шишками, и он плакал.
- Это что, мать твою, за самодеятельность? Я вас солдат спрашиваю? – Поручик замахнулся ногой на солдата. – Где, мать твою, новая покрышка?
- Не бейте его! – взмолилась растроганная Катерина, – он же ещё маленький и голый. Как вам не стыдно?
- Молчать! – выкрикнул Еблинский, но доругаться он не успел… Сверху, как ураган, как лавина, осыпалась огромная куча покрышек разных мастей и всевозможный размеров. Она в мгновение ока завалила Поручика Еблинского, и закопала его, накрыв с головой.
- Стаю зацепил! – восторженно прошипел Дневальный, отползая в сторону. Но опомнившись, он ринулся выручать начальника из беды. Он плакал и откидывал покрышки в стороны, пытаясь добраться до пострадавшего.
Откопав, очумевшего и контуженого Офицера, солдат, счастливо улыбаясь, отволок его к пеньку. Потом уложив Поручика животом на пень, отымел его в задний проход, смущаясь и объясняя удивлённым Путникам, что это такое вот искусственное дыхание. И что это у него не в первый раз и что он знает, что в таких ситуациях надо делать. И что, мол, другие средства в такой ситуации, да ещё и при контузии, помочь, никоей мере не могут. При всём этом спасении, вид у Дневального был блаженный и радостный, а иногда он стонал и заливался смехом.
В конце концов, Еблинский пришёл в себя. Дневальный, поняв это, опрометью бросился к куче покрышек. Выхватил оттуда колесо, очень быстро его поменял, вскочил в кабину, завёлся и уехал.
Ошарашенный Поручик, медленно, как бы ни веря в происходящие, натянул штаны, обиженно поморщился, и погрозив кулаком в сторону удаляющемуся автомобилю, побрёл совершенно в другом направлении, широко расставляя ноги, держась одной рукой за ушибленную голову, другой за растерзанную задницу. Но он не плакал и не ругался. Вид у него был загадочен, как будто он не знал пока, хорошо это всё что с ним произошло или
плохо. Ну, дай ему господь, оценить это правильно.
- Каково! А? – первым отошёл от увиденного, Леший.
- Что? Каково… – Ведьма стояла с широко раскрытыми глазами и широко раскрытым ртом.
- Вот это да! – пропел Леший, почему-то разглядывая внутренности своей шапки, – Вот так вот, просто так, бац и в дамки… – Леший вколотил кулак внутрь шапки.
- Тебе, что, это всё понравилось? – завизжала Ведьма, – И с этим извращенцем я отдавалась любви, в стоге сена изменяя собственному мужу… Урод! – она врезала Лешему по нижней и единственной пуговице на ватнике.
- Ду–у… – выдавил из себя Леший, выпучив глаза и рухнув в траву на колени, продолжил: – ра–а…
- Извращенец! – с этими словами Катерина вмазала Лешему по голове денежными листьями в мешке.
Леший, как был с зажатыми между ног рукам, так и рухнул, лицом вниз. Молча.
ВЕЧЕРЕЛО!
Свою ночную песню завели сверчки и лягушки. Муравьи спешили в свой муравейник. Птички закончили свои трели и мостились на ветках, готовясь ко сну. Где-то вдалеке протяжно ухала сова.
Леший лежал на спине и вслушивался в засыпающие звуки природы. Над ним, по темно-синему небу проплывали багрово красные облака причудливых форм. В свободных от облаков местах стали появляться редкие звезды.
Ведьма Катерина сидела за сосной, с которой недавно упал «Дневальный» и горевала о происшедшем, а также о своей нелёгкой судьбе, и пропавшем муже Недостатке.
РАССКАЗКА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Если гора не идёт к Магомету…
То Магомет придёт к тебе сам!
(Народная примета)
У тро застало путников в тех же позах, что и оставило, но спящих. Ничего не предвещало беды или катастрофы. Нормальное, такое, утро, как и многие другие, которые приходилось нам с вами встречать, неважно где, дома или в пути.
Старая полысевшая Ворона, приземлилась на ветку сосны. Её испорченный местной помойкой, желудок, отказывался нормально работать и то и дело бурлил, пытаясь выпустить газы. Отлетев, чтобы не опозориться, от родственников подальше,
именно на этой сосновой ветке, она пыталась сосновыми шишками исцелиться. Она долгожданно зажмурила, черные бусинки глаз, и как следует, поднатужилась. Вышло, конечно, то, что и должно было выйти, в такой ситуации. Но кто же мог предвидеть, что она сядет пучиться, прямо над головой несчастной Ведьмы.
Ведьма Катя, улыбалась во сне, ощущая на лице нежное тепло утреннего солнца. Сон потихоньку покидал её, как вдруг она услышала грозный, громкий как выстрел, пердёж. Следом за этим странным звуком в лоб ударила тёплая жидкость, вязкая и дурно пахнувшая. Катерина вскочила, отфыркиваясь и вытираясь подолом платья. Приглядевшись к тому, что осталось на платье, она пришла в ужас и страшно закричала.
От крика проснулся Леший и, хлопая заспанными глазами, стал изумлённо оглядываться в поисках источника тревоги. И он увидел:
Вокруг сосны, неистова крича и матерясь, бегала Ведьма. Она подбирала, что, не попадя с земли и швырялась куда-то вверх сосны. Окончательно придя в состояние понимания, Леший заметил на сосне облезлую ворону. У неё так широко были открыты глаза и, если были бы брови, они были бы подняты в исключительном изумлении.
- Птичку ловишь? – спросил Леший, подойдя ближе, но не настолько, чтобы Ведьма смогла его поранить во время своей злобной беготни вокруг сосны.
- Издеваешься? Ирод! – Ведьма нашла камень, довольно увесистый и швырнула в Ворону. Камень отскочил от ветки и попал Лешему в шапку.
- Пока не знаю, – ответил пострадавший, почесав ушибленную шапку, – может она невкусная или больная какая?
- Может ты сам больной? – Ведьма подняла длинную ветку и ей пыталась достать ненавистную Ворону, – Эта тварь мне прямо на голову нагадила! Во! Видал? … – и она показала измазанный подол юбки.
- Обычно голова находиться чуть выше, а не ниже колен… – изумился Леший и тут же пожалел о сказанном.
Палка полетела в него, но благо он был в свои года ещё резв и изворотлив.
- Да на голову… – орала Катерина, – Прямо на голову… Вот, прямо сюда…
- Это милочка, как говорили предки, к богатству! – успокаивал Леший, подымаясь с земли после прыжка, – Это… надо отметить… редкость…
- Пусть эта Сука, свою редкость, где-нибудь в другом месте справляет, а на добрых людей, ни в чём неповинных, срать не смеет. Я ей сейчас последние перья выдергаю… Тварь пернатая…
Ворона в недоумении каркнула и улетела, оставляя путников решать свои проблемы в одиночестве.
Неожиданно раздался звонок телефона.
- Я первая! – закричала Ведьма и бросилась на звук.
Телефон оказался на пеньке, но рядом уже стоял пронырливый Леший.
- Алло? – спросил Леший. В трубке раздались побулькивания и треск.
- Леший! – трещала трубка, – Это ты?
- А это ты?! Привет! – радостно закричал в трубку Леший, и за тем несколько спокойней добавил, – А это кто?
- Это я! Недостаток!
- Ну да?! – обрадовался Леший.
- Ну да! – радостно и утвердительно ответила трубка.
Катерина стояла рядом и норовила вырвать трубку из рук Лешего, на что тот всячески изворачивался и уклонялся, но разговор продолжал:
- Тут твоя эта… бешённая… трубку вырывает. Скажешь ей чего или мне её от твоего имени послать… – получив после этих слов в ухо, Леший покорно отдал Ведьме аппарат.
- Котик мой, ненаглядный! – гундосила Ведьма, – Где ты? Что с тобой?
- Катька! – зарыдала трубка, – Меня эти сволочи выгоняют, как есть… голодного и избитого, на улицу.
- Бедненький. Потерпи родной, мы тебя скоро заберём. А ты хоть знаешь, где находишься?
- Не знаю! – ревел Недостаток, – Они меня в подвале держат и не кормят со вчерашнего дня…
- Напомни, этим гадам о Женевской конвенции…
- Да срать они хотели на эти конвенции. Они как Гестапо. Особенно этот поручик… Зверь, да и только!
- Еблинский?
- Да хрен его знает, но лютый как Сатана…
Вдруг в трубке раздались короткие гудки. Спину Ведьмы прошиб холодный пот. Сердце и мозг содрогнулись. «РАЗЪЕДИНИЛИ».
- Наличие ваших средств ниже установленного тарифа! – прогнусавил в трубке женский, противный голос, – Доплатите за разговор пять рублей или будите отключены.
- Куда платить-то! – закричала Ведьма, судорожно крутя аппарат перед глазами.
- Да вон щёлка, какая-то сбоку, – вмешался Леший.
- Ага, вижу! – обрадовалась Ведьма, – А пять рублей, то есть у нас?
- Оплатите разговор или… – не унималась оператор.
- Да сейчас, ты… – засуетилась Катерина, рыская по закромам юбки, – Есть!
Опустив найденную монетку в найденную щёлку, Катерина припала к трубке, и услышала отдалённую ругань.
- Вы что, Сучьи дети, морить голодом меня вздумали? – кричали где-то вдалеке голосом, напоминавшим Недостатка.
- Я приказываю заткнуться! – кричал голос побасовитее.
- Если вы меня выгоняете, так хотя бы скажите куда? …
- Милый, милый… – не выдержала Ведьма.
- Дорогая! – уже ближе прозвучал голос Недостатка, – Представляешь, эти твари говорят, что я в каком-то Пушкине…
- В Пушке?
- Да нет же! В Пушкине… – Недостаток отвернулся от трубки и крикнул, куда-то вглубь помещения, – Это что… деревня?
- Это поэт такой был, – встрял Леший, – он про нас сказки всякие писал.
- Леший говорит, что это поэт какой-то, – кричала Катя в трубку, отпихивая Лешего.
- А Поручик говорит, что это город такой.
- И что?
- Да не чё! Сказали, что высадят меня у центрального памятника ихнему народному герою. Я вас там ждать буду.
- Только никуда не уходи, хорошо?
- Как кремень! – подтвердил Недостаток, – Что б провалиться мне на том месте.
- Не вздумай! – испугалась Ведьма.
- Не дрейфь, родная! – бодрый голос вселял надежду, – Только вы там побыстрее, а то у меня кишки уже к рёбрам прилипли.
- Мы мигом… Соколик мой… – Ведьма прижала коротко гудящую трубку к груди и медленно опустилась рядом с пеньком.
Всё это время Леший стоял рядом и весело потирал руки как муха на… Но как только разговор, вот таким образом, закончился, ринулся с места. Заметался по поляне, собирая разбросанные пожитки. Спустя несколько секунд, он стоял перед Ведьмой, подтянутый, с искоркой в глазах и застёгнутый на все пуговицы.
- Ну! Пошли?! – весело спросил Леший, разорвав затянувшеюся паузу.
- Куда? – горестно ответила Ведьма, так и сидя возле пня.
- Недостатка выручать!
- Куда? – повторила Ведьма.
- Ну, в этот? Как его? – Леший напряжённо вспоминал разговор с Недостатком, – Ну, там, где Недостаток сидит!
- В Пушкина, что ли?
- Ну?
- Гну!
- Не понял? – изумился Леший, – Ты чего, не хочешь мужа забрать? Он что тебе не нужен теперь, совсем стал?
- Ты-то хоть знаешь, бестолочь, где этот самый, Пушкин находиться?
- Знаю!
- И где же?
- В библиотеке должен быть.
Катерина покрутила счастливому Лешему пальцем у виска и заплакала.
- Ну, тогда спросить можно? – Леший весело развёл руками, (мол, мир не без добрых людей) и заморгал.
- У кого? Дурья твоя башка! – Ведьма характерно постучала кулаком об лоб.
Леший понял. Понял и осознал всю трагичность ситуации и в отчаянье с размаху вбил свой лоб в шершавую поверхность пенька. После этого самоистязания, схватился за ушибленное место и заскакал как козел. Его улыбка была настолько радостной и широкой, что даже не дантист, мог бы сосчитать весь его кариес. Он приплясывал и изумлённо показывал на пенёк пальцем.
Ведьма настороженно смотрела, то на пенёк, то на Лешего. То на пенёк, то на Лешего. Так и не поняв, что так его развеселило, прокрутила пальцем у виска, показывая Лешему, что тот или свихнулся от удара или свихнулся после удара. Другого не дано.
Леший же, махнув на неё рукой, всё также весело и вприпрыжку ломанулся в заросли кустарника на окраине поляны, да там и скрылся.
Катерина вздохнула и заплакала. – Вот как бывает! А ещё друг называется.
Осенившая Лешего мысль, была настолько неожиданной и очевидной, что он даже потерял дар речи. Не поняла его Ведьма,
да чёрт с ней, зато он вспомнил влюбившеюся в него Гориллу.
«Кинг-Конга, была особью женского полу, и вдобавок могла разговаривать по человечески. Ещё любила Лешего и была местной. Кого же не спрашивать о месте расположения города Пушкина, если не её».
Вбежав в заросли, Леший, сложил ладошки рупором, и что есть мочи крикнул:
- Кинг! Где ты? Мать твою! Конга!
Глубина редкого леса встрепенулась. Прочь сорвались и улетели вороны вперемешку с другими экзотическими животными. Мелкие грызуны забились под коряги и, дрожа, решили переждать громогласного мужика.
- Кинг-Конга! – орал Леший, уже раз в десятый, когда почувствовал, что земля под его ногами сотрясается от тяжёлой поступи приближающейся возлюбленной, а может, и другого какого-нибудь громадного существа, разбуженного или напуганного криком Лешего.
Дрожь земли стала не только осязаемой, но и слышимой. Леший притих и усиленно вглядывался в заросли, опасаясь (не придётся ли спасаться). Гул затих, зато захрустели ветки, и в проёме листвы показалась огромная голова обезьяны. Раздувая пропасти ноздрей и щуря явно подслеповатые глазки, морда всматривалась в крикливого гостя.
Почувствовав родное и неопасное, Горилла заулыбалась, как смогла, оскалив несметное количество острых клыков, и вышла к Лешему целиком.
Леший даже не успел понять толком Кинг-Конга это или ещё кто, но был сграбастан широчайшими лапищами в крепкие объятия и сильно в плющен в мясистые сиськи животного. Обезьянка нежно заурчала и стала раскачиваться из стороны в сторону, счастью её не было придела. Слезы умиления катились по её грубым черным щекам.
Леший тоже расплакался. Никто не желал его присутствия, так как это животное, никто не был так рад его появлению, с самого раннего детства, так как был сиротой и озлобленным на весь мир ребёнком.
Спустя некоторое время объятия ослабли и Леший смог говорить.
- Здравствуй, душа моя! – как мог ласково выговорил Леший. Объятия снова сжались. – «Огромной, однако, сердечности эта животная» – Подумал он.
- Скучала? – отдышавшись, вновь попытался сказать Леший. Снова захрустели его кости, и он решил сменить тактику, – Мне помощь твоя нужна, красавица, – отплёвываясь от шерсти, выдохнул он.
Кинг-Конга изумлённо отвела лапы с Лешим от себя и с любопытством взглянула в его глаза. Обнюхала и, с трудом ворочая языком, проговорила сиповатым баском.
- Чего тебе милый? – из пасти пахло так отвратительно, что Лешего чуть не стошнило.
- Помощь мне нужна, – Леший поудобнее устроился в пушистых лапах обезьянки.
- Говори. Дорогой. Не стесняйся. Для тебя всё, что хочешь!
- Ты такого поэта Пушкин, знаешь?
- Ну? – особь немного напряглась и сморщила лоб.
- Да, не волнуйся ты! Так город один называется. У меня там друг застрял. Просил заехать за ним.
- Ну?
- Очень просил, – неуверенно добавил Леший.
- Ну? – Горилла опустила лешего на землю и сложила лапы на груди.
- Ну что, ну? Он ведь друг мне, а друзей выручать надо.
- А я как же?
- Ты?.. Тоже мне друг, – оправдывался Леший, – но тебя ведь, выручать не надо?
- Не надо, – подтвердила Горилла.
- Так, где этот, грёбаный Пушкин, скажешь?
- Бросить хочешь? – насупилась особь.
- Да нет же! Боже ты мой! – Леший стал медленно краснеть, – Я быстро. Выручу его и обратно. Я быстрый…
- Ну-ну! Как Бетман, что ли? – Горилла насупилась и повернулась к Лешему спиной.
- Да честное слово! – и Леший в сердцах перекрестился, (чего никогда до этого не делал, и поэтому получилось задом наперёд), и пал на колени, – Помоги!
Кинг-Конга встала на четвереньки и грустно ткнула пальцем в восходящее солнце.
- Дойдёшь до зарослей Банановой рощи. По правую сторону, у старого колодца, увидишь норку… Постучишься и спросишь «куда дальше?», Старого Кенгуру, дядю Фрейда.
- Спасибо тебе, родное сердце! – Леший в порыве страсти бросился, было, обнять её, но она отстранилась.
- Ведь не вернёшься ты…? – грустно спросила Горилла.
- Честно? – горестно выдохнул Леший.
- Как сможешь? – утирая слезинку, спросила любимая.
- Не знаю? – честно ответил Леший, пожимая плечами.