- Помидоры… может быть?
- Это!.. - и Катерина обвела рукой окружность, – Экватор. Какие в сраку помидоры?
- Вот те раз. – Леший хлопнул себя по коленям и залился молодецким хохотом.
- И нечего здесь ржать, как лошадь после случки. Лучше бы своих женщин приструнил, а то они моим мужчинам работать мешают.
- Да какие же они, извините, мои? Одна ночь это не повод, вести такие аполитичные рассуждения.
- Это ты их детишкам будешь рассказывать, холодными тропическими ночами в хижине из пальмовых листьев, с бамбуковой трубкой во рту.
- Каким это детям? – Леший испугано посмотрел в сторону чернокожих женщин. Те, сгрудившись под навесом, подтрунивали над мужчинами проходящими мимо. Одна из них, оскалившись, помахала Лешему рукой.
- Оставайся - Леший. Здесь бородатых нет, теперь будут и много.
- Не! Я на это пойти не могу. Мне родина дороже... патриотизм и грибочки…
- Тогда не сиди здесь, как олух. Собери свои шмотки и по этой тропинке, вон к той горе. Только быстро и незаметно. Не думаю я, что бабы тебя отпустят просто так, без воя и плача. Через полчаса жди меня у речки.
- Катька! Ты Гений! – Леший мелкими перебежками, прижимая ладони к попе, имитируя острую необходимость облегчится, нырнул в кусты и исчез в тени ветвистого папоротника.
Тропинка, по которой бежал Леший, обрывалась у темной вонючей речки. В ней плавали зелёные чудовища, слегка напоминавшие собак. Но когда одна из тварей открыла огромную пасть, в надежде поймать муху, Леший понял, что собачкам до них очень далеко. Жёлтые, не знавшие зубной пасты клыки, с лязгом сомкнулись. Лешего передёрнуло и сморщило.
От нечего делать, он пытался их подманить. Кричал им – Кис – кис! Но те бессмысленно хлопали змеиными глазками, но из воды не вылезали.
Интереснее получалось, бросать в них камешки. Они, ловили их пастью, но поняв, что это не съедобно, злобно пытались выплюнуть предмет и фыркали. Это возня привлекла ещё несколько штук, потом ещё и ещё, вскоре не было пустого места, всё кишело крокодилами. Они забирались друг на друга, пытаясь понять и разглядеть, что происходит, но чудовище снизу тонуло и, вынырнув, начинало гоняться за топителем и кусать его.
Когда близлежащие камешки закончились, и дело дошло до прутиков и палочек, на плечо Лешего опустилась тяжёлая, горячая ладонь.
(Мысль первая) – Это не Катя.
(Мысль вторая) – Это не Недостаток.
(Мысль третья) – Прутиком не отбиться.
(Мысль четвертая и заключительная) – Пипец!!!
Пришелец, грузно опустился рядом и, сопя, уставился на кишащею крокодилами мутную воду.
Боясь повернуться, Леший, медленно выронил прутик и засунул руку в карман, чтобы не было заметно дрожи.
Молчали недолго:
- Сидишь? – голос незнакомца был хриплым, но вполне понятным, однако отдавал лёгким южным акцентом.
- Си-си-су-жу, – не поворачиваясь, ответил Леший.
- Ну-ну! – вздохнул незнакомец.
Немного помолчав, он тоже поднял прутик и кинул в крокодилов, те, окончательно поняв, что еды им не светит, стали расходиться.
- Курить-то есть? – спросил незнакомец.
- Есть! – обрадовавшись развязке, Леший. Порылся в карманах и извлёк недокуренную папиросу с чудо травой, что курили всем племенем. – Только она это... того, веселит немного.
- Ну-ну… – грустно заметил пришелец.
Леший повернулся к незнакомцу, чтобы отдать папиросу и обмер.
Рядом с ним сидел, полностью заросший рыжей шерстью, человек очень огромных размеров. В шерсти на морде выделялись, только черные бусинки глаз. Большие, по сравнению с телом, руки свисали с колен, почти касаясь земли. Сидел он по-турецки, поджав под себя короткие, кривые ноги.
- Что, не нравлюсь? – заметив растерянный вид Лешего, печально вздохнув, спросил незнакомец.
- Так это... Ни фига, у тебя волос-то, по всему телу!
- Я с детства такой. Самому противно, – горестно ответил незнакомец и взял из рук сконфуженного Лешего папиросу. Деловито помял её в мохнатых пальцах и, вложив в пасть, предложил:
- Будем знакомы?
- Давай, валяй.
- Меня зовут, Йети.
- А я… Леший, – робко пропищал Леший, и они пожали руки.
- Родственник значит? – продолжил Йети.
- Чей?
- Мой, стало быть.
- Это… почему же это?
- В лесу же живёшь? – горестно уточнил большой, волосатый друг.
- В лесу…
- Местных пугаешь?
- Ну, бывает…
- Значит родня. Меня тоже все боятся.
Жадно затянувшись, Йети выпустил дым и передал бычок Лешему. Дурман трава делала своё дело, и напряжённый разговор медленно перетекал в дружескую беседу.
- А ты по национальности кто, часом-то, будешь? – поинтересовался Леший. Независимо от него, на его лице растягивалась идиотская улыбка.
- Мама говорила, что Грузин, – Йети держась за живот, повалился наземь, скорчившись от хохота.
- Оба на! – захихикал Леший, – ну, тогда понятно, откуда не тебе волос такое количество. Слышь, Йети, а ты чего... ну, типа, бриться не пробовал. – Для смеха, уже просто, не хватало воздуха.
- Это как это? – хихикал волосатик.
- Так бритвой. ХЫ–Хы–Хы!!!
- Это ещё, что за брытва такой? Ы-гы-гы!
- О! Брат, глухомань-то у вас какая, запущенная, – Леший, снова порылся в карманах и достал переносную, заводную бритву с идиотской надпись «Харьков». – Вот, этой вот штукой. Тут видишь, ещё надпись есть, замысловатая. Толи она для Харьков, толи в ней мощность такая, в Хорьках исчисляется. До сих пор понять не могу. Странная, понимаешь брат, надпись.
Йети взял странный овальный предмет в лапу, и внимательно понюхал. Случайно нажал на кнопочку и бритва зажужжала. Испугавшись, он отбросил бритву и отпрыгнул шагов на пять, как заяц. Смеяться он престал.
- Ну, ты и дурень! – смеялся Леший, – это ж она просто включилась. – И добавил, созерцая испуганного гостя в полный рост: – Извини брат, за дурня. Вырвалось, сам понимаешь – обстановка…
- Живая она у тебя, что ли? – издали прохрипел Йети.
- Хрен с ним, – сдался Леший, – пусть будет живая, зато волосы жрёт, как кролик морковку.
Леший поднялся и направился к Йети, тот пятился и плевался. Так они дошли до обрыва болота, оттуда раздалось ворчание голодных крокодилов. Волосатик остановился.
- Ты-то сам, вон, весь в волосах немного, – сопротивлялся Йети.
- Так у меня только на лице и в других местах по чуть-чуть, а так я абсолютно голый.
Йети, оглядел Лешего недоверчивым взглядом, пытаясь поверить в наготу пришельца, но одежда скрывала тело, видны были только руки.
- Ну а мене это зачем?
- Да… и вправду!.. Незадача вышла, – задумался Леший, и остановился. У бритвы кончился завод, и она стихла.
- Вон смотри, за тобой пришли... – Йети ткнул волосатым пальцем за спину Лешего.
Из темноты джунглей выступало войско Екатерины с поклажей. Когда Леший обернулся, Йети уже не было. Негры приближались молча, обливаясь потом, впереди шествовала, налегке, сама Екатерина. Увидев Лешего, она резко подняла руку вверх, носильщики - также резко остановились.
- И чего это ты здесь один с бритвой балуешься? Крокодилов бреешь? – Съязвила Катерина, отдышавшись.
- Да мы тут с одним грузином...
- Да слушай - дружок, прекращай ты, немедленно эту гадость курить, – Катя вырвала у Лешего изо рта Папиросу. – Глюкоман! Потом мать с отцом не узнаешь.
- Я сирота, – обиделся Леший.
- Ой, как мне тебе сейчас жалко. Так, собрался с мыслями и живо за нами. А то мы так второго сироту в жизнь не найдём.
С этими словами, она вновь махнула неграм рукой и направилась вдоль болота, к подножию горы.
Леший, вздохнул, ещё раз огляделся, но Йети нигде не было видно. Тогда он покорно побрёл за последним негром, ведомый авантюризмом приключений и ведомый дочкой самого Сатаны.
РАССКАЗКА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
«…Лучше гор, могут быть, только горы.
На которых, никто не бывал…»
(В. Высоцкий)
Т ропа, по которой они поднимались, была не крута, но уж больно узка и извилиста. Аборигены то и дело сбивались в кучу и просили то пить, то в туалет, то перекурить. Но настойчивые доводы Ведьмы в виде кулаков, пинков и подзатыльников, всё же продвигало толпу к неминуемой цели. К вершине горы, которая таяла в облаках.
Некоторые из негров поддаваясь панике, пытались сбегать из колоны. Они, самоотверженно визжа, садились на попу и на тёртых розовых ягодицах съезжали с горы вниз, но недалеко. Благо смышлёная Ведьма связала всех одной верёвкой. Беглеца подымали наверх под общий весёлый смех и обсуждения, что же теперь придумает новая жена в наказание дезертиру. А приговор был прост:
Бежавшего, отвязывали от общей верёвки и заставляли нести на руках Катерину. Впоследствии под её тяжесть погибло пять человек, больше никто не пытался слинять.
Посему, минуя трёх суток, колонна достигла вершины. Взору их открылось невероятное:
Практически плоская вершина радиусом с километр, была полностью усеяна человеческими костями разных мастей, частей и калибров. На что Катерина, заплакав, сказала:
- Эта тварь, что кроме людского мяса ничего не жрёт, что ли-и-и-и?!
Племя мужчин, увидев печаль в глазах, теперь уже ненавистной, жены свалилось на колени и дружно завыло.
Одного только Лешего не тронула эта сцена, он с любопытством ковырялся среди костей, глаза его сияли от счастья. Он то и дело отправлял находки в карман и бросался к новой куче.
Закончив с очередной грудой, он подбежал к Ведьме. Ту окружали негры и как могли, пытались её утешить. Однако их было уже несколько меньше, видимо не выдержав душевного напряжения или тоски по родной земле, ретировались восвояси. Леший растолкал мужчин и, склонившись над залитой слезами Катериной, весело выпалил:
- Здесь ведь Катька и наши бывали… – и протянул ладонь, на которой покоилось штук десять пионерских значков. При этом он, был так счастлив, что Ведьма зарыдала ещё пуще. – Дура ты Катька, я ведь и деньги кое какие нашёл… – и он протянул другую ладонь, на ней громоздилась кучка мелочи из всех стран мира. – Во, на! Богатство-то, какое!
- Идиот! – закричала Ведьма, – мужа-то моего нет… – Негры недоуменно переглянулись.
- Нет, – согласился Леший, оглядываясь на загалдевших туземцев, – зато спускаться будет легче, это тебе не подъем, а с горки вниз… ХОРОШО!
- Да пошёл ты, кретин, к бесам! – разгневалась Ведьма и оттолкнула ладони Лешего, от чего значки и монеты разлетелись россыпью, гулко стуча по полым берцовым костям скелетов. – Я любила его, как родного!
Леший бросился поднимать драгоценности, бормоча проклятия себе под нос. Пополнив коллекцию ещё несколькими находками, он отправился к противоположному краю скалы и присел там, свесив вниз ноги.
Ниже оказалась ещё одна платформа, но меньше размерами в половину. На ней размещалось огромное гнездо из толстых ветвей и деревьев целиком. Кругом тоже были кости вперемешку с перьями. Посреди гнезда шевелился грязный комок в перьях. Периодически чирикая и ругаясь матом, он пытался вылезти наружу.
- Катька, глянь! Тут это пернатое отродье, только маленькое ещё! – закричал Леший, показывая на существо пальцем, – шевелиться гнида! – и кинул в птенца черепушкой.
- Я тебе сейчас в морду дам за гниду! – зло ответил птенец и интенсивней стал перебирать лапами.
- Катька, он того… птенец-то говорящий! – заорал Леший, но Ведьма была рядом и дала ему подзатыльника.
- Не ори ты, тут я уже.
- Глянь, нет, ты глянь, – не унимался Леший, – говорит ведь по-нашему или у меня того… галлюцинации?
- Я вам сейчас обоим миражи устрою! Мать вашу! – заговорил птенец, спрыгивая с края гнезда и направляясь к Ведьме с Лешим.
- Может его костями забросать, а? – спросил Леший, вынимая ноги с отвеса.
Но Птенец был уже рядом и, расставив мохнатые крылья слёзно взмолился:
- Кать, ну хоть ты-то будь человечески милосердна, если у
этого урода мозги отшибло? Помогите выбраться, братцы! – с этими словами, он бессильно упал на колени и зарыдал: – Помогите черти, пока эта тварь пернатая не вернулась. Не могу я тут больше. Христом богом прошу, выньте меня отсюда!
- О! Как заговорил! Заморыш хренов! А как моего мужа лопать так, небось, слюнки текли? – прошипела Ведьма и швырнула в Птенца костью. – И почему это мы должны тебя отсюда спасть, интересно мне знать. Сейчас мамаша твоя перелетит, ты нас и сдашь с потрохами, мол, похитили злые люди, убить хотели, и скормит нас тебе на ужин. Чучело ты в перьях. – Кость попала Птице в голову, от чего та упала навзничь.
- Катенька! Ведь муж я твой, ты приглядись хорошенько.
- Заливай чучело, мой муж хоть и невелик ростом, зато у него перьев никогда отродясь не было и клюва.
- Да я это наклеил специально, чтобы птица эта белая меня за птенца своего приняла и не сожрала вместе с выводком.
- Ладно, пусть будет так. Тогда ответь мне на один вопрос интимного порядка. Какая моя самая любимая поза?
Леший отвернулся и густо покраснел.
Птенец оживился, попытался подняться, но поскользнулся в жиже птичьего помета и вновь упал.
- Ага! Так тебе и надо, птичий обманщик! Не знаешь?
- Знаю, знаю радость моя. Это поза Дивана!
У Ведьмы подкосились ноги, закатились глаза, наступила стадия обморока. Она осела и повалилась набок, как подкошенная новогодняя ёлка.
- НЕДОСТАТОК! – закричал Леший что есть мочи и протянул руку вниз Птенцу-Недостатку, – друг ты мой, а мы тебя ищем, ищем, все ноги стоптали, глаза просмотрели, жена твоя их уже выплакала по тебе. Радость-то какая, хватайся же ну…
Но Птенец не двинулся с места.
- Я вот чего-то не понял, а ты это с чего так вдруг решил,
что я правильно ответил, а? – расставив руки-крылья в боки, Недостаток в перьях, злобно поедал Лешего глазами.
- Так это… Ну… Не уж-то не понятно… Я вот, – Леший замялся, ему было и обидно и стыдно, что вот так вот, его лицом и в собственное дерьмо, но быстро нашёлся и ответил более внятно. – Так, она-то в обморок, а я-то вижу. Ну, думаю, он! Сомнений нет, от радости она того… бац и в обморок.
- Ох, смотри у меня, ебарь-хахатун, допрыгаешься. Ладно, пока прощаю, но узнаю что, несдобровать тебе, помни.
Леший усердно замотал головой и помог выбраться другу на верхнее плато.
Ведьма вскоре пришла в себя. Леший вновь пустился в поиски сокровищ среди костей, оставив парочку на съедение тоске и любви.
Катерина не выпускала Недостатка из объятий, и всё пыталась общипать его от перьев. Недостаток брыкался, ругался и кричал, что ему больно, что отрывают, как от живого мяса, вот так въелись перья в кожу. Хочешь жить умей маскироваться.
Раслабон был не долгим. Недостаток упомянул о том, что вскоре перелетит его кормящая «пернатая» мама и, не увидев птенца, будет очень сердита, и не дай господи, найдёт их и растерзает. К всеобщему удивлению, негров уже не было, как слизало. Спускаться пришлось втроём и весь долгий спуск Недостаток, не переставая делился впечатлениями о своём похищении и хвастался своей смекалкой и умом – по поводу выживания в дикой среде обитания.
РАССКАЗ НЕДОСТАТКА О ПОХИЩЕНИИ:
В оранжевом спасательном жилете, зажатый противными когтистыми лапами большой белой птицы, Недостаток до последней минуты отчаянно боролся за свою независимую жизнь. Отборный площадной мат и укусы, от которых взвыл бы самый матёрый волк, никакого эффекта не приносили.
Всё дальше уносила его Птица от близких ему и родных товарищей. Вот уже скрылся из виду Вороноплан, затерялся в волнах и отчаянно быстро приближался на встречу таинственный, поросший девственной зеленью, остров. Недостаток, предпринял последнюю попытку вырваться и стал крутиться и вывёртываться, но и это не принесло ничего. Смерившись с судьбой и мысленно попрощавшись со всеми живыми, он обмяк, и безвольно болтая конечностями, созерцал приближение неминуемой гибели.
Над островом возвышалась единственная гора, вершина её была идеально плоская. Вот туда-то и правила свой курс противная Птица. При приближении, Недостаток разглядел на горе останки людей и кости, сердце его замерло и, ёкнув в последний раз, замерло, погрузив страдальца в беспамятство.
Очнулся он от жуткого писка и колючих пощипований. Первой мыслью пронеслось в его бедовой голове, что он всё ещё жив, вторая пришла позже, когда он всё же открыл глаза, что это ненадолго.
Он находился в огромном гнезде и его окружили противные, слегка оперившиеся птенцы, их было трое. Недостатка спасло видимо то, что они были сытые, а то эти трое разорвали бы его на мелкие кусочки, наперебой отрывая от его плоти разные полезные и вкусные органы. Птенцы были чуть меньше своей мамы, примерно с ломовую лошадку и дури, и силы, хватило бы на десятерых, таких как Недостаток.
Пленник лежал в жуткой жижи помета, пахло омерзительно, хуже всего, что страх не покидал его разум, и мыслить было просто невозможно. А мыслить надо, предпринять всё, чтобы избежать отвратительной смерти.
Вскоре прилетела мать, но без добычи. Она плюхнулась на брюхо, широко открыв клюв. Птенцы, тут же бросились к ней, отталкивая друг друга, ныряли клювами ей в глотку и заглатывали какую-то жидкость. Попив, таким образом, Птенцы успокоились и тоже повалились на брюшки, блаженно закатывая глаза от удовольствия. Воспользовавшись, случаем отдохнуть, Пти-
-ца мать, свирепо посмотрела на Недостатка и зашипела, но оглядев спящих птенцов, закрыла клюв в раздумье, и решила не есть пока то, что принесла детям. Сглотнув слюну, она сорвалась с места и, перевалив через гнездо, понеслась вдаль, видимо в поисках добычи теперь уже для себя.
На месте Недостатка так поступил бы каждый: пока нет главного противника, он бросился к краю гнезда, пытаясь преодолеть ограду, ломал и царапал ветки, но слишком уж много шума он наделал.
Птенцы проснулись, изумлённо глядя заспанными глазами на обед, который пытается сбежать. Реакция было практически моментальной, все трое кинулись к Недостатку, обнаружив у себя приступ безумного голода, раскрыв крючковатые клювы, пытались его сожрать. Однако эгоизм и недоверие к ближнему опять спасли Недостатку жизнь.
Каждый из Птенцов хотел оттяпать от добычи кусок побольше, и они начали толкаться и клевать друг друга. Зло шипели, вздымая крылья и топорща засаленные клочки перьев. Под этот шум, Недостаток переместился к самому краю гнезда и посмотрел вниз. Направление побега было выбрано неудачно, он находился над самым откосом скалы. Бежать было некуда. Птенцы, выяснив наконец-то между собой отношения, построились в очередь. Первый крупный, второй чуть меньше, а третий совсем уж больно дохленький и грязный. Первый шаркал как конь копытом, своей крючковатой лапой, как будто пытаясь что-то разрыть, при этом, не отрываясь, смотрел на Недостатка одним глазом, устрашающе вывернув голову. Ещё мгновение и, он ринется на добычу и порвёт её на мелкие кусочки.
И он бросился… но наш герой не лыком шит! Недостаток в момент прыжка пригнулся, и Птенец со всего маху вылетел из гнезда в пропасть. Послышался его прощальный крик и смачный шлепок где-то там в низу. Второй птенец, не раздумывая, точно также оказался за бортом.
Оставшись один на один с едой, последний Птенец жалобно запищал, весь сжался и стал трястись. Почуяв победу, Недостаток насупил брови, подобрал огромную для его размеров палку
и медленно стал приближаться к Птенцу, угрожающе размахивая шестом. Тот зажмурился от страха и, пятясь, закричал противным своим голосом, но так громко, что закладывало уши. Тогда и Недостаток заорал что есть мочи и набросился на Птенца.
Тщательно общипав труп птички, Недостаток разделся, вывалялся в птичьем дерьме. Потом вывалялся в перьях и, наверное, стал похож на птенца, потому что прилетевшая на крик мамаша, немного посокрушавшись над смертью дохленького, вывалила его за пределы гнезда и принялась чистить перья оставшемуся в живых единственному птенцу – Недостатку.
Иногда Недостаток хихикал, оттого что клюв «Мамы» нежно щекотал его. Тогда Птица переставала его чесать и недоуменно всматривалась, подслеповато щуря глаза, что это за непонятные звуки издаёт её малыш. А ночью она пыталась накрыть малыша своим телом, от чего Недостаток, чуть было не задохнулся. И всё же, он не пренебрёг теплом и зарылся в тёплый пух птицы. Наутро «Мама» принесла еды... это был небольшой ягнёнок. Его Недостаток завалил ветками, ну ни есть же сырое. «Мама» нашла и укоризненно клюнула Недостатка в лоб, от чего тот потерял сознание. Очнулся оттого, что противная, тёплая влага льётся на него откуда-то сверху. Это «Мама» испугавшись за жизнь последнего Птенца, принесла в клюве воды и поливала его.
Дни проходили за унылыми попытками «Мамы» научить Недостатка летать, есть правильно, не помогая себе непонятно откуда-то взявшимися ещё парой лап. Он был у неё один, и приносить большую еду было бессмысленно, всё равно он, или забрасывал её ветками, или выталкивал её из гнезда в пропасть. Изумляло её и то, что Птенец с удовольствием поглощал огромное количество фруктов и никогда не клевал камни для пищеварения, что она заботливо выбирала на морском берегу, поглаже да поменьше, ведь он у неё почему-то такой маленький. «Мама» насильно пыталась втолкнуть в глотку маленькому Недостатку эти камешки, но он их выплёвывал и отвратительно ругался на странном языке, на котором иногда разговаривала её добыча.
Подозрения усугублялось ещё и тем, что помет птенца не походил на то чем гадит она, уж больно был крепок и пах как-то странно. Она понимала это как слишком большую любовь её птенца к поглощению фруктов и сокрушалась, сильно горюя по пропавшему потомству.
Прошло ещё несколько дней, до того когда «мать» скребя сердцем, решила обсудить поведение птенца с сородичами на соседнем острове.
Недостаток это понял: лафа кончилась, потому что с утра не нашёл возле себя ни фруктов, ни спасающих от жажды кокосов. А Птицы рядом не было.
Вот тут-то судьба в очередной раз повернулась к Недостатку той частью тела, от которой, несомненно, становилось лучше, но не да такой степени, чтобы уж больно хорошо. Его спасли Жена и друг Леший.
РАССКАЗКА ПЯТНАДЦАТАЯ
Главное – не война,
Главное – манёвры.
(В. Полководец.)
П осле рассказа, Ведьма надавала мужу подзатыльников, обливаясь слезами из-за маленьких птенцов, но потом всё же не выдержала и, не выпуская его из объятий, стала целовать. Целовала и целовала. Леший всю дорогу молчал и только горестно вздыхал, поглядывая на счастливую пару. Так и дошли до поселения аборигенов. Но деревня оказалась пуста.
Всё было в полном беспорядке. Кругом валялась нехитрая, разбитая утварь поселян, хижины были поломаны и разрушены.
- Наверное, их другое какое-нибудь племя сожрало? – высказал своё предположение Леший, пнув ногой, пустую пачку от Беломора.
- Может они переехали, а? – в надежде, произнесла Ведьма Катя.
- Эти ваши селяне, так торопились, что даже голову потеряли, – радостно закричал Недостаток, играя в футбол маленькой курчавой головкой негритёнка.
Катерина упала, (как всегда), в обморок, а Леший пал на колени и, взяв головку в руки, запричитал, узнав в оторванной голове мальчика Са Шу.
- Саша, Саша, где ты Саша? – слезы лились по обожжённым солнцем щекам, неприятно кололись и, попадая на губы, оставляли солоноватый привкус горя.
- Ага, ты ещё спроси его быть иль не быть, Гамлет понимаешь, нашёлся, – не унимался Недостаток, – на вот, ещё предложи ему, его ногу! – И он подтолкнул к Лешему, чью-то, явно взрослую оторванную лодыжку.
- Злой ты! – кинулся на него Леший, – злой, как собака! Ни капли сострадания в твоём бездушном сердце не осталось… Гитлер ты…
- А ты нежный такой, прям как Ёжик?!..
Леший не выдержал, схватил Недостатка за грудки и поднял высоко над землёй. Рука сама собой сжалась в кулак и занеслась в ударе, в глазах Лешего потемнело, ненависть зашкаливала выше дозволенной нормы.
- Да хватит вам! – белым полотенцем упал крик Катерины, – Хватит! Мне кажется, это птица твоя натворила, я белое перо нашла.
- Это не моя Птица! – огрызнулся, болтающий в воздухе ногами Недостаток, – это птица дикая и ко мне никакого отношения не имеет!
- Черт с тобой, – прошипел Леший, Недостатку в лицо, – если бы не жена твоя, я бы тебя зарыл тут, как капусту вместе с маковкой.
- Ишь разошёлся, садовод-любитель, бес тебе в ребро! На маленьких всякий горазд, переть, я вот выросту и надаю тебе прямо в твою заплаканную морду. Дарвинист недоделанный!
- Да шут с тобой, тварь ты бездушная…
Леший ещё что-то хотел высказать, но вдруг всё накрыла внезапная тень. Путники подняли головы и увидели кружащею над посёлком огромною белую птицу. Выронив Недостатка, Леший опрометью бросился к пальмам и все незамедлительно последовали его примеру.
Птица кружила минут двадцать, затем, горестно каркнув, исчезла в синеве небес.