолжения борьбы. Если Монкада в глазах партизан был предателем дела того же Сакасы, то сам Сакаса еще пользовался значительным авторитетом как человек, возглавивший восстание против консерваторов в 1926 году.
Сандино тоже понимал всю сложность политической ситуации. К началу 1932 года у него уже оформилась мысль после ухода американцев превратить свое движение в политическую партию, чтобы подорвать традиционную монополию либералов и консерваторов на власть.
|
|
В январе 1932‑го генерал обратился к соотечественникам с манифестом: «Соотечественнки‑никарагуанцы, гринго стремятся унизить нашу родину. Консерваторы Диас и Чаморро были поставлены во главе Никарагуа руками янки, которые всегда стремятся создать благоприятные условия для правления своих сторонников. Когда янки сочли, что им больше подходят проамерикански настроенные либералы, то, чтобы помочь им одержать победу, янки приказали Монкаде выдвинуть в качестве кандидата Сакасу. Американцы добиваются того, чтобы в случае возникновения каких‑либо трудностей их вновь стали бы умолять – устами Диаса или Сакасы – высадиться и оккупировать нашу родину.
Соотечественники! Держитесь с достоинством и помните о том, сколько раз вы уже становились жертвами как янки, так и продажных политиканов. Тот, кто пойдет за этими политиканами и согласится подойти к избирательным урнам, контролируемым янки, лишь еще раз унизится перед иностранными штыками – ведь эти штыки в который раз оскорбляют честь Никарагуа… Крикните наконец адмиралу‑интервенту, который смотрит на вас как на бессловесную скотину, – вон! Выполните свой долг! Не подчиняйтесь приказам морских пехотинцев во время избирательного фарса!.. Будьте достойны свободы и заслужите ее!..»[360]
Как и в 1928 году, выборы должны были проходить под наблюдением морской пехоты США. Главой никарагуанской избирательной комиссии был назначен генерал Кларк Вудворд. Понимая, что сандинисты будут стремиться сорвать выборы, американцы стали давить на Монкаду, чтобы тот своми силами активизировал борьбу с партизанами. В декабре 1931 года генерал Монкада послушно взял на себя руководство антипартизанскими операциями.
|
|
Но стратегия «никарагуанизации» войны против Сандино стала сразу же давать сбои.
В апреле 1932 года в национальной гвардии вспыхнул уже восьмой по счету мятеж. В городе Кисалайя 4 апреля был убит командующий подразделением национальной гвардии американец лейтеант Левонски и ранен младший лейтеант Карлос Райо. Часть гвардейцев ушла к партизанам, которым таким образом достались 21 винтовка, 5000 винтовочных патронов, 21 граната, автомат «томпсон» с 1600 патронами к нему и два пулемета. 11 апреля к партизанам перешли три артиллериста национальной гвардии со своим оружием – тремя пулеметами.
Апрель 1932 года вообще оказался «черным» для американцев и их пособников.
15 апреля партизаны вели против национальной гвардии ожесточенный трехчасовой бой в районе Окоталя, убив, по данным Сандино, около 30 предателей (Сандино именовал национальных гвардейцев предателями или собаками)[361]. 21 апреля партизаны атаковали национальную гвардию в районе Кисалайи. Бой длился два часа, и гвардейцам пришлось отойти.
21 апреля крупные части партизан опять схватились с национальной гвардией в районе Окоталя. Были убиты два американца и 12 национальных гвардейцев. Сандинисты захватили пулемет, пять винтовок и большое количество боеприпасов. У них самих потерь не было. Американцы запросили подкрепление, думая, что теперь они будут в безопасности. Объединенная группа морской пехоты отправилась на базу, но опять попала в засаду в районе Леонес. Американцы потеряли троих убитыми, включая командиров обоих отрядов национальной гвардии – лейтенантов Брантона и Ковингтона. Сандинистам достались 12 винтовок, три пистолета, шесть гранат. Всего за день боев погибли 10 гвардейцев.
26 апреля, снова в районе Окоталя, 45 национальных гвардейцев вели ожесточенный трехчасовой бой против сандинистов.
Всего в апреле партизаны, по собственным данным, убили 131 солдата противника, сами потеряв 10 человек. В качестве трофеев были захвачены 39 винтовок, семь пулеметов, 32 гранаты, 18740 патронов, шесть пистолетов.
В мае – июне 1932 года бои партизан против национальной гвардии проходили практически каждый день. Такой степени интенсивности партизанская война еще не знала.
1 мая отряд сандинистов генерала Колиндреса напал на врага в местечке Бельорин. За три часа боя были убиты, по данным сандинистов (несколько завышенным), 36 человек. Сомоса, будущий командующий национальной гвардии (лицо явно предвзятое), утверждал позднее, что ни в одном бою против сандинистов не погибало за один раз более 10 национальных гвардейцев.
18 мая в информационной сводке сандинистской армии еще раз подчеркивалось: «…наша Армия сегодня, как и вчера, убеждена в том, что свобода Никарагуа будет завоевана нами лишь с оружием в руках и только ценой нашей собственной крови. Как и раньше, мы будем силой оружия препятствовать организации избирательного фарса, который готовится в Никарагуа под строгим надзором американцев»[362].
Летом сандинисты усилили натиск. 15 июля в районе Сан‑Лукас вблизи Окоталя в бою были убиты 30 солдат правительственных войск. 21 июля сандинисты выбили противника из довольно крупного города Кисалайя. В этот же день национальной гвардии было нанесено поражение у Санта‑Барбары (район Хинотеги).
На атлантическом побережье колонны повстанцев действовали уже постоянно, а не отходили, как раньше, время от времени на базы в Сеговию. Были захвачены банановые плантации «Ваккаро», принадлежавшие американцам. Противник, получив подкрепление, попытался перейти в контрнаступление, но был разбит и оставил партизанам обоз включая автомобили. На этот раз не помогла и «работа» американской авиации. Американцы на случай стремительного наступления сандинистов готовили эвакуацию своих соотечественников самолетами‑амфибиями.
30 июня в районе Сан‑Исидоро опять восстали национальные гвардейцы. На сей раз американского командира лейтенанта Шмирера собственноручно убил другой офицер, никарагуанец. Четыре гвардейца с оружием ушли к партизанам.
В начале октября 1932 года отряд одного из самых толковых генералов сандинистской армии Умансора захватил городок Сан‑Франсиско на берегу озера Манагуа в трех часах пути от столицы. В Манагуа началась паника. Американские офицеры пытались за бесценок распродать все свое имущество, особенно недвижимость. Дома, строительство которых обошлось в четыре тысячи долларов, предлагали за двести[363]. Только с помощью авиации наступление сандинистов на столицу было отбито.
Между тем в Никарагуа под контролем генерала Вудворда разворачивалась предвыборная кампания. Против либерала Сакасаы консерваторы опять выставили американскую марионетку Адольфо Диаса, которого ненавидело большинство населения. На пост вице‑президента консерваторы выдвинули еще более одиозную личность – Эмилиано Чаморро.
В октябре Чаморро жаловался американскому посланнику, что у консервативной партии вообще нет денег, поэтому она поражена «апатией» и готова отказаться от участия в выборах. Сам Чаморро обратился к богатым гражданам Гранады (традиционного оплота консерваторов) с просьбой внести вклад в избирательную кассу партии и собрал только 100 долларов.
Консерваторы от отчаяния решились на парадоксальный шаг. Прогрессивный сенатор от Леона Лара с ведома Чаморро пытался в Гондурасе наладить контакт с людьми Сандино, чтобы заручиться поддержкой консерваторов со стороны сандинистов. Из этой миссии ничего не вышло[364].
Американцы хотели образовать в Никарагуа «национальное правительство», то есть добиться фактического слияния либералов и консерваторов (как представителей богатых слоев общества) перед лицом «мужицкого генерала» Сандино. Но из этого плана первоначально ничего не получилось. Американцы признавали, что большинство рядовых либералов относятся к идее даже временного союза с консерваторами резко отрицательно.
Но все же в октябре 1932 года американцы заставили Сакасу и Чаморро подписать соглашение о сотрудничестве консерваторов и либералов в «деле поддержания мира» в Никарагуа, то есть против Сандино и его армии. Однако авторитет «генерала свободных людей» был уже столь высок, что и консерваторы, и либералы согласились сразу же после выборов направить к Сандино по одному представителю с целью заключения общенационального мира. Теперь Сандино именовали уже не «бандитом», а «признанным лидером восстания».
Американцы перестраховались, не дав в обиду своих любимых консерваторов. В соглашении между двумя партиями оговаривалось, что независимо от результатов президентских выборов (всем было понятно, что победят либералы) партии поделят между собой ключевые министерства – финансов и иностранных дел.
Стремился остаться у власти и сам Монкада. Он убеждал американцев, что столь бедная страна, как Никарагуа, не может проводить президентские выборы раз в четыре года. Монкада предлагал изменить конституцию и продлить срок президентских полномочий до шести лет[365]. Даже Вудворд стал склоняться к мысли, что Монкада хочет стать настоящим диктатором. Монкада пугал американцев, что если конституцию Никарагуа оставить в силе, то возникнет новая гражданская война и США снова придется направить в Никарагуа морскую пехоту.
Планы Монкады как нереальные и чреватые обострением обстановки были американцами отвергнуты. Зато было принято решение увеличить численность национальной гвардии на 500 человек – до 2150 солдат и 204 офицеров. Морская пехота США покинула «бандитские районы» под предлогом обеспечения безопасности избирательных участков, и основную тяжесть боев против сандинистов с весны 1932 года несли на своих плечах гвардейцы.
В 1928 году безопасность выборов обеспечивали 4276 морских пехотинца и 1834 гвардейца[366]. По оценкам американцев, с тех пор ситуация в области безопасности ничуть не улучшилась. Именно поэтому Ханна просил дополнительно направить в Никарагуа еще 1800 морских пехотинцев – вместо тех пехотных частей, которые были постепенно выведены из страны с 1931 года. В результате было решено послать на никарагуанские выборы дополнительно 2063 солдата и офицера морской пехоты США (до этого на постоянной основе в Никарагуа квартировались примерно 1000 военнослужащих США)[367].
Однако у американцев не хватало денег, а отправка 1800 морских пехотинцев Никарагуа обошлась бы в 750 тысяч долларов. Поэтому был разработан «план В», согласно которому главами избирательных участков в «бандитских районах» (42 % всех участков – 178 из 432; там проживали примерно 35 % зарегистрированных избирателей) становились не американцы, а никарагуанцы. В эти районы американские инспекторы должны были наезжать лишь время от времени под защитой патрулей национальной гвардии. По «плану В» в Никарагуа можно было бы направить дополнительно только 718 морских пехотинцев, что обошлось бы на 250 тысяч долларов дешевле.
Был и «план С», стоивший 200 тысяч долларов и требовавший всего 643 американских наблюдателя.
Вудворду было приказано организовать выборы «не дороже» 200 тысяч. В госдепартаменте понимали, что конгресс США не даст на отправку в Никарагуа хотя бы одного дополнительного солдата ни цента.
В целом американцы решили переложить все расходы по выборам на никарагуанцев, заявив, что в 1928 году они оказали лишь единовременную помощь. Но и у Монкады лишних денег не было – все они шли на национальную гвардию.
Ситуация в стране осенью 1932 года была такой, что даже на сопровождение членов избирательной комиссии между Манагуа и Матагальпой требовался конвой не менее чем из 50 человек, причем не гвардейцев, а американцев.
В выборах 7 ноября 1932 года приняли участие только 99 тысяч никарагуанцев – то есть треть зарегистрированных избирателей на участки не пришли, тем самым поддержав Сандино. Сакаса набрал на 19 тысяч голосов больше своего соперника и стал президентом.
Сандино выжидал. И тут неожиданно глава 12‑й колонны партизан генерал Колиндрес без всякого согласования с командующим провозгласил себя временным президентом Никарагуа. Сандино усмотрел в этом «вражескую руку», то есть попытку расколоть его армию, и приказал немедленно арестовать Колиндреса[368]. Но тот явился с повинной, и Сандино простил его.
23 ноября 1932 года Софониас Сальватьерра, родственник Сакасы, вскоре после этого назначенный министром сельского хозяйства, направил Сандино письмо от имени либералов и консерваторов, предлагая начать переговоры.
Сандино колебался. В декабре 1932‑го он обратился к президенту Сальвадора с просьбой признать образованное повстанцами временное правительство единственной законной властью в Никарагуа, так как выборы, проведенные под охраной американских штыков, нельзя считать легитимными.
Однако признания не последовало, и Сандино, понимая, насколько устали его люди и население от пятилетней войны, согласился на переговоры.
2 января 1933 года последний американский солдат покинул никарагуанскую землю, и в этом смысле армия Сандино одержала полную победу. Согласно официальным данным США, морская пехота потеряла в Никарагуа 91 человека убитыми и 66 ранеными. При этом непосредственно в боях были убиты 32 человека, 24 человека умерли от болезней, 15 – от ран, 24 – погибли по иным причинам (например, 12 морских пехотинцев покончили жизнь самоубийством). Расходы США на войну в Никарагуа превысили 20 миллионов долларов[369].
Потери национальной гвардии составили, по ее данным, 75 человек, сандинистов – 1115 (в это число явно включили убитых морскими пехотинцами и гвардейцами мирных жителей)[370].
8 января начались переговоры партизан с Сакасой через Сальватьерру.
Сандино представил следующий проект соглашения.
1. Глубоко изучить программу Сакасы, чтобы убедиться, что на посту президента он не допустит иностранного вмешательства во внутренние дела страны.
2. Создать на территории бывших партизанских районов новый департамент под названием «Свет и Истина» (в названии чувствуется влияние секты «всеобщей коммуны»).
3. Все гражданские и военные чиновники нового депарамента будут назначены из рядов сандинистов. Армия Сандино сохранит в новом департаменте захваченное в боях оружие.
4. Из национальных архивов должны быть изъяты все документы, где действия армии Сандино характеризовались как «бандитские». Деятельность Сандино и его армии специальным декретом должна быть объявлена полностью законной.
5. В мирном договоре должно быть зафиксировано требование сандинистов аннулировать договор Брайана – Чаморро в связи с тем, «что он был заключен правительством, навязанным стране в результате североамериканской интервенции. Армия защитников суверенитета Никарагуа требует, чтобы канал, который предполагается построить на территории Никарагуа, а также морская база в заливе Фонсека, были объявлены достоянием всей Латинской Америки. С этой целью должен быть созван конгресс представителей 21 республики нашей Америки (Латинской Америки – прим. автора) и Соединенных Штатов»[371].
23 января 1933 года Сандино и представители Сакасы договорились о прекращении военных действий на две недели для более успешного ведения переговоров. Однако национальная гвардия тут же нарушила перемирие. 24 января гвардейцы атаковали отряд сандинистов в Сарагуаске.
Позиция командования выпестованной американцами гвардии приобретала ключевое значение. Многие офицеры гвардии ненавидели Сандино, как смертельного врага, а сам он, в свою очередь, относился к национальной гвардии как к чуждому Никарагуа и антиконституционному элементу американского влияния.
Это понимали и американцы. Поэтому самым важным вопросом для них была кандидатура командующего гвардией после ухода морской пехоты.
20 октября и 3 ноября 1932 года посланник Хана и генерал Мэтьюс направили лидерам либеральной и консервативной партий план по обеспечению политической нейтральности национальной гвардии, согласно которому офицерские должности предполагалось поделить поровну между либералами и консерваторами. Лидеры консерваторов и либералов Диас и Сакаса должны были представить американцам список из 30 имен (по 15 от каждой партии), из которого те, в свою очередь, должны были отобрать офицеров на командные должности в гвардии. После президентских выборов уходящий с поста президента Монкада должен был назначить офицеров из списка победившего кандидата. 5 ноября (накануне выборов) Диас и Сакаса подписали соответствующее соглашение.
Американский подход был более чем странным: обеспечить «неполитический» характер национальной гвардии на основе представленных политическими партиями офицеров. Правда, США оговорились, что соглашение либералов и консерваторов не распространяется на пост командующего.
Монкада предложил кандидатуру заместителя министра иностранных дел Анастасио Сомосы, которого американцы хорошо знали, поэтому они дали свое согласие. До 1933 года Сомоса держался в тени, и его назначение на высший военный пост стало для многих неожиданностью. Некоторые ошибочно видели в Сомосе твердого либерала, участника восстания 1926‑1927 годов против консерваторов.
В Вашингтоне не было собственного кандидата на пост командующего гвардией, и там решили довериться мнению Ханны. Тот (вместе с женой) поддержал Сомосу, которого американцы ценили за хорошие светские манеры и знание английского языка. В октябре 1932 года Ханна сообщил в госдепартамент, что считает Сомосу «лучшим человеком в Никарагуа» для такого поста. Американские офицеры в Никарагуа поддержали точку зрения посланника, и в день, когда последний морской пехотинец США покинул страну, Сомоса стал командующим гвардией. Не зря его вскоре прозвали «последним американским морским пехотинцем» в Никарагуа.
Национальная гвардия в начале 1933 года состояла из 4000 человек и имела на вооружении 259 пулеметов, 54 автомата, 23 автоматические и 4474 обычные винтовки. Это была самая большая и хорошо вооруженная армия в Центральной Америке.
Гвардия была политически неоднородной. Например, Сакаса в противовес Сомосе старался установить доверительные отношения с начальником штаба гвардии генералом Густаво Абаунсой. Уже через шесть дней после ухода морской пехоты США в гвардии был раскрыт заговор против Сакасы. Сомоса якобы не имел к нему отношения, однако на самом деле все обстояло с точностью до наоборот. На всякий случай Сакаса объявил в стране 19 января 1933 года осадное положение. Он, сославшись на сложное внутриполитическое положение страны, попросил американского посланника о поставках оружия в виде помощи или в кредит, но американцы отказались. Они доверяли Сомосе.
Сам Сомоса, считавший Сакасу «безвольным стариком», хотел, опираясь на гвардию, захватить власть в стране, и на этом пути он видел только одно препятствие – Аугусто Сесара Сандино. Сомоса слишком хорошо знал «генерала свободных людей» чтобы понимать – того не удастся нейтрализовать ни деньгами, ни карьерными перспективами. На Сандино попытались воздействовать через жену. Бланка Араус жила в Сан‑Рафаэль‑дель‑Норте и была беременна. Она просила мужа прекратить войну ради нее и будущего ребенка: «Я тебя умоляю сделать все возможное… Я совсем потеряла покой. В то время как я тебе пишу, мне сообщили, что в Сарагуаске слышны взрывы бомб… Знаешь, если мы не договоримся, я буду первой жертвой»[372].
Сандино принял рискованное решение – отправиться в Манагуа на переговоры лично с Сакасой. Его отговаривали от этого почти все соратники. В воззвании по армии от 1 февраля 1933 года Сандино отметил, что в случае провала переговоров (перемирие действовало еще пять дней) его армия продолжит борьбу. «Если после 5 февраля Вы не получите от меня никаких сообщений, то это будет верным признаком того, что я мертв», – писал Сандино исполняющему обязанности командующего во время его Эсколастико Ларе[373].
Своим солдатам Сандино сказал, что покончит с собой, если Сакаса арестует его. «Пусть меня назовут предателем и плюнут мне в лицо, если я этого не сделаю»[374].
Риск срыва мирных переговоров был велик. По сведениям Сальватьерры, против мира с Сандино выступал не только Сомоса вместе с командованием национальной гвардии, но и влиятельные круги обеих «исторических» партий, а также крупные предприниматели, пострадавшие от реквизиций.
2 февраля 1933 года Сандино на самолете прибыл в Манагуа. Загорелый, в форме цвета хаки, с красным шарфом, в высоких сапогах и широкополой шляпе, с автоматическим пистолетом 45‑го калибра и патронами на поясе, он произвел на столичную элиту сильное впечатление[375].
Сандино встречал командующий национальной гвардией Сомоса, пригласивший генерала в свой автомобиль. Генерал обнял Сомосу, заявив: «Теперь мы все братья. Я привез вам мир».
В президентском дворце Сандино ждал улыбающийся Сакаса, так же дружески обнявший «бандита». В этот же день был подписан мирный протокол, который, конечно, нельзя назвать победой Сандино. Согласно этому документу никакого отдельного департамента под управлением сандинистов не создавалось. Всем бойцам армии Сандино, которые сложат оружие в течение 15 дней, объявлялась амнистия – это подразумевало, что все же они были в чем‑то виноваты.
Всем желающим бывшим бойцам армии Сандино выделялись для поселения пустующие земли в бассейне реки Коко или в Сеговии, но лишь при условии, что эта местность будет располагаться не менее чем в 10 километрах от ближайшего поселка. Сандино оставляли мизерную вооруженную охрану в 100 человек сроком на один год с возможностью его продления по усмотрению правительства.
Эти силы получили название чрезвычайного отряда и должны были подчиняться президенту, а в оперативном отношении – национальной гвардии. Возглавил формирование сандинистский генерал Эстрада. Отряд был вооружен 10 пулеметами, 90 винтовками (3129 патронов). Сам Сандино никакого поста (ни военного, ни гражданского) не занимал, как и обещал своим солдатам в начале борьбы.
Примечательно, что «верховного директора» (так назывался высший командный пост в национальной гвардии) Сомосу, по его собственным словам, «практически исключили» из процесса мирных переговоров с Сандино[376].
Для того чтобы прокормить вооруженный отряд, в районе Вивили был создан «Кооператив реки Коко», где бывшие сандинисты выращивали различные селськохозяйственные культуры, например, зерновые. В противном случае чрезвычайный отряд Сандино просто умер бы с голода, ведь каждый боец получал в виде жалованья от правительства только 10,5 кордобы в месяц, а офицер – 20.
Пунктом разоружения сандинистов назначался город Сан‑Рафаэль‑дель‑Норте. К 22 февраля 1933 года сандинисты сдали уполномоченному правительства Сальватьерре 337 винтовок разных марок, два пулемета и 16 автоматов, а также примерно 3000 патронов[377]. Часть сданного оружия была возвращена для вооружения «чрезвычайных сил». Так как из лесов и с гор вышли около 1800 партизан, то национальная гвардия подозревала, что какое‑то количество оружия было припрятано до лучших времен.
Таким образом, Сакаса отказался признать законный и освободительный характер борьбы сандинистов. К ним отнеслись как к раскаявшимся преступникам.
Тем не менее Сандино неусконительно соблюдал условия соглашения, и к 22 февраля 1933 года сдача оружия была закончена. Примерно 4 тысячи бывших сандинистов получили специальные грамоты, гарантировавшие им полную свободу от любого наказания.
С протестом против амнистии сандинистам выступило посольство Великобритании, указавшее на то, что от рук партизан пострадали подданные Его величества.
Сандинисты в бассейне реки Коко пытались начать промышленную добычу золота и заготовку древесины и смолы на экспорт. Однако правительство не дало им кредит в 100 тысяч кордоб, аргументируя это тем, что за границей ни древесина, ни смола никому не нужны.
Многие сторонники Сандино, в том числе и за пределами Никарагуа, считали, что генерал совершил непростительную ошибку, доверившись Сакасе. Например, Боланьос назвал Сандино мальчишкой[378].
Однако сам Сандино отнюдь не намеревался уходить из политики, тем более что мир был в основном на бумаге. Части национальной гвардии окружили район сандинистского кооператива пулеметами. Вскоре начались аресты бывших сандинистов под самыми различными предлогами (например, «нарушение общественного спокойствия»). Некоторых арестованных убивали «при попытке к бегству». Однако Сандино призывал своих людей не поддаваться на провокации. Он понимал, что Сомоса хочет рассорить его с Сакасой, чтобы избавиться от них обоих и самому стать президентом Никарагуа. Поэтому в переписке с Сакасой Сандино не раз заявлял, что президент в полной мере может положиться на его бойцов в случае внутриполитических осложнений.
24 мая 1933 года Сандино писал командующему «чрезвычайными силами» генералу Эстраде: «Дорогой брат! Национальная гвардия является врагом правительства и нашим врагом, так как ее статус противоречит законам и конституции республики… Эта гвардия, по сути дела, ставит себя выше правительства, вот в чем причина того, что во многих случаях приказы президента не выполняются»[379].
Сам генерал вместе с Эсколастико Ларой и своим бывшим представителем в Мексике Сепедой был занят формированием новой политической партии, которая получила название автономистской, то есть независимой. Сандино правильно рассудил, что большинство никарагуанцев уже не видят разницы между консерваторами и либералами, послушно выполняющими американские указания. Люди стремились увидеть свежую политическую силу, незапятнанную сотрудничеством с оккупантами. Сандино был готов возглавить такую партию.
Генерал говорил, что она должна опираться на рабочих, крестьян и студентов. Такой социальный состав, естественно, предполагал, что партия будет левой.
Всем в Никарагуа было понятно, что Сандино имеет все шансы стать при условии свободных выборов президентом страны.
Разумеется, принадлежавшие олигархам никарагуанские газеты стали травить Сандино, называя его варваром и «рациональным коммунистом».
20 мая 1933 года Сандино прибыл в Манагуа и на следующий день встретился со многими ведущими политиками, чтобы обсудить возможность организации новой партии. Однако Сакаса воспринял это как покушение на его полномочия, и Сандино решил не ссориться с президентом и отказаться от идеи создания партии. Он по‑прежнему видел в Сакасе союзника в неизбежном противостоянии с национальной гвардией.
Но полностью от идеи организации собственной политической силы Сандино не отказался. Он писал Ларе: «Я согласен с тем, что нет смысла продолжать попытки создания в Никарагуа третьей партии, и с тем, что необходимо ограничиться сохранением сандинизма со всем его высоким авторитетом, ведь он может стать решающим фактором в судьбах нации при первой же возможности, которая представится…»[380]