…К нему не зарастёт…
Народная тропа….
(А.С. Пушкин.)
«П ушкин» оказался невзрачным городишкой, сельского типа. С узкими, заснеженными улицами и покосившимися двухэтажными дамами, выкрашенными в краску охра, облепленными искрящимися сосульками.
Сам великий писатель никогда здесь не был, даже… извините, проездом. Никто и не знал, что надоумило местные власти самоуправления назвать этот город именно так. Хотя памятник поэту Пушкину был поставлен на самой центральной площади. Куда с охотой слетались пернатые всех мастей. Не для того, чтобы на-
-гадить на великого поэта, а так, ради забавы и общения. Может быть, и для приобщения к мировой поэзии и таинству человеческой мысли и письменности.
В тёплые весенние деньки, сюда же стекались немногочисленные влюблённые пары. Благо вокруг было полно натыкано лавочек, и скамеечек, на которых молодёжь могла придаваться первым попыткам сексуальной жизни. Сюда же, волей судьбы и был высажен доблестными органами правопорядка наш незабвенный НЕДОСТАТОК.
16 Числа, Энного месяца. 0022 г. В двенадцать часов, сорок минут и двадцать секунд, к памятнику А. С. Пушкина, подъехал грязноватый милицейский воронок. Задние дверцы коего распахнулись, и из чёрной утробы его вылетел маленький, помятый комок плоти. Дверцы захлопнулись, и воронок уехал, подняв огромный столб ледяной пыли. Когда же выхлопы и снежная пороша рассеялись, взору предстал маленький человечек. Его глаза были настолько печальны, насколько позволяла застывшая в яростном оскале улыбка.
Отряхнувшись и оглядевшись, Недостаток глубоко вдохнул морозный воздух свободы, но радости это не прибавило. Он был здесь совершенно один и никому незнаком. Брошен, как бродячая собака, у какого-то странного памятника, неизвестного местного лидера.
- Это чё? – озираясь по сторонам, спросил Недостаток, – Ленин что ли?.. Если, Ленин, то чего это он с бородой недоделанной?
Но ответить ему было некому. Немногочисленные туземцы, собравшиеся на этом лобном месте с целью свидания, заблаговременно рассосались, чуть завидев транспорт правоохранительных органов. Так что поведать о художественном безобразии было теперь некому.
- Ленин ещё и лысый был как коленка, а ваш весь в кучеряшках! – кричал Недостаток в хрустящую пустоту, заиндевелой площади. – Маркса читать надо. Скульпторы хреновы!
Недостаток поёжился от порыва холодного ветра и, стиснув себя в объятья, принялся для согрева наматывать круги вокруг памятника. Видимо это привлекло местный животный мир. Наверное, они никогда невидали так легко одетого, но живого человека. Да ещё так сильно и громко ругающегося матом.
Ходить было не так легко, ноги вязли в снегу, и мороз всё сильнее пробирался внутрь. С пятым кругом Недостатку показалось, что его уши звенят как хрусталь, а на седьмом он подумал, что начались галлюцинации.
Стали попадаться диковинные звери. Например: белая лисица с испуганными глазами. Недостаток решил, что это она от страха поседела или же старая совсем. Но когда он наткнулся на жирную птицу с короткими крыльями и глупыми глазами, стоящую вытянувшись во весь свой рост по стойке смирно, стал не на шутку опасаться за состояние своего обмёрзшего здоровья.
С каждым кругом этих странных полуптиц становилось всё больше и больше. Некоторые пытались ходить за Недостатком гуськом, другие не вмешивались в гонку, а просто стояли вдоль колеи протоптанной Недостатком и при каждом появлении путника и его процессии кивали в одобрении остроклювыми мордами и хлопали обрезками крылышек по бокам.
Недостаток пытался кивать им в ответ, пробовал здороваться, кланяться, корчить рожи, плеваться. Но их становилось всё больше и больше. Когда же он стал об них спотыкаться, решил что пора взяться за проверенное оружие.
Сначала, он попытался напугать тех, кто шёл следом, но из этого получился сплошной кавардак. Птицы весело разбегались с пронзительным курлыканьем в рассыпную. Со следующим кругом, очередь из птичек становилась длиннее.
- Че блин за город-то такой, этот Пушкин? – возмущался Недостаток, озверев и уже просто пиная встречных «Птичек» ногами. – В ментовке тепло как у печки, а на улице мороз под сорок. Птицы не летают, лисицы седые. Менты злые, а птицы жирные! – в голове Недостатка созрел план. – А ну-ка, я их ща проведу по «Голгофе»!
Недостаток резко остановился, вся следующая за ним толпа налетела, друг на друга, и радостно крякая, разбежалась, кто куда, в ожидании, что дурной маленький человек начнёт за ними бегать и толкаться ногами, как это было уже не раз. Но надежды не оправдались. Человек развернулся и пошагал прямо от памятника, пересекая площадь. Некоторые не особо опытные… те, что по моложе, ринулись вслед, но были остановлены предупреждающим кряканьем пернатых постарше, знающих все ловушки этого заповедного места.
Недостаток же только радовался, что смог отвязаться от надоедливых существ, хотя и осознавал, что с ними было веселее и тепле, но такой уж был у него независимых характер. Радость победы закончилась с пятнадцатым шагом от памятника (он их считал).
Из ближайшего сугроба выскочил, напрочь белый, огромный Медведь. Он громко зарычал, и встал на задние лапы, при этом растопырил передние как вратарь. Оскалившись огромной, почему-то, чёрной пастью, вытаращив крохотные красные глазки, ринулся на Недостатка. Позади, послышались робкие хлопки одобрения от пернатых.
- Си-де-ть!!!! – наверное, от страха, заорал Недостаток. Он ещё сам не понял почему.
Мишка закрыл рот, послушно сел на попу и, склонив голову набок, стал внимательно принюхиваться, моргая кровавыми бусинками глаз.
- Хорошая собачка… – бормотал Недостаток, медленно отползая обратно к памятнику.
По мере от ползания Недостатка, мишка также осторожно продвигался за ним, ёрзая по хрустящему снегу попой, не меняя наклона головы. Было очень заметно, что, какое-то из этих всех действий ему жутко нравится. Когда же наш герой уткнулся спиной в холодный камень памятника, а Михаил Потапычь так и не отдалился, Недостаток не выдержал.
- Я вам что, здесь?... Цирк на колёсиках?!!! Или Олег Попов какой-нибудь?!!!
Все притихли, видимо не ожидая такого поворота событий.
- Ты вот… чему сейчас радуешься? Придурок!
Мишка опустил голову и обижено пожал покатыми плечами.
- Ты вот там сейчас сидишь, такой весь большой, пушистый, злой такой весь, – не успокаивался Недостаток, – тебе тепло, небось, там в своей шкуре и уютно. А мне?.. Маленькому, голому человечку, знаешь как сейчас, а? Не отворачивайся, когда с тобой разговаривают. – Недостаток подошёл к Медведю вплотную и, взяв его за подбородок, яростно продолжил:
- А я скажу. Не постесняюсь и скажу. – Недостаток выкрикивал это прямо Медведю в чёрный, сопливый нос. Тот совестливо ёрзал на попе и отводил глаза.
- В глаза смотреть! – орал Недостаток. – Мне вот сейчас, так хреново и холодно, что я готов родину продать за пять долларов метр. Мне сейчас так одиноко и страшно, что когда ты вот такой вот выскочил из сугроба… Смешно?.. А мне не до шуток… Выскочил… так я чуть не обосрался от страха тёплым говном прямо в штаны!
Медведь сделал попытку вырваться, но цепкие пальчики Недостатка надёжно и больно вцепились в его густую бороду и не отпускали. Тогда мишка заскулил. Всё его тело содрогалось от настигших его эмоций, сердце переполняла тоска и жалость за самого себя. Вся ужасность происходящего навалилась на него огромной каменной глыбой, и перекрыло горло колючими камками совести. Кожа под пушистой шерстью, накалилась докрасна. Стыд вкрадывался в мозг тягучими струйками яда. Мишка закатил глазки и… испустив дух, умер со стыда.
А Недостаток всё ещё кричал в безжизненную морду зверя. Кричал обвинения за свою жизнь, за свою судьбу. Кричал и плакал. Плакал, потому что соврал, что не обосрался. Ему из-за этого было стыдно и слегка потеплее.
Сорвав в конец голос, обессиленный Недостаток, опустился на тушу остывающего мишки. И просидел так, довольно-таки долго, закрыв лицо руками.
Может и сидел бы вот так ещё вечность, но тишину прорезали
робкие хлопки. Они перешли в овации, послышались выкрики «Браво!», «Бис!».
Оторвав заплаканное лицо от окоченевших рук, Недостаток обнаружил, что уже стемнело, что вокруг загорелись фонари, и что его окружала огромная толпа возбуждённых, непонятных птиц, они стояли на задних лапах, у некоторых в клювах были цветы. Только теперь он разобрал, что раскраска всей этой братии напоминала фраки. Черные фраки с белыми грудками манишек. Птицы во фраках хлопали его по плечу, пожимали ему руки, пихали цветы и свежею рыбу, и пытались получить автограф. Более старшие оградили толпу от Недостатка, заставили построиться остальных в бесконечную очередь, упорядочив тем самым подход к великому и ужасному ЧЕЛОВЕКУ, словесно убившему грозу всей округи, «Белого Медведя» по кличке Блендо-Мед.
Внезапно очередь притихла и из глубины выступила пожилая, жирная птица. Она отличалась от остальных не только ростом, но и окрасом. Фрак был с отливом перламутра, а манишка была с злотыми вкраплениями. А голову венчал золотой гребень.
Он подошёл ближе и на ломаном русском, обратился не столько к Недостатку, сколько к собравшейся толпе.
- Я рад прифетствофать здефь и сефодня, такофо замечательного... Не побоюфь этофо слофа – Талантливейфего! – челофека нафей эпофи! – последовала не продолжительная пауза.
- Разрефите мне… от имени нафего народа, и от имени фсех поклонникоф великого искусстфа. Пофлагодарить фас за столь фпечатляюфие убийстфо нафего лютого фрага! – бурные аплодисменты.
- Никому… Замефьте! Никому ефе не удафалось фот так засовестись этого неуклюфего поедателя плоти. Профу убедиться, до фамой, что ни на ефть, настояфей СМЕТРИ! – бурные, продолжительные аплодисменты с овациями.
- Профу вас… э…э…э… – говоривший запнулся, вопрошающе смотря на Героя.
- Недостаток… – опомнился Недостаток, – меня так с детства называют.
- Мифтер Недофтаток, – продолжал пингвиний бос. – Так фот. Профу вас, Мифтер Недофтаток, принять нафе радуфие и гофтеприимфтво в нафих неуютных фиротах. В мире, где живет нафе Пингвине бфатство. И как это водиться, профу перейти к торжефственной чафти нафего мероприятия, уфин в чефть героя и гофтя. Профу!
Главный Пингвин указал огрызком крыла в сторону памятника, где уже были расставлены и накрыты столы, снедью и выпивкой. Вокруг суетились пингвины-официанты, отгоняя пронырливых собратьев.
Не успел Недостаток согласиться, как тут же был подвинут к столу вместе с ещё неостывшей тушей медведя.
Рассказывать о застолье подробно… это надо отдельную книгу писать. Вкратце если излагать, то было много… очень много тостов за здоровье великого Недостатка. За его непоколебимую веру в чистоту нравов и веру в не безысходность обстоятельств. И ещё огромное количество всякой лестной муры, так как оказалось, что данный медведь, терроризировал не одно поколение благородных пингвинов и надоедал за долгие годы своего жёсткого правления. Освободителю и благородному рыцарю Недостатку хвала и благополучие!
Закончилось всё, как всегда. Недостаток порядком нажрался, послал всех далеко и стал приставать к молодым пингвинихам. За что был молча избит и оставлен отсыпаться на трупе медведя.
Утро разбудило Недостатка тяжёлой головной болью, морозом и отвратительным запахом из-за рта. С большим трудом он сел и похлопал ладонью по тушке медведя.
- Спасибо браток, не дал замёрзнуть бедному путнику.
Вдруг он услышал позади себя громкий шлепок чего-то тяжёлого. Повернувшись даже не сразу сообразил, что бы это могло
бы быть. Протерев заплывшие глаза… обомлел. Недалеко в сугробе лежало тело огромного крокодила.
- Это что ещё за чудеса, такие? – Недостаток подошёл поближе. – Фу ты мать моя женщина. Это же самый настоящий крокодил, только совершенно мёртвый.
Посмотрев внимательно в небо, решил:
- От стаи отбился, балбес. Силы надо рассчитывать, здесь тебе не тут… – и пнул тушу ножкой.
Крокодила перевернуло на спину, обнажив жёлтый живот. И такой был неповторимый контраст между белым искрящимся снегом и не к месту зелёно-жёлтым брюхом крокодила, что Недостаток загоревал. Загоревал и, подбежав к мёртвому мишке, зарылся в его шерсть и зарыдал.
Но и этому суждено было оборваться.
Неуверенно, но достаточно настойчиво, его трепали за плечо, вынуждая выбраться из шерсти.
- Ну что ещё! – в бешенстве крикнул Недостаток, высовывая мокрое лицо.
Перед ним стоял один из вчерашних собутыльников. Они все были на одно лицо, и поэтому определить какой именно, Недостаток не смог. И от этого был ещё злее.
- Чего тебе Придурок?
Придурок и впрямь напоминал то, с чем его сравнивали. Перекошенный алкоголем клюв, осоловевшие глаза, остатки еды и чего-то ещё на некогда белоснежной манишке.
Он протягивал крылышки к Недостатку, с большим трудом подбирая неподдающиеся осмыслению слова.
- Слыш–ш–ш–ш! – начал Пингвин. – Ты… т… вчера… Ык! Мою сестру обымел… то есть, обманул! Ык!
- Да пошёл ты в жопу! – закричал Недостаток, – Я вчера… мог самого Папу римского обмануть. А сестра у тебя стерва, понял ты, верблюд безмозглый.
- Ты… того! – Пингвин грозил крылом. – Ты смотри… Ты это зря. Ык!
- Да я, чего-то не понял, ты мне че, фраер ушастый, угрозы здесь грозить вздумал? Пень бородавчатый.
Недостаток вскочил и схватил пьяного пингвина за грудки.
- Вали к себе в ледниковый период, говно крокодилье. Я вас от тирана спас, а он мне «сестра… на измене», помогите, грабят! – с этими словами он оттолкнул пьяного пингвина и тот полетел под горку, высоко задирая задние лапки.
Повалявшись немного, пингвин поднялся и, трезвея, выругался на неизвестном Недостатку языке. Потом добавил, что приведёт братьев, чтобы разобрались с обидчиком. Недостаток же в ответ снял штаны и показал ему задницу, но видел тот или нет, не понял, потому что когда повернулся, обнаружил, что безумца невидно.
Снова безутешная тоска овладела сердцем бедного Недостатка, забравшись под живот к медведю и укрывшись тяжёлой лапой, он заскулил как собака. Собственный вой напомнил ему песню, что некогда пела ему любимая жена Катерина…
Он вспомнил, как не так давно набегался пьяный, зимой, по двору за петухом. А на утро сильно захворал. Катюша ставила ему спиртовые примочки, гладила по голове и пела.
Вспомнил он, и понесло его туда, где родина, где избушка их неказистая. Где деревья такие добрые, где солнце такое тёплое, где роса по утрам и самогон не бодяжный. Вспомнил и запел, или завыл, или душа, или сердце. Одним словом, Нутро.
- Ши…рока…а…а.… С…с…трона…а… моя…я… Родна…а…я…а…а…а… Мно…о…го…о в ней…
Пел и плакал… плакал и пел. Слов он много не знал, да и зачем. Даже в этой строчке была вся тоска и печаль по родным, любимым. Пел не он, а его исстрадавшаяся душа и истосковавшееся сердце.