– Что ему здесь нужно?.. – задумчиво спросил Дмитрий Борисович.
А старый вещун, еще более торжественный и важный, чем прежде, словно ему и не довелось пережить позорное поражение, шел прямо к Сколоту. Красный плащ тяжело волочился за вещуном, высокий головной убор был надвинут до самых бровей. Он опирался на длинный посох, увенчанный золотой фигуркой совы.
Смех и разговоры обрывались там, где проходил Дорбатай, будто он гасил их своей темной тенью. За ним двигались его подручные, одетые так же торжественно, как и он, – жрицы в расшитых льняных платьях и мужчины в праздничных красных плащах с украшениями, с кинжалами за поясами.
В тишине прозвучали одинокие приветственные возгласы. Это встречали Дорбатая знатные скифы, до того сидевшие отдельной группой. Явно озабоченный Варкан нагнулся и тихо сказал Дмитрию Борисовичу;
– Это очень странно. Дорбатай почти никогда не появляется на пирах. И здесь его никто не ждал… Разве что эти спесивцы? – он кивнул в сторону знати.
А Дорбатай как будто и не замечал того, что его появление резко изменило настроение пирующих. Впрочем, может быть, это как раз и входило в его планы? Так или иначе он спокойно подошел к Сколоту, низко поклонился и заговорил, глядя прямо в пытливые глаза вождя, явно удивленного его появлением.
– Прославленный и любимый богами Сколот! – начал громким голосом Дорбатай. – Привет тебе! Привет также прославленным и могучим чужестранцам, которые сидят рядом с тобой!..
– Слова приветственные, а тон угрожающий, – вполголоса заметил Дмитрий Борисович Варкану, который переводил ему речь вещуна.
– Да, эти чужеземцы могучи и всесильны, – продолжал Дорбатай, – иначе они не могли бы занять почетное и священное место рядом с вождем, на которое не имеет права никто, кроме самых храбрых, самых прославленных воинов. Да, они могучи, ибо даже подчинили себе вождя. Ведь рядом с тобой, о Сколот, находится чужая девушка, хотя по законам она не вправе сидеть рядом с вождем. Это оскорбление богам! Но боги молчат… Значит, чужестранцы и в самом деле всемогущи и могут творить все, что пожелают, даже смеяться над нашими древними и священными законами и обычаями. Что ж, я, скромный вещун Дорбатай, приветствую могучих чужеземцев!
|
|
В голосе вещуна теперь уже ясно звучала угроза. Дорбатай не сдался, не сложил оружия!
Иван Семенович наклонился и тихо сказал Артему:
– Помните: ни одного неосторожного движения. Но будьте начеку. Над нами собираются тучи. Внимание, Артем, внимание! Опасность не должна захватить нас врасплох!
Глава тринадцатая
Игра старого вещуна. – Рассказ о вожде Скипе. – Дорбатай хочет мириться? – Золотая сова в чаше. – Новое требование Дорбатая. – Смерть Сколота. – Гартак – вождь скифов. – «Связать их!»
Артем растерянно посмотрел на геолога: его удивило такое неожиданное предостережение.
– Вы полагаете, Иван Семенович… – начал было Артем. Но геолог уже не смотрел на него, словно и не говорил ему ничего. Только губы его едва заметно шевельнулись, и Артем услышал еще раз тихое, едва слышное:
– Будьте начеку, Артем…
Что хотел этим сказать Иван Семенович? Почему он ничего больше не объяснил? Неужели Дорбатай решится что-то предпринять сейчас, во время праздника?
Ответа на эти вопросы не было. Однако вид старого вещуна не предвещал ничего хорошего.
|
|
Со Сколотом говорил теперь не тот напуганный старик, который дрожал и беспомощно озирался после своего поражения. Нет, перед участниками пира стоял уверенный в себе вещун-энарей, вернувший былую власть над темными скифами. Недавнее веселье уступило место тревожному ожиданию. Открытые лица скифов вдруг нахмурились. Уже никто не позволял себе смотреть благожелательно в сторону чужестранцев. Угрожающе шумели знатные скифы. Рука Варкана легла на рукоять меча…
– Артем, Дорбатай задумал что-то плохое! – услышал юноша взволнованный голос Лиды.
– С чего ты взяла? – ответил Артем, притворяясь беззаботным. Но Лида почувствовала в его тоне неискренность.
– Зачем ты притворяешься? – с упреком сказала она. – Зачем скрывать от меня? Ведь я вижу, что творится вокруг.
Артем смущенно пожал плечами. Да, атмосфера явно сгустилась…
Дорбатай сделал небольшую паузу, как бы проверяя, какое впечатление произвели его зловещие слова, потом продолжал:
– Я приветствую и тебя, благородный Гартак, сын вождя! Я вижу, ты единственный, кто чувствует грозное дыхание разгневанных богов. Привет тебе, будущий вождь, тебя любят боги, ты свято выполняешь их волю. Счастливые дни и годы принесешь ты народу сколотов, когда придет твое время.
Скифы вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Гартака. Он силился принять горделивую позу, но это у него не выходило: голова валилась набок, глаза моргали.
Должно быть, кто-то из воинов обронил неодобрительное слово по адресу Гартака. Старый вещун поднял посох и гневно закричал:
|
|
– Кто осмеливается спорить со мной? Пусть этот человек помнит, что он спорит с самими богами! Я, скромный вещун Дорбатай, свидетельствую перед лицом неба, что слышал сегодня ночью грозный голос богов, и земля содрогалась от этого голоса! Боги повелели мне – и земля тряслась от этого голоса: «Иди и скажи народу, и пусть народ слышит, знает и помнит наше благословение мудрому Сколоту и его сыну, благородному Гартаку!» И эти слова богов раздались в громе и пламени, от которого я, скромный вещун, прикрыл глаза рукой…
«Не с моей ли помощью говорили ему все это боги?» – усмехнулся про себя Артем.
– И я пришел сюда, – продолжал Дорбатай, – так как пожелал вместе со всеми услышать рассказ старого и мудрого Ормада. Мне жаль, что я не услышал его. Но теперь хочу сам рассказать то, о чем напомнили мне сегодня великие боги. Я тоже хочу поведать о славном прошлом народа сколотов. И если мудрый Сколот позволит мне, я начну. Ибо так сказали и повелели мне боги!
Он поднял руки вверх и застыл в своей любимой торжественной позе с полуприкрытыми глазами, словно в самом деле прислушиваясь к голосу богов.
– Хорошо играет свою роль старый мошенник! – вырвалось у Дмитрия Борисовича. – Не правда ли, Иван Семенович? Любопытно, что он расскажет? Очень любопытно… Неужели тоже что-нибудь такое, что перекликается с Геродотом или с другими древними источниками?
Геолог промолчал: его интересовало и волновало сейчас совсем другое. А Дорбатай, наконец, опустил длинные тощие руки и вопросительно посмотрел на Сколота:
– Я жду твоего благосклонного ответа, о вождь!
– Рассказывай, – коротко произнес Сколот, не глядя на вещуна. Должно быть, он тоже почувствовал, что тот затеял эту игру неспроста. Как бы случайно взгляд вождя упал на Варкана. Молодой скиф ответил на этот взгляд, крепко сжимая рукоять акинака. Да, Варкан тоже был начеку!
Старый вещун облокотился на посох. Он стоял так, как будто обращался лишь к Сколоту, но было ясно, что его интересует вся эта огромная аудитория – многие сотни людей, заполнивших площадь. Сухие пальцы вещуна крепко сжимали посох, скрипучий голос звучал жестко, непримиримо, злобно.
– Мудрый Ормад рассказал сегодня о том, как отважный сколотский народ победил могучее персидское войско и как бежал из наших степей гордый царь Дарий. Да, так было. Сколоты победили потому, что с ними всегда было благословение богов. Боги говорили с мудрым вождем Иданфирсом, учили его, и он победил Дария. А что случилось с родственником Иданфирса, Анахарсисом? Что случилось с человеком, который забыл богов, отступился от них?.. Знаете ли вы это, сколоты? Я напоминаю вам, потомки воинов, о позорной судьбе Анахарсиса, и пусть каждый из вас на всю жизнь запомнит, что ждет того кто забывает богов!
…Анахарсис, родственник Иданфирса, – продолжал Дорбатай, – был мудрым человеком, но он пожелал превзойти всех. И вот Анахарсис поехал в другие страны, так как ему казалось, что, побывав там, он овладеет мудростью чужеземцев и станет мудрейшим из людей. Он объехал немало стран и решил, наконец, возвратиться домой. Но вернулся он уже не таким, каким оставил родной край. Он забыл о сколотских богах, увлекся другой верой, научил этому и других сколотов. Он отправлялся в лес, надевал греческие одежды, играл на литаврах и молился чужой богине. А вместе с ним молились и другие сколоты, которых он преступно повел за собой. Что же сделал мудрый вождь Савлий, когда узнал о таком позоре? Он отправился с воинами в лес, где отступники молились чужой богине, и умертвил их! Ибо на это его благословили грозные боги сколотского народа. Вот что сделал мужественный Савлий, который был храбрым воином и мудрым вождем, благословенным богами…
При этих словах Дорбатай укоризненно посмотрел на Сколота.
– И случилось это так потому, что вождь Савлий был мудрым. Он знал, что счастье и богатство сколотов – в руках богов. И нельзя обижать богов, отступаться от них и пренебрегать их законами. Помнят ли об этом потомки сколотов теперь? Помнит ли об этом и сам наш мудрый вождь Сколот? Должно быть, помнит, иначе и быть не может…
– Но о чем напомнили тебе боги, о Дорбатай? – недовольно произнес Сколот, отлично понимавший, что рассказ коварного жреца направлен против него.
– Сейчас мудрый Сколот услышит и об этом, – спокойно ответил Дорбатай. – Были некогда трудные годы для сколотского народа. Реки высохли и не давали рыбы, трава погибла от зноя, звери разбежались… Было такое время! И кони падали целыми табунами от неведомой страшной болезни. Не помогали никакие молитвы, потому что боги отвернулись от сколотов… Было такое время! Сухие ветры дули днем и ночью, горячее их дыхание опустошало страну. И только один вождь Скил со своими приближенными жил беззаботно, не обращая внимания на то, что народ живет в нищете, терпит неисчислимые бедствия. Ведь Скил не был коренным сколотом; его мать-истрянка приучила сына к греческим обычаям, и он оставался глух к голосу богов…
Голос Дорбатая снизился до шепота, но и шепотом он владел так артистически, что слова его были слышны всем.
– Скил хотел совсем уничтожить сколотские обычаи и завести вместо них чужие, греческие. Он приблизил к себе греческих купцов, тайно посещал с ними город Херсонес, предавался там разврату и молился чужим богам… Приближенные Скила скрывали от народа позорное поведение вождя, и он, окончательно забыв стыд, решил посвятить себя греческому богу Вакху и построил себе в греческом городе большой дом. Сколоты и этого не знали. Но сколотские боги проявили милость и предостерегли отступника Скила, давая ему возможность раскаяться и исправиться. Они поразили тот большой дом огненной стрелой молнии! Дом Скила загорелся, но по воле богов Скил успел спастись. Однако же и после этого предупреждения богов Скил остался глух к велениям небес. Он остался верен Вакху, да будет проклято сие скверное имя! И по-прежнему никто из сколотов не знал, почему боги обрушили на весь народ свой гнев. Так продолжалось до тех пор, пока народ не узнал об отступничестве и позоре своего вождя. Вот как это случилось. Приехавшие в нашу страну греческие купцы и сколотские вещуны вели спор о вере. Наши вещуны укоряли греков: «Как можете вы поклоняться поганому богу Вакху, пьянице и распутнику, имя которого мерзко вспоминать? Разве это бог?.. Вы верите, что Вакх воплощается в вас, когда вы пьяны. Мы, сколоты, не признаем таких скверных богов, потому что наши боги суровы и праведны!»
А греческие купцы ответили насмешливо: «Как можете вы, сколоты, смеяться над нами и нашим славным богом Вакхом, когда нам доподлинно известно, что ваши первые люди молятся Вакху?»
Но сколоты не поверили греческим купцам. Тогда те сказали: «Если не верите нам, то спросите вашего вождя Скила – он поклоняется Вакху!»
И опять не поверили сколоты, почитавшие своего вождя. Купцы рассмеялись:
«О сколоты, идите за нами, и мы покажем вам вашего вождя Скила в греческих одеждах. Вы увидите, как он молится Вакху и пьет в его честь хмельные напитки!»
И тогда старейшины пошли с греческими купцами и собственными глазами увидели, как к грекам пришел Скил в греческом одеянии; он молился с греками, пил с ними в честь Вакха и был пьян.
Увидя это, старейшины сказали народу: «Вождь Скил изменил сколотским богам и сколотским обычаям. Он хочет, чтобы и мы поклонялись поганым греческим богам. Он разрешает грекам, этим неверным чужестранцам, владеть нами. Пришельцы-греки приезжают к нам, издеваются над нашими обычаями и священными законами, а Скил охраняет их и усаживает рядом с собой на самом видном и почетном месте! Пришельцы-колдуны обманывают вас, а Скил только посмеивается. Прогоним Скила, он предатель!»
И народ послушался старейшин. Ибо не может быть вождем сколотов человек, склонившийся на сторону чужестранцев! Боги покарают такого вождя, а вместе с ним весь народ! Вождь обязан защищать наши священные обычаи. А если он изменяет им, подчиняется чужестранцам – горе народу, горе сколотам! Огненные стрелы падут на них с туч, убьют камнями и покарают страшной смертью. Так говорят боги!
Дорбатай сделал небольшую паузу, чтобы набраться сил и присмотреться, очевидно, к скифам.
– Это звучит как неприкрытая угроза Сколоту! – сказал Дмитрий Борисович. – По-моему, что-то затевается… Варкан, продолжайте переводить все слово в слово.
Иван Семенович молчал, хотя и знал, как ждут его слов товарищи. Но что здесь можно было сказать, когда и без объяснений стало понятным, что старый вещун пытается снова запугать если не Сколота, то доверчивых, пугливых по отношению к богам скифов.
Геолог заметил, как Дорбатай, не сдержавшись, со злобой взглянул в сторону чужеземцев, сидевших рядом со Сколотом. Да и без того намерения Дорбатая уже выяснились. Вначале он вел свой рассказ издалека, но постепенно все больше и больше расходился. Теперь оставалось только ждать, чем закончит он, чего будет требовать от старого вождя.
И еще одно обстоятельство беспокоило Ивана Семеновича. Он заметил, что во время рассказа Дорбатая к группе знатных воинов подходили какие-то люди; видел, как старики из этой группы отдавали этим людям тихие, неслышные приказы – и люди после этого исчезали так же незаметно, как и появлялись. Вот это было уже совсем плохо, так как напоминало заговор…
Дорбатай, убедившись в том, что полностью завладел вниманием слушателей, снова заговорил:
– Сколотский народ согласился с вещунами и старейшинами, так как видел, что такова воля богов. Народ избрал своим новым вождем прославленного Октамасада. Скилу отрубили голову, а тело изменника принесли в жертву богам! И ни один воин, ни один охотник не поднял голоса против кары отступнику, хоть и был он до того вождем. Ибо народ знал, что переполнилась чаша терпения богов и что они держат в руках своих огненные стрелы, готовые поразить тех, кто окружает и потворствует отступнику.
Дорбатай поднял высоко вверх посох с золотой фигуркой совы, заканчивая свой рассказ.
– Так поступили в старину сколоты с предателем Скилом, который презрел богов! И боги приняли эту жертву. После этого наступили счастливые времена. Боги сказали мне, скромному вещуну Дорбатаю: «Расскажи об этом потомкам сколотов! Пусть помнят они о судьбе отступника Скила!» И я, Дорбатай, говорю вам от имени богов: помните об этом! Ведь точно так же сколоты должны поступать всегда – жестоко карать изменников и отступников, которые подчиняются чужестранцам, их обычаям и богам. И ничто не спасет отступников, пусть они будут даже самыми прославленными людьми. Слушайте меня, воины и охотники, слушайте скромного вещуна Дорбатая! Я передал вам то, что поведали мне боги. Помните и знайте, что никогда и никому наши боги не прощают измены древним священным сколотским обычаям и законам!
Рассказ вещуна закончился. Он произвел на слушателей огромное впечатление – об этом можно было судить по возбужденным лицам скифов, по шуму, который прокатился в толпе. Археолог нагнулся к Ивану Семеновичу:
– Вы были совершенно правы, дорогой мой, – сказал он озабоченно. – Старый мошенник ловко использовал историю в своих интересах!
– Какую историю? – спросил геолог.
– Скил – личность историческая. Он действительно был убит скифами. Его обвиняли в том, что он являлся ставленником… Ну, агентом, что ли, греков-колонизаторов. Скил жестоко обращался со скифами и именно за это поплатился жизнью…
– Значит, Дорбатай ничего не выдумал? – воскликнула Лида.
– В основе его рассказа лежат подлинные исторические события, описанные древними историками, – ответил Дмитрий Борисович. – Но Дорбатай повернул дело так, чтобы настроить скифов против нас и Сколота. Хитро придумал!
– И вполне достиг своей цели, – мрачно добавил Иван Семенович. – Разве вы не видите, что здесь творится? Скифская знать уже не держится отдельной кучкой, как до сих пор, а смешалась с простыми воинами. Э-э, да они явно подстрекают их!..
Действительно, группа знатных скифов будто растаяла среди воинов и охотников. А может быть, ктото из них плел свою паутину и среди простых скифов, так как отовсюду были уже слышны угрожающие выкрики, отовсюду враждебные глаза смотрели на четырех чужеземцев. Не могло быть никакого сомнения в том, что Дорбатай разыгрывал и разыгрывает вместе с заговорщиками заранее обдуманную игру…
Тем временем Дорбатай повернулся снова к Сколоту и поклонился ему, словно в его рассказе и не было никакого намека на вражду со старым вождем. По обычаю Сколот должен был наградить рассказчика почетной чашей оксюгалы. И Дорбатай ожидал выполнения обычая.
Неохотно Сколот протянул золотую чашу с оксюгалой вещуну. Священный старинный обычай требовал выполнения!
Но, к удивлению вождя, Дорбатай не взял чаши. Он отрицательно покачал головой, еще раз почтительно склонился перед Сколотом и сказал:
– Прославленный и мудрый брат мой Сколот помнит, что черный ворон пролетел между нами. Я не хотел этого, и мудрый Сколот тоже не хотел. Но черный ворон пролетел. Он задел своими крыльями наши души. Мы смотрим друг на друга не так, как смотрели раньше. Я не могу больше терпеть этого! И я хочу сказать: забудем, о мудрый брат мой Сколот, о прошлом! Я хочу раз и навсегда забыть об этом вороне. Забудь о нем и ты! Налей и себе в чашу оксюгалы, мы выпьем вместе и утопим воспоминания о черном вороне. И пусть он никогда больше не пролетит между нами!
Этот сердечный, глубоко дружественный тон резко отличался от того, каким Дорбатай вел свой прежний рассказ, и это сбивало с толку. Было похоже, что старый вещун действительно пришел сюда для того, чтобы помириться со Сколотом! Если это было всего лишь притворство, то надо было признать, что Дорбатай – прекрасный актер. В голосе его было столько искренности, столько глубокой печали, он говорил так проникновенно, что нельзя было не верить ему! Не удивительно, что скифы восторженно встретили слова вещуна.
– Послушайте, может, он и в самом деле хочет мира? – заколебавшись, сказала Лида.
– Только не с нами, – решительно отрезал Артем.
– Наполни же свою чашу, о Сколот, – повторил Дорбатай. – Перед лицом всех отважных воинов и охотников, перед лицом всех присутствующих здесь, перед лицом небес и богов я хочу положить конец прошлому и никогда больше не возвращаться к нему. Я принес тебе в подарок священное изображение совы – мудрейшей птицы. Пусть отныне мудрость руководит нами и скрепит нашу дружбу. Налей же свою чашу, о брат мой Сколот!
Снова одобрительные возгласы пронеслись над площадью. Дорбатай умело вел свою игру! Каковы бы ни были его тайные намерения, что бы ни прятал он в глубине своего злобного сердца, после таких искренних и проникновенных слов ему невозможно было отказать. Если Сколот даже не верил Дорбатаю, уклониться от его приглашения он не мог. Он дал знак слуге, и тот налил оксюгалу во вторую чашу. Дорбатай снял со своего посоха золотую фигурку совы и протянул ее Сколоту:
– Пускай это священное изображение всегда напоминает тебе, мудрый и отважный брат мой Сколот, о любви к тебе всех охотников, всех воинов, всех скотоводов, всех вещунов. И о моей любви к тебе тоже. Прими этот подарок!
Вдруг нога старика задела ковер, он покачнулся и выронил фигурку совы; она упала в чашу Сколота. Дорбатай всплеснул руками:
– Прости мне мою неосторожность, Сколот! Однако в этом тоже видна воля богов. Значит, они благословляют мой дар, раз ему суждено было окунуться в чашу мира. Осушим же наши кубки, и пусть ничто больше не омрачит нашей дружбы, которую благословляют небеса!
Сотни глаз впились в Сколота и Дорбатая. В глубоком молчании поднесли они к устам свои чаши и залпом осушили их. Скифы радостно приветствовали примирение братьев. Правда, вызывало удивление, что громче всех выражали свою радость знатные скифы. Им-то что было радоваться? Ведь именно они всегда первые раздували и поддерживали вражду между братьями.
Дорбатай внимательно следил за тем, как Сколот взял со дна пустой чаши изображение совы и принялся разглядывать его. Вещун смотрел на вождя пытливо, не сводя глаз. Что-то хищное промелькнуло в выражении его сухого жестокого лица. Затем он перевел взгляд на Гартака, и усмешка искривила его губы под свисающими седыми усами.
– Смотрите, Гартак дрожит, точно его бьет лихорадка! – воскликнул удивленный Артем.
– Испугался чего-то, что ли? – заметила Лида, пораженная видом Гартака.
Действительно, с сыном вождя творилось что-то неладное. Лицо его побледнело, он нервно сжимал руки, дергал головой, словно отгоняя назойливую муху. Дорбатай смерил его презрительным взглядом. Кое-как Гартак овладел собою. Дорбатай снова обратился к Сколоту:
– Доволен ли ты, о брат мой, подарком? Не слишком ли он скромен для тебя, великого и мудрого вождя?
Сколот недоверчиво поглядел на вещуна.
– Доволен… если только он сделан от чистого сердца…
Дорбатай сухо засмеялся.
– Я подарил тебе, Сколот, священное изображение перед лицом неба и богов, в присутствии твоих гостей. Разве можно сомневаться в чистоте моих помыслов!
– Хорошо, пусть будет так. Но что ты, Дорбатай, хочешь получить от меня? – спросил Сколот. – Согласно обычаю, я ни в чем не могу тебе отказать. Однако помни, есть такие вещи… или люди… каких я не советовал бы просить у меня, потому что…
Вождь не закончил, но в голосе его послышалась глубоко скрытая угроза. Дмитрий Борисович шепнул товрищам:
– Слышите? Сколот дает ему понять, что в своих требованиях насчет ответного подарка вещун не должен касаться нас. Вождь ведет себя очень последовательно.
– Удастся ли ему и в дальнейшем быть таким последовательным?.. – задумчиво сказал Иван Семенович.
Услышав слова вождя, Дорбатай выпрямился.
– Я не собираюсь просить у тебя сокровищ, брат мой Сколот. Ты знаешь, мне ничего не нужно. Да и не к лицу мне, скромному вещуну, просить что-нибудь для себя. Я хочу лишь выполнить волю богов. Боги сказали мне, что я должен требовать от тебя, о Сколот. Ты не можешь отказать мне, так как этим самым ты откажешь богам!
Старый вождь покачал головой:
– Не будем зря пререкаться, Дорбатай. Я предупредил тебя. Теперь говори, чего ты желаешь!
Сухой голос Дорбатая прозвучал резко и угрожающе:
– Боги требуют, чтобы ты отдал им чужестранцев!
Его вытянутая рука твердо показала на путешественников.
– Этого я не сделаю, – решительно ответил Сколот. И тотчас же ропот недовольства пронесся над толпой. Скифы, возбужденные словами Дорбатая, единодушно возражали против ответа старого вождя. Ведь боги, грозные скифские боги желали, чтобы Сколот отдал им чужестранцев!
Дорбатай, не оглядываясь, обвел рукой площадь:
– Посмотри, брат мой Сколот, прислушайся! Спроси у старейшин, спроси у народа. Что скажут они? Ты слышишь их возмущенные голоса – они против тебя. Пойми это!
Сколот осмотрелся. Он увидел напряженные лица собравшихся. Скифы жадно прислушивались к спору братьев. Они ждали. Было ясно: тот, в чьих руках окажутся в конце концов чужеземцы, победит другого. А на это Сколот согласиться не хотел. Он снова покачал головой:
– Нет!
– Боги требуют этого! – закричал вещун отчаянным голосом, поднимая руки вверх. – Боги требуют от тебя, Сколот, этой жертвы! Боги грозят народу сколотов огненными стрелами! Я слышал сегодня голос богов. То был страшный голос! Чужеземцы осквернили священный жертвенник, они издеваются над богами и надо мной, их скромным слугой! Только кровью можно смыть такое оскорбление. Отдай, отдай чужеземцев, о Сколот, иначе гнев падет на тебя, страшный гнев всемогущих богов!
Голос вещуна сорвался и перешел в пронзительный визг. Он размахивал руками, седая голова его тряслась, на посиневших губах выступила пена…
– Отдай чужаков, которые осквернили наши святыни!
– Нет! – твердо отвечал вождь.
– Боги убьют тебя. Сколот! Вспомни о Скиле! Ты изменяешь богам! Одумайся, Сколот! Отдай их!..
– Нет!
Дорбатай вдруг умолк. Наступила пауза, полная тревожного ожидания. Потом в тишине раздался призыв Дорбатая:
– О боги, великие и суровые боги! Выслушайте меня, вашего смиренного слугу Дорбатая! Я передал Сколоту, что вы повелели мне. Я предупредил его, я сделал все, что мог. Мне трудно думать о страшной каре, суровые боги. Пусть не заденет она ни меня, ни отважный сколотский народ, а падет лишь на того, кто нарушает ваши законы, кто пренебрегает высшим велением…
Сколот молчал, насупив брови. Дорбатай продолжал, внимательно следя за вождем, словно проверяя действие своих заклятий:
– Об одном лишь умоляю вас, о боги! Отведите вашу кару от невинных людей, не коснитесь их вашим испепеляющим гневом! Если же гнев ваш неумолим, направьте его против того, кто повинен перед вами!
Из толпы кто-то громко крикнул:
– Отдай чужеземцев богам, Сколот! Отдай!
Толпа подхватила это требование. Отовсюду послышались возгласы:
– Отдай, Сколот!
– Боги гневаются!
– Отдай богам пришельцев!
– Послушай Дорбатая, Сколот!
– Отдай чужаков грозным богам!
Сколот медленно подошел к Дорбатаю и гневно заговорил:
– Вот каково твое примирение, Дорбатай! Ты снова сеешь раздор в народе! Хорошо! Ты не испугаешь меня своими заклинаниями, ибо я хорошо знаю им цену. Слушайте меня, отважные мои воины и охотники, слушай меня, народ сколотов! Я открою вам тайну Дорбатая, расскажу о его преступлениях. Слушайте…
Голос его неожиданно оборвался. Сколот поднял руку к горлу. Тяжелое удушье подступило к нему. Он раскрыл рот, разорвал ворот своей праздничной одежды, чувствуя, что задыхается…
Глаза старого вещуна радостно блеснули. Он завопил:
– Боги карают Сколота! Смотрите, воины и охотники, смотри, народ! Боги лишили Сколота речи! О суровые и грозные боги, покарайте отступника, но помилуйте невиновных! Боги, покарайте нарушителя священных обычаев, как покарали вы некогда отступников Анахарсиса и Скила!
Лицо Сколота побледнело. Затем на нем выступила зловещая синеватая тень. Вождь покачнулся, потом собрал последние силы и произнес:
– Подождите… сейчас… я скажу…
Но его слова заглушил победный возглас Дорбатая:
– Боги карают отступника Сколота! Грозные боги направили на него свой страшный гнев!
Скифы повскакивали с мест, но никто не отваживался приблизиться к возвышению, на котором лицом к лицу стояли два брата – два смертельных врага.
Еще раз попытался заговорить Сколот и снова не смог. Ноги его ослабели, старый вождь зашатался и упал на землю. Кто-то бросился к нему, чтобы помочь. Но властный окрик Дорбатая остановил их:
– Стойте, неразумные! Стойте, если не хотите, чтобы гнев божий пал и на вас! Не приближайтесь к отступнику, которого покарали боги!
Недвижимый Сколот лежал на ковре. Золотой шлем свалился с его седой головы. Руки раскинулись по земле, глаза закатились вверх.
– Он умирает, он умирает! – закричала Лида. – Что ж это будет, товарищи? Неужели нельзя ему помочь?..
На помощь вождю бросился Варкан. Его не остановили бы заклинания и угрозы старого вещуна, но он не в силах был пробиться сквозь плотное кольцо вооруженных кинжалами подручных вещуна, уже спешивших к телу Сколота. Да, все развивалось по заранее намеченному плану! Не успели друзья оглянуться, как уже были окружены вооруженными скифами; вместе с ними оказался и Варкан. Нечего было и думать о каком бы то ни было сопротивлении. Но друзья меньше всего были озабочены сейчас своей судьбой. Они с болью следили за агонией вождя. Вот еще раз вздрогнула грудь Сколота, беспомощно дернулись разметавшиеся руки… И все. Старый вождь умер.
– Что же теперь будет? – растерянно повторила Лида.
– Ничего не понимаю!.. Отчего умер Сколот? – спросил Дмитрий Борисович геолога.
– Дорбатай отравил его, – услышал он в ответ.
– Отравил?.. Когда?.. Как?..
– В золотом изображении совы, которое Дорбатай якобы нечаянно уронил в чашу вождя, был яд.
– Не может быть!
– Именно так и было. Сколот выпил отравленную оксюгалу. И Гартак знал об этом… Все было подстроено вещуном и его сообщниками… Да что говорить, посмотрите на них!
Поддерживаемый двумя помощниками вещуна, Гартак уже стоял на возвышении. Он дрожал от волнения, лицо его дергалось, глаза беспокойно бегали.
Знать и старейшины плотным кольцом окружили возвышение, не давая воинам и другим скифам приблизиться к телу покойного вождя. Артем заметил, что Гартак старается не глядеть в сторону мертвого отца.
– Негодяй! Отцеубийца! Мерзавец! – громко закричал юноша, грозя кулаком новоявленному вождю.
Должно быть, до Гартака донеслись слова Артема, так как он быстро взглянул в его сторону и сразу отвернулся. Непримиримая ненависть была в его взгляде, ненависть человека, который не успокоится, пока не отомстит…