В целом ведущие деятели демократической партии США стали активно осуждать войну в Никарагуа, тем более что она не приносила блестящих побед, а стоила довольно дорого.
Положение республиканской администрации Кулиджа было весьма сложным. Ведь президент США не имел права начинать войну и посылать американские войска за границу без санкции Сената. Поэтому Кулидж настаивал на том, что никакой войны в Никарагуа вообще нет: там ведутся отдельные спецоперации против кучки бандитов. Однако сам размах боев в Никарагуа и возросшие потери элитной морской пехоты явно противоречили такому утверждению.
На слушаниях в Сенате 11 февраля 1928 года лидер демократов Свенсон спросил командующего Корпусом морской пехоты США генерала Уильямса, что случится в случае вывода американского воинского контингента из Никарагуа. Ответ генерала был честным: «Я думаю, что Сандино войдет в Манагуа и станет президентом, а многие богатые люди должны будут спасаться бегством»[312].
В апреле 1928‑го в конгресс была внесена резолюция о прекращении ассигнований на морскую пехоту.
В таких непростых для себя внутриполитических условиях администрация США поставила перед собой две задачи. Во‑первых, разгромить Сандино и «умиротворить» Никарагуа до президентских выборов в этой стране, намеченных на октябрь 1928 года. Во‑вторых, переложить тяжесть основных боевых операций в Никарагуа на плечи национальной гвардии, подготовку которой в связи с этим следовало максимально ускорить.
Как упоминалось выше, первоначально американцы не хотели видеть национальную гвардию слишком большой, чтобы она не смогла противостоять возможному военному вмешательству США. Однако восстание Сандино внесло в эти планы коренные изменения. По соглашению между правительством Диаса и США от 27 декабря 1927 года, численность национальной гвардии устанавливалась уже в 93 офицера и 1064 солдата. На ее содержание выделялась астрономическая по никарагуанским меркам сумма – 689 тысяч долларов. Но уже в 1928 году стало ясно, что численность национальной гвардии придется увеличить.
|
|
Однако в начале 1928‑го вся тяжесть боев все еще лежала на плечах морской пехоты США, которую поддерживали 12 разведчиков‑бомбардировщиков типа «корсар» и «фалькон», семь самолетов‑амфибий «ленинг» и пять трехмоторных транспортных самолетов «фоккер». Для борьбы с ними партизаны стали изготовлять динамитные ракеты.
Но несмотря на активное патрулирование в воздухе, внезапность была верным союзником партизан. 27 февраля 1928 года в засаду у местечка Эль‑Бромадеро попала сильная американская обозная колонна из Эстели, которую благословил на бой епископ департамента Гранада Кануто Рейес. 35 морских пехотинцев очутились под сильным огнем с фронта и тыла и едва смогли добраться до ближайшего холма, чтобы занять там оборону. Партизанам достался обоз, и, вместо того чтобы уйти в лес, они начали атаковать холм, где засели американцы. Только на следующий день подошедшие подкрепления (88 человек) сняли осаду.
Пять морских пехотинцев были убиты, восемь – ранены. Бой шел семь часов. По оценкам американцев, партизаны применили как минимум четыре пулемета, 600 винтовок и 200 динамитных бомб. Особенностью боя у Эль‑Бромадеро были низкие потери в рядах партизан – около 10 человек убитыми. Сандинисты явно научились воевать, и их высокий боевой дух дополнялся теперь хорошей сноровкой.
|
|
Сандино так описывал этот успешный для его партизан бой: «Мы уже хорошо изучили тактику янки… Установив пулеметы на ключевых позициях, мы стали ждать. Наконец наступил решающий момент… Наше оружие раскалилось докрасна. Бедняги янки падали как подкошенные. Такого разгрома я не видел никогда в жизни. В отчаянии, обезумев, они стреляли куда попало; они карабкались на деревья, но тут же падали, сраженные пулеметной очередью; устремлялись к пулеметным гнездам, но, рухнув, оставались лежать на полпути… Они бежали в панике. Наша победа была полной. Янки оставили на поле боя сотни убитых и раненых…»[313]
Американцы пытались укрыться на плантации сахарного тростника, но партизаны подожгли ее с четырех сторон. Затем Сандино великодушно приказал потушить огонь, чтобы в его пламени не погибли раненые.
В одном из последовавших боев партизаны напали ночью на американский военный лагерь. Чтобы в темноте не спутать своих с чужими, Сандино приказал своим бойцам раздеться, и они голыми атаковали морских пехотинцев.
После поражения у Эль‑Бромадеро американцы опять сделали упор на атаки отдельных партизанских отрядов с воздуха, так как наземные бои не приносили успеха и стали оборачиваться серьезными потерями в живой силе. Но партизаны знали примерный график разведывательных полетов (американцев подводила пунктуальность) и старались передвигаться только ночью и ранним утром. Американцы в качестве ответной меры обстреливали и бомбили даже мирно идущих по своим делам крестьян, если они казались им подозрительными.
|
|
Один такой крестьянин, которого чуть не убил выстрелами американский летчик, сбегал в лес за винтовкой и открыл огонь по самолету. В ответ американец сбросил на него бомбу, и крестьянину оторвало руку. Но и окровавленной культей он все еще ожесточенно грозил самолету.
Пилотов учили распознавать группы партизан по соотношению в них мужчин и женщин и даже по количеству белья, которое сушилось на веревках. Но зачастую авиация США просто бомбила населенные пункты, чтобы запугать их жителей. Было сожжено и разрушено около 70 никарагуанских деревень и поселков. Однако столь жестокие меры лишь толкали людей в лагерь Сандино.
Сандинисты наращивали боевые действия. С 30 июня 1927 года по 30 июня 1928‑го, по официальным данным, морская пехота США участвовала в 85 боях против партизан.
В феврале 1928 года Сандино в горах посетил корреспондент ТАСС. В разговоре с ним партизанский вождь изложил свои основные требования:
– немедленный вывод американских войск из Никарагуа;
– назначение временным президентом Никарагуа гражданского лица, которое до этого никогда не было кандидатом в президенты;
– организация новых президентских выборов под контролем комитета, состоящего из никарагуанцев.
Если советские и американские журналисты без особых проблем находили Сандино, то у американских военных это никак не получалось.
19 февраля 1928 года в докладе военной разведки американской морской пехоты в Никарагуа отмечалось, что локализовать расположение главных сил Сандино не удается. Приходится полагаться на случайные стычки и донесения местных жителей. Признавалось, что среди последних много откровенной лжи и преувеличений: «…три‑четыре увиденных всадника на следующий день превращались в 100». Американцы считали, что после битвы у Эль‑Чипоте престиж Сандино упал и люди бегут от него. Мол, если до этого сражения у Сандино было несколько сотен бойцов, то теперь примерно 60‑125. На самом деле после Эль‑Чипоте Сандино разделил свою армию на отдельные колонны, чтобы партизан было труднее заметить с воздуха.
Американская разведка отмечала, что части Сандино хорошо вооружены, главным образом благодаря реквизициям денег, мулов и продовольствия у местных и иностранных капиталистов. К тому же Сандино получал оружие от либералов Леона. Американцы знали, что большие группы сторонников Сандино живут в соседних государствах, занимаются бизнесом (например, выращивают кофе) и передают деньги партизанам.
Тактику партизан разведка морской пехоты США описывала следующим образом: «Без изменений. Враг оперирует ночью. Все банды, по нашим сведениям, на лошадях. Хотя, как предполагается, у них была возможность атаковать, они всегда избегали нас. Вероятно, враг попытается сконцентрировать различные группы в важных пунктах и продолжить операции, сходные с предыдущими»[314].
Эта разведсводка ясно показывает всю беспомощность американцев в Никарагуа. Они и не подозревали, что в Сеговии остались лишь мелкие группы партизан из местных жителей, главной – и успешно выполненной – задачей которых была имитация боевых действий для обмана противника.
А сам Сандино с лучшей частью своей армии двинулся на восток. Во‑первых, он хотел уйти из Сеговии, находившейся под плотным наблюдением американской авиации. Во‑вторых, партизаны решили нанести сильный удар по американскому бизнесу в Никарагуа.
Командующий морской пехотой на атлантическом побережье Никарагуа майор Ютли подозревал, что рано или поздно Сандино нанесет ему визит. Но Рождество и новогодние праздники прошли спокойно. Тогда Ютли решил сам взять Сандино в клещи. Американцы планировали продвинуться с побережья по реке Коко (пограничной с Гондурасом) на запад, в самое сердце партизанского края. Однако у интервентов не было ни карт этой местности, ни точных сведений о расположении главных сил Сандино. Поэтом 8 марта 1928 года Ютли отправил на моторной лодке патруль из пяти человек вверх по течению Коко. 26 марта патруль вернулся с уверенностью, что где‑то в районе деревни Уаспук находятся главные силы «бандитов» (хотя самих сандинистов амерниканцы так и не увидели).
В начале апреля 1928 года Ютли решил расположить в бассейне Коко усиленные блок‑посты, чтобы не допустить неожиданного нападения. Однако Сандино упредил врага. 12 апреля американцы узнали, что сандинисты захватили золотой прииск американской компании «Ла Лус и Лос Анхелес», экспроприировав золота на 2,6 миллиона долларов. Оборудование предприятия было уничтожено.
Как всегда, военные акции Сандино носили и политико‑пропагандистский характер. На сей раз был захвачен прииск, где когда‑то работал нынешний «президент» Никарагуа и американский ставленник Адольфо Диас. Именно на деньги хозяев этого предприятия был организован мятеж 1909 года, с которого и начались все нынешние беды Никарагуа.
Сандино давал своим рейдом понять американскому бизнесу: пока морская пехота США остается в Никарагуа, спокойной жизни у предпринимателей не будет.
В письме управляющему рудника Сандино писал: «Я имею честь сообщить Вам, что сегодня Ваш рудник превращен в руины по моему приказу в знак протеста против агрессии Вашего правительства, предпринятой против нашей страны на единственном основании грубой силы. Пока правительство США не прикажет вывести пиратов с нашей территории, не будет никаких гарантий неприкосновенности для американцев на нашей земле»[315].
Американские морские пехотинцы устроили передовые позиции в районе деревни Уаспук, но как только до них дошли слухи о приближении главных сил Сандино, они предпочли отступить под защиту флота в Пуэрто‑Кабесас. Авиация из Сеговии не могла ввиду ограниченности радиуса действия самолетов оказать своим коллегам в Москитии действенную поддержку.
Однако разгром приисков заставил американцев активизировать поиск партизан. Весь май 1928 года несколько усиленных патрулей морской пехоты блуждали по труднопроходимым джунглям в районе приисков. Их поддерживали самолеты‑амфибии. Но найти Сандино не удалось.
В конце мая в Пуэрто‑Кабесас прибыл командующий американской морской пехотой в Никарагуа генерал Логан Феланд. Он сообщил Ютли, что Сандино находится в восточном районе Сеговии, но из‑за трудных условий местности морская пехота в северной части Никарагуа добраться туда не может. Поэтому Ютли было приказано собрать мощную группировку и отправиться на розыски главных сил Сандино по реке Коко с востока.
26 июля 46 морпехов отправились в экспедицию. Еще столько же должны были вскоре последовать за ними. Шли сильные тропические дожди, река Коко вышла из берегов, и отряд с трудом продвигался вверх по течению. 4 августа морпехи заметили двух партизан, которые поспешно отступили в джунгли. Через пару дней произошла небольшая перестрелка с сандинистами. Самолет‑амфибия, который сбрасывал для американцев продовольствие, обнаружил неподалеку лагерь «бандитов». Отряд морпехов выступил на его уничтожение, но в резульате ожесточенного боя потерял одного человека убитым и трех – ранеными.
Между тем весной – летом 1928 года росла популярность Сандино во всем мире. Уже сам факт, что его люди оказывают умелое сопротивление самой мощной державе в мире, говорил в пользу генерала и его армии.
Важным было и то, что сторону Сандино приняло большинство мировой интеллигенции, оказывавшей серьезное влияние на умы в самых разных странах.
В марте 1928 года к Сандино обратился выдающийся французский писатель Ромен Роллан: «Я присоединяюсь к вашему протесту против того, что происходит в Никарагуа. Нападение на эту страну является частью мощного наступления северамериканского империализма с целью овладения всем Американским континентом». В июле 1928 года Сандино получил письмо от другого видного французского писателя Анри Барбюса: «Генерал! Я приветствую Вас от своего имени и от имени пролетариата и революционной интеллигенции Франции и Европы… В Вашем лице мы приветствуем Освободителя, замечательного солдата, борца за дело угнетенных, эксплуатируемых народов, против магнатов капитала»[316].
Именно в этом письме Барбюс назвал Сандино «генералом свободных людей» – и так вождя никарагуанцев стали звать во всем мире.
31 июля 1928 года приветствие Сандино направил VI Конгресс Коминтерна: «…братский привет рабочим и крестьянам Никарагуа, а также героической армии генерала Сандино, сражающейся за национальную независисмость и ведущей решительную борьбу с империализмом Соединенных Штатов»[317].
В Гондурасе друг Сандино поэт Фройлан Турсисос издавал газету «Ариэль», в которой печатались материалы сандинистов. Комитеты помощи Сандино активно работали в Коста‑Рике и в Мексике. В Мексике представитель Сандино Педро Сепеда издавал «Бюллетень сандинистов». Профсоюзы самых разных политических направлений регулярно проводили антиамериканские демонстрации.
11 апреля 1928 года посол США в Мексике Морроу пытался добиться от тамошнего министра иностранных дел запрета Комитета помощи Сандино. К тому времени президент Мексики Кальес уже помирился с США и старался без нужды не злить северного соседа. Однако запретить деятельность комитета мексиканцы отказались – это стало бы крайне непопулярной мерой.
В Вашингтоне сознавали, что проигрывают пропагандистскую войну против Сандино. 12 июня 1928 года госдепартамент разослал во все дипломатические представительства США в Центральной Америке циркуляр с требованием усилить контроль за деятельностью Антиимпериалистической лиги (эта организация была создана коммунистами и активно собирала средства для Сандино). 2 июля посланник США из Гондураса Саммерли ответил: «Комитет помощи Сандино» активно собирает для никарагуанских партизан деньги, но нельзя ожидать каких‑либо действий президента Гондураса против этой организации ввиду «широких симпатий местных жителей к Сандино»[318].
К Сандино стекались и добровольцы из различных латиноамериканских стран: кубинцы, гондурасцы, сальвадорцы, колумбийцы и т. д.
31 мая 1928 года посланник США в Никарагуа Манро отмечал, что «в низших слоях распространены настроения в поддержку Сандино». Он требовал новых подкреплений морской пехоты в преддверии намеченных на 4 ноября 1928 года президентских выбров. К августу 1928‑го морская пехота США контролировала уже практически все департаменты Никарагуа, основные дороги и водные пути. К ноябрю американских солдат в Никарагуа было уже около 6 тысяч.
Однако, зажатый между отрядами морской пехоты США в Сеговии и в бассейне реки Коко, Сандино упорно сопротивлялся, и американцы никак не могли нанести ему серьезного поражения. Зато 7 августа 1928 года близ местечка Волива сандинисты нанесли поражение морской пехоте снова. Сандино, в чью шляпу попали несколько пуль, сам руководил боем. Потом он торжественно сказал своим бойцам, что победа одержана в тот же день, в который 111 лет назад Симон Боливар выиграл сражение у испанцев при Бояко.
Через месяц партизаны ждали прибытия лодок с патронами и продуктами, которые вели по реке Коко женщины. Когда началась разгрузка, неожиданно налетела американская авиация, и женщины бросились в лес. Сандино заметил, что на берегу остался четырехлетний ребенок. Не раздумывая, генерал под пулями схватил его и отнес в безопасное место. Сандино вспоминал: «Схватив мальчика, я стремглав бросился в лес. Вокруг свистели пули. Пробежав несколько метров, я почувствовал, что ребенок вздрогнул. Я не придал этому значения, но, добравшись, наконец, до своих, я увидел, что мальчик покрылся смертельной бледностью и похолодел. Он умер у меня на руках. Не от пули, нет, он умер от испуга»[319].
В июле 1928 года либералы выдвинули на пост президента предателя и смертельного врага Сандино Монкаду. Консерваторы утвердили кандидатуру Адольфо Бенарда, причем американцы фактически предотвратили раскол консервативной партии, заставив Чаморро выйти из игры. Обе партии просили американские войска контролировать выборы на местах. Чтобы американцы перестали относиться к либеральной партии с подозрительностью, Монкада еще за несколько недель до выборов сообщил в их дипмиссию, что в случае избрания будет просить США контролировать и выборы 1932 года. 19 октября 1928 года Монкада направил письмо с аналогичными заверениями кандидату консерваторов Бенарду.
В сентябре 1928 года морская пехота США начала регистрацию никарагуанских избирателей (эта акция проходила с 23 сентября по 7 октября). Сандинисты перешли в наступление, стремясь сорвать выборы хотя бы на севере Никарагуа. 2 октября сандинисты заняли небольшой городок Сан‑Маркос неподалеку от Хинотеги и убили четырех сторонников либеральной партии, которые вели там агитацию.
Американцам пришлось разместить патрули во всех более или менее крупных населенных пунктах. Офицеры и солдаты Корпуса морской пехоты США возглавляли 432 избирательных участка, якобы для предотвращения подлога и фальсификаций. Сандинистам не удалось сорвать регистрацию избирателей, так как морская пехота США контролировала все крупные города страны. Всего были зарегистрированы 150 тысяч избирателей – на 35 тысяч больше, чем в 1924 году[320].
4 ноября 1928 года на президентских выборах победил кандидат либеральной партии Монкада, набравший 70 120 голосов. За консерваторов проголосовали 55 839 избирателей. Если в среднем по Никарагуа проголосовали 88 % зарегистрированных избирателей, то в департаментах Нуэво‑Сеговия и Хинотега (где действовали сандинисты) – 82 %[321].
Как только Монкада вступил в должность, он отправил бывшего вождя либералов Сакасу посланником в США. По неписаной никарагуанской политической традиции того времени это означало, что Сакаса будет кандидатом от либералов на следующих президентских выборах в 1932 году. Одним из своих первых указов Монкада назначил своего родственника Анастасио Сомосу как знатока английского языка и приемлемую для американцев кандидатуру заместителем министра иностранных дел. Одновременно Сомоса был награжден орденом.
4 декабря 1928 года адмирал Селлерс предложил Сандино прекратить борьбу, так как теперь в Никарагуа у власти находится законно избранное правительство. Но Сандино опять отказался сдаваться до тех пор, пока американская армия не покинет Никарагуа.
Тем не менее Сандино был готов к диалогу с Монкадой. В ответном письме Селлерсу он писал: «Я заявляю, что только с генералом Хосе Марией Монкадой я мог бы пойти на переговоры с целью достижения прочного мира в нашей стране. Являясь членом либеральной партии, он, хотя и предал родину, может исправить свои ошибки, поклявшись перед никарагуанским народом и либеральной партией уважать основы соглашения, которые будут нами выработаны». Но и соглашение с Монкадой Сандино был готов заключить при одном условии: «Эвакуация с территории Никарагуа североамериканских вооруженных сил»[322].
Монкада, естественно, отказался. В интервью «Нью‑Йорк Таймс» он заявил: «Американская морская пехота является гарантией свободы и процветания. Если она покинет Никарагуа, воцарится анархия…»[323]
Между тем президентские выборы состоялись и в США. Демократы, обещавшие вывести войска из Никарагуа, потерпели поражение. Президентом стал республиканец Гувер. Насколько большое значение в Вашингтоне уделяли Никарагуа, свидетельствует тот факт, что 27 ноября 1928 года (еще до своей инаугурации) Гувер прибыл в Коринто с визитом «доброй воли». Правда, этот визит «доброй воли» был осуществлен на борту линкора «Мэриленд».
Сандино 6 марта 1929 года обратился к Гуверу с открытым письмом: «Сеньор!
Имею удовольствие сообщить Вам, что наших солдат не сломили бывший американский президент Калвин Кулидж и государственный секретарь Фрэнк Келлог. По их приказу убивали людей на моей родине, сжигали поля, насиловали женщин, пытались отобрать наши священные права на свободу. Но освободительная армия по‑прежнему готова сражаться и побеждать…»[324]
Однако в политическом отношении Сандино оказался в начале 1929 года в сложном положении. И его армия, и население Сеговии устали от войны. К тому же многие бойцы считали, что цель достигнута – в результате выборов к власти пришли либералы, которые и начали восстание в 1926 году. За что воевать, если и сам бывший вождь либералов Сакаса признал выборы легитимными? Слабой стороной восстания Сандино была и недостаточная связь с городским населением, которое тоже в большинстве считало выборы легитимными.
Сандино собрал представителей Либерально‑республиканской, Лабористской (то есть рабочей) партий и группы «Солидарность». На этом собрании было решено не признавать Монкаду как президента, навязанного стране иностранной армией. В качестве альтернативы была образована правительственная хунта во главе с Педро Сепедой (представителем Сандино в Мексике). Сам Сандино стал генералиссимусом Армии защитников национального суверенитета[325]. Однако партии, на которые решил опереться Сандино, были среди большинтсва населения непопулярны. Никарагуанцы по‑прежнему ассоциировали себя (во многом по семейным традициям) только с либералами или с консерваторами.
В этих условиях Сандино решил временно прекратить борьбу, чтобы дать Монкаде возможность без давления договориться с американцами о выводе войск. 6 января 1929 года Сандино отправил послание президенту Мексики Портесу Хилю с просьбой принять в Мексике его самого и штаб армии. Письмо было передано с капитаном армии Сандино Паредесом – мексиканцем по национальности.
3 января 1929 года состоялось совещание Монкады с посланником США и командованием американских войск в стране. Американцы рекомендовали начать постепенный вывод своих войск и сократить контингент морской пехоты до 3500 человек. Монкада в это время должен был более активно формировать части национальной гвардии, призванные заменить оккупантов в борьбе с сандинистами[326]. Президент ответил, что готов держать в стране морских пехотинцев столько человек и столь долго, сколько пожелают США. В то же время он хотел образовать отряды «тщательно отобранных» добровольцев, численностью не более 500 человек, чтобы помочь морской пехоте в боях против Сандино. Для того чтобы сделать национальную гвардию эффективной боевой единицей, по мнению Монкады, требовалось не менее двух лет, и в течение этого срока американская морская пехота должна была оставаться в стране.
К сентябрю 1929 года численность национальной гвардии составляла 1846 человек.
Монкада действительно сформировал из бывших либералов две колонны вспомогательных добровольческих войск и направил их в зону действия партизан. Многие, в том числе и сами американцы, ошибочно расценили это как проявление самостоятельности нового президента, который хотел обойтись в умиротворении Никарагуа без иностранных войск. Правда, в оперативном отношении добровольцы все равно подчинялись американским офицерам на местах.
По инициативе Монкады в охваченных партизанским движением районах Никарагуа было объявлено осадное положение. Американцы прекрасно понимали, что это означает на практике усиление репрессий против мирного населения, поэтому оговорили за собой право не участвовать в проведении в жизнь основных положений режима (США заботились о своей и так уже изрядно подмоченной событиями в Никарагуа репутации). Например, американцы решили передавать всех пленных национальной гвардии, прекрасно понимая, что их ждет не только верная, но и мучительная смерть.
И до введения осадного положения национальные гвардейцы прославились своими расправами над мирным населением. Пленным часто отрубали руки, чтобы они больше не могли взять в них оружие. У национальной гвардии даже сформировался набор излюбленных «спортивных» казней. Например, «корте де кумбре» («отрезание вершка» по‑испански) – жертву привязывали к дереву и сильным ударом мачете отрубали верхнюю часть черепа, одновременно развязывая веревки, чтобы труп упал на землю. Или «корте де чалеко» («разрезание жилета») – у пленного отрубали руки и ноги, а затем вспарывали живот. Еще был «корте де блумер» – отрезали руки и ноги и оставляли человека истекать кровью.
После введения осадного положения репрессии приняли уже легальный характер. Американцы лицемерно обещали содействовать ограничению «экцессов» национальной гвардии, но в действительности и сами не брезговали никакими зверствами.
Весь корпус морской пехоты США был заражен расистскими предрассудками в отношении никарагуанцев, которых считали грязными, расово неполноценными, дикими и не поддающимися влиянию цивилизации. Поэтому и обращаться с такми людьми следовало как с животными – без всякого сочувствия.
Например, один американский морской пехотинец (никарагуанцы дали ему презрительную кличку Фелипон) услышал в городе Сан‑Рафаэль‑дель‑Норте, как идущая по улице женщина позвала своего маленького сына: «Идем, Аугусто!» Упоминания ненавистного американцу имени оказалось вполне достаточным для того, чтобы морпех вырвал ребенка у матери и бросил его в реку. Когда обезумевшая от горя мать кинулась спасать ребенка, ее арестовали за нарушение «общественного спокойствия».
В городке Ла‑Пинтада Фелипон вместе с другими морскими пехотинцами обыскивал дом. Оттуда выбежал и бросился наутек 12‑летний мальчик. Фелипон выстрелил ему в спину, потом подошел к раненому, ножом вспорол ему грудь, достал сердце и бросил своей собаке.
Лейтенант Макдональд привязал к двери дома пожилую женщину и поджег дом. Сгорела вся семья. Лейтенант Ли (которого прозвали Мясником) выхватил у крестьянина пятимесячного ребенка, подбросил его вверх и «поймал» на штык. Он же отобрал у одной никарагуанки двухмесячную девочку, взял за ножки и разорвал пополам[327].
Лейтенант Стюарт расстрелял пленного партизана из пулемета, потом отрезал у трупа уши и привязал их к своему боевому коню в виде «трофея».
Один солдат шел по улице Манагуа, когда пятилетний мальчик неосторожно уронил рядом в лужу мяч и забрызгал американцу брюки. Тот достал пистолет и хладнокровно расстрелял «хулигана».
Зверства морской пехоты и национальной гвардии только усиливали симпатию людей к Сандино, но к началу 1929 года население Сеговии устало воевать. Все надеялись на скорый вывод американских войск после выборов.
В марте – апреле 1929 года большая часть армии Сандино разошлась по домам. В апреле американская разведка констатировала, что как «национальный герой Латинской Америки» Сандино «кончился»[328].
В мае Сандино получил ответ от Портеса Хиля. Мексиканский президент писал, что с удовольствием предоставит Сандино убежище и даже возьмет на себя расходы по его проживанию в Мексике.
Следует отметить, что, несмотря на активное давление США, правительство Мексики отказалось признать Монкаду легитимным президентом Никарагуа. В январе 1929 года в ответ на соответствующий запрос американского посла в Мексике Морроу министр иностранных дел Эстрада сказал, что Мексика не может признать режим, чей суверенитет ограничен присутствием иностранных войск[329]. Портес Хиль придерживался той же точки зрения. Он предложил Морроу на миг представить себе, что иностранные войска находятся не в Никарагуа, а в США: «Что Вы тогда скажете, мистер Морроу?»
В первых числах июня 1929 года Сандино вместе со своими помощниками переплыл пограничную с Гондурасом реку Гуайапе. В столице Гондураса Сандино остановился в мексиканском посольстве. Оттуда на предоставленном правительством Гондураса специальном поезде группа выехала в Сальвадор. На границе Сандино встречал сальвадорский военный министр и несколько высших военных чиновников. Один из них, начальник канцелярии военного министерства Монтальво поздоровался с Сандино и заявил, что не будет больше мыть свою руку[330]. Из Сальвадора на машине Сандино направился в Гватемалу, где на границе его встречал президент этой страны генерал Ласаро Чакон.
Следует отметить, что и в Гондурасе, и в Сальвадоре, и в Гватемале Сандино приветствовали многотысячные демонстрации.
28 июня 1929 года Сандино прибыл в мексиканский порт Веракрус, где его приветствовал командующий местным военным округом генерал Мигель Акоста.
Однако, хотя Портес Хиль и подавляющая часть мексиканцев искренне восхищались Сандино, Мексика все же не желала портить из‑за него с таким трудом налаженные после конфликта 1925‑1927 годов отношения с США. Поэтому Сандино не рекомендовали приезжать в Мехико и отвели для проживания город Мериду на отдаленном Юкатане. Не собиралась Мексика и оказывать Сандино помощь деньгами или оружием на официальном уровне.
На самом деле, перед тем как дать Сандино согласие на приезд в Мексику, Портес Хиль запросил мнение на сей счет Морроу и госсекретаря Келлога. Ни тот ни другой не возражали, так как считали, что отъезд Сандино из Никарагуа приведет к краху партизанского движения. Однако американцы поставили Портесу Хилю несколько условий: