- Бестолочь! – вскричала Ведьма, выбегая на крыло, – утонешь, домой не возвращайся!
Но ответили ей, только пузырьки воздуха, поднявшиеся из толщи воды. Леший, камнем пошёл на дно.
- Нет, это ж надо? Какая скотина! – всполошилась Катя, вбегая в салон. – Я ему стоять Зорька, а он как мешок с какашками, раз и одни пузырьки... – Быстро собрала все спасательные жилеты и только собиралась выкинуть эту кучу жилетов спасать Лешего, но остановилась как вкопанная.
В дверях стоял довольный улыбающийся Леший, в его руках трепыхалась огромная кувшинка с лилией в середине.
- Я! Я! – задыхалась Катерина, – я здесь сума схожу, потонул, думаю последний мужик... а он тут заигрывания совершает... Хрен моржовый...
С этими словами она врезала Лешему в нос да, видимо сгоряча, да слишком сильно, так как сразу же пожалела о содеянном. Леший же не ожидавший такого поворота событий, моментально оказался снова в воде. Он хлопал безумно расширенными глазами, не понимая, что произошло, громко отфыркивал воду изо рта.
Ведьма опустилась перед бултыхающимся Дмитрием на колени и протянула к нему руки, видимо хотела извиниться. Леший расплылся в загадочной улыбке и осторожно двинулся на встречу. Но Катерина передумала и, отстранившись, строго спросила.
- Тебе не больно?
- Нет мне теперь даже очень приятно я...
- Ладно, замнём. – Катя, смущено краснея, потёрла ушибленный кулак. – Ты чего это вдруг заигрывать-то взялся, мене кажется, что сейчас не самое подходяще время...
- Да я Кать и не думал вовсе...
- Не думал? – рассердилась Ведьма.
Леший вовремя отплыл подальше, а то так и получил бы самодельным веслом по голове.
- Ты чего? Дура?
- Это ты мне? – Ведьмачка отчаянно колотила по воде веслом, пытаясь пригнать течением Лешего к себе.
- Тебе конечно. Ты же меня утопишь.
- И утоплю, будь ты проклят, пугало огородное...
Она ещё долго ругалась и кидалась всякими вещами, принесёнными из салона, пытаясь достать Лешего. Но Дмитрий погрузился в раздумья, покачиваясь на спасательных жилетах.
"– Эка забавная вещь эти женщины! – размышлял Леший. – Хороший мужик – это плохо. Плохой – тоже для них нехорошо. Улыбнулся – заигрываешь. Грустный – нытик. Пьяный и вовремя – значит, где-то с тётками отдыхал. Трезвый, но поздно – у любовницы был. Пьяный и поздно – переживают, как бы кто не обобрал. Получку отдал всю, но с улыбкой – значит, где-то заначку оставил. Купил на эту заначку подарок ей – теперь ей это ненужно, а нужно то, что нужно было всегда. Подарил то, что нужно – недовольна, почему, мол, не мог что-нибудь этакое придумать, чтобы приятно было. Не поймёшь их, как управляться с ними, ума не приложу. Хорошо, что я одинокий… почти..."
- Леший! Мать твою... – услышал Дмитрий, выходя из думок. – Спит он там ирод окаянный. Ты посмотрел, что нас не отпускает...
- Да. Там, Катенька, кувшинки на винты намотались...
- И ты их, конечно, уже снял с винтов, да?
- Нет! Ведь ты мне и слова-то не дала сказать, сразу в морду заехала.
- Так не болтайся там, как поплавок. Греби их отматывать, бестолочь. Без меня ты это решить не мог?
- Так я–я–я–я, О–о–о–о! Вау–у–у! Ха–ха–ха! – Леший испугано закрутил глазами, практически на половину выныривая из воды, не прекращая неистово смеяться.
- Что это тебя так рассмешило, хотела бы я знать?
- Катька! – завизжал Леший, пытаясь обмотаться спасательными жилетами, – меня там кто-то нюхает! А! А! А!
- Если ты там не прекратишь придуриваться, я тебя сейчас вытащу и сама понюхаю... а ну плыви брасом, винты распутывать...
- Я серьёзно. В меня там кто-то носом тычется, может рыбы какие-нибудь?
Незаметно для себя Леший приблизился к Вороноплану на то расстояние, с которого Катерина могла бы достать Лешего веслом. Она не заставила себя долго думать и оглушила ржущего в воде друга веслом по голове. Весло сломалось и Леший, громко
ругаясь и булькая, ушёл под воду. Зато из воды показался остроконечный, бледно-серый плавник, явно большой и хищной рыбы. Катеринино сердце сжалось в комочек, и готово было прекратить стучать от наполнившего его ужаса.
- Мамочка! – сквозь ладони зажимавшие рот, прокричала Ведьма. – Это же акула!
Плавник медленно разрезал морскую гладь, курсируя вокруг кучи спасательного снаряжения, посреди которой бурлил Леший всё ещё не показывавшийся из воды. Акула сделала несколько кругов в одну сторону, потом сменив направление, покружила ещё немного, словно исследуя, что это, мол, ей там такое попалось.
Они вынырнули практически вместе. Голова лешего с большой шишкой на макушке и лоснящаяся морда Акулы. Они столкнулись, но с носу. Леший не растерялся и показал Акуле кукиш, та в свою очередь попыталась оттяпать фигу, но Дима вовремя убрал руку под воду. Акуле только и оставалось, что смачно клацнуть челюстями в воздухе и, сдвинув брови, нырнула к ногам Лешего.
Так из воды мог бы вынырнуть только КОПЕРФИЛЬД.
Это надо было видеть:
Поняв, что твориться неладное, Леший штопором вышел из воды вверх метров на пять. Зависнув там, буквально, несколько секунд, опустился на воду и как человек, (который бежал бы по холодному полу, или боялся бы ошпарить, или поранить ступни), рванул по направлению к Вороноплану, высоко задирая ноги прямо по поверхности воды, ни разу не погрузившись в пучину. Это всё происходило только мгновение.
В следующие мгновение, разозлённая морда Акулы смотрела своими черными зрачками прямо в глаза онемевшей от происходящего Катерине. Затем мерзкая рыба, лязгнув зубами, сплюнула и набросилась на ни в чём неповинные спасательные жилеты. Она рвала их на маленькие кусочки, они взрывались, выпуская
воздух, свистели и шипели. Это видимо ещё больше злило рыбу и она, ещё более свирепей набрасывалась на кучу.
Катерина под этот шумок заглянула в салон. Там в самом конце содрогалась и тряслась куча чемоданов. Так же было слышен стук зубов.
- Димка? – она постучала по верхнему чемодану.
- Чего тебе? – жалобно ответил незнакомый голос.
- Это ты там трясёшься?
- Опять издеваешься! – голос отвечающего надламывался и переходил на рыдание.
- Да нет же, дурашка, я же жалею тебя...
- Ага! Тебя бы вот так... я б на тебя посмотрел потом...
- Да всё уже, она там с бельём возится, здесь-то ты в безопасности.
Леший вылез из–под чемоданов и уткнулся Катьке в плечо, тело его содрогалось в рыданиях. Ведьма прижала его к себе и, гладя рукой по мокрым волосам успокаивала:
- Всё, всё, всё... Она уже ушла. Теперь уже ушла. Больше она тебя не тронет, большая, плохая, зубастая рыбка...
- Она меня укусила! – зарыдал Леший, сильнее вжимаясь в Катеринину мягкую грудь.
- Ну-ка, ну-ка! – Катя, надо признаться с трудом, но оторвала лицо лешего от груди. – Покажи-ка, покажи-ка.
- Вона как... – Леший высунул вперёд ногу. Она и вправду была сильно разодрана и кровоточила. Димка снова рухнул на грудь к Кате, изображая обморок.
- Всё-таки зацепила зараза, – сквозь зубы сказала Ведьма, – давай может, перевяжем что ли?
- Не поможет это, – рыдал Леший, – у неё, наверное, зубы-то ядовитые, я теперь умру от конвульсий, быстро и мучительно.
- Не болтай глупости, откуда у акул яд?
- А я-то, откуда знаю?! Я ж не Водяной, я Леший.
- Сейчас присыплем порошочком, и всё пройдёт.
- Нет, не пройдёт... – не унимался Леший, – теперь гангрена произойдёт, и умру я как нищий в канаве.
- Хватит скулить, а тоя тебя снова в воду вытолкаю, объясняй потом акуле, что ты устал, что с работы только что пришёл… МОЛЧАТЬ!
Леший покорно замолчал.
Катерина, порывшись в юбках, извлекла какие-то баночки и бинты. Вылила одну склянку на ногу Лешему, кровь зашипела и покрылась розовой пеной.
Леший закатил глаза, закусил губу и замычал.
Бережно стерев это с раны ватой, присыпала каким-то порошком, пошептала, поплясала и, поплевав в стороны, завернула всё мягким, тёплым бинтом. Отгрызая кончики бинта зубами, Катерина глянула на Лешего. Тот блаженно закрыв глаза, оттопыривался на груде чемоданов. Она улыбнулась.
- Вот и всё.
- Катька! Ты волшебница! – заключил Леший. – Я бы тебя просто расцеловал...
- Ну?
- Да некогда...
- Ну, гад! – Катя замахнулась на Лешего, тот робко осел в чемоданах.
- Кать, да я не в том смысле… я в смысле… надо мужа твоего спасть.
- Я что, по-твоему, дура полная, не знаю, что делать надо?
Леший пожал плечами.
- Та-а-ак! – вскипела Ведьма, – а ну бегом кувшинки разматывать… живо...!
Леший сделал серьёзное лицо, и пальцем показав на забинтованную ногу, развёл в беспомощности руками "мол, я бы с удовольствием, но...".
- Симулянт! – прыснула Ведьмачка и направилась к дверям.
- Катька стой!
- Что ещё? – она остановилась в проёме, живописно отставив ножку, и её силуэт приятно щекотал основание живота.
- Я заешь что придумал...
- Ну!
- Надо бы эту тварь поймать да к Вороноплану привязать. Она нас прямо к острову и притащит.
- Умный да? Ты видел, какие у неё зубища?
Леший неприятно поморщился, потирая опухшую ногу.
- А мы её на удочку подцепим.
- А она дура такая? Сразу и клюнет да?
Препирались бы они долго, но акула не уплывала. Вдобавок ко всему к ней присоединились ещё три. Они плавали вокруг, иногда высовывая свои злобно-радостные тупые морды.
Наши герои всё же пришли к единому мнению. Кое–как смастерив удочку из найденных в вещах пассажиров лески и якоря. Леший предложил в качестве наживки спасательный жилет, вспоминая как эта «злая сучка» набросилась на них и рвала в клочья.
Найти жилет полбеды, а как сделать, чтобы эта тварь поплыла к острову, а не в другую сторону было загадкой.
- Надо одному из нас приманкой побыть, – высказал своё предположение Леший.
- Да ты просто профессор… да?
- Не жалуюсь...
- Это ты мне, конечно, эту роль припас?
- Ну, так я же одноногий. Я и минуты на воде не продержусь.
- А если она меня догонит и сожрёт?
- Ну, я не знаю... – Леший углубился в мысли.
Думай не думай, а действовать надо.
РАССКАЗКА ДЕСЯТАЯ
Ты помнишь, как всё начиналось?
Всё было впервые и вновь.
Как строились лодки и лодки звались:
Вера, Надежда, Любовь...
(Макаревич)
Н ацепив на якорёк спасательный жилет, Катерина как заправский рыболов-любитель, лихо закинула наживку акулам. Леший же конечно пытался командовать, наполовину высунувшись из иллюминатора.
Поначалу рыбы никак не реагировали на приманку. Катя и свистела и цокала, подзывая хищников. Леший, скверно ругался, кидался в них всякими вещами и один раз даже попал по морде одной самой любопытной. Но тем самым привлёк внимание акул к себе, но только не к жилету.
- Может им одного жилета мало будет? – высказал предположение Леший, отталкивая акул лыжной палкой от иллюминатора.
- А может мы тебя, вместо наживки посадим... – парировала Ведьма.
Она старалась что есть мочи. Но всё было напрасно. Твари лениво плавали вокруг, не уходя, но и не приближаясь.
- Ждут, когда мы от голода сдохнем, – печально сказал Леший и, отмотав кусок бинта от ноги (уж больно та чесалась), почесал болячку и бросил кусочек окровавленного бинта в воду.
Как бешеные псы, акулы бросились на этот кусочек и, вырывая друг у друга, пытались его сожрать, лязгая зубами, толкаясь, ругаясь на своём непонятном языке, растопыривая отвратительные жабры. Приплыли и ещё три клыкастые подружки. Они боялись вклиниться в спор завсегдатаев, но упорно выжидали, может, останется, что ни будь и им.
- Слетелись? Вороны! Мать вашу, рыбьи головы... – закричал Леший и стал палкой отпихивать их от иллюминатора. – Брысь, брысь!
- Димка! – крикнула Ведьма, увидев эту ожесточённую возню, – ты чем это их так раззадорил?
- Да я бинт с ноги выкинул, так они готовы друг друга сожрать... У, волки позорные, родину продадут за кусок окровавленного мяса...
Катя с Димой, молча переглянулись. Одна и та же мысль пришла им в их изнывающие от зноя и жажды мозги. Некоторые бы крикнули ЭВРИКА! Наши же, крикнули лозунг попроще, что поделать, провинция...
- Во, бля!!! – это было хором.
Дальше Ведьма: – Ты весь бинт выкинул?
- Нет, только кусочек, ещё много осталось.
- Отматывай быстрее!
Отмотав ещё половину бинта, разумно сэкономив на будущее, они обвязали им жилет, и вновь Катерина кинула наживку в воду.
Не сразу, а как, только почуяв запах крови, хищники накинулись на жилет, но одна самая проворная та, что была здесь первой, разинула свой отвратительный рот и целиком проглотила наживку. Остальные в замешательстве пытались отнять трофей, кусали её за плавники, умоляюще заглядывали ей в глаза. Но она непреклонно мотала головой в стороны и извивалась всем телом, шипела и пускала пузыри, отпугивая соперниц.
Леший подскочил к Ведьме и принялся вязать леску к креслам салона, так было надёжней, нежели женские, хотя и крепкие руки.
Акула, почувствовав неладное, стала метаться из стороны в сторону, как пойманный в капкан тигр. Она рвалась, ныряла и выпрыгивала. Иногда всплывала кверху брюхом, пытаясь таким образом обмануть рыбаков своей дохлостью. Но, не дождавшись желанной свободы, вновь срывалась, как умалишённая и металась, выпучивая наливавшиеся злобой глаза.
Однако Вороноплан не двигался с места.
- Глупо это всё... – посетовала Катя, устало прижимаясь к корпусу Вороноплана, – эта тварюга способна только зубы скалить.
- Надо её разозлить как-нибудь, – предложил Леший.
- А она, по-твоему, сейчас добрая вся такая и пушистая. Иди, погладь. Может она ещё, и мурлыкать начнёт?
- Ну, тогда напугать...
- Пугай! Тебе делать нечего, ты и пугай... Она сжалятся над тобой и ещё одну ногу оттяпает...
- Ну и ладно, ну и напугаю… – Димка порылся в карманах. Там он обнаружил настоящий милицейский свисток. – Ментов все боятся! – улыбаясь, сказал он и, набрав в лёгкие побольше воздуха, свистнул что есть мочи.
Трель милицейского свистка разорвала монотонный гул океана на тысячу отголосков. Небо сжалось в комочек и сделалось каким-то маленьким и беззащитным, зато стало посветлее. Редкие и далеко летящие птицы замерли на одном месте, часто махая крыльями, пытались разглядеть источник опасности и при малейшем приближении врага скрыться куда подальше. Даже как-то жутковато стало на душе, уж больно неожиданным оказался этот звук для этих мест.
Все свободные акулы моментально сгинули, а та, что попалась, застыла в воде колом. Глаза её были прикрыты, пасть отвалилась и из неё стекала жуткая, тянущаяся слюна. Зато вокруг неё бурлила, всплывая жёлтая пахучая жидкость.
- Тьфу ты уродина, – увидев это, выругался Леший, – описалась, кажись от страха.
Выбежала Катерина: – Ты что натворил? Придурок. Это у неё шок?
- От шока какаются, а это она от неожиданности… стыд потеряла, – заключил Леший.
- Потеряла или нашла, это меня не интересует. Меня интересует, кто нас теперь до острова повезёт?
- Да дай ты ей время, она отойдёт и ломанётся куда-нибудь.
- Вот именно, куда-нибудь, а надо-то к земле.
- Ну, может у неё там гнездо где-нибудь рядом...
- В башке твоей тупой гнездо, а эти твари живородящие...
- Какие, какие?
- Жи-во-ро-дя-щи-е, – по слогам пропела Ведьма.
- А икру значит, по-твоему, птицы мечут?
- Птицы, яйца несут. – Катерина, покрутила пальцем у виска Лешему. – Дятел.
- О! О! О! Профессорша… нашлась... Прямо в магазин они их и таскают…
- Смотри, что, делается-то... – прервала прения Катерина, указывая пальцем в сторону земли.
Со стороны континента приближалась, и довольно стремительно, белая точка.
- Не тали это тварь, что Недостатка унесла? – напрягая зрение, размышлял вслух Леший.
- Ой! Она прямо сюда летит! – Ведьма вцепилась в рукав Лешего.
Точка приближалась, превращаясь в белую, наглую птицу. Сказать, что это и есть та самая, что осиротила Путешественников, с полной уверенностью было нельзя. Ведь, как они для нас на одно лицо, так и мы для них одинаковые.
Птица жадно растопырила крылья, нависнув над стоячей в столбняке акулой. Громко и призывно каркнула, сделав ещё круг, стала снижаться. Она оказалась раза в два больше этой и так немаленькой рыбки. Резко сложив крылья, она ринулась на акулу и, стиснув на её жабрах острые когти, легко и непринуждённо взмыла вверх, унося добычу.
Добыча добычей, но наша акула была поймана на бинты Лешего, что теперь находились в глотке этой акулы. А бинты-то на жилете, а жилет на крючке, крючок привязан к леске, леска хоть и толстая, но привязана-то к Вороноплану.
Как только леска натянулась, Вороноплан дёрнулся. Катя с Димой едва успели спрятаться от греха подальше в салон. И наблюдали происходящее в иллюминаторы.
Птица, почувствовав тяжесть, с изумлением посмотрела на добычу в своих лапах и клюнула её в морду, чтобы та не сопротивлялась. Легче, почему-то, не стало. Она перевела взгляд назад и душераздирающе крикнув, прибавила ходу. Ей было невдомёк, что большая водяная птица не гонится за ней, а просто привязана к акуле. Было жалко бросить добычу, было страшно сбавить ходу, страшная большая птица была рядом. Домой, там спасенье, там её муж он крепкий самец из рода старых альбатросов, в обиду не даст, а еду детям. Детишкам, они маленькие, вечно голодные, ротиком так делают АМА–АМА. Пищат, жалко их.
Вороноплан сотрясался, стуча брюхом по волнам. Ведьма и Леший хоть и пристегнули ремни безопасности, но тошнило их по очереди. Да, болтанка была редкостная. Умопомрачающая... можно было бы сказать.
- Катька! – кричал сквозь скрежет Леший. – Там земля близко? Ты не видишь?
- Нет. У меня в иллюминаторе всё скачет...
- У меня тоже, но вроде уже близко...
- С чего ты это взял? – изумилась Ведьма.
- Да у меня тут к стеклу рак какой-то прилип глаза, так забавно пучит.
- И что, по-твоему, это признак близкой земли?
- Нет, конечно, но надежда что эта болтанка кончится, всегда остаётся...
Да! Это всё было уже близко: поросший пальмами берег окаймлял чудовищных размеров вулканические черные горы. Из них иногда шёл дым, а иногда изрыгалось пламя, но тогда содрогалась земля.
Птица, поняв, что на такую высоту эту рыбёшку она не подымет, так как еле дотащила до берега, решила её бросить. Решила и бросила.
Всё кончилось, так, как и началось… внезапно и вроде бы не так уж плохо. Вороноплан мягко прошуршал по прибрежному песку где-то с километр и врезался в пальмы. С них посыпались местные продукты прямо на крышу Вороноплана.
Катерина очнулась первая. За иллюминатором было уже темно. Она вышла на крыло Вороноплана. Мягкий порыв ветра разметал завивавшиеся пряди волос. Подставив этому потоку лицо, радостно вдохнула незнакомые запахи нового мира.
И так было радостно почувствовать под ногами твёрдую не колеблющуюся почву. Закат догорал на краю огромной созданной природой глади воды. Красная шапка солнца медленно утопала в волнах, остывая и превращаясь в ночь, погружая мир во власть
луны и звёзд. Звезды светили мягко, но по чужому, уж слишком они были здесь огромными и близкими.
Катерина, побродила, пока было ещё, что разглядеть вокруг корабля, и собрала немного еды: кокосов и бананов. Вернувшись в салон, положила снедь на колени и, прижавшись к тёплому, храпящему Лешему, крепко уснула. "Утро вечера мудрёнее" так учила её сова, слепо жмурясь на солнце.
РАССКАЗКА ОДИННАДЦАТАЯ
Остров невезения в океане есть.
Весь покрытый зеленью, абсолютно весь.
Там живут несчастные люди–дикари.
На лицо ужасные, добрые внутри.
(песня из к.ф. Бриллиантовая рука)
Р ассвет здесь был также прекрасен, как и закат. Солнышко выскочило быстро и радостно, осветив остров добрыми и ласковыми лучами. Всё живое зашевелилось. Океан блаженно вздохнул и покатил свои волны, облизывая песчаные берега. Пальмы расправили листья, принимая живительные потоки света, зашелестев на лёгком прибрежном ветерке.
Наши герои слишком устали от всего, что пережили и не видели происходящих перемен.
Но с этими лучами проснулось местное племя, под названием Кол-О-Радо. Оно находилось близко от залива и поэтому промышляло мелким воровством раков и рачков, не брезгали они и черепахами и их яйцами, иногда баловались рыбкой.
Первым делом встала жена вождя, она была стара и засыпала только под утро, да спала очень мало и чутко. Первым делом, открыв глаза, она засунула руку под циновку, на которой спала, и достала предмет, напоминавший ложку с длинной ручкой, но сам черпак был искусно вырезан в виде маленькой детской ручки. С большим трудом, (так как была неимоверно толста), она села по-турецки, закинула руку с ложкой за спину и принялась чесать ею спину, блаженно жмурясь и бурча что-то под нос. Вдоволь начесавшись, искоса посмотрела на мужа-вождя. Тот спал, прижавшись к любимой седьмой жене, та была моложе лет на двадцать и по их меркам красива и стройна.
- Овца Сыктыр! Тьфу! – зло сказала старшая жена и плюнула на мужа, угодив в кучу попугайских перьев на его голове, с которыми он не расставался даже при любовных играх и когда мылся, а тем более спал.
(Далее будет следовать перевод иноземного диалекта.).
Пер. – (Сучка молодая! Тьфу!)
Муж зашевелился, потянувшись, так что захрустели суставы, и повернулся на голос. Его слипшееся глаза тупо разглядывали образ, прорисовывавшийся в сонной пелене, когда же сознание пришло, он поморщился и отвернулся.
- А! Шайтан! Ху изет, гроб - твой мать.
Пер. – (О! Святое дерево! Ты меня, кода ни будь, в могилу своим видом загонишь.)
- Штейт! Сарай–мамай. Пипел Ням–Ням шнеллер.
Пер. – (Вставай! Старый болван. Пора людей на охоту отправлять.)
- Будильник кирдык, – (Рано ещё.) – не поворачиваясь, ответил вождь, и плотнее прижался к молодой жене.
- Изет ху, будильник кирдык? Попугай, ахтунг, динь–динь! – (Это ты называешь рано? Птицы уже устали кричать, лежебока.) – Старая хозяйка сорвала с мужа покрывало и принялась выколачивать из него пыль о спящих.
Пришлось вставать. Удовольствие, удовольствием, но кушать-то надо. Выйдя на площадь, сладко зевая, вождь, позвонил в импровизированный набат, сделанный из шеста на котором был привязан кусок рельсы.
Народ вяло стал высовываться из хижин, почёсываясь и матерясь. Столпился вокруг руководителя, недовольно поплёвывая в песок. Их было человек шестьдесят, не считая самых маленьких висящих и вопящих за спинами женщин.
Почесав среди перьев макушку, вождь поднял вверх руку и показал всем безымянный палец. Когда гул стих, он громко и внятно начал производить развод по работам. Когда все роли были распределены, вождь махнул на все рукой, тем самым давая понять, что только от них зависит, будут ли они сегодня кушать или нет. Нехотя народ стал рассасываться по хижинам. Спустя некоторое время, они всё же распределившись на мелкие группы, отправились на промысел.
Группа из шести соплеменников вышла на берег...
Катерина проснулась, оттого, что кто-то аккуратно пытается вытащить из её рук кокос. Она не открывая глаз, с размаху саданула кулаком по рукам тянущим фрукт, в полной уверенности, что это проделки Лешего. Но тот как храпел, так и не переставал. Зато раздался незнакомый вопль негодования.
- А! Шайтан! Их бин Самбо, бурдюк. – (Ой! Мать твою! Самка дерётся, как ненормальная.)
Испугавшись, Ведьма открыла глаза. Перед ней стояло полуголое чудо в перьях смутно напоминавшее человека. Во-первых, он был чёрен как смоль, во-вторых перья были только на голове, от чего Катерина, скользнув взглядом по его телу и обнаружила, что произносящий непонятные слова принадлежал к мужчинам, в какой-то степени. Он был не один. В разбитые иллюминаторы
и в двери заглядывали ещё, штук этак десять пернатых мужских особей. Все они были удивлены и напуганы, но любопытство брало верх.
Пытаясь разредить обстановку Ведьма заулыбалась и протянула кокос ближе стоящему. Тот отпрыгнул, глаза его расширились, и он занёс над её головой копье.
- А! Шайтан! Киллер скин в жопу, штейт! – закричал он, видимо обращаясь к соратникам. (Ой! Мать твою! С такой белой кожей, только живой труп может ходить.)
Черные братья, весело оскалили зубы и тоже взялись за копья.
- Леший, Леший, Леший… – сквозь зубы цедила Ведьма, толкая его локтем в бок, – просыпайся! Пёс смердящий, сейчас из нас суп будут делать.
- Суп, это хорошо! – задумчиво промямлил Леший, пытаясь применить плечо Ведьмы в качестве подушки.
- Да проснись ты! – Катька, так больно врезала Лешему под–дых, что сама сморщилась от боли.