Сколь раз свой взгляд нужно кверху поднять Чтоб увидеть небесный свет?
Чтобы крики страданий тебе понять Сколько нужно ушей, ответь?
И сколько должно быть могил на свете Чтоб смогла насытиться смерть?
Ветер, один лишь ветер
В чистом поле тебе ответит.
Bob Dylan196, «Blowin'in the wind».
– Последнюю пачку книг Воннегута197 у меня прям из раздевалки в семинарии спёрли, – вспоминал отец Валентин.
– Да, я тогда ещё возмущался: «Зачем ты эту дрянь в святые стены бурсы198 пронёс», – сказал батюшка Сергий, – а тут препод наш любимый отец Лука сказал, что он бы Воннегута и Берроуза199 в семинарскую программу ввёл... вместо общего богословия. Мы так и не поняли, шутил он или нет, но мне эти книги мозг сильно подорвали... Где сейчас отец Лука, интересно?
– Куда-то сослали… То ли в монастырь, то ли на приход дальний... – сказал отец Серафим.
– У нас на приходе батёк был, вроде отца Луки. – продолжил разговор отец Сергий – Такой же приколист… Нормальный парень в общем… Да помнить ты его должен, Валь, – отец Глеб. Сейчас в женском монастыре служит. Тоже съели...
– Глеба? В женский монастырь? Ну, это ваще жесть! По мне так лучше под запрет! Конечно, помню, отличный парень! Думающий такой батюшка. Ну и да... приколист. Ты знаешь, как он меня развёл однажды?
– Нет.
– Сижу я у себя на приходе в Америке. Рождество только что отслужили. Вдруг – звонок! Какой-то чувак с акцентом говорит: «Здраствуйтэ! Это из администрейшн президент Буш вас беспокоит. Мы знаем, что вы очень хороший художник и хотели заказывать для наш президент икону! На ней должен быть наш президент на коне, бьющий копьём Садам Хуссейн, как святой Георгий…» Тогда как раз только по ящику их америкосскому про меня репортаж показали: как я служу, с новыми и старыми эмигрантами общаюсь и
|
|
 |
196 Боб Дилан, «Ответ ветра», Bob Dylan (род. 1941) – американский автор и исполнитель своих песен, поэт, художник, киноактёр, культовая фигура в рок-музыке.
197 Курт Воннегут (1922 – 2007) – американский писатель-сатирик. Считается одним из наиболее значительных американских писателей XX века.
198 Бурса – подготовительные классы духовной семинарии; в просторечии или шутливо – сама семинария;
199 Уильям Сьюард Берроуз (1914 – 1997) – американский писатель и эссеист. Один из ключевых американских авторов второй половины XX века. Считается важнейшим
представителем бит-поколения.
иконы пишу. Ну, думаю, вона как сработало. Молчу. Ведь и не откажешь, и как такую фигню писать? Этот в трубке мне ещё что-то про уникальность моего таланта и, что они бы очень хотели, чтоб во время военной операции в Ираке у президента была бы такая икона... Я вообще в ступор впал, все предохранители перегорели... А потом слышу: «Да ладно, отче, не парься! Это я, отец Глеб, помнишь? У отца Сергия встречались. С Рождеством тебя!»… М-да... женский монастырь... Жалко парня.
Бывшие однокашники, отцы Сергий, Валентин и Серафим, встретились на патриаршей службе на Бутовском полигоне200. Стояла ужасная жара. Патриарх с епископами расположились в тени под навесом, а духовенство парилось в облачениях прямо под палящим солнцем.
Многим священникам становилось плохо. Один пожилой батюшка начал даже терять сознание. К нему подошёл известный своей лютостью московский благочинный, сделавший в патриархии хорошую карьеру при прежнем патриархе Алексии, и начал шипеть на старика, чтоб тот встал прямо и не притворялся, а если не может отстоять патриаршую службу, значит и вовсе служить не может, и ему подыщут замену.
|
|
Отцы Сергий и Валентин стояли рядом и разговаривали, понятно, замечание сделали и им.
– М-да... Отвык я от этого всего на Западе. Ты посмотри, какие все смурные стоят. Все всего боятся: начальства, собратьев, себя самих... Ну, как это? Ведь всем от этого плохо! Что это за церковь такая?
– Привыкай, батяня! Был бы ты и сам таким, вернулся бы из Америцы своей настоятелем. А тебя пихнули пятым попом к настоятелю алкоголику и педерасту... Ладно, давай не здесь… Когда эта байда закончится, пойдём в кафе
– посидим втроём с Серафимчиком. Видишь, вон он в первых рядах отрабатывает...
Теперь трое священников сидели в ирландском пабе. Двадцать лет назад они, трое москвичей, учились в одной провинциальной семинарии. Сергей был старше, он перед этим уже успел отслужить офицером в армии. Володя, будущий отец Серафим, был бойким, но не шибко грамотным подмосковным мальчиком. А Валентин – из столичной интеллигенции происходил. В московскую семинарию он сдал экзамены на отлично, но его не взяли из-за нехорошей статьи в военном билете.
После семинарии их дороги разошлись. Сергий стал священником московского храма, где и служил до сих пор. Валентин отучился в академии, занялся серьёзно иконописью, потом смог получить место настоятеля русского храма в Америке. Но вот теперь его отозвали обратно...
Лучше всего сложилась судьба у отца Серафима, хотя поначалу, когда его, молодого монаха, назначили настоятелем развалин огромного храма в
|
|
|
200 Бутовский полигон – историческое наименование урочища, известного как одно из мест массовых казней и захоронений жертв сталинских репрессий в период 1937–1938 годов близ деревни Дрожжино Ленинского района Московской области.
глухом подмосковном углу, казалось, что ему-то как раз повезло меньше других. Но очень скоро в этом медвежьем и экологически чистом углу стали появляться шикарные коттеджи: строились крутые и прочие чиновники с предпринимателями. Отец Серафим быстро нашёл с ними общий язык, и дело закрутилось. Сейчас он ездил на Лексусе, отдыхал на Канарах и готовился стать епископом.
– Эх, братцы, вот куплю себе епархию и заберу вас с собой! Правда, ближнюю к Москве не обещаю. У меня столько денег пока нет...
– Эх, Симчик, раньше ты таким циником не был. Помнится, симонию201 осуждал даже, – уколол отец Валентин.
– Эх, дорогой, все ваши беды от того, что вы так и не повзрослели и не отделили веру от бизнеса. У бизнеса свои законы и, если хочешь жить нормально, надо им следовать. А вера... Знаешь, я, когда служу, верю, но это ж не значит, что я всегда верить должен. Когда я по бабам иду, это совершенно не нужно. А не ходил бы я по бабам – так у меня бы давно крыша поехала и я на людях бы отыгрывался. А так я с иудеями – как иудей, с бандитами – как бандит, с антисемитами – как антисемит, ну и так далее, по Апостолу 202… И всегда позитивен! Вот это и есть мой символ веры 203!
– М-да, оно конечно хорошо, позитивным быть, но как-то ты уж чересчур… Да и как без скорбей?... Разве у тебя их нет?... Знаю, что есть... это хотя бы честно... – сбивчиво заключил отец Сергий после небольшой паузы.
– Вот, ты зовёшь нас в свою будущую епархию. Конечно, вряд ли я или Серёга поедем, – начал отец Валентин, – если только нас, как Глеба, в женский монастырь не сошлют... Но, предположим, мы поехали, а в епархии новой ситуация так складывается, что тебе нас сдать надо. Ну, карта так легла… Сам знаешь, как это бывает. Сдашь или нет?
– О, брат, какие ты вопросы задаёшь... У америкосов, что ль, так говорить научился? Ладно, Валь, не обижайся! Это я любя. Но ты ж и впрямь как-то по- пионерски рассуждаешь... В системе надо уметь не подставляться! Тогда и карта нормально ляжет, это – первое! Второе – своих я не сдаю... до тех пор, пока они сами себя не сдают… А далее – смотри пункт первый.
– Ты извини, Сим, но я ещё один тебе наивный вопрос задам. А причём тут Христос, Евангелие, то, во что мы в бурсе верили? Ну, даже если ты кроме как на службе не веришь, всё равно, должна же быть связь?... Это я не только тебе, себе тоже этот вопрос задаю...
– Эх, Валя! – вмешался отец Сергий, – Глеб тоже всё вопросы такие задавал, и чем это кончилось? Личная вера или неверие... не всегда одно от другого и отличишь-то... это всё – личное спасение, а остальное – бизнес...
|
201 Симония – продажа и покупка церковных должностей, духовного санa, церковных таинств и священнодействий (причастие, исповедь, отпевание), священных реликвий и т.д.
202 Апостол – богослужебная книга, включающая часть книг Нового Завета, деяния и послания Апостолов: к римлянам, к колоссянам, к евреям, к коринфянам, к филиппийцам, к галатам, к ефесянам и т.д.
203 Символ веры – краткое и точное изложение основ христианского вероучения,
составленное и утвержденное на 1-м и 2-м Вселенских Соборах.
Может, не так уж грубо, как Серафим говорит. Да и вообще, я за большее соответствие заповедям... Но по-другому-то не выходит. Не знаю уж, как там в заграницах, но здесь – так! – резюмировал отец Сергий. – Помнишь, у Воннегута в Завтраке для чемпионов 204: «Чёрный арестант, которому подошло бы надгробие. Он привыкал ко всему, к чему нужно было привыкнуть». Вот и мы такие же чёрные арестанты... Хоть всё вроде и ничего, и эль ирландский пьём...
– Ну да. «Тюрьма на упаковках не упоминалась и молочая тюремная продукция выходила под маркой Королева прерий...», – продолжил цитату из книги их молодости отец Валентин. – М-да… К нашей системке марка такая тоже вполне...
|
204 Завтрак для чемпионов, или Прощай, Черный понедельник! – роман Курта Воннегута, опубликованный в 1973 году.
Материнское сердце
Театр начинается с виселиц Не потеряй номерка
Юрий Наумов, «Театр Станиславского»
Наверное, это и есть счастье. Переполненный храм, солнце так красиво бьёт лучами через древние окна-бойницы. Твой сын – архиерей, как красив он в этих ярких праздничных облачениях! А все эти мальчики со свечами вокруг него словно ангелы! Вот он говорит немного нараспев, но с назидательностью, то возвышая голос, то снижая до проникновенного, а весь храм затих и внимает как-будто и не дыша:
– Такие ниши святыни, не от мира сего, не от греха! Русь Святая – Нищая духом, но богатая Богом, не понять, нет, не понять им, отступившим в плотские наслаждения и разврат всем этим человекоугодникам, забывшим Бога, что есть истинная духовность наша! Духовные скрепы – это не просто слова...
«Слава Тебе Господи! Смог он с Твоей помощью преодолеть всё, стать таким, Твоим служителем!» – загорелась в материнском сердце молитва, а память вернула её в тот вечер двадцать с лишним лет назад...
Что он сказал, было невыносимо, казалось, минуту назад, когда она рвала на себе волосы, пыталась бить его, выла, она была сама ненависть, прожигающий огнь. Теперь его заплаканное лицо было таким красивым, невозможно родным.
Она опустилась на стул, четырнадцатилетний сын так и стоял перед ней молча, понурившись.
– Ма, но ты же сама говорила, что б я тебе, только тебе всегда правду говорил...
Это её и остудило, да, она его так научила говорить матери всегда правду, кому угодно, что угодно, да, жизнь тяжела и кругом много злых людей, а они всегда вместе и мать всегда примет.
Она многое поняла не сразу, смотрела на друзей и соседей и на хотела так жить, без любви, в ненависти и злобе. Она верила, что Бог не создал их такими, но разве можно было комсомолке говорить о Боге? Она решилась всего два раза. Первый – с подругой в техникуме, через неделю вся группа показывала на неё пальцем, а комсорг даже хотела собрать по поводу собрание, но как-то начальство на одобрило. Второй – с ним, с жениным отцом, в какую-то из тех ночей, что они были близки. Она чувствовала, что нет никого роднее, так рядом... «Два – одна плоть», да, но и один дух, навсегда, перед Богом. Она ему так и сказала, потому что верила, что он чувствует так же. Он ухмыльнулся, так,что она почувствовала – это конец, а потом он встал и закурил... Через неделю они увиделись в последний раз...
Женю, нынешнего епископа Афанасия, она растила одна, мать так и жила в их маленьком провинциальном городке, а она, Валя, по лимиту осталась в
Москве. Общага, пелёнки, в общем, «Москва слезам не верит», только никакой карьеры и прочей поздней романтики. Но была церковь, она начала ходить туда, сначала в близлежащую, но там всегда было не пробиться, а батюшки были все какие-то невнимательные, а то и грубые, без духовной неспешности. А когда она хотела покрестить Женю, то от неё потребовали паспорт отца.
– Но... У него нет отца, я одна...
– Как это? Нет отца? – усмехнулась сухенькая женщина в очках, что оформляла крестины,– На нет и крещения нет, так по закону...тоже мне...
С тех пор Валентина стала ходить в другой храм, Николокузнецкий, что в центре. Народу там было много тоже, но храм попросторнее, а главное отношение и батюшки были другими. Её сына окрестили не оформляя, священник все понял и пошёл навстречу. Она стала ходить туда сначала раз в месяц, а потом и каждую неделю. Для неё открылась совсем другая жизнь, всё советское казалось глупым и нелепым, лишённым настоящей основы, впрочем, и прежние свои мечты и фантазии она вспоминала с грустью или даже раздражением, ну какая любовь может быть без Бога, да и вообще, всё это чувственное, греховное...
– Да, сын, я сама тебя так научила, и ты правильно сделал, что сказал мне всё, – ответила она наконец собравшись с духом,– Теперь тебе надо пойти на исповедь к батюшка и всё ему рассказать. Ты знаешь его, он строгий, но он все видит и понимает. Тут без Божьей помощи не обойтись...
Владыка Афанасий решил давать крест сам, не всем,конечно, первым, здесь спонсоры стояли и прочие важные лица, кого поздравить, просфорку дать, улыбнуться. Уже хотел уходить, а тут мать подошла с заплаканными и счастливыми глазами, смешная старушка. Он дал ей поцеловать крест и ушёл в алтарь. В голове пронеслись воспоминания.
Тот вечер, он решился сказать маме, что не говорил никому... Ему нравятся мальчики... Потом по её совету исповедь у духовника, он не хотел говорить, но мать стояла сзади и он понимал, что не сможет соврать ей...
Священник, расспросил обо всём, давно ли, как это у него, молчал, казалось, невыносимо долго. И наконец сказал:
– Женя, есть такие люди, это как быть искалеченным... Твой крест – быть одному, значит этого Бог от тебя хочет. Начинай ездить в монастыри, там, может, найдёшь своё место, и никому кроме как батюшке на исповеди не рассказывай об этом...
И он не рассказывал, и по монастырям с матерью ездить стал, было то их в советские годы всего ничего.
Был один монах, который как-то особо с пониманием отнёсся к Жене, к нему он старался попасть каждый раз, как бывал в обители. Лет 17 ему уже было, и монах тот позвал его в келью... Потом другой раз, и ещё... Он ему рассказал, что таких как он немало, и что ни мать, ни мирские священники не поймут его, а он– понимает, потому что сам такой... И традиция эта древняя, чтобы монахи любили друг друга, да и среди апостолов не так все просто было, как в Евангелии описано, потому как нельзя открыто говорить, но есть изустные предания...
Тот монах, уже посвятивший Женю не только в теории мужской любви, представил его другу архиерею, тому Женя очень понравился, он взял его к себе в келейники... Дальше жизнь закрутилась, заочная учёба в семинарии, поездки с архиереем, обеды, праздники. Как-то один, казалось, мелькавший на архиерейских приёмах человек, неожиданно подошёл к Жене на улице, заговорил с ним о том, что служба Богу это очень хорошо, но неплохо бы служить и Отечеству. Женя перепугался, а вдруг его вот так в армию забрать хотят, но у него справка... собеседник улыбнулся, он не об этом, пусть Женя не пугается, Отечеству по-разному служат...
Теперь, 30 лет спустя, он усталый от службы ещё не старый перспективный архиерей идёт в алтарь, вот парнишечка семинарист этот... Как же он ему по сердцу... Нет, епископ Афанасий почти никогда не прибегал к насилию, это лишнее, но если парень внутри свой или расположен... Секретарь обещал прощупать, но как-то всё ничего, надо б поторопить его...
Валентина стояла в стороне и видела со спины ушедшего в алтарь сына- архиерея. Показалось? Пронзило как-то, когда она крест целовала, что ухмыльнулся он совсем как его отец тогда, сорок лет назад, когда она поняла, что больше ничего не будет... Искушение бесовское какое-то...