— Не а'ф'хан и керак, и'Заранги, — вежливо заметил он.
Теперь все присутствующие могли заметить, что меч безупречен, вопреки мнению правителя. Кроме того, Голгрин показал, насколько Кхан неискусен с клинком.
Теперь уже каждый людоед в зале смог ощутить напряжение, возникшее между ними. Стихли крики, прекратились пари, остановилось веселье — все напряжённо ждали.
Заранг дёрнулся, его взгляд метался между капитаном стражи, стоящим у стены, и Голгрином.
Капитан, чей ранг отмечала красная перевязь на левом плече, с обнажённым мечом шагнул к малорослому эмиссару. Голгрин наблюдал за его приближением, не произнося ни слова. Грудь и череп людоеда украшали ритуальные шрамы, свидетельствующие о его принадлежности к одному из самых жестоких горских.
Они обменялись взглядами.
Как только мускулистый капитан подошёл к Голгрину вплотную, он взмахнул мечом и в один миг вернул клинок в ножны.
Тронный зал придушенно выдохнул.
Капитан чётким шагом приблизился к сундуку и взял брошенный туда клинок.
— Харок и'Джерилох ут Кир и'Голгрени! — уважительно объявил капитан стражи на весь зал и взмахнул мечом. — Кар оро?
— Ке! — ответил Голгрин.
Рассмеявшись, капитан перебросил свой собственный меч одному из часовых и поместил в ножны драгоценный стальной клинок из сундука, затем низко поклонился Великому Лорду и вернулся на своё место.
Из Заранга словно выпустили воздух — Великий Кхан сделал несколько шажков назад и рухнул на подушки, потом привстал, преувеличенно низко склонил голову и пролаял, показывая, что совсем не сердится на своего подданного:
— Ко хи, и'Джерилох ут Кир и'Голгрени! Ко и келута, Харго и Ланос и'Голгрени!
Сокращение титулов Голгрина не прошло незамеченным среди подданных.
Великий Лорд уважительно поклонился повелителю и щёлкнул пальцами. Его свита немедленно заторопилась к выходу, таща заключённых на цепях. На следующее утро всех их должны были ритуально казнить при большом стечении народа, а Заранг с Голгрином собирались стоять рядом, изображая живой пример благородного повелителя и его верного слуги.
Лорд подогнул ноги и присел на огромные подушки. Подскочивший слуга протянул ему трубку, но Голгрин жестом отказался. Красивая придворная дама придвинула ему с другой стороны поднос с вином, одновременно предлагая свои прелести, которые мог оценить только истинный людоед.
Голгрин принял кубок, позволяя глазам отразить небольшую заинтересованность в чаровнице; её муж, набив рот мясом, льстиво улыбнулся. На другой стороне возвышения Заранг яростно прокричал приказ, и погонщики быстро выпустили в круг бараки. Немедленно завязалась схватка; вновь зазвучали азартные выкрики.
Голгрин выбрал одну рептилию и милостиво поставил на неё монету. Множество придворных тотчас поступили так же, как он. Эльф выбрался из угла и снова принялся наигрывать мелодию, которая больше всего нравилась Великому Кхану.
Голгрин поглядывал то на схватку бараки, то на Заранга. Кхан ревел, поддерживая свою тварь, хлопал женщин по задам и жадно затягивался дымом грмина. За время боев он едва ли более двух раз посмотрел на своего Великого Лорда. Тем временем другие придворные постепенно перебирались на сторону Голгрина, беседовали на разные темы, заключали пари, и в конечном итоге Великий Кхан оказался почти в одиночестве, с упоением дымя своим грмином…
Он уже понимал, что перестал быть тем, кто реально управляет Керном…
Полночный рейд
В течение пяти дней ищейки Сахда, как двуногие, так и четырехлапые, чешуйчатые, прочёсывали пустынные земли в поисках беглых рабов, которые осмелились на небывалое нападение.
Внушающие страх отряды людоедов карабкались среди чёрных скал и острых камней, таща с собой трёх, а иногда и четырёх огромных мередрейков. В страхе перед яростью Сахда они проявляли чудеса выносливости, и не раз Фарос, Гром и Валун были на волосок от поимки.
Но на шестой день отряды начали уменьшаться, а затем облавы проводились уже без былого пыла. Три минотавра сидели в пещере, найденной Фаросом, которую людоеды, к счастью, так и не обнаружили, и обсуждали, почему это произошло.
— Хвала Саргасу! — Валун отбросил в сторону кость, из которой мастерил безделушку. — По какой бы ещё причине они могли прекратить поиски?
Фарос закатил глаза, не в силах продолжать этот беспредметный разговор. Неужели он когда-то был таким же наивным?
— Облав Сахда стало меньше потому, что он высчитал три возможных маршрута нашего движения, — сказал юноша раздражённо. — Ему понятно, что, скорее всего, мы прячемся где-то здесь, перебиваясь подножным кормом, а не пытаемся отправиться в долгий переход.
Минотавры гораздо выносливее других рас, но силы этих троих были на исходе, и если воды ещё хватало, то попытки раздобыть продовольствие чаще всего заканчивались неудачей. За последние дни они съели только несколько мелких ящериц, которых Гром сумел приготовить с травами, и раненого пятнистого стервятника, пойманного ночью. Голод терзал их, не улучшая настроения бывших рабов, и так ослабевших после каторжной работы на руднике.
— Или мы всё-таки двинулись к побережью, надеясь достичь империи, — фыркнул Фарос. — Сами понимаете, какой шанс добраться туда без карты и продовольствия, когда вокруг шныряют облавы.
Три дня назад они плутали в холмах, стараясь пробраться восточное и уйти от облав, когда наткнулись на двух мёртвых минотавров, точнее, на то, что от них осталось. Первые останки беглецы встретили у подножия холма, вторые — на вершине. Эти рабы явно заблудились и умерли от голода, пытаясь спастись от Сахда. Теперь их кости белели в пепле, а рогатые черепа служили молчаливым предостережением.
— Мы ещё можем вернуться в лагерь, — мрачно улыбнулся Фарос. — Просить прощения у Сахда. Там множество гнилой еды и работа, которая прикончит нас медленно. Ну, естественно, если мы не сдохнем после милых наказаний Сахда, который наверняка приготовит для нас что-то особенное.
— У надсмотрщиков с собой много еды, — проговорил Гром. — Мы можем напасть на них и отобрать её. Или хотя бы украсть.
— Что, снова сунемся, как в первый раз? — спросил Валун.
— Это была моя вина, — глухо произнёс Гром. — Я хотел бы иметь второй шанс.
Фарос посмотрел ему в глаза:
— Поздно ты заговорил! Сейчас мы либо достанем еды, либо умрём. Придётся красть или гибнуть. Поэтому мы вернёмся и заберём, столько пищи, сколько нам надо, а если погибнем, так давайте сделаем это смело и в бою!
— Надеюсь, Саргас сохранит нас, — прошептал Гром.
— Я тебе уже много раз говорил: забудь про Саргаса! Сами разберёмся со своими бедами! — Фарос выглянул из пещеры. — Скоро закат, не будем тратить впустую ещё один день. Я пойду осмотрю окрестности.
Гром и Валун вскочили, намереваясь пойти тоже. Фарос лишь покосился на них и пожал плечами. Три минотавра осторожно направились к лагерю, опасаясь дозорных, расставленных Сахдом на ближайших высотах. К ночи они подобрались достаточно близко, чтобы видеть то, что происходило за оградой.
Рабы возвращались с шахт, шатаясь от усталости, людоеды загоняли их в бараки, а сами шли в хижины и палатки. Наблюдая из-за небольшой гряды камней, беглецы ждали, пока окончательно стемнеет, когда до них донёсся хриплый клёкот — над лагерем закружили большие чёрные вороны.
Вороны. Самые жадные и нетерпеливые стервятники всегда слетались к месту пыток, назначенных Сахдом. Надсмотрщик взмахнул кнутом, вынуждая всех рабов наблюдать за его кровавым шоу…
От этих воспоминаний рот Фароса наполнился горечью. Он знаком показал остальным на маленький выступ утёса, где они будут в безопасности.
— Пригибайтесь ниже! — прошептал он, не спуская глаз со стервятников.
Фарос первым залез наверх, имея возможность осмотреть весь лагерь. Порыв ветра запорошил его глаза острыми песчинками, он быстро протёр глаза, но то, что он увидел с высоты, ему положительно не нравилось. Не зря стервятники могли засечь запах гниющего мяса с расстояния в несколько миль.
— Видишь? — спросил Сахд Фароса на своём ужасном общем. — Они научились! Теперь и ты научишься!
Многие из рудокопов трусливо упали на колени, другие с отвращением отворачивались…
Недалеко от того места, где расположились беглецы, были вбиты десять деревянных шестов. Десять отрубленных голов, насаженные на них, смотрели в том направлении, куда скрылись минотавры в ночь набега.
Старик, юнец, женщина — Сахд выбирал первых, попавшихся под руку. Фарос мог вообразить ликование, с которым людоеды поднимали на верёвках ужасные символы, он почти слышал их грубый демонический смех. Сахд не просто казнил, он глумился над расой минотавров в целом, ведь рога жертв были сломаны ударами молота.
Обламывание рогов было ужасным позором, во сто крат хуже смерти. Сахд посылал жертвы в загробный мир, лишив отличительного знака, по которому Первый Рогатый отберёт своих возлюбленных детей.
Рядом с десятью занятыми шестами стояло десять пустых как очевидное послание от главного надсмотрщика. Следующий налёт неминуемо должен был вызвать мгновенное заполнение «вакантных» мест.
— Что там? — осторожно прошептал Гром, лежащий ниже. — Что ты видишь?
— Ничего. — Фарос быстро пополз обратно. — Ждём до полной темноты, потом крадёмся в хижину с припасами.
Но, видно, что-то в поведении Фароса насторожило Грома, поэтому он неожиданно бросился вперёд и залез на место юноши.
— Фарос… — начал Валун.
— Рога Саргаса! — задохнулся Гром. Посмотрев на него, замершего на выступе, Фарос тихо прорычал:
— Почему бы тебе не заткнуться?!
Гром медленно вернулся, поражённый и молчаливый.
— Да что такое? — дёрнулся Валун. — Что вы там увидели?
Гром сдавленно поведал об увиденном. Валун молчал, слушая о сломанных рогах и мёртвых головах, нервно притрагиваясь к собственному уцелевшему рогу.
— И что теперь? Что делать?! — вскричал Гром.
— Почему бы тебе не поинтересоваться у Саргоннаса? — ядовито спросил Фарос. — Те несчастные теперь за пределами нашего мира, никто из смертных им уже не поможет.
— Ты заходишь слишком далеко, Фарос! Сахд приговорил их без всякого права на то…
Но Фарос, не обращая на него внимания, смотрел в небеса, затем резко бросил:
— Все ещё слишком светло. Скоро стемнеет, и людоеды улягутся спать… Так вы хотите есть или умереть?
Гром посмотрел на Валуна. Тот некоторое время изучал свои грязные ногти, затем кивнул. Тогда Гром тяжело вздохнул и тоже мотнул головой:
— Как скажешь, Фарос…
«Интересно, — подумал юноша, — если я уже не помышляю о мести за погибшую семью, то почему должен беспокоиться о двух обречённых рабах?»
Нога Валуна только начала заживать, поэтому он стоял на часах, осматривая окружающие скалы. Они договорились, что если однорогий минотавр заметит что-то опасное, то закричит голосом одной из ночных птиц, что жили выше в горах.
Сможет ли это помочь Фаросу и Грому, никто точно не мог бы сказать, и был только один способ это проверить. Раненая нога Валуна только замедлила бы их продвижение, поэтому Фарос специально изобрёл для него такое безопасное задание.
Первый осмотр показал, что стражу на постах удвоили, поэтому Фарос повёл Грома к старому каменному мосту, под которым текла река расплавленной лавы. Никакой минотавр не смог бы перепрыгнуть через этот багровый, в чёрных заплатках поток, а с другой стороны дежурили три людоеда с мередрейком. От реки шёл удушливый жар, долго находиться рядом с ней было невозможно. Минотавры мгновенно покрылись потом, мех свалялся и лип к телу. Гром недоумевал, какой хитрый план придумал Фарос и как им удастся пересечь эту преграду.
— И что теперь? — не выдержал он после того, как оба беглеца несколько минут молча изучали противоположный берег. От лавовой реки шёл неумолчный грохот, поэтому можно было не шептать, а говорить в полный голос.
— Я выманю часовых, а ты бери это. — Фарос сунул в руку Грому кинжал. — Будь готов ударить по моему сигналу.
— Но…
Однако Фарос уже поднялся во весь рост и вышел на открытое пространство. Как только людоеды заметили его, юноша зашатался, припадая на одну ногу, и начал лихорадочно оглядываться и вести себя, как будто тяжело ранен или сошёл с ума.
Двое стражей незамедлительно рванулись к нему, третий сдерживал мередрейка на цепи и медлил; на его плече болтался рог, которым он мог предупредить лагерь или остальные посты. Первый людоед стремительно вырвался вперёд. Фарос теперь просто извивался на земле, и Гром вынужден был признать, что у их предводителя неплохой актёрский талант. Юноша, словно только сейчас заметив людоеда, простёр к нему руку и хрипло закричал:
— Хтова! Хтова!
Людоед лишь радостно захохотал, услышав просьбу о воде на собственном языке, и лениво пнул минотавра в бок. Второй, увидев, что опасности нет, развернулся и замахал погонщику мередрейка — мол, все в порядке.
Гром весь подобрался, готовясь к атаке. Фарос по-прежнему увлечённо кривлялся, пока второй людоед грубо не пнул его дубиной под рёбра, приказывая встать. Но минотавр лишь заслонялся руками, громко завывая в страшных мучениях.
Третий страж что-то крикнул с моста, и людоед протянул шипастую дубину своему компаньону, очевидно, чтобы тот начал избивать Фароса всерьёз и заставил того подняться. В то же мгновение Фарос вывернулся как змея и выхватил оружие из расслабленной руки людоеда. Не успели оба стража опомниться, как минотавр коротко размахнулся и изо всей силы ударил людоеда по колену.
Кровь брызнула на Фароса, а огромный стражник, взвыв от страшной боли в перебитой ноге, не удержал равновесия и рухнул в огненный поток. Рокот лавы заглушил его крик, а Фарос, не вставая с земли, уже ударил обеими ногами второго стража. Пока тот поднимался, юноша нашёл взглядом Грома, заворожено наблюдавшего за схваткой, и указал на третьего стража.
Людоед с мередрейком оказался необычайно азартным существом; чувствуя себя в безопасности, он с интересом следил за схваткой напарника и Фароса, время от времени успокаивая дёргающуюся рептилию. Наконец он решил, что пора известить всех о поимке беглеца, и стянул с плеча рог.
Фарос встретил поднявшегося стража прямым ударом в челюсть. Раздался хруст костей, но и у минотавра заломило руку от боли.
В этот момент Гром выскочил на мост и понёсся гигантскими прыжками к третьему стражу. Тот заметил его слишком поздно и первым делом решил подать тревожный сигнал. Видя, что не успевает помешать ему, Гром изо всех сил метнул кинжал, метя в горло людоеда. К несчастью, клинок ударил тупой стороной, лишь заставив людоеда выронить рог и придушенно закашлять.
Мередрейк почувствовал, что цепь ослабла, и рванулся вперёд, правда, не к Грому, а к Фаросу. Фарос в этот момент уже прикончил второго стража и, вовремя услышав предостерегающий крик Грома, обернулся. Мередрейк бежал к нему как зелёная молния, жар лавы придавал рептилии скорость и реакцию.
Тогда Фарос, за время заключения неплохо изучивший повадки тварей, схватил меч одного из убитых стражей и точными ударами начал полосовать труп, лежащий перед ним. Затем он отступил в сторону и угрожающе нацелил меч на подлетевшего мередрейка. Тварь затормозила и, быстро оценив новую ситуацию, сделала такой выбор, на какой и рассчитывал минотавр: она предпочла много безопасного мяса охоте на опасную добычу. Оставив вечно голодную рептилию за своим страшным пиршеством, Фарос поспешил на помощь Грому.
Третий страж в этот момент отбросил минотавра в сторону и умудрился выхватить длинный кинжал.
— Ки а хиджа ф'хан, Урсув Суурт! — яростно вопил он.
Фарос попытался атаковать противника с ходу, но промахнулся, и ответный выпад людоеда достал его — кинжал оставил длинную рану на ноге, неглубокую, но болезненную. Тогда Фарос извернулся, нагнул голову и бросил себя вперёд, вонзив рога в грудь людоеду, а затем, ощутив, что удалось пронзить сердце врага, попытался оттолкнуть вздрогнувшее в агонии тело. Освободить рога сразу не получилось, и туша мертвеца потянула Фароса к земле.
Он рванулся, раз, другой…
С ужасным чавкающим звуком рога минотавра освободились. Фарос, тяжело дыша, посмотрел на труп людоеда, потом подтащил его к краю моста и скинул в реку.
Рука подбежавшего Грома легла на его плечо.
— Как ты? Твоя нога…
— Моя нога в порядке, а тебе не помешает двигаться быстрее в следующий раз!
Оба минотавра оглянулись на мередрейка, ничего не замечающего вокруг, кроме своего кровавого пира.
— А с ним как?
— Пусть жрёт. Когда закончит, уползёт под какую-нибудь скалу и завалится спать. Давай поспешим, думаю, нас никто не слышал. Бери себе дубину…
Фарос погладил добытый в бою меч. Он так давно не держал в руках настоящего оружия, что в последнем бою даже забыл о нём. Но с каждой минутой вес металла в руке наполнял минотавра уверенностью, заставляя вспоминать некогда отработанные до автоматизма приёмы.
— Припасы от нас совсем не далеко…
Гром оторвал взгляд от чавкающего мередрейка и, осенив себя знаком Саргоннаса, поспешил догнать Фароса. У них оставалось не так много времени — только до тех пор, пока новая стража не придёт сменить троицу у моста.
Вокруг лагеря прибавилось факелов, но осветить ими все пространство Сахд, конечно же, не мог. Впереди снова начали вырисовываться место пыток и диковинные устройства для мучений — Гром тяжело вздохнул и забормотал молитву. Фарос гневно покосился на него — неразумное поведение Грома выводило его из себя.
Внезапно тот повернулся и направился на восток. Юноша немедленно кинулся к нему и встряхнул за плечи:
— Ты что, опять за своё?!
— Прости меня, Фарос, — прошептал Гром, — но те головы на шестах… я должен что-то сделать! Это вопрос чести!
— Да о чём ты говоришь?!
Сын жреца тускло посмотрел сквозь Фароса:
— Иди к хижине, я встречу тебя там. Обо мне не беспокойся, я буду рисковать одни. Ведь рабы все ещё здесь, значит, другие десять умрут после нашего визита. Я должен дать им шанс освободиться!
— У нас нет времени на подобные глупости!
Гром вновь двинулся по направлению к рабским загонам. Фарос крепко стиснул рукоять меча, затем издал стон и кинулся вслед. Спина набожного минотавра отчётливо вырисовывалась перед ним — один удар, и это безумие кончится. Если он начнёт освобождать остальных рабов, они неминуемо погибнут, так лучше убить упрямца прямо сейчас.
Но Фарос размышлял слишком долго — Гром с занесённой дубиной был уже у самого загона и прицеливался по задвижке с цепями, запирающей на ночь низкие двери. Звук первого удара эхом разнёсся в ночи.
«Теперь останавливать его поздно, пусть делает, что хочет…» — отрешённо подумал Фарос.
Он вернулся назад, размышляя, сможет ли во время неразберихи и паники пробраться в хижину с припасами. Затем, сплюнув, кинулся обратно, к стуку и грохоту.
Грому удалось размолотить задвижку, но цепь никак не хотела поддаваться ударам дубины. Сын жреца яростно бил по ней снова и снова, только создавая бесполезный шум и тратя силы. Презрительно фыркнув, Фарос отшвырнул его в сторону и, вложив меч в ножны, принялся за дело сам. Он набросился на цепь с такой яростью, что у стоящего рядом Грома от изумления отвисла челюсть.
Изнутри загон трясли и раскачивали проснувшиеся рабы, умоляя не бросать их и довести дело до конца. Цепь не поддавалась, силы Фароса начали понемногу иссякать, но он бил и бил, впав в своеобразный транс. Наконец от последнего удара звенья не выдержали и разлетелись на куски, освобождая створки дверей.
Поток рабов едва не сшиб Фароса на землю, так много минотавров одновременно рванулось наружу. Некоторые со всех ног бросались в темноту, другие окружали Фароса с Громом и благодарили за освобождение.
— Бегите! — закричал юноша. — Бегите же, глупцы!
Теперь рабы порскнули во всех направлениях. Гром кричал им вслед, чтобы они поворачивали на юг, где можно верней всего выжить, но немногие слышали его.
Шары факелов, заплясавшие в темноте, известили о появлении первых встревоженных стражей. Фарос улыбнулся: пусть теперь побегают за всеми рабами сразу… Значит, время у них ещё есть.
— А другие загоны? — спросил Гром.
— Поздно… туда мы уже не успеем…
Гром не мог не согласиться — со всех сторон к загонам неслись надсмотрщики, несколько стражей кинулись проверять так нужные им припасы. Убедившись, что все цело, они побежали помогать остальным, оставив хижину без охраны. Вопли и крики неслись отовсюду, отражаясь эхом. Можно было только удивляться, как вообще эта бредовая затея Грома сработала…
Посматривая через плечо, Фарос заметил нескольких рабов, украдкой следовавших за ними, и немедленно подозвал их, чтоб Гром помог разломать цепи.
Добравшись до склада, юноша навалился на дверь и мощным ударом плеча вышиб её.
— Идите внутрь и наберите еды так много, сколько сможете унести, — приказал он.
Издалека все отчётливей доносился знакомый рёв — Сахд распекал всех налево и направо. Глаза Фароса ярко заблестели.
— Быстрее, быстрее, — подгонял Гром рабов, снующих внутрь и обратно. — Все, больше взять не можем, Фарос!
— Тогда быстрей отступаем в холмы!
Они пустились в обратный путь. Юноша нетерпеливо поглядывал по сторонам, в надежде встретить и убить ещё одного людоеда. Но выпущенные на свободу рабы создали слишком большой переполох, оттянув на себя основные силы надсмотрщиков. Никто так и не испытал на себе ярость его жаждущего крови меча.
— Шевелись, Фарос, не отставай!
Они пронеслись по мосту и быстро углубились в тёмные скалы, где чувствовали себя уже почти как дома. Шум в потревоженном лагере долго не стихал, но на этот раз Фарос ликовал — ему не только удалось опустошить кладовую Сахда, как и задумывалось, но и освободить рабов, которые скажут своё слово в общем беспорядке. Пусть их ждёт незавидная судьба, но всё, что для Фароса имело сейчас значение — новый удар по своему прежнему мучителю.
Он ещё вернётся в лагерь, теперь Фарос в этом не сомневался. Его целиком затопило страстное желание уничтожить Сахда, и юноша был намерен выполнить его, даже ценой собственной гибели или смерти всех, кто будет иметь достаточно глупости, чтобы последовать за ним…
Императрица и верховная жрица Нефера плыла через покои дворца, не обращая внимания на поклоны и комплименты встреченных придворных: в её глазах все эти подхалимы были лишь жалкими смертными оболочками, не стоящими даже её ногтя.
«Хорошо бы все они умерли, принеся мне дополнительную силу», — все чаще и чаще думалось ей.
За идущей жрицей вился длинный хвост призраков, невидимых для простых смертных. Призрачная свита смешивалась с живыми, но пролетала сквозь них без всякого труда. Может, иногда лакей или стражник вдруг начинали дрожать и оглядываться через плечо, но никто не знал, что их так напугало. Пламя факелов и люстр на её пути колебалось, ведь огонь гораздо чувствительнее живых существ.
Нефера с усмешкой смотрела на барельефы, изображавшие столетние пути императоров, их победы и поражения. Они, как и статуи чемпионов Арены, развлекали её не меньше, чем наивная лесть придворных. Никто из них, даже сидящий Амбеутин с секирой на коленях или её воинственный муженёк Хотак, не понимал истинного значения власти. Для них сила находится в мече или секире…
И только она, леди Нефера, после стольких лет постижения и молитв, знала истину!
Один из лизоблюдов мужа подошёл к ней и поклонился, но весьма сдержанно. Выражение лица капитана Дулба говорило о крайней почтительности, но жрица легко прочла в глубине глаз страх и недоверие. Тогда она так пристально посмотрел на него, обволакивая глубиной своих чёрных зрачков, что Дулб не сразу опомнился и смог собраться с мыслями:
— Ми… миледи, император будет очень доволен, что вы вернулись…
— Так мило с твоей стороны заметить это, — насмешливо бросила Нефера.
— Верю, что теперь вы будете чаще радовать нас своей красотой, — выдавил комплимент Дулб.
Вокруг Неферы призраки пришли в волнение, ощутив растущую враждебность офицера.
— Я тоже на это надеюсь. — Императрица, зашелестев платьем, двинулась мимо капитана, хорошо зная, что он будет сверлить её ненавидящим взглядом весь путь в зал планирования. Никто не сообщил Нефере, где сейчас находится император Хотак, да ей это и не было нужно — верховная жрица и так прекрасно это знала. Она вообще знала о дворце все.
Легионеры у дверей вытянулись и распахнули створки, и Нефера тихо вошла в зал как раз в тот момент, когда Куан Эс-Келкос, глава Торговой Лиги, грохотал:
— …и если бы вы могли обдумать своё решение снова, мой император! О своей стеснённости говорят во многих городах!
Хотак задумчиво склонился над одной из своих прекрасных карт, и Нефера увидела, как он подвинул длинным дубовым стеком фигурку раскрашенного воина из Митаса к берегам Ансалона.
— Я понимаю твоё беспокойство, мастер Куан, — произнёс Хотак. — Но мои адъютанты докладывают, что существующая норма налогов и военных заказов не накладывает слишком большой нагрузки на экономику края. А если это так… то, думаю, увеличение налога на десять процентов только подстегнёт торговцев!
Куан возмущённо всплеснул рукавами синей мантии, покосился на вошедшую Неферу, но продолжал, решительно тряхнув волосами, собранными в хвост
— Это верно, судостроители и кузнецы там опытные и умелые, но увеличение налогов разденет их до нитки! Через некоторое время нам нечего будет у них забрать, и тогда налоговая система рухнет или…
Швырнув стек на карту, Хотак подлетел к торговцу:
— Ерунда! Если бы Торговая Лига вела свои дела так же эффективно, как действуют мои легионы, вам нечего было бы бояться!
Глава торговцев, не уступавший в росте Хотаку, смело выдержал упрёк императора, лишь зазвенели золотые кольца в ушах.
— Мой император, я провёл двенадцать лет в Имперском флоте и могу сказать: в делах нашей Лиги существует не меньшая точность, чем у военных!
— Тогда не будем возвращаться больше к этому вопросу! Десять процентов начиная со следующего месяца.
Стоящие у стен младшие члены различных кланов Лиги ошеломлённо посмотрели друг на друга, с трудом сдерживая эмоции. Наблюдавшая со стороны Нефера тонко улыбнулась — её муж по-прежнему остаётся жёстким и непреклонным лидером.
Одна из женщин, одетая в белые и серые цвета Дома Араутинов, вовремя заметившая присутствие верховной жрицы, сориентировалась быстрее всех.
— Да будет так, как ты сказал, наш император! Прославим имя Хотака! — громко закричала она.
Остальные присоединились к восхвалению вразнобой, но Хотака это весьма тронуло. Император повернулся к адъютанту:
— Капитан Гар, проводи гостей в пиршественный зал и одари как следует, прежде чем они вернутся к своим патриархам. Я прощаюсь с вами, добрые граждане империи!
Выходившие торговцы устроили небольшую давку в дверях, но многие низко кланялись стоящей в стороне леди Нефере, некоторые, включая женщину из Араутинов, касались своей груди, осеняя себя знаком веры.
— Как только ты вошла, я почувствовал аромат лаванды, — пробормотал Хотак, воззрившись на жену единственным глазом. — Под его действием мне трудно сосредоточиться на делах…
— Я вижу, ты и так крепко держишь все в своих руках, муж мой.
Хотак гордо указал на карты, уставленные фигурками:
— Империя — моя всегдашняя головная боль, любовь моя. Новые колонии, новые шахты, расширение на материк… Мечта каждого правителя со времён Амбеутина. А сейчас пророчества Бога сбываются.
Нефера подошла ближе и посмотрела на карту.
— Бога, который не смог выполнить собственные обязательства. Расе минотавров будет лучше без него, как и тебе, с той поддержкой, которую я обеспечиваю.
Хотак испуганно дёрнулся, когда, повинуясь движению пальцев Неферы, золотой кораблик вместе с остальными пополз по карте на восток, устремившись в открытый океан.
— Бастиан, — многозначительно сказала она. — Это то место, где мой сын находится сейчас.
Хотак приник к фигуркам, изучая их новое расположение, словно надеялся разглядеть на палубе сына.
— Он не двинулся бы туда, если бы не имел на то веских причин.
— Два дня назад в эту же сторону проследовал корабль мятежников. — Повинуясь жесту Неферы, маленький чёрный кусочек дерева прополз по пустынной части Куранского океана. — А затем он исчез из поля моего зрения именно там, где сейчас Бастиан.
— Неужели?! Значит, Бастиан сумел найти место их главной базы! — Хотак ударил кулаком в ладонь. — Вот и конец Рахму и всему восстанию!
— Я не сказала этого. Рахму удалось уйти раньше.
Хотак покачал головой, не отрывая взгляда от золотой фигурки корабля:
— Бастиан никогда не подводил меня.
Нефера безучастно повернулась к карте Ансалона, вытянула палец, и жёлтая фигура эльфийского лучника, сидящего на дереве, быстро переместилась от края стола. Хотак держал её там, не в силах определить без донесений, где скрываются основные силы сопротивления Сильванести. Теперь фигурка находилась к северо-востоку от легендарного Щита.
— Кираты максимально подготовлены для боевых действий, — произнесла верховная жрица. — Пока они только наблюдают за наращиванием сил вокруг их лесов.
— А что там будет происходить, любовь моя? Щит падёт? Некий Галдар утверждает, что Мина говорила со своим Единым Богом, который заверил её, что будет именно так.
— Эта Мина… Не надо её недооценивать. За ней стоит весьма могущественная сила, пойми это.